Высокие устремления

Глава 20 Птичья ночь

Рыжий проснулся в поту. Открыл глаза. В доме было темно — и ночь на дворе, и дверь прикрыта. Рядом, под тяжелым одеялом из тюленьей шкуры, тихонько посапывала Куська, подложив ладошку под щеку. От девушки шел жар, как от печки — в общем, как и всегда. Удивительно даже, сколько его в ней помещалось! Северное колдовство, не иначе!

Арбалетчик неловко выбрался из-под одеяла — не хотелось будить. И так засыпала плохо, ворочалась, сучила ногами, словно убегая от кого-то во сне. Пришлось прижимать к себе, долго гладить, успокаивающе шепча всякую чепуху.

Сел на край постели, почесал мокрую грудь. Воздух стоял плотный, густой. И влажный, точно в бане. Хотя, тут всегда так — до океана ярдов триста по прямой — пора и привыкнуть. Дышалось тяжело. Не угорели ли? Нет, вряд ли. Не тошнит, голова кругом не идет. Да и очаг давным-давно погашен, и весь дым вытянуло сквозь дымоход. Все же погода здесь — и врагу не пожелаешь! Неделю назад снег лежал, вода замерзала… А тут, раз — и все! Местные говорили, что так бывает. Не каждый год, но бывает. Теплое течение откуда-то с края мира, становилось очень теплым, почти горячим, согревая и океан, и острова.

Рыжий встал, поморщился — какая-то мелкая пакость попала под босую ступню. Прошлепал к выходу — ноги прилипали к травяным циновкам. Оглянулся. Куська по-прежнему спала.

— Вот и хорошо, вот и спи, маленькая…

Наемник осторожно открыл дверь — что хорошо в веревочных петлях — скрипа не дождешься! Прошел коротким коридорчиком наверх. Сдвинул уже входную дверь. Замер в предвкушении прохлады. Но на дворе стояла такая же липкая, летняя даже жара, совершенно неуместная среди наступившей вроде бы зимы.

Рыжий потоптался на пороге, раздумывая. Вдел ступни в плетеные тапки — сам делал, сам на посмешище выставлялся перед мастерами местными! Прошел два шага, смахнув невидимую пыль, сел на лавочку у стены — тут-то трудно было оплошать, и седалище вышло всем на зависть — по всей деревне появились, когда Красный Медведь у себя поставил! Прислушался.

Тишина звенела предвкушением. Будто тысяча стрелков натянула луки, и ждет команды. Подрагивают наконечники, гудит тетива… Что-то должно было произойти!

С громкими тревожными криками, пронеслась над головой стайка птиц. Рыжий посмотрел на небо — звезды затянуло тучами… Высохшая шерсть на груди и руках начала сама собой приподниматься…

И тут, со всех сторон загрохотала гроза, вспыхнули молнии, что били, казалось, прямо в него. Наемник чуть не свалился с лавки — уберегла стена, в которую он ткнулся спиной.

Ударив сперва одновременно, молнии начали вспыхивать по две-три за раз. Резко запахло свежестью.

Ветвистая яркая вспышка протянулась с высоты, расцвела перед глазами. Арбалетчик зажмурился. С неба что-то посыпалось.

Неожиданно, его плеча коснулась горячая рука. Рыжий повернулся, раскрыв глаза. Рядом стояла Кускикичах. Тоже раздетая — только длинные волосы удивительно пушистым облаком.

— Птичья ночь, Тангах! — радостным шепотом произнесла девушка, указывая рукой вверх.

Рыжий огляделся. Вокруг валялись десятки птиц, упавших с неба. И, похоже, что мертвых.

— Птичья ночь! — повторила Куська, в этот момент удивительно красивая и вызывающая желание не завалить ее по-простому на шкуры, а встать на колени и пообещать что-нибудь невыполнимое.

— Завтра будет праздник! — загадочно улыбнулась девушка, словно зная, что ощутил наемник.

И тут же, как по приказу, молнии перестали дырявить океан и острова. Поднялся ветер, разгоняя жару и тучи. И вскоре, о произошедшем напоминали только мертвые птицы, да гроза, все еще ворчащая где-то очень далеко от них…

Утро было громким. За стенами бегали, пели песни, вопили и, похоже, что дрались — но по-дружески, на ножах, без копий и прочего явного смертоубийства.

Рыжий и сам проснулся, на удивление, выспавшимся и в хорошем настроении — видать, птичья ночь так подействовала! Ну или что жара, наконец-то, уступила место приличествующей, хоть и несколько излишне пронизывающей прохладе.

