Высокие устремления

Глава 24 Выбор пути

Господа аристократы изволили шуметь, галдеть, зряшно суетится по глупым поводам — ах, ему на ногу наступили, ах, посмотрели не так, надо бы на тинг вызвать, да башку проломить… В общем, проявляли полнейшую недисциплинированность и распиздяйство, совершенно неуместные в свете грядущего разговора.

Разумеется, владетель Черного залива, кнеж Буривер, ничего иного и не ждал — собери в одной зале пару десятков высокородных мудаков, они и в жисть не договорятся сами по себе! Каждый будет делать вид, что он тут самый главный и родовитый, кичится вотчинами, заслугами предков, вспоминая кто кем командовал лет триста назад. Размахивать оружием и древними грамотками. Притом, если грамотки сомнительные, то верещать будут в два раза громче, словно крысюк, которому хвост дверью зажали и сейчас вилами проткнут.

Кнеж смотрел на происходящее в длинном доме Мюр-Лондрона и с каждой минутой становился все грустнее. Задумывалось куртуазное толковище о делах важных, денежных, и разве что, самую малость, скорбных — о чем были предупреждены все — разумеется, без подробностей. Подробности кнеж собирался огласить уже по месту. Чтобы до ушей сиятельного рыцаря Бурхарда и прочих негодяев они дошли как можно позже. Во избежание.

Получался курятник. Или, как вспомнилось чудесное сравнение — горящий блядюжник во время наводнения. Кнежу, лет двадцать назад, довелось как-то сидеть на крыше охваченного пламенем борделя. Внизу его ждали копья воинов любящего дядюшки… В тот раз он вывернулся — повезло! Но беспорядок Буривер разлюбил навсегда! Сила — в дисциплине. Вот как у горцев, которые в поле всех бьют, даже рыцарей. Жаль, нельзя на Мюр-Лондроне дисциплину горскими методами наводить — кто пасть разинул в строю, тому сразу кинжал в бок, чтобы командирский голос не перебивал. Приказы — это святое!

Истощив крохотный запас терпения, кнеж наклонился, достал из-за кресла рог — бивень нарвала, оправленный в серебро, покрытый искусной резьбой, и загудел во всю мощь легких.

Жуткий рев старой кости пронесся по небольшому, в общем, залу. Кто стоял — упал, кто сидел — вжал тупые головы в плечи, а зады — в жесткие сиденья.

— Тишину! — выждав, пока эхо перестанет биться о закопченные стены, кнеж, для убедительности, постучав обухом топора по столу, продолжил. — По праву владетеля этих мест, я требую тишину! Да позатыкайте ебла, мать вашу, друзья вы мои, товарищи!

Заткнулись самые разговорчивые. Уставились на Буривера с обидой. Еще немного и кинутся, вынимая ножи. И зарежут.

— А тишину я прошу не для того, чтобы вас оскорбить, поймите правильно!

— А на кой тогда⁈ — заорал боярин с Туманного, чьего имени кнеж не помнил. То ли Ивер, то ли Ивор.

— В тишине куда громче и понятнее звучат слова о важном. О серебре.

— И о золоте⁉ — уточнил Хельги, боярин со Сторожевого острова. Самый близкий к материку, самый богатый…

— И о золоте! — решительно подтвердил Буривер. И ласково улыбнулся.

Буйная компания, попереглядывавшись, закивала. Ради золота и серебра, можно было и помолчать. Немного.

Выждав несколько минут — и для солидности, и чтобы убедиться, что никто не начнет вякать не вовремя, Буривер еще раз грянул топором об стол — ради сегодняшней встречи многократно ошпаренный кипятком и выскобленный ножами — даже изначальное дерево можно разглядеть!

— Итак, любезные и достопочтенные бояре, боярские дети и прочие уважаемые капитаны! — Кнеж снова сделал паузу, вглядываясь в лица соратников. Те еще рожи! Что ни харя, так сущая летопись побед и поражений, шрамов, ломаных носов и выбитых зубов. Соратники! Друзья! Чтоб они передохли все… Но и без них нельзя! Поэтому, как говорят на югах, придется работать с той глиной, что под ногами.

