Высокие устремления

Глава 19 Загадки и ненужные отгадки

Дав квадранс на предварительное знакомство, белобрысый Дирк, отчаянно похожий на подземного гнома из детских сказок, выждав обещанное, ткнул короткопалой дланью в сторону галеры. И заорал. Выходило на удивление громко — глядя на низенького Уда, трудно было поверить, что он способен издавать столь громкий вопль:

— Господа наемники, чтоб вам крабы лицо обглодали! Солнце скоро утонет!

Южане испуганно уставились на светило, которое нахально висело над самыми головами. И топиться, вроде не собиралось!

Долго присматриваться и слепнуть не получилось.

Наемники и прочие жители — южане с удивлением разглядывали нескольких унаков и с десяток уначек, образовали цепочку для разгрузки. Обалдевшую от новых впечатлений компанию загнали в общий строй — место нашлось каждому!

И дружно принялись за разгрузку галеры.

Как объяснил Лукасу Шнайдер, оказавшийся соседом по цепочке, с опустошением трюма следовало поспешить. К ночи погода в окрестностях городка портилась, в бухту начинало вносить огромные массы воды, которые и волнами-то не назвать. Им вполне по силам сдернуть развалившийся на галечном берегу «Лахтак», да шваркнуть им так, что только щепки полетят. Отстояться на рейде тоже не получалось — дно якоря почти не держало, и итог мог стать тем же самым. Разве что тела выкинуло бы не на берег, а унесло на просторы океана. На поживу панцирным рыбам, Кеглючину и остальным гадам глубин.

— Это летом тут — красота! — пропыхтел Уд, передавая штуку сукна расчихавшемуся от пыли Лукасу — не самый свежий товар попал на Архипелаг.

— Волны нет?

— Ага! — теперь уже Дирк чихнул. — Ветер всегда есть, но сугубо в меру — только-только комарей сдувать. Потому и выбрали здесь городок ставить.

— Комары? Мошка, которые? — блеснул знаниями Изморозь, хватаясь за очередной сверток ткани — этот немного погрызли мыши, но пыли было меньше.

— Это у вас там, на югах, комары и мошка! А у нас — комари!

— А разница в чем? — продолжил допытываться студент.

— Обычный комар, он разве что крови попьет. А наш, местный, северно-архипелажный, — с гордостью объяснил Уд, — человека за раз схарчить может! В ивняк пойдешь, копье бери — от комарей отмахиваться! У них носики — во! Кирасу пробивают, если с налету!

— Сурово у вас! — закивал Изморозь.

— А то! Север у нас! Это вам, южанам, не шубу в трусы заправлять!

Лукас пытался представить себе описанный Дирком процесс. Не сумел. Похоже, тут и в такой мелочи отличие большое…

Мельтешение свертков, мешков и ящиков кончилось. Внезапно. Вроде только-только тащили мешки с мукой в амбар, надрывая спины. А тут раз, и все! Сиди на бережке, на камешке, свесив натруженные руки и вывалив язык на плечо. Смотри на опустевшую галеру. И радуйся! У тебя работа кончилась. А им сейчас на веслах выгребаться против волны, потом еще с парусами возиться! И так, пока в Любече канаты на кнехт не намотают!

Нет, лучше уж на камешке сидеть, тихонечко подвывая от боли в ладонях…

Рядом с Изморозью сел местный — худощавый, лысоватый, весь какой-то пожеванный, возрастом близкий к Керфу, но ростом мечнику где-то по плечо. В прыжке. Сунул выдохшемуся студенту приятно булькнувшую флягу.

— Думал, не выдюжите, галеру-то перекидать, а потом, смотрю, а ничо! Вроде и южане, а крепки. Людоед.

— Что? — чуть не поперхнулся Лукас.

— Звать меня так, — хмыкнул местный. Забрал флягу, вытащил пробку, выточенную из мягкого дерева, вернул. — Пей, чо выветривать?

