Время кобольда

Глава 7. Кэп

— Кэп? — Натаха засунула голову в дверь. Лицо бледное и растерянное.

— Что опять?

— Пойдём. Там… В общем, увидишь.

Натаха с Васяткой как бы случайно встретились в душе и направились в «поебушкин угол» — крайнюю душевую секцию, которая стоит перпендикулярно к остальным, образуя такой интимный закуток. Использовался он понятно для чего, там даже занавесочку приспособили. Если занавесочка задёрнута, то все делают вид, что не замечают сопения и мокрых шлепков. Люди взрослые. Натаха с Васяткой как раз решили мокро пошлёпать, а там оказался пропавший Константин. Головы при нём не было, но Натаха его моментально опознала по… неважно чему. Ну что же, размер имеет значение. Всякое желание в них пропало, и Натаха прибежала доложить.

Голова, как по мне, оторвана. «Отделена от туловища продольным разрывным усилием», — всплыло в памяти. Может, я полицейский, а не военный? Есть смутное ощущение, что вижу такое не первый раз. Даже почти не тошнит.

В «поебушкином углу» сухо, сюда не мыться ходят, но крови возле тела буквально несколько капель. Где остальные пять литров? Есть у меня мысли на этот счёт. И они мне не нравятся. Вопрос: «Где голова?» — тоже вызывает некоторый интерес.

— Ты думаес то зе, сто и я? — спросила умненькая Сэкиль.

— Есть такая вероятность.

— А что вы подумали? — Натаха, кажется, вообще забыла думать. Очень уж нервный день.

— Что же нам делать? — заламывая руки, вещал Стасик. — Такой кошмар, такой кошмар! Мы все в опасности! И божемой, божемой, божемой, куда мы денем тело несчастного Константина?

Кстати, не праздный вопрос. Кладбища тут нет, в мусоропровод он не пролезет, да и как-то это… Неуважительно, что ли. А чего все на меня вылупились?

— Кэп?

— Отвянь, Стасик. Это либо хозвопрос, тогда он в твоём ведении, либо соцвопрос — тогда тем более в твоём. Ты так хотел заботиться о людях — вот тебе повод проявить себя.

Стасик надулся, но возразить ему было нечего. Назвался груздем — не говори, что не дюж.

— Андрей! — сказал он повелительно.

— Чо сразу «Андрей»? — ответил неказистый мужчинка с лицом страдающего без выпивки алкоголика.

— Тебе поручаю. Займись.

— И что я с ним делать должен? Сожрать?

— Не волнует. Придумай что-нибудь.

— А что я? Вон, Валера без дела мается…

— Я поручил тебе, а кому ты делегируешь, мне не интересно. Спрошу с тебя.

— Кэп! — Натаха смотрела на меня укоризненно. — Не по-человечески как-то.

Неужели покойный и правда был так хорош в некоторых аспектах?

Но она права — они тут будут заламывать руки и спихивать друг на друга ответственность, пока тело не завоняется, а потом учинят какую-нибудь несусветную глупость. Сжечь, например, попытаются. На ножках, отломанных от стульев, потому что больше не на чем.

— Ладно, — сказал я, вставая, — позабочусь о покойном, раз у всех руки из жопы. Прощайтесь с ним, оплакивайте, отпевайте или что вы там хотели, но через полчаса тело должно быть упаковано в мешок и лежать на площадке. Не будет — не обижайтесь.

Натаха и Сэкиль встали и пошли за мной.

— Редяной ад? — спросила азиатка.

— А куда ещё?

— Ох… — поёжилась Натаха. — Пойду напялю на себя чего-то.

«Ледяным адом» мы назвали этаж, где по каким-то неизвестным причинам холодно, как в жопе Деда Мороза. Когда мы туда заглянули, у меня аж яйца втянулись внутрь. Ловить там было нечего, Сэкиль тут же заявила, что у неё сейчас соски с сисек отломятся, и мы свалили. В общем, если нужен морг, то ничего лучше не придумать.

Я просто натянул три футболки одна поверх другой, потому что больше никакой одежды у меня нет. Рубаху, и ту чёртов Стасик испортил. Запасливая Натаха надела свою бронежилетку. Азиатка дополнила туалет парой шарфиков и изящными перчатками. Охренеть мы полярники.

Безголовое тело нам, брезгливо отворачиваясь, притащили местные чмыри Андрей и Валера, достаточно убогие, чтобы слушаться Стасика. Его замотали в одеяло и перевязали разодранными на полосы простынями.

— Я возьму, — решительно сказала Натаха и, коротко хэкнув, взвалила труп на плечо.

К концу спуска по лестнице она побагровела лицом, как свёкла, и дышит с присвистом, но от помощи отказывается. У Сэкиль в кои-то веки хватает такта её не подначивать.

