Я не бог. Книга XXXIV

Глава 17 Тени исчезают в полдень

Есенин не замедлился. Даже не дернулся, когда первые магические заряды ударили в него со всех сторон.

Жандармы открыли огонь. Пули отскакивали от невидимого барьера вокруг него, словно горох от стены. Маги выпускали огненные шары, ледяные копья, молнии — все растворялось в воздухе, не причиняя никакого вреда.

— Лора, давай мне как обычно! — крикнул я, наблюдая за происходящим.

— Уже анализирую, — спокойно сказала Лора. — Миша, это… Его защита работает на принципе одновременного отрицания и поглощения. Хаос разрушает структуру атаки, а Порядок перенаправляет энергию обратно в окружающее пространство.

— Проще говоря?

— Его нельзя пробить обычными атаками. Вообще.

Анализ Лоры сильно прокачался с последней нашей встречи с Сашей. Теперь она могла выдать больше подробностей и даже объяснить, как это работает. Но какой в этом толк, если мы все равно не придумали, что с ним делать?

Есенин достиг купола. Поднял руку. Коснулся переливающейся поверхности кончиками пальцев.

На секунду все замерло.

А потом купол взорвался волнами фиолетового света. Маги, державшие защиту, закричали. Кто-то упал на колени, кто-то схватился за голову. Энергия отдачи била по ним, словно молотом.

— Держать! — крикнул один из старших магов. — Всем держать!

Но купол трещал. Я видел, как по его поверхности расползается паутина трещин. Есенин просто стоял в воздухе, касаясь барьера ладонью, а купол медленно, но верно разрушался.

— Огонь по нему! Все! Сейчас! — заорал командир жандармов.

Залп был внушительным. Магия и пули одновременно. Настоящий шквал смерти.

Есенин даже не обернулся. Вся эта мощь растворилась в нескольких метрах от него.

— Валера, — тихо произнес я. — У меня плохое предчувствие. Сомневаюсь, что наши атаки будут действенны.

— Послушай, друг мой, я скажу тебе кое-что, что когда-то сказал мне отец. — Он подошел ко мне и похлопал по спине. — Чтобы стать царем мира, мало вести себя по-царски, надо быть царем. Нельзя сомневаться. Сомнение порождает хаос и ведет к гибели.

Сзади послышался шум. Я обернулся и увидел, как к площади подъезжает кортеж машин. На каждой герб Чехова. Из них выскакивали лекари с носилками и медицинскими сумками.

— Быстрее! — кричала женщина в белом халате. — Раненых к нам! Живо!

Следом подъехали еще машины. Этих было много. Черные, массивные, с гербом Кутузова. Двери открылись, и оттуда высыпали солдаты в полной экипировке. Дисциплинированные и четкие, они мгновенно заняли позиции. А за ними вышел сам Кутузов.

Сергей Михайлович выглядел так, словно не спал несколько суток. Лицо осунувшееся, под глазами темные круги. Но взгляд был твердым и решительным.

— Эвакуировать всех гражданских! — рявкнул он. — Раненых к лекарям! Остальным — создать периметр! Я не хочу видеть здесь ни одного постороннего!

Солдаты оттеснили толпу, помогали раненым магам добраться до лекарей, создавали живой щит между Кремлем и гражданскими.

Кутузов подошел ближе и увидел меня.

— Кузнецов, — кивнул он. — Вижу, ты тоже пришел на это представление.

— Сергей Михайлович, — ответил я. — Не ожидал вас увидеть.

— Я защищаю людей, — просто ответил он. — В первую очередь — людей. Не Кремль, не Петра Первого, не власть. Людей. Это моя работа. Моя присяга.

Он посмотрел на Есенина, который продолжал методично разрушать купол.

— Хотя, признаю, в этот раз задача чертовски сложная, — вздохнул Кутузов. — Но где мы не пропадали, верно?