Изморозь приложился. Горло моментально обожгло, из глаз хлынули слезы, но в целом, пивал он гадости и гаже.

— А почему так?

Людоед принял флягу из рук Лукаса, приложился. Тщательно закупорил. Спрятал в карман тяжелой теплой куртки.

— Этот, длинный который, как палка-говномешалка, он говорил, что он по мечу капитан, а ты по перу. Так?

— Так.

— А чо ж ты тупой тогда такой, раз по перу капитан? Людоедом назвали, потому что людей ел. Нас тогда в городке обложили, в Албазе. Зиму сидели! За ворота не выйти — стрела сразу. Хорошо, если в глаз. А то по ногам целили. Вот и ели. С голоду сдыхать страшно.

— Всех подряд?

— Все больше мертвых. Живого когда жуешь, он верещит.

— Как комарь?

— О! А не такой уж и тупой, получается, — Людоед засмеялся. — Не, куда громче комаря! Только шучу я. Всех убивали. Тогда разделывать сподручнее. Пластуешь себе, в соль макаешь…

Лукасу захотелось отсесть подальше. Можно сразу в Сиверу.

— Своих не ели, не подумай! — догадался Людоед. — Унаков.

— Снеговиков, которые?

— Не, брат! Снеговиками их пусть в Любече зовут. Те, кто жизни не видели. А на Архипелаге единое имя им — унаки. А то съедят.

— Кто?

— Крабы, кто ж еще? Или медведи. Или касатки… — взгляд Людоеда затуманился, — или чайки…

Спас Керф. Подошел, громко хрустя галькой под сапогами.

— Хорош на камнях сидеть, поморозитесь. Ночью не набегаетесь, придется в штаны ссать.

— Я уже! — гыгыкнул Людоед.

Лукас молча поднялся, кивнул новому знакомому. И зашагал рядом с Керфом, стараясь не ускорять шаг.

— Бля… — выдохнул сквозь зубы, когда капитаны отошли подальше.

— Ебанутый? — сочувственно спросил мечник.

— На всю голову! Хуже Бьярна, зуб даю!

— Привыкай. Тут север, тут все такие!

Нугру застраивали как на перспективу — часть домов пустовала. И, похоже, в них никто никогда и не жил. Кроме наглых островных мышей — мяур уже оценил их непуганность, умудрившись, пока люди заняты, за недолгий час обожраться до состояния шарика. Только лапы с ушами торчали.

В одном таком доме, разделенным тонкими стенами на полтора десятка малых комнатушек и две большие комнатищи (кухня с кладовой), воинскую компанию и разместили — места хватило каждому, и еще осталось — даже Судьбе досталась отдельная клетушка.

Впрочем, именно тут кто-то когда-то жил — стены украшала причудливая вязь из похабных рисунков, узоров и просто ножевых отметин, кои наносятся от скуки. Возле печки громоздился плавник, а на полках пылились глиняные тарелки и пара котелков. Еще один, большой — хоть полбарана сразу вари, стоял посреди кухни, на четырех мощных лапах. Утвердившись над невысоким очагом, сложенным из гранитных глыбок.

— Тут до вас ребята жили. Хорошие ребята! Из Груманта, не южане, — широко зевая, пояснил Кролище. Товарищ бургомистра счел своим долгом разместить новоприбывших. — Прошлой зимой, все четверо и померли. Насмерть порезались.

— Из-за чего резались-то? — уточнил Рош, вертя головой и колупая пальцем сухие водоросли, набитые в щели меж бревнами вместо пакли.

— Баб не поделили. У них на четверых три бабы было. Четвертый дрочить устал, ночью топор взял, баб порубил, да двоих мужиков успел. Третий проснулся, сунул убивцу копьем, а тоже помер — топором лоб расшибло.

Компания заозиралась, стараясь высмотреть следы крови — от семерых убитых ее, обычно много бывает.

— Вытерли все, не ищите. Песком, ножами… Нельзя кровь в доме оставлять, иркуйем придет!

