Я – другой 6: СПАС I

Глава 25

— Что бы это значило? — озадачился Габриэль, увидев, как созданное кристаллом изображение мигнуло еще раз. Механических частей у ящера добавилось. Правая верхняя лапа от самого плеча была заменена на сложный манипулятор со щупальцами.

— Это процесс создания киборга, — определил очевидное Мирко.

Любопытство взяло верх над страхом, мы обступили кристалл.

— Понятно. Но зачем он нам эту ящерку вообще показывает? В чем смысл⁈ — спросила Клер, но ответить ей было некому. Никто из нас не знал, что же за шоу нам устроил кристалл.

Виртуальный ящер пережил еще несколько имплантаций и стал больше походить на робота, чем на живое создание. Тело и морду его покрывала треугольная чешуя с металлическим отблеском и зазубренными краями. Хвост у ящера остался только один, зато он покрылся броней и на нем вырос пластинчатый гребень.

— Это еще живое существо? Или уже нет?

— Для того чтобы точно ответить на этот вопрос, надо провести вскрытие. — Мирко профессионально подошел к вопросу.

Габриэль шагнул к кристаллу и протянул руку к нарисованному киборгу.

— Осторожнее! — предостерегающе вскрикнула Клер, но ее босс коснуться ящера не успел.

Светящаяся фигура расплылась, разлетелась на отдельные искорки. Они начали медленно кружиться над появившейся копией кристалла, а затем влетели в нее.

— Я что-то финал вообще не поняла, — призналась Клер.

— Не ты одна. — До меня тоже история в картинках дошла не целиком. Да какое там целиком — я вообще не понял, что до нас донести хотели.

«Эволюция».

Короткое слово, появившееся перед моими глазами, дало мне ключ к пониманию.

— Эволюция, — повторил я, и в моей голове будто бомба взорвалась.

— Чего? В смысле — «эволюция»?

— Да! Он показал нам эволюцию своего вида! — начал я торопливо развивать свою мысль.

— Ты хочешь сказать, они были чисто биологическими, потом стали киборгами, а закончили свой путь кристаллами?

— Не совсем, скорее всего, они энергетические структуры, — вспомнил я о том, что камень ничего не весил.

— Но точнее мы сможем сказать, только проведя всесторонние исследования, — взялся за свое Мирко.

«Нет».

Ничего себе! А кристалл сегодня в ударе! Это же надо, какая многословность!

— Он не хочет, чтобы мы его исследовали.

— Почему? — спросил у меня Габриэль.

— Глупый вопрос. Я тоже не хотел бы, чтобы во мне копались.

— А ты не думал, что он что-то скрывает? — кивнул Габриэль на кристалл.

— Конечно скрывает! Но исследовать себя не даст.

— Посмотрим. Но ты как-то с ним общаешься? — прищурившись, спросил Габриэль.

— Я уже говорил — у меня мысли возникают в голове…

Габриэль меня не дослушал, он выхватил пистолет и направил его на кристалл.

— Транслируй ему мысли обратно. У меня вопрос — что эти кристаллоящеры забыли в Солнечной? Для чего они прилетели?

— Гэб, ты с огнем играешь! Я не могу с ним говорить напрямую! И он то отвечает, то нет! — Я не стал пробовать выбить у бывшего адмирала оружие из руки. Ром с Рэмом стояли вместе с нами и за любую попытку навредить своему предводителю могли, недолго думая, вышибить мне мозги.

Как назло, на этот раз кристалл решил отмолчаться. А мне позарез требовалась от него информация, ведь я знал, что Габриэль выстрелит. Немного поиграет в кошки-мышки и выстрелит.

— Действительно, не стоит размахивать стволом перед ним, — на моей памяти Клер первый раз пошла против своего лидера, — я видела, на что способны… ему подобные.

— Но ты же рассказывала, что смогла уничтожить один кристалл? — У Габриэля была донельзя цепкая память. — И именно из-за их ужасающих способностей мы и должны получить ответ именно сейчас!

У меня не было контраргументов, я и сам понимал, что кристаллы несли с собой ужасную угрозу. Но на подсознательном, инстинктивном уровне я чувствовал, что Габриэль поступает неправильно.

