Я наблюдаю за тобой

Глава 21

Томас с болью в сердце смотрел на эту картину.

Он потерял своего внука… И из-за чего?

Из-за какой-то неведомой никому силе, что заставляет подобных Инглингу, подобных Стеину слышать голоса… Из-за роковой случайности, быть может…

Он, самый почитаемый и влиятельный человек в деревне, у которого было практически все, потерял своего внука.

А этот бедный рыбак в потрепанной одежде, в порванных ботинках – этот нищий внука только что обрел.

Маастера Валена так и не удалось оторвать от подсудимого, да никто особо и не пытался. После первой же попытки вернуть старика с блестящим от слез радости лицом на место, Харальсон махнул рукой, улыбнувшись непонятно кому, и продолжил заседание:

- Итак, - по-деловому сказал он, сложив руки в замок и весомо опустив их на стол. – Что мы имеем? Роальд Абель наткнулся в лесу, по какой-то удивительной случайности, на своего деда и двоюродного брата, которых атаковал взбешенный Инглинг Сорбо, утверждавший, что брошь принадлежала его семье… А затем Роальд Абель его убил. После чего…

- Дай мне слово, Харальсон, - потребовал вдруг Греджерс.

- Ах да! Я и забыл…

- Теперь у меня почти все сходится, - торжественно начал говорить старый детектив. – Особенно после того, как я своими глазами увидел брошь. Да-да, для меня эта вещь значила почти так же много, как и для маастера Валена. Почему? Сейчас узнаете. И, наверное, удивитесь, когда я покажу вам еще одну такую же – родную сестру тех двух!

С этими словами Фробениус потянулся в свой нагрудный карман и двумя пальцами выудил оттуда брошь. Точно такую же, какую Келда, стоящая возле кафедры, все еще сжимала в руках. И снова толпа изумленно ахнула.

- Позвольте мне, друзья мои, рассказать вам весьма странную и, на мой взгляд, глупую, но для кого-то, возможно, печальную историю «темного особняка» в городе Гамвике, - важно начал Греджерс. Заложив руки за спину, он принялся расхаживать по кругу, окидывая пристальным взглядом первые ряды зрителей. – Итак. Некогда этим особняком, как совершенно правильно говорится в официальных документах, владел герр Кайл Нильсон. Однако он был бездетен и молод и, узнав о своей смертельной болезни (какой, не важно), решил передать свой дом другу – пожилому человеку из тихой норвежской деревеньки на северном побережье. Ну, вроде нашей с вами деревни. – Рассказчик подмигнул Келде, мимо которой в этот момент проходил. – В документах, которые оформлял знакомый юрист Нильсона, некий Мортен Северуд, было написано, что человека того звали Вермандом Якобсем, а вот это, друзья, уже совсем неправильно! Того человека – теперь я точно это знаю – звали Асмандом Сорбо! О, вы, кажется, шокированы этим заявлением? Да, я тоже был удивлен, но это так! А откуда, как вы думаете, взялось неожиданное богатство Сорбо? С неба свалилось? Эээ, нет. Так не бывает.

Вы тогда недоумевали и ломали головы, путаясь в догадках. А вот оно, откуда все пошло!

Перед смертью Нильсон также передал Асманду три одинаковых брошки, которые являлись фамильной ценностью их рода и символизировали, как я понял, права на особняк. Три броши! Одну из них сейчас держу я, другую – фрекен Халворсен, третья покоится на дне морском вот уже тринадцать лет. Так вот. Асманд вернулся с брошками домой, где его ждали сын Ари и племянник Томас. Когда наш Лжеверманд умирал, он поведал правду им обоим. Как я понимаю, права на особняк автоматически перешли к Ари Сорбо, а Томас, я думаю, тогда не имел никаких претензий на богатство дяди. Ведь правильно я говорю, доктор? Правильно. Асманд рассказал сыну и племяннику, как отыскать Северуда и убедить его переписать дом на имя «Якобса младшего». Для того, чтобы подтвердить родство с Асмандом, Ари должен был показать Мортену три броши Кайла Нильсона. Как только Асманд умер, двоюродные братья отправились в Гамвик и сделали все, как велел покойный. Одну брошь они подарили Северуду, две до поры до времени оставили себе.

Я предполагаю – только предполагаю, заметьте! – что некоторую часть своего наследства Ари отдал Томасу, после чего тот, будучи тогда еще молодым человеком, отправился путешествовать, чтобы сколотить состояние с этим нешуточным капиталом. Верно я говорю, доктор? Не отвечаете… Ну, да ладно. Дальше, как рассказывает деревенский народ (здесь отдельное спасибо некому рыбаку Йохану), Ари и его молодой сын Холдор начали исчезать куда-то из деревни. А ездили они в Гамвик, потому что там у них был здоровенный дом, в подвалах которого хранилось огромное богатство. Хотя, насколько огромное, я не знаю, ну, да это все равно. Юную Вигдис Сорбо они с собой не брали, и вскоре вообще отправили ее в Мехамн, где она благополучно вышла замуж. Томас Сорбо влез в долги и приехал просить помощи у брата. К тому времени вы были уже почтенным зрелым мужчиной, доктор. Как же вам не было стыдно? Ай-ай-ай! Ари вас выставил за дверь (и снова спасибо нашему на редкость правдивому Йохану) и стал жить дальше. А его сын… О, с его сыном целая история!

