Заключенный на воле

Глава 37 ▼▼▼

Свободные отказывались понимать. Здесь, в лесном полумраке, когда рядом стояли товарищи, только что одержавшие победу в бою, слова Лэннета казались совершенно неприемлемыми. Да, среди них были раненые, но их можно вылечить. Бойцы устали, но отдых восстановит их силы. Конечно, они скорбели по погибшим товарищам, но ведь в конечном итоге они победили. И сияние боевой славы притупляло боль потерь.

Но все же Лэннет сказал:

— Этасалоу намерен зажать нас в клещи — сверху, снизу и со всех сторон. Электромобили и грузовики будут выслеживать нас с воздуха. Патрули будут постоянно прочесывать горы. Те, кто сегодня побывал в бою, могут сказать вам: Легионеры намерены убивать и убивать, и их не волнует, останутся ли они сами в живых. Любой, у кого есть возможность — или ему кажется, что у него есть возможность, — сбежать, должен это сделать. Что касается остальных, то мы будем сражаться. Легион не желает иного выбора. А у нас иного выбора просто нет.

Это было окончательное утверждение.

Споры продолжались весь вечер и не закончились даже с наступлением темноты. Свободные собирались группами, парами или сидели поодиночке — но все они боролись с нерешительностью. Утром, когда поступили сообщения от ночных дозорных, выяснилось, что в восьми из двенадцати случаев подозрительные звуки оказывались шумом шагов людей, покидавших лагерь. Всеобщая перекличка выявила отсутствие тринадцати человек. Количество дезертиров породило много тревожных комментариев, так же как сам их уход.

Лэннет направился в подземный госпиталь. Нэн была там. Она сидела за маленьким столиком и пила чай. Она сменила одеяния Люмина на тускло-коричневые брюки и рубашку. На ногах у нее были высокие ботинки. Волосы Нэн были зачесаны назад. Она посмотрела на Лэннета со скрытым недовольством.

Ее красота подействовала на Лэннета, словно удар.

Он сел за стол напротив Нэн.

— Я недавно поговорил с Сулом. У него на Кулле есть семья. Кулл — это один из трех континентов Хайре. Люди там живут в основном в деревнях. Сул полагает, что сможет тайно переправить вас туда. Мы собираем группу. Это все образованные люди, способные оказать содействие подполью. Я хочу, чтобы вы отправились с ними. Думаю, что принцу тоже следует присоединиться к этой группе. Вы сможете уговорить его?

Прихлебывая чай, Нэн изучающе смотрела на Лэннета поверх края чашки.

— Вы на самом деле думаете, что мой дядя не сможет там выследить нас?

— Согласен, он никогда не оставит попыток сделать это. Но если вы останетесь здесь, то ему больше не придется искать.

— Будет только справедливо, если после всех неприятностей, которые я причинила ему, я смогу облегчить ему хотя бы эту задачу. Вы так не думаете?

Лэннет отвел взгляд, увидев на ее лице гримасу, которая должна была изображать насмешливую улыбку. Нэн безошибочно поняла его реакцию и гневно заявила:

— Вы утверждали, будто что-то знаете обо мне. Если так, то вы должны знать, почему я не смогу выжить на планете, находящейся под контролем моего дяди.

— Люди Сула помогут вам скрыться. Вы сможете получить новые документы, изменить внешность…

— Не пройдет и десяти лет, как вся планета будет единым разумом, единым сознанием. Здесь негде укрыться. — Нэн неловко поерзала на стуле. — И как бы то ни было, я не доверяю Сулу.

— Что? — от потрясения Лэннет произнес это во весь голос. — А вы хотя бы раз встречались с ним?

— Несомненно. Он пришел ко мне сразу после окончания вашего с ним разговора.

— Почему же вы не сказали мне? Почему позволили надеяться?

Последний вопрос поразил Нэн. Она побледнела.

— Я намеревалась сказать вам, но я хотела, чтобы вы сначала выслушали мои возражения. — И затем она вызывающе добавила: — И все же я ему не верю.

Лэннет вспомнил, в какую неистовую ярость пришел Сул, когда среди них обнаружился предатель, и покачал головой.