— Погоди, — спросил у Кролища Мах, — а что будет, если он придет, и кто он такой вообще?

— Придет — узнаете! — веско ответил товарищ бургомистра и широко зевнул. — Доброй ночи, ребята! Гляжу, хорошие вы. И баб не заводите. Все беды от них.

— Они сами заводятся, — проговорил Керф, глядя, как мимо раздувшегося от обжорства мяура, чинно следует толстая мышь.

— Мое дело предупредить, сами понимаете, — Кролище толкнул двери, — ну бывайте! Завтра службу нести начнем, а на сегодня — хватит полезное вершить. А, забыл! — остановился в проходе местный. — Тут, до тех, кто порезался, еще ребята жили. Тоже хорошие!

— А с ними что случилось?

— Когда Пашка Коллоули решил медведя выебать, они медведя за лапы держали! Тот их всех и заломал.

— И сожрал?

— Конечно.

Посмотрев на вытянувшиеся рожи наемников, Кролище гнусно захихикал:

— Да заливаю я ребята, заливаю! Пашка на медведя сам ходил, почто ему помощники? А ребята в весну утонули — байдару пропороли, до берега доплыли, да от лихоманки и сгорели. Кто не утонул. А Пашка сам, сам…

Потоптавшись еще немного, Кролище наконец-то ушел, оставив компанию. О судьбе тех, кто жил до утопленников, никто спросить не рискнул.

Выждав, пока дверь закроется, а шаги удаляться, компания зашевелилась куда проворнее! Запылал очаг, забулькала вода в котле. Что Дирк, что Бурхард, что Клафф про довольствие заикались — никто голодом морить солдат не собирался. Но, разумеется, в Нугре про пополнение личного состава не знали, и на него не рассчитывали — мало дураков на Севере, на Архипелаг перебираться, под герцогским стягом жопу морозить. Потому, никто и не подумал новоприбывшим паек подготовить. Пришлось обходиться привезенными запасами. Благо, наворовали с избытком. Чувствовали, куда попадут!..

Первым с нар подскочил Лукас, еще в полной темноте. Начал бродить по непривычному дому, натыкаясь на стены и наступая на товарищей — даже на Мину умудрился наступить, чуть не оттоптав бедному мяуру хвост. Тот обшипел похмельного хозяина, больно тяпнув когтями — отчего Изморозь сперва взвыл, а после, с размаху врезался головой в косяк.

— И куда спешить-то? — пробурчал себе под нос Керф, натянул на голову тоненькое одеяло, пошевелил пальцами ног, оказавшимися на свежем воздухе — не рассчитаны местные одеяльца на настоящих мужчин — и попытался заснуть.

Кролище мог долго и убедительно обещать о том, что прям с утра служба начнется, с двух рук, в поте лица и яйца… Кто-то мог и поверить. Но не Керф! Безухий мечник служил больше тридцати лет. Разумеется, и в дальних гарнизонах довелось. И чтобы после прихода каравана, личный состав на утро мог хотя бы шевелиться⁈… Уже вероятность мала! А белобрысый Уд, при всем уважении, не производил впечатления сурового командира, при котором даже пернуть без разрешения боятся…

С этой благою мыслью Керф и заснул снова.

Проснулся уже засветло — солнце проникало сквозь мутную пленку на окне. От дружного регота компании. Бойцы валялись на своих спальных местах и обсуждали дурное влияние дома на новоприбывших:

Изморозь при раноутренних метаниях умудрился не только расколотить себе лоб, но и при падении, изгваздаться в остатках каши. Та, за несколько часов высохла, образовав на голове студента шикарную маску — с такой на любой карнавал, все со страху помрут.

Лукас вяло отругивался, выдирая комочки из волос.

— Вот все бы вам ржать, сволочи… — хмыкнул Керф, протерев глаза и зевнув. — Вот нет, чтобы помочь товарищу! Водички ему сверху, чтоб раскисло! Ну или нассать, если за водой лень!

— Ой, да идите вы все нахер! — огрызнулся студент.