— Кажется, я знаю, что он хотел нам сказать. — Клер спасала ситуацию как могла. — Он не с Данилом говорил, он среагировал на твои слова о том, что каждый человек должен иметь под ногами твердую почву. И показал, что есть и другой путь!

— Какой⁈ — Габриэль терял терпение, но оружие опустил.

— Я тоже понял! — воскликнул один из близнецов. Вот уж от кого от кого, но от Рома я дедуктивных способностей не ожидал. — Он хотел сказать, что нам надо стать такими, как он… этими самыми… энергетическими!

— А что — вариант, — поддакнула Лаура, — они, кажется, за тем и прилетели, чтобы нас… это самое… эволюционировать.

Я был готов поддержать самую дикую идею, лишь бы она смогла остудить пыл лидера АА.

— Да, мне постоянно говорят о том, что я получаю какие-то единицы эво.

— Кто говорит? — спросил Габриэль, но ответ выслушивать не стал. — Если это так, то их следует уничтожить! И этот долбаный кристалл, и всю комету!

— Стоп-стоп-стоп, ты же сам говорил, что мы должны его получить, потому что он даст вам надежду в борьбе с корпоратами⁈ — Я не успевал за логикой Габриэля.

— Да! Да и еще раз да! Но ты не понимаешь, на что он покушается? Не на нашу свободу! Не на наши территории — он покушается на нас самих! Он хочет переделать нас по своему замыслу! Это — высшее зло!

Ей-богу, Габриэль был готов всадить в кристалл всю обойму, поэтому мне надо было что-то срочно предпринимать.

— Он не зло! Точнее, не абсолютное зло! — выпалил я.

— Откуда ты знаешь⁈

— Потому что…

— Потому что он назвал тебя Спасителем⁈

— И это тоже! И я могу это доказать на деле! Где твой сын⁈

Лицо Габриэля перекосила злобная гримаса.

— Если ты еще раз откроешь свой поганый рот и…

— Где твой сын? Тот, у которого сложное ранение? Я могу тебе показать, какой силой наделил меня кристалл. А дальше ты решишь, абсолютное он зло или нет!

Ну вот и все. Сейчас Габриэль мне пулю в живот пустит или…

Он убрал пистолет за пояс, взял меня за руку и потащил за собой.

— Эй! Вы куда? — раздался от озера голос Мирко, до которого начало доходить, что происходит нечто серьезное.

— Плавай, амиго, плавай, мы скоро вернемся, — успокоил его Габриэль.

— Благодарю! Сто лет себя так хорошо не чувствовал! — Мирко резвым, но слегка располневшим дельфином ушел под воду.

— И вы тоже хорошенько искупайтесь! — крикнул Габриэль остальным.

Он пошел по тропинке, махнув рукой, чтобы я следовал за ним. Ром и Рэм, как два преданных волкодава, отправились за нами. Мы дошли до запертого на замок люка, Габриэль открыл его одним движением руки и… свет померк. Мы снова оказались в унылом трюме какого-то корабля. Здесь был организован лагерь для персонала станции. Прямо в трюме астермены возвели кубрики из пластиковых панелей. Мы продвигались по «центральной улице» этого поселения, и на наше шествие вышли посмотреть обитатели. Из-за ширм, закрывающих проемы, меня разглядывали в основном дети, лет до десяти максимум.

— Их родители на работе, — сказал Габриэль, увидев, что я смотрю на любопытные мордашки.

— На какой работе? — удивился я. Ибо не понимал, что за работу должны делать повстанцы. Их же дело — революции устраивать.

— А ты думаешь, станция и наше общество в целом святым духом питается? Кто-то в засаде возле торговых путей сидит, кто-то в шахте ковыряется.

— Ты же говорил, что у вас с внутренними планетами непримиримая вражда?

— И что?

— А кому же вы добытые минеральные ресурсы продаете?

— Им и продаем. Война войной, а прибыль должна быть. И у нас, и у них. Мы им даже товары, которые у них разбоем получили, обратно продаем. Но со скидкой. И ничего — берут.