В этот момент купол вспыхнул ярким светом. Есенин нажал сильнее, и барьер лопнул.

Маги, державшие защиту, закричали. Некоторые упали без сознания. Другие схватились за головы, изо ртов у них шла кровь.

А Есенин… Он поднял обе руки.

Воздух вокруг него исказился. Появились сгустки черной энергии, перемешанной с ослепительно белым светом. Хаос и Порядок сплелись воедино в смертоносный коктейль.

— Всем отойти! — заорал Кутузов. — Щас рванет!

Но было поздно.

Есенин резко опустил руки. Энергия хлынула вперед, словно цунами.

Маги, стоявшие ближе всего к Кремлю, даже не успели закричать. Они просто… испарились. Превратились в пыль за долю секунды, оставив только тени на асфальте. Одежда, оружие, защитные амулеты — все сгорело дотла.

Я поднял щит инстинктивно, прикрывая себя и Кутузова. Волна энергии ударила в барьер, и меня откинуло на несколько метров назад.

— Твою мать! — выругался Валера, едва удержавшись на ногах. — Это же прекрасно!

— Раньше он был куда мягче, — сказал я. — Лора, сколько?

— Двадцать три мага. Умерли мгновенно, — отчеканила она. — Миша, этот уровень силы… Это уже не просто опасно. Это катастрофа.

Дым рассеялся. И я увидел, что под первым куполом был второй. Более плотный. Более мощный. Он светился тусклым золотистым светом и закрывал Кремль почти вплотную к стенам.

Есенин замер. Посмотрел на второй барьер. И улыбнулся.

— Петр Первый! — его голос прозвучал громом по всей площади. Усиленный магией, он гремел, казалось, по всему городу. — Я знаю, что ты там! Выходи! Это между мной и тобой!

Тишина.

— Выходи, трус! — Есенин ударил по второму куполу. Тот вспыхнул, но устоял. — Ты превратил меня в это! Ты использовал меня! Я знаю, что это ты послал того, кто рассказал мне про пустоту!

Его голос становился все более искаженным. В нем звучали два тембра одновременно — его собственный и что-то чужое, древнее, страшное.

— Я сожгу этот Кремль дотла! — заорал он. — Я убью всех, кто встанет на моем пути! Я разнесу эту столицу в пыль! Но ты выйдешь ко мне! Ты ответишь за то, что сделал!

— Михаил, — тихо произнес Валера. — У меня идея.

Я посмотрел на него.

— Какая?

— Смотри, — он кивнул на Кремль. — Есенин хочет Петра Первого. Все внимание — на него. Все силы — на защиту от него. Суматоха, хаос, паника…

— И мы можем воспользоваться этим, — медленно продолжила Лора, поняв его мысль. — Проникнуть внутрь.

— За женой Петра Первого, — закончил Валера. — Она ж там, верно? В самом защищенном месте страны. Где её никто не найдет. Где она в полной безопасности…

— Пока все отвлеклись на безумного кудрявого парня, — усмехнулся я. — Валера, ты гений.

— Знаю, — он ухмыльнулся. — Так что, пойдем красть царицу?

Есенин продолжал атаковать купол. Удар за ударом. Барьер трещал, но держался. Лекари Чехова работали не покладая рук, вытаскивая раненых. Даже за пару кварталов от Кремля магический фон был слишком силен, и многие просто падали от перенапряжения. Солдаты Кутузова держали периметр.

Тут-то я и увидел Александра Сергеевича Пушкина рядом с Сергеем Михайловичем.

Кутузов шел первым. В руках у него была сабля — простая, без всяких украшений, но сразу было видно, на сколько это мощное оружие.

А за ним шел Пушкин. Александр Сергеевич выглядел… странно. Обычно он был воплощением аристократической лени и высокомерия. Но сейчас его лицо было серьезным. Почти торжественным.

В руках у него ничего не было…

— Есенин! — крикнул Кутузов, поднимая саблю. — Остановись! Я не хочу тебя убивать!