— Ты ошибаешься. Но я понимаю, чем это вызвано. Та же самая причина, по которой ты ошиблась во мне. Я не тот человек, каким был когда-то. Я это знаю. Они использовали меня. Я не знаю, что во мне осталось от меня прежнего. Но и ты тоже изменилась. Когда я знал тебя, ты хотела верить людям, верить в лучшее. Ты сильнее боялась причинить кому-нибудь боль, нежели испытать эту боль самой. Теперь это не так. Полагаю, что не могу винить в этом тебя. Я любил тебя, Нэн. Ты любила меня. Я чувствую себя так, как будто худшее из того, что могло случиться со мной, уже случилось. Оставайся, если хочешь. Я обещаю тебе одно: Этасалоу никогда не получит тебя, пока я жив и в силах предотвратить это.

Лэннет не ждал, что Нэн скажет ему хоть слово на прощание. Она действительно промолчала. Это было хорошо. Лэннет не хотел оборачиваться, чтобы она не увидела его лицо. В горле стоял ком, мешавший говорить.

Лэннет нашел принца Дафанила наверху. Тот как раз проводил тренировку по бою на мечах. Обнаженный по пояс, вспотевший, принц вихрем метался по площадке. Вызывая бойцов из строя, он показывал приемы то на одном, то на другом, сопровождая показ беглыми комментариями.

— Работайте ногами, — сказал Дафанил, легким танцевальным движением уходя из-под удара сверху. — Ноги так же важны, как руки.

Чтобы доказать это утверждение, он парировал следующий обманный удар клинком и одновременно пнул своего противника. Его нога остановилась в дюйме от колена опорной ноги Свободного. Дафанил опустил ногу и сделал шаг назад. Боец досадливо махнул рукой и криво улыбнулся принцу.

Дафанил похлопал его по плечу:

— Не надо вешать нос. Я просто один из лучших бойцов в империи. Теперь вам известны некоторые мои трюки. — Принц усмехнулся и только сейчас заметил Лэннета. Поручив другому бойцу вести тренировку, Дафанил подошел к Лэннету. Тот рассказал ему о предложении Сула.

Дафанил не проявил энтузиазма.

— А как насчет доктора Бахальт?

Лэннет помолчал в нерешительности. Принц Дафанил не произвел на него впечатления человека, который особо беспокоится о других. Как только Лэннет неохотно вымолвил: «Она отказывается уходить» — Дафанил резким тоном задал вопрос:

— Вас удивляет, что я спрашиваю о ней? Верно?

Лэннету больше сказали не сами слова, а тон, которым они были произнесены. Он сжал зубы. Дафанил смотрел на него и ждал. Наконец Лэннет пожал плечами.

— Я уже сказал ей. Могу сказать и вам. Я капитан Лэннет.

— А что говорил я? Вас действительно послал мой отец, не так ли? Зачем?

— Убить ее дядю.

Почти не осознавая своих действий, Лэннет коснулся рукой фальшивого шрама, словно бы описывая произошедшие с ним внешние изменения. Это было как бы безмолвное объяснение того, почему он здесь.

— Хороший план, — рассудительно кивнул Дафанил. — Вряд ли мой отец позволил бы, чтобы ему помешал кто-нибудь вроде того же Бетака. Кстати, это, случайно, не Бетак выдал вас во время того налета?

Лэннет хотел было ответить отрицательно, но затем передумал.

— Он не проявлял особого энтузиазма. И он знал все детали плана. Однако я не понимаю, что он мог бы надеяться выиграть от этого.

— Попробуйте взвесить ситуацию, в которой оказались вы сами, капитан. Могли ли вы два года назад представить, что будете делать то, чем вы занимались весь последний год? Разве ваши цели остались прежними? Известны ли они кому-либо другому?

Жаркий гнев душил Лэннета, так, что ему хотелось оттянуть ворот рубашки.

— Даже сыну императора не помешало бы научиться хорошим манерам, принц.

— Еще одно ложное предположение. — Дафанил легкомысленно покачался на носках. — И не расходуйте зря свой гнев. Ничто из того, что вы скажете или сделаете, не может задеть меня, если я сам того не захочу. Соотношение нашего общественного статуса препятствует этому.

— Невыносимый… — Лэннет умолк, не договорив фразу.

Дафанил согласно кивнул:

— Это моя прерогатива. И я не прочь насладиться ею. Вы собираетесь сказать своим друзьям Свободным, кто вы такой на самом деле?

— Нет.

— Отлично. Значит, это будет нашей тайной. Вашей, моей, доктора Бахальт — которая в это не верит — и этого мерзавца Марда.

— Кого?