— А попросил я вас всех собраться в моем гостеприимном доме, не только потому, что я вас всех уважаю безмерно…

Приличные мужчины, то есть аристократия Мюр-Лондрона заухала, затопала, заколотила кулачищами по своим грудям и соседским спинам.

—…А для серьезного базара! То есть, для разговора важного, и крайне ответственного. Посему, заранее прошу меня слушать внимательно, отнюдь не отвлекаясь. Короче говоря, перед нами встает два важных вопроса! Кто во всем виноват, что делать дальше, и куда бежать, если на первые два, ответить мы не смогем. Не, это ж три получается вопроса…

— Мы не убегаем! — одобрительно зарычали соратники.

— Ну тогда, точно, два! Уговорили, чертяки языкатые! Ну так что, кто виноват, и что делать? И причем тут мы?

Кнеж обвел присутствующих взглядом орла, сидящего на вершине горы. Гости, пораженные широтой поднятых тем, малость притихли.

— Двоебожники? — с некоторой даже робостью предположил тот самый то ли Ивор, то ли Бивор. Имя из головы как вылетело, так и не влетало. Помнилось только, что поймали его на брехне, мол, трахнул два десятка моржих за одну зимовку. Оказалось, что всего одну, да и то, не моржиха была, а плечевая приблуда из Любеча, так что лучше бы все-таки моржиху…

— Южане? — вымолвил Хрунд, сын боярский. Тоже с Туманного. Хороший, толковый парень. И про моржих не врал ни разу.

— Жадные пидорасы с Острова! — уверенно заявил Хельги.

— Ну, про островных пидорасов, мы даже и не вспоминаем, они по жизни во всем виноваты! — подытожил Буривер. — Что ж, первый вопрос в общем, решили. Кого винить, прикинули!

На гнусных рожах дорогих соотечественников появились ухмылки. Кнежу определенно получилось заинтересовать, приобщить, так сказать, к решению проблем вселенского масштаба. Ну и островных похуесосить, но это — святое! Теперь же, следовало не мешкая, переходить дальше. Пока шлюха не остыла, так сказать!

Кнеж обвел всех еще более орлиным взглядом — этакий кондор, или даже сам Творец Мира из сказок северных снеговиков. И выдержав долгую-предолгую паузу, громко вопросил:

— А чой-то вы тут все такие нихуя себе, и все с топорами ходите, а?

Гости начали неуверенно переглядываться. Вопрос звучал странно — вроде все слова понятны, а по смыслу — какая-то херня. Все порядочные мужчины Мюр-Лондрона ходят с топорами или кордами. Кто побогаче — с мечом. У кого с деньгами грустно — с копьем или, на худой конец, с дубинкой-шилейлой. Это что такое кнеж имеет ввиду? Намекает на нищебродство⁈ Мол, собрались тут, а у самих в кармане — вошь на аркане? Уууу, мы его!

Или что-то чуть глубже и подковыристее, как он, хитрожопый мудила, любит? Сам же ведь с топором сидит.

Прежде, чем народное возмущение вылилось в короткую, но кровавую резню, Буривер, с размаху шлепнул о стол мешочком. Мешочек нежно и ласково звякнул.

— Деньги-то сейчас иначе делаются!

После короткого замешательства, со своего места поднялся один из старейших и опытнейших капитанов, Кряка Крокодилья жопа. Он начинал свой трудовой путь на торговых путях южных морей, и так всех там достал, что перебрался на противоположный конец света. И, на удивление, прижился. Внеся нотку южного коварства в северную прямоту и кровожадность. Сыновья если не просрут все, по извечному сыновьему обычаю, то новая порядочная семья на Мюр-Лондроне появится. А там, глядишь, и боярами станут.

Кряка рассудительно прокашлялся в кулак. Посмотрел направо, затем налево, подчеркивая, что говорит не сам за себя, а выражает консолидированное, так сказать, мнение коллектива. Снова кашлянул, и произнес, уцепившись не по возрасту зорким взглядом в мешочек — похоже, пересчитывал монеты прямо сквозь замшу:

— Ты, кнеже, изволь яснее мыслю выразить. А то нихуя ж не понятно! Но очень интересно, это да.