Есенин медленно обернулся. Посмотрел на них. И рассмеялся.

— Кутузов. Великий генерал снизошел до меня. Защитник народа, — в его голосе звучала насмешка. — И кто это с тобой? Пушкин? Тебе не хватило первого раза? Солнце русской поэзии. Вы правда думаете, что сможете меня остановить?

— Не думаем, — спокойно ответил Кутузов. — Знаем.

Он шагнул вперед, и вокруг него вспыхнула аура. Золотистая, плотная, словно броня. Артефакты работали как надо. Саблю в его руках окутали темные тени. Вытянув кисть, он разжал пальцы, и клинок растворился в земле, будто его кинули в воду.

Пушкин поднял руки, и воздух вокруг Кремля исказился. Появился еще один купол. Он пульсировал, словно живой.

Неужели у Пушкина есть еще какие-то виды куполов защиты?

— Лора?

— Это… Михаил, это купол Пушкина. Его личная магия. Что ты хочешь, чтобы я сказала? Жесткая защита. Красавчик. Не могу оценить его силу. Он постоянно меняется.

Есенин посмотрел на новый барьер. Потом на Пушкина. И его улыбка стала шире.

— Интересно…

Он взмахнул рукой, и сгусток Хаоса и Порядка полетел в купол.

Барьер Пушкина принял удар. Вспыхнул. Задрожал. Но устоял.

Есенин ударил снова. И снова. И снова.

Купол трещал, но держался.

А Кутузов тем временем двинулся в атаку. При каждом шаге из-под его ног выходили кривые тени и расползались в стороны.

Он был быстрым. Невероятно быстрым для человека его возраста и положения. Кутузов махнул рукой, и из ближайшей тени Есенина полетел меч, целясь точно в шею. Тот увернулся едва заметным движением и контратаковал.

Столкновение их энергий было похоже на взрыв. Ударная волна снесла нескольких солдат с ног. Здания вокруг затряслись.

Кутузов откатился назад, упал на одно колено, но тут же вскочил. Есенин парил в воздухе, невредимый.

— Неплохо, старик, — усмехнулся он. — Но недостаточно.

Они снова сошлись. Удар, парирование, контратака. Кутузов сражался мастерски — каждое движение выверено, каждый удар точен. Но Есенин был быстрее. Сильнее. И с каждой секундой становился как будто безумнее.

Пушкин же стоял неподвижно, поддерживая купол. Пот стекал по его лицу. Руки дрожали от напряжения. Но он держал.

— Лора, — прошептал я. — Видишь брешь?

— Ищу… Есть! — она выделила мне точку на куполе. — Там, где энергии пересекаются. Если ты телепортируешься точно в этот момент…

— Успею?

— Должен. Но окно всего на долю секунды. И только когда Есенин атакует купол снова.

Я кивнул Валере.

— Я проникаю внутрь. Ты прикрываешь отступление.

— Да ты сдурел? — он уставился на меня. — Один? Туда?

— У меня есть Лора. И у меня есть план.

— Надеюсь, он лучше, чем «проберусь и как-нибудь само получится», — фыркнул он. — Ладно. Давай. Только постарайся не умереть. Жены меня убьют, если я вернусь без тебя.

Кутузов наносил удар за ударом, но Есенин парировал каждый. Более того — он начал теснить генерала. Удар, контратака, еще удар. Кутузов пятился, с трудом удерживая оборону.

— Ты слаб, — произнес Есенин, блокируя очередной выпад. — Слишком стар. Слишком медлителен. Ты должен был остаться дома, старик. Я чувствую, ты меня боишься. Так зачем же продолжаешь? Ты же не думаешь, что победишь?

— Когда человек видит того, кого он по настоящему боится, он понимает, что не может игнорировать его. И тогда у него остается только два выхода. Либо подчиниться объекту своего страха и надеяться на защиту, либо устранить его, чтобы избавиться от страха.

