Я – Король Баварии ((Бедный, Бедный Людвиг))

Глава двадцатая А король-то болен!

Глава двадцатая

А король-то болен!

Королевство Бавария. Замок Хоэншвангау

24–25 декабря 1860 года

Как только мы зашли в помещение, в котором, может быть, нас не подслушивали, как я взял инициативу в свои руки.

— Ваше Величество! Вы выглядите не слишком хорошо. Ваше здоровье — достояние нации, под вашим мудрым правлением Бавария добилась невиданного процветания, а Мюнхен стали сравнивать с Афинами, столь велик авторитет королевства в Союзе Германских государств. — Сами понимаете, толика лести в разговоре с любым монархом лишней не бывает. Но отец был слишком раздражен и возбужден, поэтому мой такой прогиб оказался выстрелом вхолостую.

— Речь сейчас не обо мне! Мальчишка! Зачем ты нанял этого пройдоху Германа Шварцкопфа расследовать дело, в которое тебе рекомендовали не соваться? И не только тебе, сын мой!

— А что тут такого?

— Как что? Ты отказываешься выполнять приказ!

— Приказ кого, Ваше Величество? Какого-то мелкого чинуши из министерства финансов?

Тут я чуть передернул карты — фактически, статус главы комиссии, которая свалилась в наш лагерь и вела расследование значился как временный заместитель министра финансов Баварии. Ни много, ни мало! Но требования его выглядели весьма странно, особенно требовать от сына короля и наследника престола забыть о таком серьезном преступлении, как печатание фальшивых денег. И это при том, что возникало масса весьма интересных вопросов, на которые тот чиновник так и не озвучил ответы. У меня возникало. А Герхард фон Лемке прикрылся завесой секретности и на них отказался отвечать. И, конечно, самое главное — приказывать мне, ни как военному, ни, тем более, как кронпринцу Лемке не имел никаких прав. Еще одной новостью значилась то, что за моим посланцем в Австрию следили, так что миссию Шваркопфа можно было считать проваленной. Правда, если бы я не имел привычки не складывать яйца в одну корзину. Ведь был еще один детектив, назовем его так, который проводил свое дознание параллельно с бедным и не слишком осторожным Германом. И вот его сведения, полученные буквально накануне поездки в Хоэншвангау, заставили меня серьезно насторожится. А тут еще такая, не слишком характерная реакция обычно весьма сдержанного отца. Максимиллиан даже порол детей, как то не впадая в ярость, а находясь в холодном разуме. А вынеся приговор о наказании, порол всегда лично!

— Этот человек уполномочен…

— Прекратить расследование и завести его в глухой угол?

— Ты почему перебиваешь короля? — папаша рассердился не на шутку! Мое упорное противостояние его воле королевское величество весьма серьезно вывело из себя!

— Так вот, я лично запрещаю тебе сунуть свой нос в это дело! ЗАПРЕЩАЮ!

— А что вы со мной сделаете? Выпорете? Так это вряд ли, Ваше величество! Силенок не хватит! И только если позовете несколько слуг, сможете со мной справиться — и то не факт! — я злобно усмехнулся, показывая, что гнев короля меня не волнует ни на йоту.

— Откажешься? Бунт! Это бунт против короля! Понимаешь ты это? Я лишу тебя наследства, кронпринцем станет Отто… А тебя… я тебя сгною в темнице, щенок! В железную маску и на хлеб и воду!

— Ваше величество, вам не кажется, что наш разговор скатился до банальных угроз. Разве такой поворот достоин правящего короля великого государства? Вы теряете лицо, Ваше Величество. Поэтому я предлагаю успокоиться и поговорить, только без этого эмоционального надрыва. Это поможет.

Я открутил крышку у серебряной фляжки, которую носил с собой всегда — в горах может быть всяко, а небольшая порция алкоголя может спасти жизнь. В небольшие рюмки набулькал по три буля[1] крепкого ямайского рома. Одну из них протянул отцу, вторую взял сам.