Дверь покрыта инеем и примёрзла, но к этому мы готовы. Пара ударов Натахиной суперкувалдой по углам косяка, и я, обхватив ручку отобранным у Сэкиль шарфиком, открываю вход в морозную темноту. С шарфиком — это уже горький опыт, в прошлый раз клок кожи оставил на ручке. Не ожидал.

— Оу, сюка, как писидеси хородно!

Согласен. Аж в зобу дыхание спёрло.

— Куда его? — мрачно спросила Натаха.

— Давай, вон, на кровать.

Кровать без матраса и белья, но ему-то пофиг. Под весом тела сетка морозно хрустнула. А за спиной громко хлопнула дверь.

— Блядь! — с чувством сказала Натаха, разом потеряв свой торжественный похоронный настрой.

Входная дверь закрыта. В свете фонарика Сэкиль мы пытаемся её открыть — чёрта с два. Замка с этой стороны нет, был ли с той — я не помню. Удары кувалды, нанесённые Натахой, оставляют невнятные вмятины, сама дверь даже не колышется.

— Оу, какая падра? — риторически спрашивает азиатка.

Да уж, не сквозняком же её закрыло? Нет тут сквозняков. А вот холод есть. И вот сейчас перед закрытой дверью он чувствуется как-то особенно сильно.

— Бегом! — скомандовал я и ломанулся по коридору вперёд.

Тонкая подошва спортивных туфель создаёт ощущение бега босиком по льду. Коридор тёмен и пуст, двери комнат закрыты.

— Здесь должна быть!

— Так ты к чёрному ходу бежал, Кэп? — догадалась Натаха.

Вот же тётка — побежала за мной, даже не спросив, куда и зачем. От двери, за которой такое, кажется, близкое спасение… Сэкиль-то наверняка сразу сообразила, что к чему, и что эту дверь мы хрен вышибем. Тот, кто нас закрыл, наверняка об этом позаботился.

— Сейчас, сейчас… — бормотала Натаха. — Блин, Сека, да свети ты нормально, не тряси фонарик!

— Руки дрозат! Хородно, брять! Примерзра узе к нему…

— Кэп, тут нет двери!

— Уверена?

— Как в своей жопе.

— Оу, такой зопе надо верить! — не удержалась синеватая уже Сэкиль.

— За мной! Хватайте стулья из комнат и бегом!

Женщины, не стали спрашивать, где я собрался на них сидеть, — прихватили по стулу и побежали за мной. Я тащил сразу два.

— Мусоропровод, Кэп?

А вот тут Натаха сообразила быстрее и сразу кинулась, чертыхаясь и обжигаясь о ледяное железо, откручивать гайки ревизионного лючка. А я с размаху навернул стулом об угол. Ещё раз, и ещё — пока он не разлетелся на палки. Азиатка последовала моему примеру — завизжала «Ки-и-ия!» шарахнула стулом об пол.

Чтобы развести огонь, пришлось пожертвовать чистым листом для рукописи — это быстрее, чем строгать щепки из крепкой мебельной древесины. Хорошо, что мебель тут деревянная, а не из прессованного говна с опилками. Закрытая дверь мусоропроводного тупичка обеспечила небольшой объём, который легко прогреть, а через трубу мусоропровода вытягивает дым. Пока костёр разгорался, я стащил всю мебель, до которой успел дотянуться, и теперь у нас даже есть по стулу, чтобы сидеть вокруг костра.

— Ноги поднимите с пола, отморозите, — сказал я.

— Я узе не сюствую, — пожаловалась Сэкиль.

Ещё бы. В мороз нет обуви хуже кед.

— Разувайся и давай сюда ноги.

Да, белые ледышки.

Я аккуратно их растёр и засунул стопы себе под майку, чуть не взвыв от ледяного прикосновения.

— Корет!

— Пусть колет, это хорошо. Это кровообращение восстанавливается. Натаха, ты как?

— Руки поморозила об ключи. Но это ничего, это я сама. Давай, грей лытки этой бесстыжей.

Натаха надулась и сунула руки себе под мышки крест-накрест.

— А сто сразу «бесстызая»? — спросила с невинным видом Сэкиль. Отогревшиеся пальчики ног стали щекотно прихватывать меня за живот.

— А то, — буркнула женщина, — я же вижу, что ты к Кэпу так и липнешь.

— Не у всех зе есть Васятка.

— Но-но, — смутилась Натаха, — у меня, знаешь, кавалеров не вагон. Выбирать не приходится.

— А у меня вообсе нет! Все думают, сто я зенсина Кэпа. А Кэп трахает негритянку, которая пытается нас убить.

— Убить? Негритянка? — растерялась Натаха.

— Сэкиль решила, что Константина убила Абуто, — пояснил я, давно продумав эту идею, — и это его кровью залита комната. Поэтому в душевой крови не было. А если кровь его, то Абуто, скорее всего, жива. А раз жива — то скрылась. А раз скрылась — то что-то нехорошее задумала. А раз так — то и дверь тоже она захлопнула. Гипотеза, не умножающая сущности.