В дверь коротко стукнули, и тут же в дом ввалился перегар. И Кролище с топором. От товарища бургомистра несло как от трактирной стены, а мокрые штаны свидетельствовали, что наемник бился с коварным булькающим пришельцем до конца.

— Живые? — удивился гость. — А то вопли, будто демона ебут!

— Посмотреть решил? — вежливо поинтересовался Лукас, сидящий на полу.

Кролище глянул на него, дернулся от мимолетного ужаса.

— Поучаствовать, йопта! Демона спасать, ясное дело! Он-то, всяко, наш, местный!

— А мы приезжие, которых не жалко, и все такое… — грустно протянул Рош из-за спины Кролища. Как он там оказался, никто и не заметил. Товарищ бургомистра подпрыгнул, крутнувшись в воздухе, приземлился на Мину, получил удар лапой и рухнул на пол, извиваясь и рыча от боли. Длинные когти мяура пробили грязно-кожаные штаны, достав до тела.

— Так ему, так! — восторжествовал Лукас.

В дом, прогрохотав по ступенькам, вломились Уд с Людоедом. Оценили картину, переглянулись.

— Развлекаются…

— Развлекаются… — эхом повторил Людоед. — Южане, йопта! Кроля уже и раком поставили!

— Я сам упал!

— Во-во! Уговорили, я ж так и понял!

Оторжавшись, Дирк пригладил которкий ежик волос и спросил:

— Ну что, господа наемники, кто хочет сегодня послужить? Я, если что, про статус ваш, хитровыебанный помню. Потому и спрашиваю. Куртуазно, бля, а не как всегда!

Компания переглянулась. Тихо матерился на полу Кролище, пытаясь понять, вспорота ли бедренная артерия, и если да, то через сколько он помрет.

— Значит, все хотят, только стесняются, — ухмыльнулся Дирк, — боятся, так сказать, проявить инициативу, чтобы она, так сказать, не обернулась нехорошею стороною…

Керф скинул одеяло, натянул сыроватые еще носки — вроде и выжимал вчера, а все равно — влажно тут, сохнет паршиво.

— Что, как, почем и куда?

— Тебе понравится, друг Керф, зуб даю, понравится!

— И к чему мне твой зуб?..

— Пригодится. Хорошему зубу всегда примененье найдется, — Дирк захохотал. — Из моржового вон, сколько всего делают! Ладно, пошли на двор. Тут у вас дышать нечем. Напердели как стая медведей.

Из своей комнатушки недовольно взвыла Судьба.

Все трое местных дернулись на звук с явной опаской.

— Медведей не любит?

— Она всех не любит, — отрезал Флер. — Кого сожрать не может, и кто на холод гонит.

— Точно! — хлопнул себя по лбу Шнайдер. — Господа наемники, я та еще заморская свинья! Жрать готово, ждет. А потом — к делу!

Сыто отдуваясь, компания, нагруженная походным барахлом, веслами и оружием, выбралась на берег. Ветер стих и гладь океана казалась бесконечным зеркалом, упирающимся в небо, где-то очень-очень далеко…

— Значит, говоришь, приплыл унак, с важными вестями? — переспросил Керф у Шнайдера. — Прямо таки, неотложными? Что надо все бросать и бежать?

— Ну, не сказать, что прям неотложными! Дровяной промысле спешки не любит. Опять же, не сосна какая, или береза та, а сувойка! Дня три-четыре точно уйдет, чтобы всю полянку ту вырубить. Полдня на дорогу унак потратил, мы тут полдня провозимся. Пока дойдете на байдарах…

— На байдарах?

Керфу поплохело. В открытом океане, да на этих хлипких лодочках, которые любая волна пополам переломит⁈

— Можно вплавь, конечно, но это куда дольше выйдет, — Уд, похоже, не понял причину удивления безухого. — Опыта мало, долго идти будете. Потом, опять же, в себя прийти надо… Знаешь, а да, неотложные вести, получается! Возьмешь «Косатку». «Сивуча» с «Туманом» оставлю, вдруг пригодится.

