Заключенный на воле

Глава 11 ▼▼▼

Этасалоу был приятно удивлен уровнем мастерства сражающихся. Он решил, что следует вынести благодарность майору Изначальной гвардии, отвечающему за тренировки.

И тем не менее, командор нахмурился, когда один из стражников применил совершенно нестандартный защитный прием и тут же перешел в атаку, едва не убив противника. Второй боец вскрикнул от боли — острие меча располосовало ему шею. Но неудовольствие Этасалоу было вызвано не рискованным приемом и даже не тем, что один из стражников получил ранение. Его обеспокоило то неприятное открытие, что двое хайренцев, до недавнего времени не знавших, с какой стороны берутся за меч, оказались теперь превосходными бойцами. А не окажется ли в таком случае, что оптимистически поименованная Свободная Хайренская Армия тоже куда более искусна, чем предполагалось?

Тут внимание командора привлек еще один ловкий прием. Стражник, уступавший противнику в росте, — тот самый, который только что был ранен в шею, — нырнул под удар и неуклюже, но быстро ринулся вперед. Оказавшись под мечом противника, он рванулся вверх, используя свою голову как таран. Высокий стражник отклонился, согнув руку, и тем отчасти смягчил удар. Но все же удар этот оказался достаточно сильным, чтобы стражник потерял равновесие. Падая, он попытался на возвратном движении нанести рубящий удар. Второй стражник вынужден был его парировать, но, поскольку удар получился слабым, он не помешал ему продолжать атаку. Стражник взмахнул мечом, добавляя скорости, и обрушил его на руку врага.

Раздавшийся при этом звук мог обмануть неопытного наблюдателя. Хруст нескольких костей прозвучал приглушенно и совершенно не впечатляюще. Точно так же был едва слышен и свист отточенного лезвия, рассекающего мышцы. Меч высокого стражника описал в воздухе дугу, сверкая и вращаясь на лету. Мгновением раньше на землю шлепнулась кисть и предплечье. Все еще оглушенный предыдущим ударом, высокий стражник запутался в собственных ногах. Он упал навзничь, потом с трудом сел. Еще не в силах поверить в случившееся, он схватился за руку чуть ниже локтя — там, где она теперь заканчивалась. Лицо его исказилось, и он попытался зажать рану, из которой хлестала кровь.

Остальные стражники оставались недвижны. Когда Уллас, самозабвенно следивший за поединком, на мгновение отвлекся, он заметил их несокрушимое спокойствие. И тут его радостное возбуждение омрачил укол страха. До советника дошло то, чего он до этого момента не осознавал: звуки боя были неправильными. Если не считать единственного вскрика боли и изредка раздающихся хрипов и стонов сражающихся, все вокруг окутывала неестественная тишина.

Что-то зашевелилось в подсознании Улласа — панический ужас, не поддающийся определению. Внезапно советник испугался этих существ — людей и в то же время нелюдей — и тайны, которая преобразила их.

Но он жаждал власти. «Разум. Контроль надо всеми разумами».

Так почему же он дрожит от страха?

Беспокойные размышления Улласа нарушил неожиданный поступок Этасалоу. Совершенно игнорируя пожелание советника — чтобы бой закончился смертью одного из участников, — Этасалоу приказал победителю отойти от побежденного. Но на этом он не остановился, а продолжал выкрикивать приказы: послал гонца за медиками и велел прихватить лед, пластиковый пакет и все необходимые инструменты. Гонец только-только понесся исполнять поручение, а Этасалоу уже вытащил из брюк раненого ремень, чтобы наложить жгут. Начал он его накладывать сам, а закончить велел тому стражнику, который и нанес рану.

Уллас не обратил внимания на это мгновенное превращение безжалостного убийцы в заботливого целителя. Когда к советнику вернулась способность нормально мыслить, он набросился на Этасалоу:

— Вы остановили их! Вы говорили мне, что они будут драться насмерть! Эти преступники… эти подонки…

Короткая тирада завершилась энергичным взмахом руки. А потом советник потянулся к микрофону.