Собравшиеся дружно закачали бородами. Серебро и золото — это крайне интересно. Ради него не стоило даже раздувать оскорбление насчет топоров. До поры, конечно.

— Выражаюсь яснее, — покладисто кивнул Буривер и продолжил, — новости с материка все слышали? И все знают, что у нас теперь аж два императора, один другого краше. А что это значит?

Не дав обществу пораскинуть мыслями и опозориться, кнеж внушительно произнес:

— Это значит, что большая земля умоется кровью так, что небесам тошно станет! Возражениев, надеюсь, на сию полную очевидь, не услышу? Дурных тут нет?

Буривер выждал самую малость — так, чтобы гости подумали, что он и вправду ждет от них ответа.

— Нет возражений, и это в высшей степени правильно, потому что истинно! А дозвольте, господа любезные, следующий вопрос… Что такое война?

Тут-то любезные господа не оплошали!

— Кровища кругом! — завопил первый.

— Барахло ничейное! — дополнил мысль второй, не уточняя, почему это самое барахло вдруг потеряло владельцев.

— Бабы! Бабы! — загнусавил третий, облизываясь в предвкушении, будто людоед из детских сказок. — Общедоступные, вот!

— Ага, общедоступные, — осадил похотливого страстелюбца разумный и опытный Кряка — Как войско через городок побольше проходит, так, считай, и нет войска. Месяцок-другой и все носы друг дружке приклеивают. Я на юге в войске ходил, видел.

— Все так! Тут и Хельги прав, и Хуссар! И мудрый Кряка прав, как всегда! Война, это веселье, движуха, обогащение и всякие развлечения. Для тех, кому повезло. А еще война — это голод.

Сыны волн тут же погрустнели. Сказанное было понятно и близко каждому. Что и говорить, если даже на жарком юге, где солнце и тепло, где палку воткни в жирную землю, хлоп, а на ней огурцы растут, тамошний народ знает это жуткое слово. На Мюр-Лондроне же, в краю тощей бесплодной, круто просоленной океаном земли… Голод приходил к каждому! Даже самый родовитый боярин знал как это, когда брюхо прилипает к хребту, и ты все готов отдать за кусок хлеба с подгнившей селедкой… На континенте в такие времена дворянство желуди наворачивает, как простой народ, но где же на северах дубы разыщешь?

— Вот, гляжу, прониклись! — произнес Буривер. — Вспомнили! Ведь первое, с чего начинает веселый военный люд, это ради потехи топтать посевы, жечь поля и выгребать до последнего зернышка запасы. Человек с мечом в руках любит пожрать! Много и вкусно! И про цену — молчок! Потому что не платит!

Общественность с очевидным не спорила. Все так и есть! И амбары выносили, и факелы в поле бросали — горит же задорно, с треском и искрами, как мимо пройти, не пошалив⁈

— Что же меняется сейчас, отчего я тут перед вами распинаюсь? А изменилось то, что сейчас все куда круче заваривается! Не бароны друг дружке на меже рожи бьют, и даже не короли в соседскую кашу ссут! Нет! — резко махнул рукой кнеж. — Нет! Тут схлестнутся два императора! Всем достанется! Никто не уйдет обиженным! Ойкумена полыхнет со всех сторон, и голод возьмет за глотку каждого! Каждого!

— И что с того? — оскалился, подскочив, Трумпель — боярин со Светлого. Человек ума небольшого, но своим вопросом ставший весьма полезным. — Пусть они там сами себя глодают! Или того… это… уестествляют, во! Прости, кнеже, но я пока вижу одни слова! А от тамошних побоищев, я у себя в миске, нихера не вижу изюма!

— А нам изюм и не нужен, — улыбнулся как глупому ребенку Буривер. — Изюм это что? Это вяленая винная ягода, то есть каждая изюминка — неслучившаяся капля вина! Вино же хорошо пить в радости! Когда все выгорит, тогда и выпьем!

— Эээ…!

Возмущение присутствующих чуть не разнесло зал, а вместе с ним, и бург кнежа Буревира. Хорошо, он успел понять, что сказал что-то не то. Скомандовал, замахав руками. И из двух дверей, до поры завешенных старыми гобеленами, родом откуда-то с юга, кинулись подавальщики. Разнося выпить и закусить разгневанным мужчинам.