— Ага. Я снова застал вас врасплох. Оказывается, это так просто сделать. Однако сознаюсь, что я всего лишь строил предположения. Он мне ничего не сказал.

— Он вообще почти ничего не говорил с тех пор, как мы притащили его сюда. Все ныл насчет того, что его не устраивает еда и отведенная ему камера. Почему вы считаете, будто он знает?..

— Когда он удерживал нас во время вашего налета, он уделял гораздо больше внимания доктору Бахальт, чем мне. Он предполагал, что командор Этасалоу — мелкий мерзкий паразит — намного больше интересуется ею, нежели мною. И, конечно же, доктор Бахальт без конца рассказывала о великолепном капитане Лэннете. До тех пор, пока у меня хватало терпения слушать. Я нахожу, что все романтические отношения — это такая банальщина! Исходя из того немногого, что я знаю о вашем прошлом, а также из близкого знакомства с интригами моего папаши, я мог с большой долей вероятности предположить, что таинственным бойцом-Свободным с Атика вполне можете оказаться именно вы. И кто еще мог придавать больше значения обычной докторше, нежели мне?

— Я могу назвать множество имен, начав с любой точки галактики и двигаясь в любом направлении, — ответил Лэннет. — И так повсюду, ваше высочество.

— И снова вы зря тратите на меня свой гнев. Никто не упоминал, что вы медленно усваиваете уроки. Что вы намерены делать с Мардом?

— Поговорить с ним. Попытаться узнать об Этасалоу побольше.

— Убейте его. Если существует способ причинить неприятности, он обязательно это сделает. Избавьтесь от него. К тому же вам нечего узнавать об Этасалоу. Все, что нужно о нем знать, вы уже сказали сами: он намерен нас уничтожить.

— Вы так спокойно это восприняли…

И вновь Лэннету представился случай заглянуть под маску, за которой Дафанил постоянно прятал свои подлинные эмоции.

— Некоторые относятся к смерти скорее с любопытством, нежели со страхом. Ваш гнев и ваше мнение обо мне меня ничуть не затрагивают.

Лэннет проглотил резкий ответ, просившийся на язык.

— Кажется, вам удалось хорошо поладить с нашими бойцами. Обычно мы сражаемся группами из трех человек — тройками. Три тройки и лидер составляют отделение. Три отделения при полном снаряжении плюс взводный составляют взвод. Это наша основная тактическая единица. Если вы собираетесь остаться с нами и сражаться, то не хотели бы вы возглавить один из взводов?

— Да, хотел бы. Битва лицом к лицу с противником — это лучшее применение, какое я могу найти для себя. — Дафанил ухмыльнулся, глядя на Лэннета. — Нет, ну какой же вы хитрый ублюдок! Я, который в один прекрасный день должен был бы стать императором, теперь благодарю вас за то, что вы позволяете мне погибнуть во главе одного вашего крошечного взвода. Неудивительно, что мой отец так высоко ценил вас.

Лэннет отсалютовал принцу:

— Мы, ублюдки, должны держаться вместе.

Дафанил хмыкнул ему вслед.

Сразу после этого разговора Лэннет приказал привести из подземной камеры Марда. Мард щурился на яркий дневной свет, кланялся, кивал и нерешительно протягивал руку, словно намереваясь коснуться Лэннета. Лэннет почему-то подумал о брошенной всеми собаке.

— Для вас нет никакого проку в том, что я нахожусь здесь, — проныл Мард. — Отпустите меня. Я скажу Этасалоу, что вы для него слишком сильны. Тогда он решит вести с вами переговоры. — Мард качнул головой из стороны в сторону. — Я умею говорить очень убедительно. Он подумает, что здесь вас целые тысячи. Я могу сказать ему…

— Не будьте глупцом. Вы попадете прямиком в его лабораторию. Он знает, что вы ответственны за похищение его племянницы и принца.

Мард застонал.

— Тогда доктор Ренала. Она представляет Люмин. Меня послала сюда Солнцедарительница. Доктор Ренала защитит меня. Отпустите меня, я пойду к ней.

— Зачем Солнцедарительница послала вас сюда?

Мард обдумал вопрос и беспомощно развел руками.

— Она хотела, чтобы я убил Этасалоу. Она сошла с ума. У меня не было ни единого шанса.

Лэннет улыбнулся. Эта улыбка оскорбила Марда, и он выплеснул наружу все свои чувства:

— Вы думаете, что я трус, потому что я хочу жить! Вы все — такие заносчивые, такие смелые, такие гордые! А в душе вы так же боитесь, как я. Я просто честен и не боюсь признаться в своем страхе, вот и все! Выпустите меня отсюда. Позвольте мне вернуться к Люмину.