— Так, подожди, — Керф поднял обе ладони, — объясняю. Мы на байдарах не ходили в жизни. Мы по океану не ходили, мы…

— Южане вы, — фыркнул Уд, — хули тут еще говорить? Друг Керф, я на придурка похож?

— Нет, — мотнул головой мечник. И тут же поправился. — Не особо.

— Ну а зачем ты обо мне думаешь так плохо, а? От вас надо будет на веслах помочь, когда ветра нет, да на берегу как надо сработать. Вы ж потонете сразу! Меня ж потом мастер Бурхард на клочки порвет! Не, друг Керф, я с виду только дурак, а так — умный!

Керф опустил голову, развел руками — ну что тут скажешь, неправ был!

— Ничего, бывает! Я сам из Мильвесса, так-то. Южней тебя, а ничо, прижился! С вами Людоед пойдет, да еще трое толковых ребят. Справитесь. Разве что зверье свое не берите. Каланов увидит, начнет шуметь — лови потом по островкам тех упырей! Унак с вами, опять же, пойдет. И дорогу подскажет, и вообще.

— Погоди, еще вопрос. Ты откуда знаешь, что унак правду сказал?

Уд посмотрел на небо, потом Керфу за плечо.

— Если бы он сразу ко мне пришел, я бы нехорошее мог заподозрить. Он к Диего эль Руису пришел. А тот уже мне доложил по форме, как полагается.

— Это кто такой? Диего, в смысле?

— Священник наш. Но точно тебе говорю, унаки Руиса не обманывают. Им боги запретили.

Сувойка не зря столь цены высокой! Древесина у нее — как камень. Рубишь, рубишь… Только пыль к небу летит, да звук! На лигу кругом слышно, как сувойку добывают! А если еще и погода тихая, да роща у берега… Каждый слышит, каждый знает — сувойку рубят! Щепки летят! Каждая щепка — медячок, каждое поленце — золотой, каждый ствол — туго набитый кошель! Тут любой в раж войдет! Только успевай топоры точить!

Компания, усиленная четырьмя местными, залегла на гребне, за кустами.

Браконьеры, увлекшиеся добычей, об охране не позаботились. Вернее, выставили одного, у вельботов. Но «рыцарские» пришли с другой стороны острова — Нюнкин провел сквозь густые заросли хитрыми тропками.

Лукас то и дело оглядывался на унака-проводника — в скоротечной драке в тумане было не до разглядываний. Во вчерашней перегрузке тоже по сторонам глазеть не вышло — тюки с мешками так и мелькали.

В общем, человек как человек. Разве что ростом невысок — да и то, с Удом ровня. С другой стороны, раз его «Маленьким» зовут, остальные повыше будут — тех, даже, доспешных громил вспомнить! Кожа темнее, глаза и волосы черные, лицо плосковатое, но не прям «сковородка» обещанная… В общем, в той же Сивере прошел бы мимо без малейшей мысли, что другой народ.

Одет иначе, это да! И куртка цельная, и обувка с мягкой подошвой… Зато на копье стальной кованый наконечник явно материковой работы. Хоть и запрещено с унаками менятся оружием. Ну то в замке у рыцаря одно, а на деле, оно всегда чуть иначе… И шапка чудная, ох и чудная! Но красиво.

— Глухие, — ткнул пальцем в работающих унак, оскалился, погладил пальцем деревянную фигурку утки на макушке.

— Будем брать? — уточнил Керф у Людоеда, как у знатока. — Или подождем, пока намашутся?

— Я ж говорил Кролищу, что не тупые вы, просто не привыкли еще! — кивнул Людоед. — Ждем, робяты, ждем! Кусты колючие, далеко. Сюда даже поссать не пойдут. До вечера спокойненько полежим, потом дело сделаем.

