Выбор стратегии

Глава 19

На Вигарас опустилась жара. Солнце жгло нещадно, да так, что придорожная трава прямо на глазах увядала на корню. Езда в карете при такой жарище превращалась в истинную пытку. Поэтому, несмотря на возражения фельдмаршала Отвера, который с пеной у рта доказывал мне, что карета — это не только способ более комфортного передвижения, но и своеобразная защита, которая прекрасно работает, особенно при нападениях, я предпочел ехать верхом. Но и так было ненамного легче. Вдобавок ко всему, в путешествие я поехал, облаченный в полный доспех, мне было необходимо к нему привыкнуть, потому что никто не знает, что ждет меня впереди, точнее, впереди меня ждет война, вот только никто не сможет сказать, как скоро она меня ждет.

До крепости ехать было недалеко, меньше одного дневного переезда, но, когда солнце вошло в зенит, я понял, что все, еще немного и я зажарюсь в своих доспехах. Принц крови в собственном соку, просто мечта тех людоедов, которых я сжег, видят пресветлые боги всех до единого. Тронув поводья, я подъехал к Отверу, который, вопреки собственным утверждениям о безопасности, уже с час назад стянул шлем и потный подшлемник с мокрой головы, но даже это помогало плохо, потому что на небе не было ни облачка, и ни один порыв ветерка не освежил наши разгоряченные тела.

— Объявляйте привал, иначе мы просто свалимся, — сказал я, поравнявшись с фельдмаршалом. Кони шли шагом, гнать бедных животных, чтобы хотя бы так нагнать ветерок, не рискнул никто. Ни у кого просто рука не поднялась так издеваться над бедными животными.

— Сейчас не война и мы не в боевом походе, так что пожалейте людей и коней, которым также, как и нам тяжело. Поедем вечером, когда станет не так жарко. Ничего с нами не случится. Тракт широкий, до крепости ведет не сворачивая, луна обещает быть яркой, не заблудимся.

— Как скажите, ваше высочество, — наклонил голову Отвер, изобразив на лице гримасу недовольства. Правильно, вали все на меня. Мол, я старый солдат, но этот чертов принц буквально мне руки выкручивает, вон свидетелей сколько. — Громель!

— Да, ваша милость, — возле нас тут же материализовался рыцарь, с откинутым забралом на шлеме.

— Ты вроде все места здесь знаешь вдоль и поперек, — рыцарь слегка наклонил голову в знак согласия. Сильнее наклонить ее не позволил массивный бувигер, но нам опять-таки было не до церемоний. — Где здесь можно устроить привал, его высочество настаивает… — Ну и жук. Я даже восхитился его наглостью. Но ничего, с меня не убудет, а твой авторитет только повысится.

— Вон там, — Громель уверенно указал рукой на придорожные кусты, — недалеко есть весьма неплохая полянка, где можно расположиться. И тут даже есть тропа, по которой вполне может проехать карета. К тому же чуть дальше раскинулось озеро, близость с которым принесет на поляну так необходимую всем нам прохладу.

— Да ты поэт, сэр Громель, — я усмехнулся, а молодой рыцарь зарделся. Я что случайно попал в его тщательно охраняемый секрет? — Да не тушуйтесь, сэр Громель, с кем не бывает. Лучше ведите нас на ту полянку, которую сейчас так красочно описывали.

— Привал! — заорал, приподнявшись на стременах Громель и свернул с дороги, как мне сначала показалось, прямиком в кусты, но когда кусты разошлись в стороны, то стало видно вполне удобную и утоптанную тропу. По этой тропе мы вскоре выехали прямиком на полянку, о которой, похоже, и говорил рыцарь.

Никто не смог сдержать вздох облегчения, когда прозвучал сигнал спешиваться. Даже кони весело застригли ушами, переступая ногами, когда с них стаскивали седла и убирали потные попоны. Рыцари поспешили снять с себя шлемы, бивигеры, и кирасы. Рядом со мной на траву повалился Мозес.