— Вы угрожали перерезать горло Нэн Бахальт. Я хочу, чтобы вы находились там, где я могу видеть вас. — Приставив к спине Марда обнаженный меч, Лэннет провел его через весь лагерь к пушке. Потребовав метлиновую веревку, капитан приказал, чтобы Марда привязали за правое запястье к передней части станины. Затем Лэннет заявил:

— Теперь вы — часть орудия. Когда его будут передвигать, вы будете помогать нести его.

Мард взвыл и дернулся. Метлин глубоко врезался в его запястье. Мард перестал рваться и принялся громко требовать своего освобождения. К нему подошел невысокий тощий повстанец и сказал:

— Если бы нашему командиру не пришлось разбираться с тобой во Дворе, некоторые из моих товарищей остались бы живы. Если ты ухитришься освободиться, то кое-кто из нас уже будет поджидать тебя. — Свободный обернулся к Лэннету и усмехнулся. — Присмотреть, чтобы он не сбежал?

— Присмотрите, — кивнул Лэннет. — Пусть доживет до настоящего суда.

Улыбка повстанца исчезла. Он посмотрел прямо в глаза Лэннету.

— Правосудие для всех, да?

— Именно так, — отозвался Лэннет, принимая вызов. Свободный, скривив губы в подобии улыбки, вернулся к своему подразделению.

Вскоре после этого над их головами пролетел первый электромобиль. Трей запрыгнула на сиденье наводчика орудия. Реталла, старавшийся держаться поближе к ней, взял на себя работу заряжающего. Лэннет крикнул Трей, чтобы она оставалась в укрытии и не открывала огня. Подбежав к ней, он объяснил:

— Нам надо сохранить снаряды для электрогрузовиков. В электромобиль могут поместиться шесть человек, грузовик вмещает в пять раз больше. На Хайре есть еще три пушки. Должно быть, сейчас они уже в руках Этасалоу, если подпольщики не сумели повредить их. Вы — наша сила, Трей. Оберегайте пушку. От чего бы то ни было.

На следующее утро одинокий воздушный шпион Свободных засек первое массовое перемещение Легиона Этасалоу.

Пешие колонны вышли с тренировочных баз. Впереди и по бокам летели электромобили. Далеко сзади в хвосте каждой колонны тащились электрогрузовики. Лэннет предположил, что они везут оборудование и бойцов резерва. Его подозрения подтвердились, когда колонны остановились на дневной привал. Грузовики приземлились по периметру, выгрузили свежих людей и строительные материалы и вернулись на базу, увозя усталых после утреннего марш-броска Легионеров. К наступлению ночи лагерь Легионеров был окопан рвом и окружен частоколом высотой по плечи взрослому человеку.

Передвигаясь под покровом ночной темноты, Свободные еще до рассвета окружили западную базу. За полчаса до побудки они нанесли удар.

Лэннет не сомневался, что Легионеры были равнодушны к тому, о чем беспокоились обычные люди. Но он знал и о том, что без основного инстинкта к выживанию они оказались бы просто самоубийцами и были бы бесполезны в качестве бойцов. Лэннет видел, что солдаты, попавшие в засаду на дороге, без особых проблем справились с потрясением, вызванным неожиданностью. Однако он считал, что при наличии некоторых условий подобную реакцию можно отчасти предотвратить. Лэннету хотелось бы знать, какими именно должны быть эти условия.

Взрыв пробил брешь в ограде базы. Свободные ворвались в еще дымящийся пролом.

В течение первых нескольких минут заложенные в сознание Легионеров инструкции Этасалоу боролись с инстинктом выживания. Бойцы-Свободные в ужасе смотрели, как некоторые Легионеры выскакивали из палаток и с криками падали на землю. Их переделанные мозги были не в силах совладать с неожиданным конфликтом потребностей. Нормальных людей в подобных обстоятельствах охватила бы паника. У Легионеров это превратилось в ментальную перегрузку, и сознание просто не выдержало.