Куськи в доме не было. Набросив меховую куртку и натянув рабочие штаны, Рыжий выбрался наружу. Тут же его подхватил хоровод праздника! Наемнику налили, потом еще налили — кусок рыбы на загрызку он и сам ухватил, пробегая мимо стола. Кто-то набросил на шею ожерелье из клювов топорков, перемежаемых кусками перловиц. И снова налили!

Казалось, вся деревня то ли сошла с ума, то ли начала наливаться прямо с полуночи — выждав, из северного коварства, пока Рыжий задремлет. Со всех сторон неслись радостные крики, визг детей…

Какой-то вусмерть пьяный унак, поймав Рыжего за рукав, долго и путанно ему в чем-то признавался. В чем именно — наемник понять не сумел — возможно, будь собеседник хоть немного трезвее, что-то и вышло бы, но половину слов он не понимал, а вторую даже расслышать не мог!

Спасла Куська. Выпорхнула яркой бабочкой, утащила в сторону. Вовремя! Еще немного, и быть бы пьянчуге битому!

— Это что вообще⁈ — спросил Рыжий, дожевывая рыбу.

— Праздник! — засмеялась Куська. — Я же говорила! Когда Птичья ночь бывает, на следующий день Тол Ыза праздник*! Океан благодарим! — тут же пояснила девушка, разглядев полнейшее непонимание на лице стрелка. — Чтобы рыба в сети шла, и сивуч с моржом не уходил!

— Хороший праздник, — кивнул Рыжий, — полезный! А праздника, чтобы вино в ручьях текло, нет такого?

— Нету! — снова засмеялась Куська, потянула в сторону берега, откуда раздавался шум волн — водяные горы мерно накатывались на камни. — Пойдем! Скоро шаман Тол Ызу подарки дарить будет!

— Ну пойдем, что уж тут! Раз Тол Ызу, глядишь, и мне что обломится!

— Обломится! — залилась Куська — девушка вообще часто восторгалась тому, как ее Медведь коверкает слова. Очень уж смешно получалось!

Но оказалось, что к берегу еще протолкаться надо! Впрочем, Рыжему не составило труда раздвигать грудью унаков, оттаптывая ноги и раздавая меткие тычки локтями. Куська, вцепившаяся в пояс, бежала сзади, еле успевая за разогнавшимся арбалетчиком.

Толпа внезапно кончилась. Рыжий чуть не провалился, рухнув на камни — но устоял. Тут же высунулась Куська, встав на место унака, шарахнувшегося от наемника.

Вовремя!

Из-за мыса, казавшегося медведем, который прилег отдохнуть, вытянув лобастую голову, показалась байдара. Вся разукрашенная, сверкающая свежей краской. Восемь гребцов слажено погружали весла в волны. Даже брызг не было! На носу стоял худосочный медведь, воздев лапы к небу. Время от времени, он поворачивался, брал что-то из высокой корзины за спиной и швырял за борт, то на правую сторону, то на левую. Каждый бросок толпа встречала оглушительным ревом.

— Это шаман внутри! В шкуру залез! — прокричала Куська Рыжему на ухо. Арбалетчик покивал — он и сам разглядел завязки на груди и брюхе — да так было понятно, что не зверь! Попробуй так выучить шерстяного — ха!

Байдара подходила все ближе к берегу. Шаман бросал в волны подношения — Рыжий сумел разглядеть, что в волны летели то наконечники, то еще какая-то ценная мелочевка, ярко блестящая в лучах солнца. Тол Ыз будет доволен! По крайней мере, сам наемник, после таких даров, рылом бы не крутил! И пригнал бы к берегу самую большую стаю рыбы, которая имелась под руками.

— Ты — дохлый тюлень! — раздалось вдруг за спиной. Рыжий обернулся. Возле него стоял злой унак, раздувающий ноздри. — Убью тебя, ненастоящий!

Недолго думая, арбалетчик подшагнул вплотную, коротко, без размаху ударил локтем точно в лоб — убивать дурака не хотелось. Опять же, мало ли чего бесится — вдруг на ногу ему наступил или на спину плюнул случайно…

Унака швырнуло на землю. Он опрокинулся на спину, задергал руками и ногами, точно жук. Стоящие вокруг — завопили от восторга. А на Рыжем тут же повисла Куська, обжигая горячим дыханием.

— Мой медведь — самый сильный медведь!

*Тол Ыз — Хозяин моря у нивхов. Его праздник мною выдуман, честно признаюсь.