Он ударил. Кутузов попытался парировать, но опоздал.

Удар пришелся в грудь. Генерала отбросило на несколько десятков метров. Он врезался в стену здания, оставив в ней вмятину.

— Сергей Михайлович! — закричали его солдаты, кидаясь к нему.

Кутузов попытался встать, но рухнул обратно. Тени за его спиной хаотично дрожали. Кровь текла изо рта.

— Слабак, — презрительно бросил Есенин и подлетел к Пушкину. — Теперь ты.

Он медленно полетел к поэту. А тот опустил руки и купол стал ярче. Плотнее. Есенин остановился в нескольких метрах.

— Ну же, — усмехнулся он. — Ты же великий Пушкин. Покажи, на что способен. Еще раз…

Александр Сергеевич поднял голову и улыбнулся. Его ухмылка была высокомерной, презрительной, полной абсолютной уверенности в себе.

— Раунд два, Есенин, — произнес он ледяным тоном. — В прошлый раз ты отправил меня в больницу. Забавно. Но на этот раз…

Он снял перчатки. Медленно. Демонстративно. И бросил их на землю.

— На этот раз я отправлю тебя туда. Если, конечно, от тебя вообще что-то останется.

Есенин улыбнулся шире.

— О! Давай! Попробуй.

Где-то вдалеке прозвучал звон. Мелодичный, громкий.

Часы на Спасской башне Кремля били полдень.

Один удар. Второй. Третий.

И с каждым ударом Пушкин менялся.

Его аура вспыхнула. Золотисто-белая, ослепительная, словно само солнце спустилось на землю. Воздух вокруг него задрожал от жара. Я видел, как плавится снег в радиусе десятков метров от него.

— Полдень, — произнес Пушкин, и его голос гремел. — Сейчас я непобедим.

Он поднял руку, и в ней материализовался меч. Длинный, элегантный, сотканный из чистого света.

— Ты знаешь, Есенин, в чем твоя проблема? — продолжил он, делая шаг вперед. — Ты думаешь, что раз ты получил что-то уникальное, то ты стал кем-то. Стал важным. Стал опасным.

Еще шаг.

— Но ты всего лишь оружие. Инструмент. Ничтожество, которому дали игрушку серьезнее, чем он заслуживает.

Пушкин остановился прямо перед Есениным. Его аура пылала так ярко, что было больно смотреть.

— А я? — он усмехнулся. — Я — Пушкин. Солнце русской поэзии. И когда солнце в зените, когда оно на пике своей силы…

Он поднял меч.

— … оно сжигает все. Дотла.

Есенин смотрел на него. И его улыбка не исчезла. Наоборот — она стала еще шире.

— Наконец-то, — прошептал он. — В прошлый раз ты говорил что-то подобное… Нет?

Они сошлись. Две мощные силы врезались друг в друга.

— Сейчас! — крикнула Лора.

Я схватился за фонарный столб и телепортировался. Мир вокруг меня размылся. На долю секунды я увидел, как энергии пересекаются, как купол дрожит, как открывается крохотная брешь…

И я проскочил.

Оказался внутри. На территории Кремля. В самом защищенном месте страны.

Как раз в тот момент, когда Есенин и Пушкин столкнулись снова, и их удар был настолько мощным, что земля подо мной пошла трещиной.

— Ну что ж, — выдохнул я, доставая мечи. — Начинается самое интересное.

Кабинет Петра Первого.

Кремль.

Петр Первый стоял у высокого окна в своем кабинете и улыбался.

Внизу, за пределами купола, разворачивалась битва. Пушкин и Есенин сходились снова и снова, их удары порождали ударные волны, от которых трескались стены соседних зданий. Земля дрожала. Воздух искажался от всплесков энергии.

А Петр улыбался.