— Если так будет дальше продолжаться, я точно решу, что это длинноухие колдуны что-то с погодой сделали. Вот помяните мое слово, — он лег на спину и закинул руки за голову. — Чтобы засуха была и весь урожай полег.

— А наши колдуны что, уже даже дожди приманивать разучились? — я наклонился и снял с ног щитки защиты. Мозес скептически покосился на меня и промолчал. Вот-вот, будет думать, прежде чем языком молоть.

Я не стал ограничиваться полумерами и стянул с себя кольчугу, оставшись с обнаженным торсом, рыцари посматривали на меня украдкой, но раздеваться хотя бы до пояса не спешили, стеснялись что ли. А вот обо мне слава бестыдника ходила уже очень давно, так что мне нечего было стыдиться, ничего нового о себе я бы все равно не узнал. На границе поляны остановилась карета, дверь которой тут же распахнулась, и оттуда вывалилась Хеллена. Ее лицо было пунцовым, а торчащие в разные стороны короткие волосы слиплись от пота.

— Мозес, — рыцарь Гроумена, как-то нежданно-негаданно для нас обоих ставший моим адъютантом, приподнялся на локтях и посмотрел на меня. — Я к озеру, немного освежусь. — Он как-то странно на меня посмотрел.

— Может, вам сопровождение выделить, ваше высочество? — что-то обдумав, спросил меня адъютант и, не дожидаясь ответа, заорал. — Громель, озеро глубокое?

— Кошке по колено, если в яму не попасть, — ответил поэтический рыцарь и снова прикрыл глаза, погрузившись в полудрему.

— Брось, Мозес, что может со мной случиться? В крайнем случае, я буду орать, — пообещал я своему адъютанту. Он долго и внимательно на меня смотрел, но потом кивнул.

— Если вы даете слово, что не будете заходить слишком глубоко…

— Не будь ребенком, ты же слышал, в той луже не бывает слишком глубоко, — и я, насвистывая какой-то бравурный марш, направился по тропинке туда, откуда до нас доносился запах воды и чувство прохлады.

Мозес все-таки отрядил двоих воинов ко мне в сопровождение, но они пощадили мою скромность, и встали спиной к озеру на тропинке вне зоны видимости, но так, чтобы слышать все, что происходит на берегу. Я только усмехнулся, раздвинув кусты, и вышел на берег. Как только кусты сомкнулись за моей спиной, я тут же перестал слышать, как переговариваются между собой мои сопровождающие. Интересный эффект, нечего сказать. Но я быстро потерял интерес к этому феномену, потому что передо мной раскинулось озеро. Воды была просто нереально прозрачная, в ней были видны мельчайшие песчинки, а еще она была прохладной, видимо, озеро питали родники. Стянув ботинки, я потрогал воду ногой и едва не застонал от удовольствия. Быстренько скинув штаны и исподнее, оставшись абсолютно голым, вошел в воду, стремясь оказаться там, где она хотя бы дошла до пояса. Так можно и обещание Мозесу сдержать и накупаться вдоволь. Глубина набиралась медленно. Я отошел уже на приличное расстояние от берега, а воды было едва ли мне по бедра. Решив, что озеро все такое, я решил остановиться. Закрыв глаза, зачерпнул воды и, протерев горящую грудь, поплескал воды на лицо.

Я не видел, что рядом раскинулась довольно большая яма. Да даже если бы и видел, то не придал бы этому значения, потому что был абсолютно уверен: плавать я умею, причем очень даже хорошо.