— Советник, я говорил о смерти… ну, чисто формально, — примирительно сказал Этасалоу. — А этого человека я сохранил, чтобы показать вам, насколько эффективно действует наш медперсонал. Вы уже увидели, что эти люди полностью готовы умереть ради вас — даже ради того, чтобы позабавить вас, в буквальном смысле слова. И тем не менее, они остаются людьми и потому действуют лучше, когда внедренным установкам не приходится преодолевать инстинкт выживания. Это превосходная возможность продемонстрировать вам, как мы усиливаем их стремление служить вам.

Часто моргая и пошевеливая пальцами, Уллас обдумывал слова командора. Постепенно его рука отодвинулась от микрофона. Советник взглянул через плечо на парящие в воздухе электромобили, потом смерил Этасалоу взглядом водянистых глаз. Этасалоу подумал про себя, что лицо советника вообще лишено какого бы то ни было выражения. И все же он чувствовал, что Уллас сожалеет о том, что не может сейчас спустить с привязи своих Помощников. Уллас обратился к Этасалоу:

— Посмотрим, командор. Я не забуду этого инцидента. Слово, данное мне, — это вам не пустой звук. А теперь показывайте, ради чего вы решились оскорбить меня.

Этасалоу повел советника прямиком в лабораторию.

Как только они вступили в сверкающий белый мир, Этасалоу ощутил подъем духа. Он наслаждался вниманием своих техников и совершенной красотой своей империи.

Да. Это — корни империи. Более того. Это то, что сделает его равным богам.

Нетерпеливое бормотание Улласа заставило командора вернуться к настоящему. Он подвел своего гостя к черной колонне высотой чуть больше четырех футов и с основанием в два квадратных фута. Легкий щелчок выключателя привел в действие головидеоэкран. Внутри колонны обнаружился человеческий мозг, словно висящий в воздухе.

Подав знак техникам, Этасалоу принялся объяснять:

— Объем человеческого мозга приблизительно равен одной кварте, советник. Вот из этого-то небольшого, но важного комка плоти и исходит все, что нам известно о красоте, низости, мудрости, глупости и прочих общих понятиях. Позвольте мне теперь намекнуть о значительности того, что я вкладываю в наш союз. Под моим руководством эти ученые установили, что сто биллионов нейронов мозга взаимодействуют друг с другом через сто триллионов синаптических связей. Умножьте теперь это на возможность существования сильных и слабых синапсов, равно как и на другие проявления силы и слабости. Представляете себе это безграничное количество?

— Вы заявляли, что способны контролировать человеческое сознание, — бесстрастно откликнулся Уллас. — Арифметика меня не интересует.

— Это поможет оценить достижения, если…

Этасалоу не договорил. Уллас весьма рассеянно разглядывал размещенный в колонне пульсирующий мозг. Подавив приступ раздражения, Этасалоу предпринял еще одну попытку.

— Мы пока что не можем создавать мысли. Пока что. Но зато нам под силу проследить некоторые — не все — синаптические связи.

Командор прикоснулся к другому выключателю. Десятки головидеоэкранов, укрепленных на стене, разом вспыхнули, и на них появился ряд последовательных изображений: результатов послойного электронного сканирования мозга.

— Мы помещаем перестраиваемых кандидатов в определенные стимулирующие ситуации. Мы используем для этого наркотики, гипноз, фильмы и подлинные события, порождающие мысленный отклик. Мозг вполне можно обмануть при помощи произвольно вызванных образов.

Еще один щелчок выключателя, и картинки на экранах внезапно ожили. На некоторых из них возникло и заметалось некое подобие искр. Другие же остались неподвижными. Этасалоу продолжал:

— Этот мозг был изучен в тот момент, когда его загипнотизированный владелец был уверен, что видит смерть своего друга. А теперь, взгляните вот на это.

Еще один щелчок. Экраны по-прежнему изображали те же самые части мозга. Этасалоу быстро указал на другие области.