Те выпили, закусили, и приготовились внимать.

Снова завладев внимание подобревших гостей, кнеж продолжил:

— Когда люди хотят жрать, вкус у них сильно меняется, раздвигаются границы, так сказать. Сейчас нашу селедку на большой земле видеть не хотят, рожи воротят. Костлявая, горькая и вообще, блевать с нее тянет. Но это сейчас. Пройдет год, и все станет иначе! А почему? Потому что, сколько уж случилось неурожайных лет одно за другим? Вот и я не помню, потому что — много! А в следующем году весь урожай, худой или добрый, совсем погибнет — вытопчут и сожгут. Так что весь материк начнет глодать хуй. Без соли. А рыбка, хоть и самая горькая, на вкус лучше самого сладкого хуя.

— Так бляди говорят! — быстро уточнил Трумпель, очень вовремя, надо сказать. Буривер даже передумал его убивать. Полезный глупец!

— А нам так будут говорить нынешние гордецы! Сиятельные рыцари, герцоги и прочие графья! А там, глядишь, и императору за щеку заправим!

По залу пронесся смех, но ржали господа северные аристократы чуть осторожнее обычного. Император все же… хер его знает, что и как повернется. То есть шутка, конечно, здоровская… но ржать над ней все равно стоит потише.

— Очень скоро наша рыба станет не просто хорошо продаваться. Нет, ее с руками рвать начнут! Сколько ни выловим, все мало будет! За изысканный деликатес проканает! Даже с самой паршивой солью! И отсыпать нам за нее станут уже не тощее, обрезанное серебро, когда чуть потрешь, а монета краснеет, но самое лучшее золото. Потому что мертвым деньги все равно не нужны. И пусть только они попробуют сказать, что их ламантины лучше наших родных морских коров!

— И для этого ты со снеговиками трешься, да? В дела наши лезешь? — подскочил неугомонный Кряка. Мелькнула мысль, что Крокодилью жопу пора делать Мертвой жопой. — Сейчас красиво заливаешь про селедку, а сам, под шумок, наши фактории захватишь⁈ Еще и с Любечем посраться хочешь, чтобы Бурхард с Архипелага все вымел⁈ Для того к унакам на Западном подбираешься? И сынка своего на дикую уначку положить хочешь⁈ Я-то все знаю, все вижу!

Буривер дождался, пока старик прокричится, улыбаясь и кивая. Так мол, так все и есть. Ты, мол, прав целиком и полностью. От его загадочной улыбки Кряка орал все тише, пока не перешел на шепот. А затем и вовсе рукой махнул. Общественность недоуменно слушала. Обычно за предъяву насчет ебли с дикарями отвечали тингом, а тут организатор толковища ничего не отрицал и вроде как даже за доблесть счел. Непонятно! Но очень интересно.

— Все верно, истина твоя! Да только если подумать, какая ж она дикарка? Дочь своего отца, вождя племенного, а он родословную на тридцать поколений взад помнит и каждого предка назовет поименно со всеми заслугами! Прям как боном настоящий, даром, что предки не в пергаменте записаны, а на моржовом бивне зарубками помечены. И кто скажет, что снеговики в бою слабы, тот с ними не сходился никогда!

На сей раз никто не орал и не ржал. Над диким северным народом посмеяться — это всегда заположняк. Но лучше за глаза, потому что когда на тебя прет доспешный унак, у которого в брюхе плещется мухоморная настойка, в руках плохо прокованный, но же меч, а на той стороне его с почетом ждет их отбитый на всю голову Ворон Кутх — диспозиция к смеху не располагает.

— А дворянина что делает? — задал вопрос кнеж и сам же ответил. — Родовитость и доблесть. Родовитость имеется, доблесть в наличии. Так что получается, вождь унакский все равно, что барон, и сыну-то я настоящую баронеску в жены забираю! Все честь по чести — имеют унаки свое дворянство! Значит, надо его учесть и привести с нашим в согласие да соответствие! И все дела!

— А чего сразу не герцогиню-то?