В общем, теперь, друзья, я думаю, что все вы уже знаете, что стало с двумя оставшимися брошками – одной, которую выбросил маастер Вален, и другой, той самой, которая у фрекен Халворсен в руках. Знаете, что я держу ту, которая досталась Северуду. Знаете и то, кем был все-таки отец нашего подсудимого. Да, по крайней мере, догадываетесь! Но пусть лучше сам герр Абель назовет имя! Герр Абель! Ну, давай же, сынок, произнеси это вслух!

Роальд вздрогнул, выпрямил спину, встал и пристально посмотрел в глаза Томаса, сидящего напротив.

- Моим отцом был Холдор Сорбо, - громко произнес он.

Доктор опустил глаза и покачал головой, его губы беззвучно шептали слово «нет». Без конца. По залу пролетел легкий шепоток, люди переглядывались между собой. Неужели сам Ари Сорбо проморгал глазами, допустил, чтобы его сын…

Абель не обращал внимания на реакцию присутствующих.

- Что ж, ваша честь, по-моему, в правдивости слов подсудимого уже нет сомнений. Две одинаковых безделицы перед вашими глазами – подтверждение тому. А иначе как еще связать Верманда Якобса и Роальда Абеля?

- Это точно, Греджерс, ты, как всегда, великолепен. – Сказав так, ошеломленный и бледный судья повернулся к подсудимому. – Теперь, когда ваша личность наконец-то установлена и суд знает, что может доверять вам как честному человеку, вы будете говорить?

- Да, ваша честь. Теперь, когда вы верите мне, стало намного легче. И словно камень упал с души. Позвольте мне начать…

- Говорите.

- После того, как мой отец узнал от моей матери, что у него будет внебрачный ребенок, он бросился в ноги к Ари Сорбо с просьбой хотя бы приютить его будущего сына и мою мать и не дать ребенку умереть от нищеты. Ари все-таки согласился. О женитьбе разговор уже не шел, в этом отношении Ари был непреклонен, но он пожалел мою мать и меня. Однако когда мой отец пришел за нами через день после моего рождения, оказалось, что мать… Вы уже слышали, что произошло. В общем, отец забрал меня, но Ари потребовал от него, чтобы я воспитывался в доме в качестве слуги, чтобы никто не знал о тайне моего происхождения. Меня отдали в руки кормилицы, а потом, когда я немного подрос, передали няне, Ребекке Абель, и нарекли ее фамилией. В доме деда я был слугой, и с самого детства больше всех на свете я боялся человека по имени Ари Сорбо. Он не позволял нам с отцом быть вместе и говорил, что мы должны быть благодарны ему хотя бы за то, что он спас меня от смерти. Он меня почти ненавидел, и я старался не попадаться лишний раз ему на глаза, но когда подобное все же случалось, Ари приказывал мне убраться прочь и называл ублюдком.

Но отец любил меня. Иногда ему все же удавалось выделить минутку, чтобы побыть со мной, и тогда он понемногу воспитывал меня, как хотел воспитать своего сына. И всегда, каждый раз, прощаясь, он поднимал меня на руки и говорил: «Ты – Сорбо. Запомни это».

Отец подарил мне последнюю брошь, которую держит сейчас фрекен Халворсен.

Так прошло почти семь лет. И к тому времени мы с моей дорогой няней успели заметить, что отец и Ари иногда исчезают куда-то примерно на неделю. Примерно в то же время я издалека увидел Томаса Сорбо. Впервые в жизни. Он сидел в гостиной и разговаривал с Ари, сперва спокойно, затем на более высоких тонах. Наконец он упал на колени перед дедом и стал умолять его о помощи. Я наблюдал за этим, сидя на втором этаже и прячась за поручнями лестницы. Мне было слышно каждое слово, но повторять их разговор здесь я не вижу смысла. Я понял тогда лишь то, что Томас просил у Ари денег, чтобы погасить свой карточный долг. Но Ари прогнал его.

В следующий раз Ари уехал раньше Холдора, и отец, воспользовавшись этим, решил взять меня с собой. Он велел мне и Ребекке собираться в дорогу, сказал, что хочет сделать мне подарок на семилетие и показать большой особняк, в котором мы когда-нибудь будем жить. Отец знал, что когда мы приедем втроем, Ари будет зол, но все-таки не посмеет причинить вред никому из нас.

И вот мы приехали. Как оказалось потом, в город Гамвик. Дом, куда привез нас отец, показался мне огромным и мрачным, но отец и дед каждый раз, приезжая, собственноручно наводили там порядок, готовясь к переезду, а заодно брали деньги, которые хранились в специальном тайнике. Вы все правильно поняли, герр Фробениус: они, как и весь дом, достались Ари еще от его отца Асманда.