— Вот это — реакция того же самого человека, все еще находящегося под гипнозом, на ту же самую сцену. Однако реакция изменилась — здесь, здесь и вот здесь, — и мы получили сильный отклик вот в этой секции, которая прежде вообще не была задействована. Различие очень простое: в первом случае смерть не была ничем приукрашена, а во втором субъекту сказали, что его друг умирает с честью и славой, за дело, которому он предан всем сердцем.

Прервавшись на миг, командор оценивающе взглянул на Улласа, ожидая увидеть на его лице благоговейный страх и восхищение. Вместо этого оказалось, что Уллас вообще отвернулся от экранов. Советник озирал лабораторию с видом человека, терзаемого скукой.

Этасалоу заставил себя вернуться к объяснениям. На лице его при этом невольно возникло выражение, какое бывает у мелкого торговца, предпринимающего последнюю попытку все-таки всучить покупателю товар.

— А вот абсолютное доказательство достижений нашей команды, советник. Если вы на минутку взглянете на этот экран… Пожалуйста.

Уллас неспешно соизволил выполнить просьбу командора. Этасалоу едва сдержался, чтобы не заскрежетать зубами.

— Вот это — гипокамп. На этой картинке красная область указывает на усиление кровотока. Это говорит нам, что субъект о чем-то вспоминает. В данном конкретном случае он вспоминает искусственно вызванное событие, созданное нами. Теперь — это важно, — обратите, пожалуйста, внимание на височные доли, которые также задействованы. Видите? Вот здесь и здесь. Отлично.

Этасалоу еще раз прикоснулся к переключателю экранов. Появившаяся картинка на первый взгляд казалась точно такой же.

— Вот это — мозг того же самого субъекта, исследованный после сеанса обычного гипноза. Мои техники создали у субъекта то же самое «воспоминание». Но видите, что произошло? В данный момент субъект отчетливо «помнит» о событии, о котором его расспрашивают. Но он лжет. Не намеренно, конечно. Он говорит именно то, что ему задано «помнить». Его мозг знает, что это не является правдой. Посмотрите: гипокамп так же активен, как прежде. А теперь посмотрите на височные доли. Они полностью бездействуют.

Захваченный волшебством этого достижения, Этасалоу раскинул руки, словно желая заключить экран в объятия.

— Мы создаем безукоризненные воспоминания. Даже мозг субъекта не в силах распознать отличия.

Уллас подергал себя за ухо.

— Любопытно. А для чего это нужно?

— Затем, советник, чтобы ввести эти сведения в компьютерный банк данных. Мы фиксируем все результаты. И сегодня мы можем с достаточной точностью воспроизвести любую выбранную нами схему. Мы создаем расу людей, которые будут стремиться жить в полном соответствии с любыми обстоятельствами, предписанными их лидерами. Перестроенные люди, готовые сражаться друг с другом по вашему приказу, были преобразованы таким образом, что теперь высшая радость для них — это повиновение вам.

Повернувшись спиной к стене с экранами, Уллас заявил:

— Это долг каждого жителя Хайре: верить, что его величайшая радость заключается в повиновении мне, командор. Судя по данному вами описанию конечного результата, полученного с такими затратами, ваша технология — не более чем вспомогательное средство для корректирования поведения и обеспечения должной дисциплины. Эти люди дрались друг с другом потому, что знали, что в противном случае я велел бы их казнить. При всем своем почтении к Люмину и к знаниям, которыми снабжает нас религия, я вижу, что это — всего лишь научная технология для выработки правильного поведения. Можно назвать его верностью.

— Мои войска никогда не станут выражать недовольства. Или увиливать от своих обязанностей. Или бунтовать.

Последнее утверждение страдало излишней категоричностью, но Этасалоу был раздражен до последней крайности. Он увидел, что Уллас быстро сощурился, и приготовился к поединку воль — возможно, грозящему губительными последствиями.

Но, к удивлению Этасалоу, Уллас пошел на попятный.

— Это очень важное уточнение. Жизнь станет намного проще, если каждый будет исполнять свой долг без лишних вопросов.

Советник полуобернулся, потом взглянул через плечо на Этасалоу.

— Вы можете перестроить все население?