Я так и не понял, что произошло. Сделав всего один маленький шажок, внезапно почувствовал, что дна под ногами нет и тут же ушел под воду с головой. Вместе с водой голову захлестнула паника, которую я никак не мог побороть. Да что же это, я же умею плавать! Но, вместо того, чтобы успокоиться и начать всплывать, я бестолково бил в воде руками и ногами, погружаясь все глубже. Легкие горели огнем и вдох был сделан рефлекторно, независимо от моего желания. Внутрь хлынула вода, я забился еще сильнее, и…

Детскому смеху вторил серебристый женский. Я бегу по песку пляжа, а рядом бежит и смеется босоногая женщина с развевающимися на ветру белокурыми волосами. Она хватает меня на руки и кружит до тех пор, пока мы вместе не падаем на песок. Она очень красивая, Ойкумена после богинь еще не рождала такой второй красавицы. Даже этот надменный эльфийский Лорд, который приехал с посольством, смотрит на нее так жадно, что даже мне становится не по себе, ведь я не могу понять, что значат эти взгляды, я еще совсем маленький, и эта женщина моя мама.

Вспышка…

— Мария, это переходит уже все границы!

— Я не понимаю, о чем вы, супруг мой, — мама склонила голову перед стоящим рядом огромным словно медведь мужчиной. Я же хватался за ее руку, боясь отпустить и до смерти боялся этого великана — моего отца.

— Ты растишь из Бертрана невесть что! Разве мальчишка когда-нибудь вырастит мужчиной, если он даже плавать не умеет!

— Бертран боится воды, мой господин, я не хочу его принуждать, чтобы не было хуже.

— Ты растишь из него неженку, под стать себе! Мне нужен наследник, воин, а не витающий в облаках романтик!

— Но…

Вспышка…

Я стою у окна и смотрю на процессию. Почему она меня оставила? Я ведь так сильно любил ее?! Что это? Слезы? Я плачу?

— О, мой принц, не скрывайте слез, не нужно. Вы только что потеряли мать, а весь мир самый прекрасный цветок, когда-либо рожденный. Не было мужчины, который не хотел бы ее, как нет теперь женщины, которая не оглядывалась бы вслед вам, хотя вам едва минуло четырнадцать лет. Вы так на нее похожи… Плачьте, мой принц, это нормально.

— Но отец не любит, когда я проявляю слабость, — кулаки сами собой сжались и ногти впились в ладони.

— Просто он никак не может простить ни ей, ни вам, что вы совсем не похожи на него, — кто это говорит? Я не вижу его лица, я совсем не помню его, я…

Вспышка…

— Ты как твоя мать только и делаешь, что порхаешь из постели в постель!

— Не смей так говорить о моей матери! — тяжелая пощечина опрокидывает меня на пол. По лицу течет что-то липкое и горячее. Вытираю нос рукой, так и есть — это кровь. Отец никогда не упускал случая после смерти мамы, чтобы не разбить мне лицо в кровь.

— Убирайся! Чтобы духу твоего не было во дворце! — он постарел, но все еще крепко стоит на ногах, и так же крепко меня ненавидит, но я никак не могу понять причины этой ненависти. — И научись уже плавать!

— Да пошел ты, — встаю с пола, на белоснежный мрамор которого все еще капает яркая красная кровь. — Я не вернусь до тех пор, пока ты не сдохнешь. Тогда я просто приду сюда и возьму корону…

— Ах ты, щенок! — я перехватываю его руку. Нет уж больше я себя бить не позволю.

— Не в этот раз. А посмеешь еще раз поднять на меня руку, пожалеешь, потому что я отвечу тем же, — отбросив руку, которая ни разу не приласкала меня с суровой отцовской нежностью, выхожу из тронного зала…

Вспышка…

Я пьян. Прекрасная Мадлен не только одарила меня гораздо большим, чем всех остальных мужчин, она еще и напоила меня, негодница. Качнувшись, ухватился за угол какого-то дома. Так-с, и где я? Впереди раздался приглушенный женский вскрик. Шум борьбы и я даже смог распознать слова.

— Не трогай меня! Отпусти!

— Да что ты ломаешься? Ты же на улице живешь, подумаешь, не сегодня, так завтра, но тебя все равно оттрахают и пустят по кругу, а так это буду делать только я, — снова шум борьбы, затем вскрик. — Ах, ты сучка! Ну все, сама напросилась! — звук пощечины я не перепутаю ни с чем другим, слишком уж часто я их слышал.