Ари в тот вечер больше двух часов ругался с моим отцом в своем кабинете и даже грозился вышвырнуть меня из дома на улицу… Потом они решили пройтись по городу, чтобы не кричать и не выяснять отношения при мне и Ребекке. Это была идея Холдора.

В доме никогда не было прислуги, и мы с няней остались вдвоем. Мы ждали…

Было уже очень поздно, и с каждой минутой мне становилось все страшнее. А потом, примерно в два часа ночи…

Примерно в два часа ночи в дом ворвался отец. Когда я бросился к нему навстречу, я чуть не умер от ужаса: у него в животе зияла страшная рана, нанесенная ножом, и из нее хлестала алая кровь. Он упал на колени прямо передо мной, обхватил мое лицо своими окровавленными руками и посмотрел на меня… так спокойно и с такой печалью.

Я никогда в жизни не забуду этого его взгляда.

Он с трудом говорил, но все-таки сумел выдавить из себя вместе с вытекающей изо рта кровью, несколько фраз. Он сказал мне:

- За этим стоял Томас. Никто больше не мог. Отомсти за отца и деда, а сейчас беги. БЕГИ! Скорее беги…

Так он умер. Ему было всего двадцать шесть лет…

Я тогда мало чего понимал, но Ребекка… Ребекка спасла мне жизнь. Она понимала, что убийца не знал о том, что мы с ней тоже в Гамвике, что он не знал о том, что у Холдора был сын, и что негодяй скоро придет в дом и, когда обнаружит нас… убьет. Поэтому она поторопила меня, как бы сильно мне не хотелось проститься с отцом. Я упирался, кричал и плакал, но она схватила меня, и мы убежали. Мы все-таки успели.

Все это случилось двадцать лет назад, но я вижу все так отчетливо и ясно, как будто это происходит сейчас.

Теперь вы понимаете: я никогда не мог быть полностью уверен в том, что за убийством моего отца и Ари стоял Томас Сорбо. Но я поверил последним словам отца. И до сих пор верю. И не отступлюсь от этого, пока мне не докажут обратное. Но сам я подтвердить мои слова ничем не могу, и поэтому не собираюсь обвинять кого-либо в суде. У меня ведь нет никаких аргументов против Томаса, кроме моей единственной веры.

Но я хотел покарать убийцу. Сперва я был мал, чтобы сделать это, потом я не мог решиться, потому что не представлял, как можно поднять руку на старика, пусть даже это самый подлый человек на свете… И все-таки полтора года назад я решился. Я выследил Томаса, когда он отправлялся в особняк в Гамвике, в тот самый особняк, и поджег дом. Уже потом я увидел, что Томас спасся, но я и не подумал о том, что все было напрасно. Я ликовал и ни о чем не жалел, потому что наконец-то уничтожил этот проклятый дом вместе с его бесчисленными тайниками и сокровищами, уничтожил это зло, из-за которого человек готов был пролить кровь брата, из-за которого погиб мой отец, из-за которого, как я понял в конце концов, Ари не позволил Холдору жениться на моей матери… Этот дом разрушил всю мою жизнь, а я разрушил его. Я не раскаиваюсь в содеянном, ваша честь. Пусть вы осудите меня за это, я не буду жалеть.

Потом я на некоторое время оставил попытки взять с Томаса Сорбо плату за жизнь моего отца. Больше года мы с Ребеккой останавливались то там, то здесь, пытаясь заработать денег на жизнь. Мы никогда не задерживались подолгу на одном месте, потому что… потому что меня всегда тянуло сюда, в деревню, где я провел свои самые счастливые годы… И наконец мы решились и вернулись.

Что было дальше, вы знаете.

Да, я поджег дом, когда там внутри был живой человек. Да, я убил Инглинга Сорбо. Да, я хотел причинить Томасу адскую боль. Я не отрицаю этого.

Я все сказал.

Теперь можете судить меня, как вам будет угодно.

… Долгое время в зале царила тишина.

- Судить? – герр Харальсон вдруг едва заметно улыбнулся. – Я не вижу больше необходимости вас судить, молодой человек. Однако запомните наперед: не вершите расправу без того, чтобы не докопаться до правды. Вы не виновны ни в чем, кроме ненависти и юношеской горячности, но и вина Томаса Сорбо не может быть доказана. А потому я прекращаю наше заседание. Все свободны. Да-да, и вы тоже, герр Абель.

Роальд был, мягко говоря, удивлен решению суда и как будто даже не замечал, что Отто радостно обнимает его за руку и гладит по плечу.

Однако в следующее мгновение после того, как Харальсон в последний раз ударил по своему столу кулаком, раздался крик:

- Роальд! – и рыдающая Ребекка Абель, которую ничто теперь не могло удержать, бросилась к своему воспитаннику и обняла его так крепко, как будто собиралась задушить.

И не переставала всхлипывать.

А Роальд гладил ее по волосам.

- Тише, няня, тише…