Было заметно, что Габриэль разговаривает со мной на автомате. Его мысли были далеки от межпланетной экономики. Пройдя кубрики, мы оказались в следующем отсеке, где мне сразу стало понятно, как именно астермены «добывают» товары с внутренних планет. Здесь базировались их ударные истребительные звенья. О тактике космических пиратов знали все. Повстанцы из пояса не могли себе позволить флотилии из крупных кораблей, поэтому налеты проводили за счет одно- или двухместных машин. В ангаре, где мы оказались, в три рядка стояли истребители, штурмовики и бомбардировщики. Солянка собралась еще та, с огромным диапазоном дат и мест производства. Хоть музей открывай. Но экспонаты этого музея были действующими, в рабочем состоянии их поддерживала целая орава техников. Они что-то пилили, варили, отрезали и присобачивали обратно. Грохот в ангаре стоял такой, что беседу продолжать не представлялось возможным. Я шел, стараясь не поскользнуться на лужах масла и не задохнуться. Гарь в воздухе для меня была делом привычным, я и из пожаров людей вытаскивал, здесь же мне хотелось захлопнуть забрало шлема. Как астермены умудряются дышать этим дерьмом и что у них творится в легких⁈

Когда мы перешли в следующий отсек, я вздохнул с облегчением в самом прямом смысле слова. Габриэль провел меня по лайнеру, который служил чем-то вроде госпиталя. Мы прошли с носа на корму через весь корабль и в самом конце коридора уткнулись в дверь, которую охраняла женщина в замызганном белом халате с кобурой под мышкой. Завидев Габриэля, она, потупив взгляд, отошла в сторону. С ней же остались и Ром с Рэмом, в каюту зашли только мы с адмиралом.

Каютка была небольшая, скорее всего, раньше она была чем-то вроде кладовки. Но сейчас в ней навели идеальный порядок. Таких белых стен я не видел больше нигде на станции, а пол покрывал не слой ржавчины, а синтетический ковер с коротким ворсом. По-своему это выглядело роскошью. В тесноту каюты втиснули койку, возле которой на стене были размещены ящики с медицинской аппаратурой и мониторами.

Глянув на лежащего на койке пациента, я содрогнулся. Парню можно было дать лет двадцать пять, точнее его возраст мешали оценить покрывавшие его тело и лицо ожоги — зажившие, порозовевшие, но от этого не переставшие выглядеть отталкивающе. На руках пациента и на его шее висела целая гирлянда из шлангов и проводов. Его грудь медленно вздымалась, но, скорее всего, не сама: в обгоревшие растрескавшиеся губы был вставлен мундштук со шлангом, через который аппаратура с шумом подавала воздух. Обожженные веки без ресниц у пациента были прикрыты, но я заметил, как под ними рывками из стороны в сторону двигались глазные яблоки.

По роду своих занятий я часто сталкивался с жертвами различных техногенных катастроф и в силу этого не понимал, почему парень находится в таком плохом состоянии. Парализованные конечности без проблем лечились с помощью имплантов на позвоночный столб. Про косметику типа рубцов и говорить не стоило — трансплантация кожи занимала длительный период, но ничего необычного собой не представляла. Полгода — и парень был бы в полном порядке.

Едва мы подошли к нему, как беднягу начала бить крупная дрожь, его зубы судорожно сжали мундштук так, что пластик заскрипел. Дрожь переросла в судороги, пациент замолотил ладонями по кровати, и если бы он не был к ней привязан, то грохнулся бы на пол. На одном из медицинских мониторов зажегся оранжевый индикатор. Я увидел, как по шлангу в вену пациента побежала желтоватая жидкость.

— Анестетик, — предвосхищая мой вопрос, произнес Габриэль. — У моего сына отторжение имплантов.

— Редкая штука.

— Редчайшая. Одна на миллион. Его машина была подбита, но ему повезло… точнее, я так считал, что повезло, когда мы смогли вырезать его из оплавленного кокпита. Врачи дали мне выбор. Или провести срочную имплантацию и восстановить двигательные функции. Или применить более консервативное и щадящее лечение. И тогда мой сын сможет ходить черед год. Год, понимаешь?

Глаза у Габриэля были абсолютно безумными. Поэтому я не стал ничего отвечать и лишь кивнул.

— Год в инвалидном кресле, — повторил он.

— И ты настоял…

— Не я! Обстоятельства! Нам некогда ждать, нам надо сражаться! Каждый боец на счету!

И в особенности, если этот боец — сын лидера. Кто еще будет личным примером вести эскадрильи в драку? Но и эту мысль я высказывать не стал.

