Я — сердце злодея

Глава 18.2

Не знаю, могла ли я отказаться… Почему-то даже не предприняла попытки его прогнать. И вот теперь, набросив на плечи шёлковый длинный халат, больше похожий на изящное платье, я бесшумно ступала за Амилом по длинному коридору, который разукрасили яркие лучи, падающие из витражных окон.

Амил был мрачен… Настолько, что на полпути я уже жалела о своём решении и опасалась за свою жизнь. Как знать, вдруг лекарь настолько жесток, чтобы мстить мне за то, что властелин был недоволен им?

Но вот мы зашли в просторную круглую комнату одной из башен, а там и на открытый балкон, из которого открывался вид на равнину и Замерший лес. И Амил бросил на меня какой-то затравленный, болезненный взгляд.

— У всех… — он прочистил горло, облизав пересохшие от волнения губы и продолжил: — Почти у всех меларий есть дар. Мой — это показывать прошлое. Но лишь то прошлое, свидетелем которого я был. Хель, госпожа… Я хочу поведать вам тайну. Но прошу лишь об одном — чтобы ни случилось, не рассказывайте об этом никому, особенно Этаро.

Я напряглась, недоверчиво буравя его взглядом и раздумывая над такой странной просьбой.

— Зачем же тогда хочешь мне что-то рассказать? И почему именно теперь?

— Потому что вижу, что ты не успокоишься… Что сбежишь или предпримешь что-нибудь против властелина. А я… надеялся, что ты поможешь ему. Только вот, узнай он то, что я расскажу тебе… захочет ли тогда принять помощь? Всё сложно, Хель. Но ждать и на что-то надеяться я больше не могу. Поэтому доверюсь тебе, пусть и считаешь меня врагом. Позволишь? — протянул он ко мне руку.

И я, хоть и колеблясь, согласно кивнула.

Амил коснулся моего лба своей узкой прохладной ладонью, и земля ушла из под моих ног. Я ощутила, как падаю в пропасть, воздух свистел в ушах, но при этом был плотным, как ледяная вода. Но дышалось легко и спокойно, несмотря на сердце, что заходилось в груди и невозможность пошевелиться, будто я сама обратилась в лёд.

Когда же мне удалось распахнуть веки, я обнаружила себя на склоне холма, с той его стороны, где видна была зелёная долина, а небо казалось близким-близким. Руку протяни, и коснёшься пушистых, больших облаков, что поднимались, выплывали, казалось, прямо из-за холма. И, подсвеченные рассветными солнечными лучами, с одной стороны своей все, как одно, казались пурпурными и позолоченными.

А за спиной моей домик, деревянный, небольшой. Тёплый, уютный, увитый плющом. И песнь, что лилась из его открытого окна, казалась мне смутно знакомой…

Затаив дыхание, я подошла, забыв, что совсем недавно и вовсе не могла шелохнуться.

С дубовой двери был сброшен засов, и я открыла её легко. Перешагнула порог с опаской, пусть и понимала, что, по всей видимости, нахожусь в чьём-то воспоминании, в иной истории, а значит в другом мире. И меня никто не заметит здесь…

Дощатый пол под босыми ногами такой мягкий и тёплый. И к ступням ластятся солнечные лучи, влетевшие в комнату из окна. В печи погасшие угли, но над ними висит маленький чёрный котелок, над которым всё ещё тонкими лентами поднимается пар. Лавка под подоконником широкая, наверняка на ней можно спать. Вон и клетчатый плед всё ещё застилает её. С пряжей в углу под столом играется полосатый рыжий кот. И я невольно протянула сквозь пальцы несколько прядей своих волос, сравнивая цвет.

А у печи, возле маленькой аккуратной люльки, что стоит в стороне от прялки, сидит молодая красивая девушка с волосами белыми, точно лён. Качает её и поёт колыбельную. Но отчего-то я могу разобрать лишь несколько слов:

«Мой король, завтра будет новый день, и ты отыщешь дорогу домой. А пока луна на качелях из серебра, будет колыхать тебя. Колыхать тебя. Колыхать…»

Я прижала ладонь к груди, будто пытаясь удержать рвущееся сквозь рёбра сердце.

Эти строки… Их вспоминал Этаро.