Я — сердце злодея

Глава 3

Говорила мне мать: не пей из ручья, когда тают снега, не ешь волчьи ягоды, как бы ни были те хороши, и не насмехайся над злом.

Говорила: коль смеёшься, готовься держать и удар. А то, чего будет стоить твой смех? Бездумно смеются глупцы.

Добро уважай — учила она меня — и всегда в него верь. И коль сил не хватает сражаться с иным, сторонись и не касайся, искореняй зло в жизни своей, это тоже битва.

И муж — обещала она — будет у тебя, когда повзрослеешь, таким же. Ибо тянется подобное к подобному, и дополняют тогда различия друг в друге.

Видимо, я не справилась ни с чем, о чём говорила она. К сожалению, вот я, взрослая уже, девятнадцать зим исполнилось совсем недавно. А ни мужа, ни сил, и невольно утонула я во зле. В темноте Его бездонных вертикальных зрачков…

Мать говорила мне, что Сумеречный мир — это сердце живущего некогда великого дракона. Он оставил нашему народу источник магии жаркой, как его кровь. И тем самым остался жив, навеки поселившись в каждом из нас, кто магии той коснулся.

Этаро… Отец его и он сам отчего-то считает, будто Сумеречный мир опасен для людей. И не должно быть рядом того, что людям неподвластно. Как не живут на склоне проснувшегося вулкана, что затмевает дымом чистые небеса, так не живут и с мелариями.

Только мы никому не несём зла.

Мой дом был усыпан цветами. Деревья пели под ветром свою песнь, звеня сочной зелёной листвой. Птицы не боялись меларий, ели у нас из рук. И ни одна не пострадала! Так отчего же люди должны пострадать?

Нет, загадкой для нас остаётся до сих пор, откуда такая ненависть к нам. С чего же смотрят на нас, как на диких зверей? Лишь силой в сути своей, да чертами во внешности отличаемся от людей.

Как и они от нас…

Или то просто боги за что-то разгневались? Быть может за то, что однажды, когда-то давно, когда ещё люди жили с нами в мире и почитали, как хранителей драконьей силы (а драконы правили ими долгие столетия), потеряли мы лучшую из меларий, которую клялись защищать и хранить от всякой беды?

Она была дочерью нашего короля. Словно белая лилия, нежная и прекрасная. Отец носил её на руках, никто никогда не обижал принцессу. Все считали её своей, все любили. И цветы тянулись к ней, когда проходила она мимо. И деревья скрывали её от бурь и ветров. И лунный свет серебром лился в её ладони, а когда умывалась она им, то селился в её глазах.

Но однажды отец её, покоряя новые земли, отправившись в путешествие не забавы ради, а по каким-то важным делам, был загнан стаей оголодавших волков в болото. И лёгкая поступь, и сила Сумеречного мира, не спасла его… Он был слишком уставшим и как назло оказался один.

Короля всё больше и больше затягивало в трясину. И когда он сделал последний глоток воздуха, мысленно прощаясь с жизнью, услышал треск. А там и чьи то шаги…

Дерево, упавшее рядом, стало мостом для незнакомца в чёрной мантии. Он присел на корточки, тонким прутиком взбаламутил воду рядом с головой короля, и болото прекратило тянуть того вниз.

— Что дашь мне за спасение своё? — спросил незнакомец, сверкая золотым огнём глаз из тьмы под капюшоном.

— Что угодно… — смиренно ответил король. — Меня дома ждёт дочь. Я должен вернуться живым.

— Дома? А у меня дома не было никогда. Небо — мой дом, но небеса общие, — задумчиво ответил незнакомец. — Я помогу тебе, а взамен отдашь мне свой мир.

Король пойти на это не мог. Решать такое не ему одному, а всем мелариям.

Однако знал он, что они отдали бы Сумеречный мир за него. И дочь, его маленькое светлое продолжение, ни за что бы не простила, откажись он и погибни в болоте.

— Отдам тебе, что просишь, — покорился король.

И оказался на берегу, прямо перед тропой, ведущей из незнакомых мест к дому.

Вернувшись же, встретив дочь, увидев, как мирно и хорошо вокруг, король решил, что может откупиться от своего спасителя иначе. Что никогда и никому не отдаст Сумеречный мир, и завоёванные или отданные ему людские земли, тоже.

И когда незнакомец явился за платой, меларии отказались куда-либо уходить или служить ему. Сам великий дракон — сказали они — оставил им пламя своей силы в прошлом, и землю эту, породнившись однажды с одной из них. И если кому-то и прогонять их из Сумеречного мира, то лишь ему!

Незнакомец рассмеялся. И смех тот, говорят, похож был на треск огня и песнь ветра.

— Что ж, а как насчёт потомков Его? — спросил он, распахивая за спиной стальные крылья.

Никто до того даже подумать не мог, что говорит с сыном великого дракона, когда был тот, как верили все, последним из рода своего и погиб уж много десятилетий назад.

— И не земли я просил у вашего короля, а мир, — выделил он, прошипев это слово, — его…

И, взлетев, схватил любимую всеми принцессу и скрылся вместе с ней в чужих, враждебных для меларий землях.

Много лет прошло, и не прошло ни дня, чтобы меларии не пытались её вернуть. Но безрезультатно — на чужой земле сила их была не так велика. А почитания нас людьми и отношение их к нам, как к высшим, стремительно таяло, сменяясь на презрение.

И, в конце концов, безутешный король проклял обманувшего его незнакомца, как и весь его род. После чего погиб, ведь слился со злом и тьмой, которой коснулся…

Говорят, порочный круг этот из обмана, жестокости и зла, так и не разомкнулся.

И вот, это коснулось и меня. Я почти в самом центре тьмы. И на самом деле я шла к ней намеренно.

Ведь у меня был план…

У меня был пузырёк с редчайшим ядом, который способен погубить даже крылатого властелина. Если знать, как подать его ему… Мне нужно было научиться печь хлеб так, как дано лишь мелариям, и угостить им Этаро.

Но теперь…

— Где? — сквозь полубред произнесла я, охваченная беспокойством, ведь яд хранился у меня в медальоне на шее. — Где мои вещи? Кто снял с меня всё? Как… — будто от смущения, на самом же деле от жара, заалели у меня скулы, — как посмели?

Мужской смешок, прозвучавший надо мной, был незнакомым и явно принадлежал не Этаро.