— Дайте только срок. Два года назад максимум, чего нам удавалось добиться — это создать человека, соответствующего строго определенным параметрам. А теперь, как вы могли видеть, мы можем задавать куда более широкие рамки.

Этасалоу шагнул поближе к советнику и понизил голос.

— Вы будете править планетами, где целью каждого мужчины, женщины и ребенка будет доставить вам удовольствие.

Уллас взглянул в глаза Этасалоу. Он тоже заговорил тише. И в голосе его звучала подозрительность.

— А вы, сударь? Как насчет вас? Ваши амбиции подобны тучам, командор. Они перекатываются и вздымаются у нас над головами, от горизонта до горизонта, и становятся тем непонятнее, чем больше вы их выставляете напоказ. Так какой же будет цена вашего дара?

— Не больше той, которую мы уже обсуждали. Я стремлюсь определить, каким может стать человечество. Может и должно. Только дурак не увидит, что кто-то предназначен для того, чтобы властвовать. Прочие же должны выполнять то, что им приказывают. А мы — те, кто способен решать, что является хорошим и правильным, — должны иметь возможность творить. Нынешний император не имеет ни дальновидности, ни цели. Его империя рушится. Его первенец слаб, как вода, а двое младших сыновей еще слабее. Я же хочу работать с человеком, способным создать передовую, единую расу людей. Я уверен, что вы — именно этот человек. А какова цена? Помогите мне помочь вам править этим обществом.

Уллас кивнул. Двое мужчин обменялись пристальными взглядами — такими долгими и похожими, что это заметили даже работники лаборатории. Боковым зрением Этасалоу ухватил, что они беспокойно заерзали, придвигаясь поближе друг к другу. Неразборчивый шепот, которым они обменялись, напоминал чириканье испуганных птиц. Уллас произнес:

— Мощь, которую мы здесь обсуждали, может скомпрометировать одного человека.

Этасалоу выразил согласие, потом перевел разговор на более удобную почву.

— Я говорил вам о моральном состоянии нашего персонала. Пожалуйста, советник, пройдемте сюда. Разрешите, я покажу вам, почему ваши люди будут сражаться за вас, как никто другой не станет. Или не сможет.

Снова овладев ситуацией, Этасалоу вывел гостя из лаборатории в коридор. Энергично шагая, он быстро преодолел несколько длинных лестничных пролетов. Добравшись до верха, командор с удивлением обнаружил, что Уллас не только не отстал от него, но даже и не запыхался.

Они вошли в медицинский блок. Этасалоу взмахом руки указал на двойные ряды прозрачных пластиковых куполов. Точнее, они больше походили на трубы, разрезанные пополам и установленные поверх прямоугольных цоколей из нержавеющей стали — примерно футов четырех в длину, двух в высоту и одного в ширину. Эти цоколи покоились на четырех крепких ножках, а с одной из длинных сторон к каждому из них тянулись разноцветные трубочки разного диаметра. Купола возвышались над цоколями примерно на два фута.

Уллас искоса взглянул на сверкание белой эмали и полированной стали.

— Что это? Выставка образцов? Мозги? Я не любитель подобных кошмаров, Этасалоу. И не испытываю ни малейшей потребности созерцать эти грязные подробности ваших экспериментов.

— Они и не обязаны выглядеть чудесно. Взгляните сюда, советник. В этой комнате заключено будущее.

Уллас неохотно подошел поближе. Заглянув внутрь купола, советник судорожно сглотнул и хрипло выдохнул:

— Это похоже… похоже на медицинский муляж. На часть ноги.

— Именно.

Гордость Этасалоу преодолела его воспитанность.

— Это основные части ноги, сделанные из пластика. Мы называем подобные вещи построением. На их поверхность наносится слой клеток, в которых воссоздаются нервы, кости, кровеносные сосуды — все. По мере того, как клетки размножаются, пластик разлагается. К тому моменту, как пластик окончательно становится бесполезен, мышечная ткань уже практически сформирована и может поддерживать себя, пребывая в питательной среде. Вы обратили внимание на трубки? Через них мы поставляем питательные вещества и удаляем отходы жизнедеятельности. Взгляните на этот бак. Это рука. Видите, как она развивается? Вот взгляните, уже начинают расти ногти. А вот формирующиеся мышцы. И кости, вот и вот.