Однако большая часть их быстро пришла в себя. Свободные прорубили себе путь к центру лагеря сквозь неорганизованное сопротивление Легионеров. По дороге они швыряли бомбы в припаркованные группы электромобилей и электрогрузовиков, в склады боеприпасов и в здания. Когда база от края до края оказалась охвачена огнем, повстанцы бегом отступили, унося своих убитых и раненых. Через несколько минут они уже были под надежным покровом хайренского леса. Здесь они перешли на быстрый шаг и продвигались вперед, не обращая внимания на сердитый вой электромобилей и тонкий свист воздушных шпионов. Небольшие группы из нескольких человек то и дело отставали, устанавливая ловушки, а затем вновь присоединялись к основному отряду.

Некоторое время спустя появились электрогрузовики. Лэннет предположил, что они прилетели из другого тренировочного лагеря. Рычащие аппараты зависли над горными вершинами. Легионеры горохом посыпались на землю. Несколько минут спустя взрыв разметал огромные деревья, расчистив большую посадочную площадку. На нее приземлились электрогрузовики. Солдаты, выгрузившиеся из них, принялись за поиски повстанцев.

Свободные похоронили своих убитых, затем отправились дальше.

Именно по такому образцу и велась в дальнейшем Марноффарская война. Начиная с этой минуты, боевые действия не прекращались ни на миг.

Три дня спустя после налета Свободных на тренировочную базу две колонны Легионеров, подавив сопротивление повстанцев, подошли вплотную к подземному убежищу. Свободным пришлось отступить. Теперь они оказались слишком далеко от укрепленных позиций Этасалоу и не могли больше наносить по ним удары. Однако они продолжали бесстрашно нападать на колонны противника. Атакуя, отступая, устраивая ловушки на всех возможных путях передвижения, Свободные убивали Легионеров. За каждого убитого повстанца Легионеры расплачивались пятью, семью, а иногда и двадцатью жизнями.

Но Легион восполнял свои потери.

Было принято вынужденное решение задействовать пушку. Трей никогда не промахивалась. Однако каждый выстрел приносил горькие последствия — вся местность почти немедленно оказывалась наводнена Легионерами. У Этасалоу тоже была пушка. Пытаясь отыскать и уничтожить орудие Свободных, Легионеры палили в каждый подозрительный предмет. Пока что они промахивались, как минимум, на целую милю. Однако иногда их выстрелы попадали по пехоте Свободных, несших огромные потери. Расплата за выстрелы из пушки была тяжелой.

Еще через несколько дней войны бойцы-Свободные принесли ужасное, не поддающееся осознанию сообщение. Им удалось опознать убитых Легионеров с ужасными ранами, казавшимися попросту увечьями. И все же было заметно, что недавно их лечили. Присоединившиеся к Свободным Помощники узнали в этих Легионерах людей из своих бывших подразделений. Дикая ярость охватила Свободных. Эти раненые стали для них символом того, что ждет их народ. Всем хайренцам предстоит стать марионетками Этасалоу. Если марионетки ломаются, их чинят, используют, а затем выбрасывают. После этого сражения стали жестокими, как никогда прежде.

Много раз Лэннет спрашивал себя, не успел ли Этасалоу уже переделать и его бойцов.

И все же Свободных медленно, но неизбежно оттесняли к оконечности полуострова.

Однажды утром, после двадцатичетырехчасового марша, а точнее — бегства из готового сомкнуться кольца окружения, Лэннет проснулся на склоне холма, смотрящем на юг. И сразу увидел, что между ним и морем нет больше горных хребтов. Лэннет быстро поднялся на ноги. Небо было чистым, солнце — ярким, но, несмотря на это, Лэннет чувствовал, что день будет тяжелым. Как обычно во время отступления, Лэннет достал из рюкзака маленький тазик и вымылся, насколько ему позволял ограниченный водный паек. Потом сбрил керьяговым ножом щетину и подровнял волосы, падавшие на уши.

Лэннет уже намеревался позавтракать, когда увидел Джарку, вокруг которого хлопотала Нэн. Хайренец сидел на складном стуле возле рваной госпитальной палатки. Лэннет свернул со своего пути и направился к ним.

Увидев Лэннета, Нэн с возмущением обрушилась на него:

— Этот дурень тянул всю ночь, прежде чем обратиться за помощью!

Лэннет осмотрел рану.

— Выглядит чистой. И я бы сказал, хорошо залатанной.

Нэн кипела от злости:

— Дело не в этом! В рану могла попасть инфекция. Он должен был немедленно обратиться ко мне!

Джарка, уже измученный ее упреками, сказал Лэннету:

— Я ей говорил — мы обеспечивали прикрытие с тыла. — Он повернулся к Нэн: — Я был занят.