— Герцогиня у нас одна, в Любече сидит.

— Лежит! — захохотал кто-то из гостей. — Под конюхом!

Зал снова взорвался хохотом. О любвеобильности и слабости любечской герцогини на передок, знали даже здесь.

— Ничего, на первое время обойдемся и баронеской! — не смутился кнеж. — Соберем на континенте пару-тройку герцогов. Накормим от пуза, они документ и подпишут-то! Вот герцогов да графьев новых, они точно ни в жисть не признали бы, это ж им, получается, ровня! А баронское достоинство подтвердить — это нормально, это герцогской чести не в ущерб. Опять же, — кнеж понизил голос, — есть маза, что у нас на большой земле друзья завелись. Надежныя!

— Так-то, оно так! Но на кой оно все? Жили как жили, и дальше проживем! И друзей нам не надо никаких! Сперва друзья, а потом мытарей шлют!

— Дурак ты Хельги, уж прости, что прилюдно такое говорю…

Боярин со Сторожевого острова дернул было меч из ножен, но посмотрев по сторонам, увидел, что одобрения его поступок не получает ни малейшего, вдвинул обратно:

— Закончи, слушаю!

— Жить как прежде не получится! Была б у тебя голова на плечах, а не жопа, то понял бы! Я полдня тут рассказываю, что к чему!

Вспыхнувший сухим деревом Хельги все же выдернул меч, даже начал замахиваться, то ли для пущего выражения негодования, то ли в самом деле, дурная башка, хотел напасть. Но тут вдруг выронил клинок, начал судорожно хватать воздух. Повалился лицом вперед. Упал. Из спины торчала белая костяная рукоять. Вот и сбылись мечты о порядке… Правда, как тут обычно и бывает — с подвывертом и через задницу.

— Продолжай, кнеже, продолжай! — попросил Кряка. — Меня ты уже убедил. Ну, почти… Вот еще бы про денежки побольше да подробнее. Предметно, так сказать!

Момент был скользкий. Это, конечно, не тинг, но здесь приличные люди собрались, мочить по беспределу и даже без оскорблений для затравки — как-то нехорошо, неправильно. Ну да, за меч схватился, так кто знает, зачем? Вдруг хотел в закопченному потолку воздеть и здравницу проорать. А кнеж кто? Кнеж — организатор и гарант толковища. Если кого прибили, так вроде как прибили под его покровительством и с одобрения, нехорошо получается! В такие мгновения весь коллектив может за топоры взяться…

Но нет, не взялись. И Кряку уважают, и Хельги дурак, сам нарвался.

Эх, крепить и крепить еще дисциплину в рядах архипелажной аристократии!

— Благодарю! — кивнул старому капитану Буревир и продолжил, понизив голос, вынуждая поневоле прислушиваться к своим словам. — Что старое рушится, это неважно! А важно, что теперь я с унаками Западного острова настоящий родственник. И родич родича не обидит! Чуешь, к чему?

— Э… не очень, — честно признался Кряка.

— С рыбой, оно же как с житом, — терпеливо разъяснил Буревир. — На год изобильный приходится год пустой. То приходят косяки в сети, то уходят в океан, к самому краю воды, так что не достать. Верно?

Общественность согласилась. Все так и было.

— Но это для нас так, — продолжил развивать мысль кнеж. — А унаки со своими богами на короткой ноге, пути рыбных косяков хорошо знают! У них беда иная, лодки под засолку прям на воде не годные, и соли совсем нет, в далекий лов ходить не могут. А с хорошими судами да прочными сетями наловят по-взрослому, да так, что и на следующий год хватит, морская кладовая не оскудеет! И моя забота — найти снасть годную, закупить хорошей соли, продать рыбу за лучшую цену! Ну и барыш честно поделить! Потому что мы со снеговиками теперь как два сапога — хоть и по отдельности, да общим делом связаны, один без другого нищая голытьба, зато вместе — богатая сила!

Буривер снова со значением поднял палец:

— Кооперация, господа! На взаимовыгодных условиях! И в моих засольных ямах да сушильнях рыба больше не переведется. Значит, и золотишка в сундуки польется ровно. А ты, — кивнул кнеж мертвецу, — и дальше кукиши снеговикам крути. Как с погоста выберешься!