— Ну… за взаимопонимание! — в подражание одному киношному генералу выдал я, после чего опрокинул свою порцию в себя. Желудок обожгло приятным теплом. Ну да. в этом напитке градусов под семьдесят, не менее! Тягучая маслянистая жидкость прошлась по организму волной тепла и успокоила меня, начавшего закипать. О! А увидеть выпученные глазки отца! Это того стоило! Да, ваше величество, это не ваш еле тридцатиградусный шнапс трескать, это ямайский ром, это серьезно!

— Ты такое уже пьешь? –еле-еле выдавил из себя папашка.

— И ты тоже! Но маме мы про это, так и быть не скажем! Согласись, Ваше величество, этот напиток чуть получше стакана молока, не так ли?

— Мария права… дед тебя испортил!

— Больше, чем матушка, меня испортить было невозможно… Она меня пытается довоспитывать до облака в штанах, а не мужчины (бессовестно воспользовался Маяковским). Нет уж, папа, хочешь меня лишать наследства и прав на корону — лишай! Только хочу посмотреть, как на это отреагирует народ Баварии.

— А как он должен отреагировать? Пожмет плечами и пойдет зарабатывать себе на хлеб насущный. Или ты думаешь, что твоя личность что-то для королевства значит?

— Вы правы, Ваше величество. Вот только как эта самая широкая общественность отреагирует, когда узнает, за что меня лишили прав на корону? Смотрите сами: во время вылазки против контрабандистов молодой принц наталкивается на логово фальшивомонетчиков. Выясняется, что они собираются печатать бумажные деньги, которые в королевстве еще никто не изготовляет. И кто будет их брать? Это же бред! Но если предположить, что король собирается получить своеобразный заем у населения, с целью перевооружить армию, например, то введение бумажных денег становится вполне понятным и закономерным процессом. Но у нас в министерстве финансов весьма серьезно «протекает», ибо кто-то сумел заполучить матрицы этих самых денег и приготовился печатать фальшивки в весьма солидном объеме. А если добавить, что руководил группой фальшивомонетчиков бывший лесник австрийского барона Ротшильда, то…

— Да как ты смеешь! Как…

— Я не договорил, Ваше Величество! И прошу меня не перебивать! — жесткий ответ заставил короля на какое-то время заткнуться. — Так вот, исходя из принципа, кому выгодно, то выгоду от рухнувшей финансовой системы королевства получат именно Ротшильды. Ведь это они кредитуют наше правительство в самом большом объеме? И вот целое королевство падает к их ногам как на блюдечке! Интересно, а мы еще и золотой гульден не собирались чеканить? Тогда у этих слишком молодых баронов вообще все в полном ажуре! А ведь блестящие могут получиться статьи: король покрывает еврея-барона! Ради семьи Ротшильдов, отец изгоняет сына из королевского семейства!

— Прекрати иронизировать, сын… неужели ты так и не понял, почему я тебя прошу прекратить и не лезть в это дело? Это слишком опасно! Когда речь заходит о прибыли… ничто не остановит этих банкиров… Твое участие в этом деле становится слишком опасным, Людвиг! Я боюсь за тебя!

Вот тебе и раз! заговорил со мной по-человечески! Впервые за столько лет… «сын»…«Людвиг»… ничего себе повороты!

— Так все-таки я прав?

— Если это поможет тебе принять мою волю, то да… ты прав! Нам необходимо перевооружить и переформировать нашу армию! И на это нужны деньги. Поэтому решено провести серьезную реорганизацию всей денежной системы. Золото изымается из обращения, но ты угадал, вводится золотой гульден, а серебро к нему приравнивается. Кроме того, мы печатаем кредитные билеты в двадцать, пятьдесят и сто гульденов. Полученные средства и пойдут на финансирование изменений в армии. Тут и создание твой горно-егерской роты было нам на руку. Как образец, если хочешь, некая модель. И возможность испытания нового оружия. Поэтому никто не возражал против её создания.