И первым лег на мокрые листья. Остальные тоже повалились. Переход с непривычки вышел тяжелым — под конец весла из рук так и валились. А заснувшему Флеру веретеном по зубам прилетело, разбив губы в две лепешки — его, впрочем, оставили на охране, вместе с Канардом, из местных…

Браконьеры стучались стаей сумасшедших дятлов, не прекращая. Каждый стремился заработать себе, детям и внукам. А то и правнукам, чем унакский уньршк* не шутит! У кого сил в руках не оставалось, впрягался в сбрую — оттаскивал маленькие, но тяжелые стволы к лодкам…

— Они как вывозить будут-то? — спросил Лукас, глядя, как один ствол кантуют втроем, а то и вчетвером. — Корабль придет?

— Не… — зевнул Корбей, черный, будто унак, уроженец небольшого городка Онлир, откуда-то из центра Империи. — Они загрузят, сколько войдет. Остальное, что увезти не смогут, притопят в приметном месте. Место Кряке продадут или Кастору. Те придут парой хольков, что найдут, достанут. Этим обговоренную долю выплатят.

— Погоди, а не проще вырубить не под корень, а так, чтобы и на следующий год осталось? Выгоднее же самим каждый год продавать!

— Выгоднее, — согласился Корбей, — только если на песке считаешь. А в жизни, что ты не вырубил, найдя, то другие до земли сгрызут. Еще и за спиной тебя придурком звать будут. Ну и сувойка до товарного вида долго растет. А за десять лет десять раз помрешь, не дождешься.

— Сложно у вас тут!

— Везде сложно. От простой жизни на край света не заберешься.

Наконец стук начал прекращаться — устали. А значит, пришло время дело делать! Солнце уйдет, крыс ловить труднее станет!

Залп из двух арбалетов и трех луков, а потом — в копья и мечи.

Атаковали без криков и воплей — так страшнее! Только Нюнкин верещал что-то на своем языке.

Бой вышел коротким и победным. Впрочем, и боем не назвать. Бойня!

Заметавшимся на свежей вырубке браконьерам, часть которых упала, получив стрелу-две, было не до сопротивления — сбежать бы! Но везучих среди них не нашлось, никто не ушел! Один рванулся к берегу, заскочил в воду… В него даже стрелять не стали — вода шла со льдом. Доплывет — значит, Пантократору нужен! Не доплыл, разумеется — голова, поныряв меж волн, нырнула и больше не всплыла. Водяные духи выполнили свою часть работы.

Дрались до конца двое — размахивали топорами, выкрикивали угрозы. Обещали кары небесные и лично от Кастора.

— Нам пленные нужны-то? — спросил Керф у Людоеда, ласково глядя на негодяев.

— На кой они нам? — пожал плечами тот. — Жратвы полно, а визг их слушать…

Керф закинул на плечо свой меч, так кровью и не обагренный — не дали! Молодежь на ходу подметки рвет и вражин режет! Подошел к топорникам, улыбнулся им еще ласковее. Те, словно по команде, разом сорвались с места, и кинулись на него.

Первому Креф смахнул голову клинком, второму проломил череп «яблоком», отмахнувшись походя. Только хрустнуло.

Мертвецы свалились на вытоптанную траву, засыпанную щепками практически одновременно.

Нюнкин, вытирая копье о куртку заколотого им лысого бородача со шрамом через лоб, прицокнул языком, что-то проговорил уважительное.

— Чего это он? — подозрительно уточнил Изморозь у Корбея. Местный так от него и не отлипал весь бой — похоже, что имел указание подстраховать. Ну или просто, по своему желанию.

— Говорит, что унакам с Круглого, в головы пьяным тюленем насрано, раз хотели с такими честно драться. Это не человек, это пал нивхгу в человечьем виду. Пал нивгху, это горный дух. А Круглый — это остров такой, от нас с дюжину лиг будет…

Подошел Керф, вытер тряпочкой клинок, протер забрызганную рукоять…

— А хорошо вышло! И кстати, господа местные, кто такой этот Кастор, которым меня так упоенно те покойнички пугали?

* злой дух