Всхлип девушки. Ненавижу насильников. Не хватает обаяния или денег, чтобы соблазнить, уговори. Не получается, дави на жалость, тоже, кстати, неплохо работает, женщины любят жалеть убогих. Оторвавшись от стены, завернул за угол. Ну точно, какой-то мудило пытается задрать юбку прижатой к стене девчонке. Лиф простенького платья разорван, и на белоснежной коде еще не полностью сформировавшейся груди красуются синяки, быстро наливающиеся цветом. На лице кровь, а глаза полузакрыты. Девчонка находится в предобморочном состояние.

— Эй ты, оставь девчонку, — я делаю еще один шаг и кладу руку насильнику на плечо. То резко разворачивается и я морщусь от брезгливости. Мало того, что он моральный урод, он еще и просто урод, к тому же давно не мытый.

— А что ваша милость тоже хочет? Так уж и быть, я уступлю. Будете первым… — я не дослушиваю до конца, мне не интересно. Меня от него тошнит, а может быть меня тошнит от выпитого, кто будет разбираться? Я просто бью его кулаком в рыло. Удар у меня хорош, да и силой пресветлые боги не обделили, уж если я лошадей объезжаю, то какой-то нищий мне не соперник. Правда, что-то я сам начал замечать, что в последнее время немного поправился, да мышцы вроде начали дрябнуть, но это ничего, мне бы дождаться, пока папаша сдохнет, а там все наладится.

Девчонка находится в полуобморочном состояние. Я подхватываю ее на руки. Так, где я все-таки. Глаза отыскали знакомую вывеску. О, точно, я знаю этот кабак, он недалеко от моего дома, в котором я обитаю. Нищий не подает признаков жизни. Сдох что ли? Да плевать. Несу девчонку к себе. Зачем? Понятия не имею. Уже когда я укладывал ее на постель, она забилась, застонала и попыталась вырваться.

— Да не вертись, я тебя не трону, зеленовата ты для меня, — зеваю. Вытаскиваю комплект одежды, которая уже не сходится. — Держи, переоденься.

Она во все глаза смотрит на меня. Внезапно во взгляде мелькает узнавание. Только этого мне не хватало.

— Меня зовут Хеллена, ваше высочество…

Вспышка…

Пожар. Город охвачен огнем. Всюду крики, предсмертные хрипы, насилие и много огня. Огонь повсюду. Тяжело дышать. Кажется, что огонь проник в легкие и разрывает их на части. Я пробираюсь во дворец. Кажется, он все еще сопротивляется. Там опытные воины и есть маги, так что дворец может еще долго огрызаться, перед окончательной капитуляцией. Мне вот откровенно плевать на папашу. Это он виноват, что пустил этих длинноухих тварей в нашу страну. Но во дворце я могу найти хоть что-то, что поможет выбраться из охваченного огнем города. Обреченного города, и уже агонизирующего. Поэтому я сейчас крадусь по улицам, выбирая более незаметный путь во дворец, который я когда-то считал домом.

На моем пути стоит телега. Ее охраняет внушительный отряд рыцарей. Я пытаюсь пройти мимо, но меня останавливает удивленный голос.

— Ваше высочество? Хвала всем пресветлым богам, вы живы! — я медленно поворачиваюсь на голос и замираю. Бакфорд. А в командире, застывшем статуей, изображающей полнейшее изумление, я узнаю капитана дворцового гарнизона Гастингса. И что это, если не судьба?

***

— Ну же, очнитесь, дышите, чтоб вас, — мне на грудь что-то надавило, и я почувствовал, как порция воды потекла из легких в обратном направлении. Я уже хотел было кашлянуть, но тут к моему рту прижались явно девичьи губы и весьма неумело попытались вдуть мне в легкие воздух. Хоть бы нос закрыла что ли… — Ну же! На лицо упала горячая капля. Ты что же плачешь? Не плачь, хоть ты и единственный на этом свете человек, готовый оплакивать меня.