— Все хорошо и красиво, — протянул Хуссар, — только вот не только ты с Крякой на континенте гулял. Я ведь тоже там не один год прожил. Не признают нас тамошние бономы за своих, как бы мы не пыжились, как бы селедкой им по губам не водили! Грамотки может разные и выпишут с печатями, но ведь наебут в своих закорючках, пидарасы! И ровней никак не признают!

— Да и хуй на них, — очень серьезно сказал в ответ кнеж. — Я нормальных законоведов выпишу с большой земли, они все до литиры проверят, если понадобится, по десятку раз заставят переписывать. Чай, пергамент и чернила в мире еще не кончились, для доброго дела хватит. А что не признают…

Буривер сделал драматическую паузу.

— И снова хуй на них! Пусть не признают! Я сам себе боном стану. Северный. Своей земле и своему морю хозяин, сильный и богатый. А что кто-то там обо мне всякую хрень думает, так и пусть думает дальше! Думы не хуй, ни в рот, ни в жопу не залетят. Главное, чтобы за рыбку мою платили вовремя. Золотом! А на то золотишко я кольчужек прикуплю, мечей закажу. Арбалетчиков найму! Сотню. А может и две.

— Смотри, кнеже, — задумчиво протянул Кряка, — ты и меня убедил, и бояре согласны. Только вот подумал ли ты, что будет, когда война там кончится? Когда там снова власть твердой станет? Припомнят нам все!

— А и пусть, — исподлобья проговорил Буривер, — пусть хоть с процентами считают! И на самых лучших пергаментах! Если мои слова мимо ваших ушей не пролетели, то когда большая земля к нам придет, мы их встретим. Общей силой. И кровью умоются те, кто усомнится в нашем миролюбии! И счета те, мы им в глотку воткнем! Потому что, про топоры ведь тоже не забудем! Мы, да унаки, да те, кому на большой земле императоры поперек горла встали! Северный Союз Благородных мужей? О, или Ледяной Союз? Звучит, господа хорошие, а?

Звучало и в самом деле весьма и весьма завлекательно. С четко высказанной претензией на то, что все писульки о фальшивом высокородстве, левой пяткой через правое плечо выправленные криворукими и неграмотными писцами, удастся потихоньку узаконить, переписать набело. И стать не самозаявленными дворянами, типа «чумных», на которых в запроливных землях разве что не ссут (а вот плюют запросто), а настоящими, все как положено. Чтобы не «куда прешь, быдло северное!», но «добрый день, как поживаете, любезный?»

— Вы вот еще над чем подумайте, господа прехорошие!

Народ молча внимал. Воистину, сегодня был день хороших сказок и удивительных историй, одна чудесатее другой. Но главное — истории кнежа звенели перспективами денежек, от чего становились еще интереснее.

— От войны всякие умные людишки бегут, — сообщил Буривер. — Бегут они туда, где есть чего пожрать и по башке не колотят сразу топором. И где жен с дочками не ебет любой наемник мимопроходящий. На которого управы никакой, война же! А кто возмутится, того самого мечом это… выебут.

Собрание в очередной раз переглянулось дружно, с кивками да одобрением на рожах. Вот хорошо, когда кнеж суровую правду жизни ведает! Повезло приличным людям Мюр-Лондрона с предводителем!

— Законники разные, — перечислял меж тем Букривер. — Селяне. Купцы недограбленные. Ученый люд. Те, кто ремесла знают. В общем много кого. Но вот в чем соль… Император всей Ойкумене хозяин, и нынче хозяев двое, то бишь загорится на все стороны света, и по всей большой земле тихого уголка не останется, причем надолго. И лишь одна сторона окажется наособицу большой войны. А что это за сторона?..

Сам кнеж спросил, сам же и ответил.