Габриэль встал на одно колено и взял сына за руку.

— Я приказал… — У лидера повстанцев дрогнул голос. — Я попросил его пойти на имплантацию…

— Импланты не прижились?

— Да. И операция только ухудшила его состояние. Ты можешь ему помочь?

— Наверное. Скорее всего, да. — Я переживал из-за того, что раньше мне приходилось иметь дело только со свежими ранами. Сработает ли моя способность на болячках, вызванных неудачными операциями, да еще и осложнениями в виде не включившихся наноустройств?

— Что тебе нужно, чтобы начать?

— Ничего особенного. Я только попрошу тебя выйти.

— Нет! Они тоже просили меня выйти! — взревел Габриэль.

— Они… это кто? — уточнил я.

— Врачи! Больше я этой ошибки не сделаю! Я останусь и буду наблюдать.

Я бы Габриэлю не возражал, если бы не знал о его дурацкой привычке хвататься за оружие. А сейчас он к тому же находился в высшей степени возбуждения. По меньшей мере мешать он точно будет, а по большей — застрелит меня не раздумывая, если решит, что лечение пошло куда-то не туда.

— Ты будешь мешать…

— Я останусь!

— Ты пойми, ты мешаешь. Мне для активизации дара надо сосредоточиться. Ты будешь отвлекать…

— Я! Не! Уйду! — орал Габриэль прямо мне в лицо.

То ли от его диких криков, то ли просто так совпало, но у его сына снова начались конвульсии. А я продемонстрировал, что тоже умею говорить громко. И убедительно.

— Посмотри на него! Перестань на меня пялиться! На сына своего посмотри! Я могу сделать хуже⁈ Как ты считаешь — еще хуже ему станет⁈ Или нет⁈ Так дай мне попробовать!

Габриэль мне не отвечал. Но и взгляда от моего лица не отводил. Я представлял, насколько ему тяжело смотреть на сына. Ведь это его решения сделали из самого родного на свете человека изуродованного инвалида. Причем дважды. Перейдя на сторону мятежников, адмирал подставил семью под удар. А потом, как будто этого мало, он решил еще и интенсивную терапию провести.

— Если… с ним… что-то, — каждое слово Габриэлю давалось с неимоверным трудом, — произойдет…

Я не стал повторять свой аргумент, что его сыну уж точно хуже не станет. Даже если я совсем облажаюсь, что с ним произойдет? Умрет? Черт его знает, что лучше — смерть или те адские конвульсии, в которых билось его тело.

— Не произойдет, я постараюсь, — не стал я делиться с отцом теми страшными мыслями, которые витали у меня в голове, — я сделаю все, что смогу.

— И даже больше, — с нажимом произнес Габриэль.

— Намного больше, — пообещал я.

Габриэль развернулся, подошел к двери и застыл. Потом убрал пистолет за пояс и, не оборачиваясь, попросил:

— Если не получится, сделай так, чтобы он не мучился.

Не дожидаясь ответа, он рывком открыл дверь и вышел.

Одно дело — обещать. И совсем другое — выполнить свое обещание. По большому счету от меня мало что зависело, я мог призвать дар, но абсолютно не мог его контролировать. Я знал, как запустить сам процесс, но дальше…

— Ну что ж, друг, желаю тебе… — Я поднял ладони над бьющимся в конвульсиях пациентом, которому не помогали сильнейшие болеутоляющие. Слово «выздоровления» я произнести не успел, в мои руки как молния саданула! Я не в первый раз ощутил эффект поражения электрическим током, но меня еще ни разу не трясло так, что у меня от сокращения мышц чуть глаза из орбит не повыскакивали! Еще хуже было то, что я не успел закончить фразу и едва не откусил себе язык. Я попробовал убрать руки, но ладони будто магнитом удерживало на месте, при этом через мое тело прокачивалось бог знает сколько ватт. Да какое там — тысяч ватт!

Я едва смог разжать челюсти и заорать от невыносимой боли! Я чувствовал, как моя кожа лопается и слезает с тела. Боже мой, наверное, то же самое ощущал и этот несчастный на кровати. Назвался Спасителем — будь добр испытать то, что мучит спасаемого!

Меня тряхнул особенно сильный разряд, я перелетел через комнату и врезался спиной в стену. И впал в спасительное беспамятство.