Уллас попятился. Обычно бледное лицо советника сделалось теперь желтым, словно застывший воск. На висках и на горле пульсировали набухшие жилки. Правое веко подергивалось от нервного тика. Советник с трудом выдавил из себя одно-единственное слово:

— Отторжение?

— Клетки берутся у пациента. По сути, это копирование. Мы уже стоим на пороге воспроизведения внутренних органов. А впереди виднеется перспектива самовоспроизведения.

Застывшие черты советника понемногу начали оттаивать. Уллас потер подбородок.

— На что вы намекаете?

— Продление жизни. Люди — избранные люди — могут выращивать для себя новые органы. Их собственные органы, не трансплантаты. Через несколько лет мы научимся выращивать новую кожу на полимерных субстратах. Ведь что такое кожа, как не самый большой наш орган? Если мы сможем при малейшей необходимости создавать новые органы, заменяя износившиеся или больные части тела…

Этасалоу позволил неоконченной фразе повиснуть в воздухе, оставив простор для воображения Улласа — пусть додумывает сам.

— Вечная молодость! — восхитился Уллас.

— Мы не можем обратить процесс старения вспять, — осадил его Этасалоу. — И я не думаю, что это когда-либо станет возможным. Регенерированные органы будут соответствовать возрасту пациента. Они, конечно же, будут не старше, но, к сожалению, и не моложе. Мы всего лишь ученые, а не волшебники.

Но своеобразный юмор командора ничуть не обескуражил Улласа.

— И насколько вы к этому приблизились? Хотя неважно. Вы должны работать напряженнее. Быстрее. Каждый потерянный день невосполним.

Внезапно советник умолк и наклонился к Этасалоу, едва не коснувшись его.

— Кому еще об этом известно? Об экспериментах над мозгом? О работе по продлению жизни?

— Император Халиб знает о моих ранних достижениях в области перестройки сознания. О проекте регенерации не знает никто, кроме моих людей.

— Уменьшите их число. Хотя нет, не надо. Поступайте по своему усмотрению, как сочтете нужным. Результаты, Этасалоу. Нам нужны результаты. И быстро.

— Мы сделаем все, что в наших силах, советник. — Этасалоу поклонился, чтобы получше скрыть охватившее его ощущение триумфа. Когда он выпрямился, Уллас уже повернулся, чтобы уйти. Скрипнув зубами, Этасалоу заспешил следом, пообещав себе, что Уллас сполна расплатится за свою грубость, когда придет срок. А ведь терпение считается добродетелью. Впрочем, это вопрос спорный. Как, впрочем, и все так называемые добродетели. Но терпение, несомненно, необходимо.

Погруженный в собственные мысли Уллас молчал до тех пор, пока они не спустились вниз и не вышли под полуденное небо. Остановившись, советник огляделся, дабы убедиться, что их никто не может подслушать, затем решительно произнес:

— Вчера до меня дошла кое-какая информация, которая может заинтересовать вас. Она касается двух вещей. Во-первых, на моей планете гостит сын императора. Он здесь инкогнито. Я терплю его присутствие, поскольку он может оказаться удобным противовесом для моего сына, находящегося сейчас на Атике. Принц Дафанил входит в руководство Хайренской Культурной Братской Группы. Халиб вполне способен восстановить древнюю практику использования КБГ в качестве заложников. Халиб не знает, что мой сын с радостью пойдет на смерть, если будет знать, что это нужно для блага династии. А принц Дафанил на такое не способен и потому является особенно ценным страховым полисом. Во всех же прочих отношениях он совершенно бесполезен. Поскольку я помогаю ему веселиться в свое удовольствие, принц считает меня другом. Я же думаю так: переворот, возглавленный собственным сыном императора, может произойти гораздо спокойнее, чем если бы его устроил кто-нибудь со стороны. Если Дафанила должным образом преобразовать при помощи вашей технологии, он станет продолжением моей личности. Когда вы доведете до совершенства вашу технику самовоспроизведения, я смогу править через него до тех пор, пока он будет находиться в приличном состоянии, а когда он состарится, его можно будет заменить на другую марионетку. Я получу все выгоды императорской власти, не неся при этом никакой ответственности. В должный момент Дафанил окажется у меня в руках. А вы позаботитесь об его обработке.