— А маман?

— Мария? Она и сейчас возражает! Это ведь не секрет… В противостоянии Австрии и Пруссии за доминирование в германских государствах нам выгоднее поддерживать Вену.

— И прусской принцессе это весьма не по нраву?

— Конечно…

— Поправь меня: Бавария сохранит свою независимость, если германский союз или Рейх будет управляться Австрией. Слишком рыхлая и большая монархия со слишком маленьким количеством немцев, у них просто не хватит ресурсов покорить и привести все германские государства под свой контроль. А вот Пруссия от независимой Баварии оставит только приятные воспоминания. Конечно, будет какой-то компромисс, но никаких вариантов для независимости не будет: шаг вправо, шаг влево, прыжок на месте будут приравниваться к бунту…

— Примерно так…

— А как же союз германских государств, над которым вы так много трудились вместе с дедом?

— О! Пока что эта единственная наша надежда на то, что в Рейхе появится сила, которая сможет противостоять двум самым крупным хищникам. Но пока что Мюнхен не может стать противовесом ни Вене, ни, тем более, Берлину. И наша слабость — это наша армия, которая устарела и плохо вооружена. К сожалению, я не знаю, где взять на нее денег! Тем более, что ты теперь понимаешь, что финансовую реформу по задуманной схеме проводить мы не сможем…

А ведь план реформы Баварской финансовой системы чем-то напоминал мне план реформ Витте, который поставил Россию в зависимость от французского золота (читай — тех же Ротшильдов). И кто бы с кем не воевал в германских землях, победителем будут краснощитовые бароны.

Когда отец моего тела покинул комнату, я налил еще ровно два буля… три оказалось бы перебором, но нашу беседу следовало заполировать! Пить с самого утра — плохая привычка, но куда деться, если надо! Тут в комнату вошел Карл, недовольно потянул носом, наверняка уловил запах алкоголя, поморщился, и спросил:

— Вы выйдете на прогулку или прикажете подавать завтрак? Ваша матушка утренний променад уже закончила! — Понятно… чего уж там!

— Подавай завтрак, Карл. И не забудь сделать кофей.

— Но ваше высочество! Детям кофе не подают.

— А тебе не кажется, что я уже не ребенок, Карл? Мне уже пришлось убивать людей… Так что завтракать без кофея я не буду.

Карл удалился. Вскоре завтрак был накрыт в гостиной. И кофе был. Но столь отвратного напитка я еще не пробовал.

— Карл, скажи-ка, любезный, а кто кофей[2] готовил?

— Я, ваше высочество! Кухонная прислуга нарушить волю вашей матушки отказалась наотрез…

— А ты, значит, решился… удивил! А тебя кто учил варить кофей?

— Мой отец как-то показал, как это делается, ваше высочество! — да в титуловании меня, кронпринца, особого уважения в исполнении Карла не чувствовалось. Нет, чтобы произнести с чувством, толком, расстановкой «Ваше Высочество» или «Ваше Королевское Высочество», так у старого слуги неизменно получалось вот так: «ваше высочество» — никаких тебе высот!

— Скажу тебе по секрету, Карл! Ты не умеешь варить кофей! Идем… Научу тебя, как это следует делать! — и пока мы шли в царство кофеманов, я задал волнующий меня вопрос:

— Скажи-ка, Карл, здоровье отца в последнее время не вызывает каких-то опасений?

Лично у меня опасения были. Да еще какие!

[1] Кто булькал алкоголь в рюмку, тот поймет, что эта за мера весов — один буль. Обычно один буль — этто очень мало, а пять — уже перебор…

[2] В девятнадцатом веке кофе как напиток чаще именовали «кофей», этот термин и использую, с вашего разрешения.