Вода потекла из легких быстрее, и я уже не мог ее сдержать. Перевернувшись, закашлялся, выталкивая из себя все больше и больше воды. Вода лилась, я кашлял до рвоты, которая тоже не преминула появиться. Не знаю, сколько времени это продолжалось. Наконец, поток воды иссяк, и я снова перевернулся на спину, хватая ртом живительный воздух. Когда дышать стало уже не так больно, я приподнялся на локтях. Рядом сидела Хеллена, поджав ноги, она обхватила их руками, и рыдала, уткнувшись в колени. С нее ручьями стекала вода. Понятно, кто меня спас. Все-таки я оказался прав, и с тропинки ни черта не слышно, что же творится на берегу и в озере.

— Ты прямо русалочка, — прохрипел я. Хеллена вздрогнула и посмотрела на меня заплаканными глазами.

— Кто? — ух ты, она действительно удивилась. Неужели не знает эту сказку?

— Русалочка. Дочь Тритона, которая вот так же, как и ты вытащила из моря весьма сомнительного принца, спасла его и влюбилась. Не могу с уверенностью сказать, что последовательность была именно такой, но суть передана правильно. — В ее глазах было полное недопонимание. — Ну же, сказка такая есть. Она еще и мораль имеет: девочки не влюбляйтесь в козлов, иначе станете пеной. Ладно, проехали, — я махнул рукой и только сейчас увидел, что все еще абсолютно голый. Внезапно мне стало неловко перед этой девочкой. Это было настолько новое для меня чувство, что я сперва даже растерялся, но быстро пришел в себя и принялся натягивать штаны. — Я тебя помню, — я уже застегивал ремень, который застегнулся на две дырочки дальше от самой разношенной. Ух ты, а я похудел. Проведя рукой по груди замер, чувствуя, как под ладонью сокращаются довольно рельефные мышцы. И почему я этого раньше не замечал? Подняв глаза, я встретился взглядом с Хелленой, которая смотрела с явным напряжением. — Я вспомнил, когда тонул. Ты та девчонка, которую я вырвал из лап одного извращенца. Давай уже пойдем, пока нас не потеряли, и давай договоримся, если спросят, то это я тебя спасал. А ты потом меня плавать научишь, хорошо?

— Зачем вы вообще туда полезли? Абсолютно все в двух королевствах знают, что вы не умеете плавать и это связанно с чем-то, случившемся в детстве.

— Я мог поклясться, что умею, — резкая боль вошла в мозг в районе виска и засела там. Я упал на колени, сжимая голову руками. Кира — красивая, расчетливая сука, бывшая жена… Стоп, какая жена, ты не был женат! Моя нога! Я же инвалид! Ты — идиот! У тебя все конечности всегда были на месте. Я умею плавать, умею! Нас готовили к возможной высадке со стороны водоема. Я даже могу некоторое время находиться под водой. Я не умею плавать! Я боюсь да жути воды после того, как меня еще совсем крохой не утопила в ванной собственная нянька, не углядевшая за крон-принцем! Ее кстати после этого в тюрьме сгноили. В какой тюрьме?

Наверное, я кричал, потому что когда пришел в себя, то обнаружил, что у меня сильно болит горло. А еще я запутался. Никак не могу вычленить воспоминания, принадлежащие Бертрану, коль скоро я так внезапно начал хоть что-то вспоминать. Эти воспоминания так плотно срослись с воспоминаниями майора, что я теперь не могу отличить, где чьи. Как с этим дурацким мозаичными воспоминаниями, как про ту сказку. Я был абсолютно уверен, что все дети ее знают. И ее знают, скорее всего, все дети, вот только это дети не этого мира. И где гарантия того, что мои воспоминания не запутаются настолько, что я в них окончательно не заблужусь? А еще я понятия не имею, как это на мне отразится в дальнейшем, и что мне делать сейчас.