Не злорадно. Не торжествующе. Просто… удовлетворенно. Словно шахматист, который предвидел ход противника за десять шагов вперед и теперь наблюдает, как все идет точно по плану.

— Дорогой, — раздался тихий голос за спиной.

Он обернулся. В дверях стояла его супруга. На ней было простое домашнее платье, волосы убраны в строгий пучок. Лицо бледное, в глазах тревога.

— Катенька, — кивнул он. — Ты почему встала?

— Как тут уснешь, когда весь Кремль трясется, — она подошла ближе, но к окну не подходила. Словно боялась увидеть то, что происходит снаружи. — Что… что там происходит?

Петр повернулся обратно к окну. Есенин только что выпустил волну черной энергии, которую Пушкин разрезал своим световым мечом пополам. Половинки волны ушли в стороны и разнесли два фонарных столба.

— Хаос играет свою последнюю карту, — спокойно ответил царь. — Есенин. Мальчик жаждет праведного гнева. Хотя, сам так хотел силы.

— Но купол…

— Я поднял купол как раз вовремя, — кивнул Петр. — У Хаоса был еще один козырь.

Он поднял руку и указал на парящую фигуру Есенина. Тот только что увернулся от удара Пушкина и контратаковал, выпустив сгусток переплетенных энергий.

— Вот он. Их туз. Последняя надежда. Нечто хочет устранить меня.

Катя подошла ближе. Посмотрела в окно. Ее лицо стало еще бледнее.

— Но что будет, — голос ее дрожал, — что будет, если он ворвется сюда? Если Пушкин не выдержит? Если купол падет?

Петр посмотрел на нее. В его глазах была абсолютная уверенность. Почти пугающая.

— Есть люди, которые его задержат, — произнес он. — Не волнуйся. Александр Сергеевич силен. Особенно сейчас, в полдень. А если и он не справится…

Он замолчал и повернулся к стене, где стоял пустой ящик с цифрой «1». Петр подошел к нему, и погладил, словно любимого питомца.

— Не один Есенин хочет моей смерти, — усмехнулся он. — Посмотри на Красную площадь. Там собралась целая очередь. Кузнецов где-то рядом, я уверен. Толстой, Онегин, Кутузов, Нахимов — все они хотят моей головы. Все считают меня злодеем, тираном, узурпатором.

Он повернулся к жене. В его глазах плясали огоньки безумия. Или гениальности. Грань была настолько тонкой, что различить было невозможно.

— Но я предусмотрел и это. Скоро должна прийти подмога.

Катя посмотрела на ящик. С цифрой «1».

— Что это?

— Страховка, — просто ответил Петр. — Моя последняя страховка. На случай, если все пойдет не по плану. На случай, если Есенин все-таки прорвется. На случай, если…

Он не договорил. За окном прогремел очередной взрыв. Пушкин и Есенин сошлись в ближнем бою, их удары были настолько быстрыми, что разглядеть их было почти невозможно.

Петр снова улыбнулся.

— Играйте, — тихо произнес он. — Сражайтесь. Убивайте друг друга. Рушьте мой город. Пугайте мой народ. Я предусмотрел все. Каждый ваш ход. Каждую попытку.

Он повернулся к Кате. Взял ее за руку. Она вздрогнула — его ладонь была холодной, как лед.

— Не бойся, — сказал он. — Все идет по плану. Все под контролем. И когда придет время…

Цифра на ящике слегка начала светиться.

— … я выиграю эту партию. Как и всегда.

За окном Есенин заорал что-то нечленораздельное и обрушил на купол Пушкина такой удар, что даже стены Кремля затряслись.

А Петр Первый просто стоял и улыбался.

И в его улыбке было что-то страшное. Что-то, что заставляло даже собственную жену отступить на шаг назад, инстинктивно почувствовав опасность.

Что-то, что говорило: этот человек готов на все.

Абсолютно на все.

— Петя… Что с тобой произошло за это время…

— Ничего, моя дорогая. Это все ради семьи.