— Блестящий план! — согласился Этасалоу. Действительно, эти сведения могут оказаться весьма полезны. Идея Улласа использовать принца была не лишена достоинств. Этасалоу погрузился в ее обдумывание и невольно вздрогнул, поняв, что Уллас снова обращается к нему.

— …зная, как для вас важна ваша семья. Я и сам лишь недавно узнал о ее присутствии.

— Прощу прощения, советник, — о ком вы говорите?

— О вашей племяннице. Враче. По имени Нэн Бахальт. Она переведена сюда, на Хайре, по линии Люмина. — Уллас умолк и склонил голову набок. — Что-то не так, командор? Ведь эта женщина — ваша племянница, верно? Мне так сказали.

Грохот крови в ушах едва не оглушил Этасалоу. Командора бросило в жар. Речь шла о женщине, предавшей его семью. Предавшей его самого. И ради кого — ради нечистокровки! Хуже того — ради Стрелка, ради человека, повинного в том, что ему, Этасалоу, пришлось искать убежища на этой безлунной паршивой планетке.

— Отдайте ее мне! — прохрипел Этасалоу. Впрочем, командор тут же осознал свою ошибку и поправился: — Она не просто член моей семьи. Она — блестящий исследователь. Мне непременно нужно заполучить ее в свой штат.

— Это следует обсудить с официальными лицами Люмина, — с намеренной неторопливостью отозвался Уллас. — Поймите, вы — вероотступник. А я — нет. Я не могу — и не стану — оскорблять религию.

Этасалоу скривил лицо в улыбке.

— Вы, несомненно, правы. В своем нетерпении я пожелал лишнего. На самом деле лучше, если доктор Бахальт не будет знать, что мне известно об ее присутствии. А я был бы рад побольше узнать о ней — скажем, как устроилась моя племянница, как себя чувствует…

— Полагаю, с ней все в порядке, — улыбнулся Уллас. — Ну так когда вы сможете начать работу над халибовским отродьем?

Этасалоу покачал головой.

— Только не сейчас.

Челюсть Улласа поползла вперед, но Этасалоу твердо повторил:

— У нас всего несколько ученых, и мы и так работаем на пределе.

На лице Улласа отразились вожделение и недовольство. Затем советник сделался задумчив.

— Я могу позволить себе некоторое промедление. Мой сын должен вернуться в этом году. Неплохо будет, если мы сможем сохранить его жизнь и не станем подвергать опасности мои цели.

С этими словами он развернулся и двинулся прочь, высоко задирая колени и вытянув голову вперед.

Этасалоу же, держась так прямо, словно он проглотил шомпол, вернулся в здание. Командора одолевали беспорядочные мечты о мести. Но постепенно месть отошла в сторону, уступив место другим мыслям.

Лэннет бежал от суда. Он? Любимчик императора? Бежал? Или ему помогли бежать? Нэн Бахальт, любовницу Лэннета, отправили на Хайре. Совпадение? Этасалоу откашлялся и сплюнул на пол.

Присутствие Нэн Бахальт могло означать только одно.

Капитан Лэннет вскоре явится на Хайре — либо он уже здесь.

Император Халиб, искусный игрок. Продвинул королеву вперед, а офицера оставил в засаде. Неверный ход, император. Досадная ошибка.

Этасалоу рассмеялся и потряс кулаком. Он снова вышел на улицу, с удовольствием набрал полную грудь воздуха и оглядел безлюдную дорожку, уходящую от здания, и пустынные склоны зеленых холмов Фолз. Командор снова рассмеялся. Перед этой захудалой планеткой открывалось недурное будущее.