— Один Север в стороне окажется, потому что приходить у нас что-то забирать, когда под жопой уж вовсю пылает — себе дороже. И людишки, которые прежде разбегались от пожарищ и банд кто куда, двинут все одной дорогой, как ссанье в промоине, ни струйки налево и направо. Так что, глядишь, не буду я покупать кольчужки с мечами. А привечу мастеровых, лозоходцев и горняков. И кузнецов, бронников да оружейников. Всех принимать буду, чтоб никого не обидели, не пограбили. И работать они все на меня станут. Кто-то железо в земле найдет, а другие сталеплавиленку с кузней заложат. Одну и маленькую. Для начала. А потом, глядишь, побольше и не одну. И делать они это все будут с полной готовностью и удовольствием, за ту самую селедку. И за то, что лихие братки детей на копье не поднимут для смеха, дочку не озамужат всей бандой. Потому что на большой земле бардак и содомия с беззаконием, а у меня хоть разносольной жратвы с театрами не водится, зато порядок и мирная жизнь.

Воцарилась тишина. Каждый размышлял, по всякому перекручивая сказанное.

— А если железа не найдут в нашей земле? — полюбопытствовал Трумпель, уже без былого задора и хамства. Как будто и не сомневался, что у хитромудрого кнежа ответ уже есть, как и самому заработать, и другим дать. — Вроде ж только медяшка по чуть-чуть водится, да и то, на уначьем Архипелаге.

— Найдут. Уже нашли, — скромно улыбнулся Буривер. — И давным-давно. В умных книгах еще Старой Империи про то писано. Просто добывать его некому. И дорого. У нас холодно и малолюдно, что из земли не выкопай, все против большой земли в два раза дороже получается. А то и в три. И мастерового хер заманишь, он впятеро больше привычного затребует, иначе жопу морозить не станет. Есть у нас и железо, и медь, и свинец. Даже олово! А поискать, и золото найдем с серебром! Свое! Самородное!

— Э-э-э… — натужно сморщил низкий лоб Трумпель, пытаясь собрать мысли в кулак, словно поводья перед боем. — А кузница или сукновальня там какая, она ведь горит так же весело, как хлебное поле? Так что и на большом берегу теперь все дорого будет. Не сразу, понятное дело. Но будет, когда пожарчики-то разгорятся. И наш товар не такой уж неподъемный станет. Верно? — спросил он почти робко.

Собрание взорвалось голосами. Благородные (в некотором будущем, которое внезапно оказалось не столь уж и далеким, вполне достижимым) господа спорили. Но спорили по делу, на пальцах выводя сложные вещи, о которых монахи, знатоки денежной науки, цельные трактаты писали. Пальцев, конечно, меньше, чем вумных литир, что в тех трактатах. Ну да это не беда… Было бы желание, а нужные книги прочитаем, литиры все выучим.

Буривер ждал. Рассеяно улыбался, гладил обух топора. Тоже думал. О том, что рыжий рыцаренок из Любеча, хоть и говнюк, но головастый — вон, как распетлял, что к чему! Даже его тупоголовые соратники поняли! Жаль, Адлера самого сюда не привезти — не поймут, не оценят. Начнут искать подвох, сомневаться и жевать сопли.

Еще кнеж думал о том, что будущее прекрасно и удивительно! Дожить бы только!

Скрипнув зубами, Буривер пристукнул топором по полу. Звякнули колечки. Доживет! И сам все увидит! Никуда не денется. Если только пожар на континенте загорится по-настоящему, разнося по кирпичику все хозяйство, выстраиваемое столетиями после Бедствия. Если юного претендента не грохнут жадные островные твари. А они могут. И тогда не будет никакого светлого будущего. И самого кнежа скорее всего не будет, коллектив не простит такого разочарования.

«Парень, ты уж не подведи! Жги на все деньги» — взмолился про себя Буривер, обращаясь к неизвестному наследнику, что встал поперек горла Островным. Кнежу очень хотелось увидеть новый, удивительный мир, в котором его внук станет герцогом, а может и королем*.

* В Ойкумене значение слова «король» несколько отличается от нашего. Исторически короли как самовластные правители были упразднены после объединения всего континента под властью одного владыки. Во времена Старой Империи король по юридическому содержанию — назначаемый губернатор провинции с возможностью (но не правом) наследования титула и соответственно прав/обязанностей. Формально прежний порядок действует и сейчас, так что Буривер или его потомок вполне может стать королем, то есть признанным волей Императора наместником объединенных северных земель.