Затем, почти без всякой паузы, Джарка вновь обратился к Лэннету. Однако при этом он не смотрел на него. Казалось, он смотрит прямо сквозь Лэннета. Голос Джарки был отстраненным и задумчивым:

— Вы ведь не знаете, какой сегодня день, верно?

Перемена в выражении лица и голосе Джарки была такой внезапной и разительной, что Лэннет даже не знал, что отвечать.

— День?

Джарка словно не слышал его.

— Вы знаете, что моя двоюродная сестра входит в Хайренскую Культурную Братскую Группу?

— Я этого не знал. Сегодня у нее день рождения? — Лэннет оглянулся на Нэн. Та неохотно кивнула.

Джарка продолжал говорить, глядя теперь уже на море:

— Она очень симпатичная девушка, таких нечасто встретишь. И очень добрая. Мы все переживали, когда она уезжала: три года — это долгий срок. Но мы все же гордились ею. Она обещала стать блестящим музыкантом. — Он так резко повернулся к Лэннету, что тот вздрогнул и отступил на шаг. Джарка этого даже не заметил. Его глаза были полны слез. И по щекам тоже катились слезы. — Их часть КБГ должна была прилететь домой вчера. И теперь она тоже в этом аду, вместе со всеми нами.

Лэннет и Нэн переглянулись. Лэннет сказал:

— Быть может, император задержал их на Атике. Он знает, что тут небезопасно.

Джарка выдавил улыбку:

— Хотел бы я надеяться на это. — Со смехом, таким же фальшивым, как его улыбка, он встал, собираясь уйти. — Ладно, надо поесть, пока еще тихо.

Помолчав несколько секунд, Лэннет произнес:

— Полагаю, мы все хотели бы надеяться на что-нибудь, верно?

Нэн занялась уборкой. Кивнув головой, на море, расстилающееся за ее спиной, она промолвила:

— Нам теперь некуда больше бежать.

Выпрямившись, она оказалась лицом к лицу с Лэннетом, на расстоянии вытянутой руки. И вновь Лэннет увидел, как то же самое тревожное, вопросительное выражение коснулось тенью ее ярких карих глаз, полных губ, изогнутых бровей. И точно как прежде сердце Лэннета твердило ему, что он действительно видел это. А его рассудок говорил, что все это мечты, обычная дрожь усталости, которую он хотел бы принять за подтверждение… чего? Лэннет едва расслышал слова Нэн:

— Вы — хороший командир. Что бы ни случилось, все мы будем гордиться вами.

Лэннет хотел было поблагодарить ее, но передумал. С его губ сорвались совсем иные слова:

— Я хочу, чтобы ты знала — я сожалею о том, что происходит здесь… о том, что произойдет. Однако я не сожалею о нас. Я хочу сказать — мне не жаль, что мы были рядом. Это было славное время. Я знаю, что мы оказались здесь, потому что я есть тот, кто я есть. От этого мне больно. Но все остальное — быть рядом с тобой, видеть, верить… это лучшее, что я изведал в жизни. Я хотел сказать это тебе.

Нэн поднялась, отряхивая брюки. Взгляд, брошенный ею на Лэннета, был столь же безразличен, как небо над головой. Лэннет не пытался как-то истолковать этот взгляд. Небрежно помахав рукой, он развернулся и пошел прочь. Нужно было заняться делом.

За целые сутки Свободные ни разу не столкнулись с противником. Казалось, что Легион так же отчаянно нуждается в отдыхе, как повстанцы. В ту ночь Лэннет несколько раз просыпался, как обычно, и вглядывался в темноту сквозь очки ночного видения, прислушивался, принюхивался. Ничто не нарушало тишину. Однако дурные предчувствия становились все сильнее. Более того, всякий раз, просыпаясь, Лэннет не мог отделаться от двух мыслей. Он думал о двоюродной сестре Джарки, музыкантше из КБГ. И всякий раз, вспоминая об этой девушке, Лэннет принимался гадать, не вызвано ли это затишье тем, что Этасалоу празднует прибытие новой партии живого материала для его лабораторий. Другая, куда более навязчивая мысль, была связана с Нэн и полном отсутствием интереса с ее стороны к утренним заявлениям Лэннета. Когда Лэннет вспоминал ее безразличный взгляд, то ловил себя на раздумьях о том, почему ему еще не все равно, что принесет завтрашний день.