Азиатка закивала, подтверждая.

— Но зачем ей это, Кэп?

— Не знаю, Натах. С одной стороны — это просто версия. Я в ней сильно сомневаюсь. С другой — может, не зря её к трубе приковали. Мы же с тамошними не разговаривали.

— Они же людоеды, Кэп!

— Это мы знаем только со слов Абуто.

— Они выгрядери не осень гостеприимно, — напомнила Сэкиль.

— Возможно, с их точки зрения, мы освободили опасную преступницу. Всякий бы возмутился. Но ты права — выглядели они как наглухо ёбнутые засранцы. Не хотелось близко знакомиться.

— Кэп, стульев тут надолго не хватит, — констатировала Натаха.

— Нам надо передохнуть и подумать, не примёрзнув при этом к полу. Все, Сэкиль, забирай свои ноги. Вижу, подвижность полностью восстановилась. Даже чересчур.

Шаловливая ножка уже расположилась несколько ниже, чем стоило бы.

— Оу, Кэп, я знаю один хоросый способ согреться…

— И когда мы замёрзнем, из нас выйдет очень неприличная парная статуя…

— Я просто хотера оказать ответную усругу — согреть сясть тебя в себе!

— Спасибо, эта часть меня ещё не замёрзла. Отвлекитесь, дамы, давайте подумаем, почему тут нет второй двери. Точнее, не так, это не позитивно. Давайте думать, что она есть. Только вот где?

— Смотри, Кэп, — подала голос Натаха, — здесь пиздецки холодно, так?

— Факт.

— А там, где мы нашли Абуто, наоборот — адски жарко. Понимаешь?

— Принцип холодильника?

— Да, чтобы здесь был такой мороз, тепло нужно куда-то сбрасывать. Все эти чёртовы трубы там возможно ведут к теплообменнику здешней морозилки.

— Умница, Натаха! В этом что-то есть! Давай прикинем, как они друг относительно друга расположены.

— Жаркий выше на два этажа. Между ними тот, что мы не вскрыли, обломались, там дверь железная, её расковырять нечем…

— Значит, если считать, что они связаны, то…

Мы с Натахой кинулись рисовать отвёртками по инею на стене. Она — крестовой, я — обычной.

— Значит, если тут так, то тут вот так…

— Смотрите, как интересно…

Я не сразу понял, на что показывает Сэкиль, а поняв, признал:

— Хм, и правда, любопытно.

Костер прогорает, помещение остывает быстро, но иней ползёт по стенам не снизу вверх, а сверху вниз. Хотя вверху должно быть теплее, туда же воздух подогретый поднимается.

— Похоже, в этом холодильнике морозильник сверху, — сказала Натаха. — Здесь так, общее отделение. Молоко, овощи. А вот этажом выше — там действительно холодно.

— А сто обысьно хранят в морозирках?

— Мясо, — ответил я мрачно.

— Вот здесь должна быть дверь, — показала Натаха, ткнув отвёрткой в наш совместный чертёж.

— Уверена? Стулья кончаются, у нас один шанс.

— Техническая логика так велит. Ты замечал, что планировки этажей идут со смещением?

— Ну…

— Сортиры, Кэп. Душевые. Мусоропроводы.

— У нас сортиры в комнатах.

— Но есть место, где быр обсий, — вспомнила Сэкиль.

— Точно.

Помещение, отделанное тем же убогим кафелем, что душевая. Там действительно заглушённые выходы труб. Но всё демонтировано подчистую. Видимо, из кабинок кто-то когда-то соорудил выгородки в комнатах. И как-то подключил это к трубам.

— У нас, если считать по правой стороне, от двери, — три комнаты, сортир, четыре комнаты — душевая. Этажом ниже: четыре комнаты — сортир. Ещё ниже — пять. А этажом выше — наоборот, две комнаты — и сортир. Душевая и трубы двух мусоропроводов мигрируют так же. У нас один не работает, но это неважно, место соответствует. Предполагаем, что трубы коммуникаций идут на самом деле прямо — какой дурак будет класть стояки зигзагом? А значит…

— Этажи идут со смещением, а не ровно, как нам кажется.

— Именно, Кэп! Тогда и дверь чёрной лестницы находится не там, где ты искал, а вот здесь! — Натаха снова ткнула отвёрткой в стену. Чертёж уже почти зарос инеем, в каморке стало совсем холодно.

Дверь на чёрную лестницу Натаха вскрыла буквально одним движением плоской отмычки. Уже не проволочка, успела примериться и сделать специальную. Золото баба, хоть женись на ней. Жаль, с внешностью не повезло. К её бы рукам да фигуру Сэкиль… А вот мозги Сэкиль ей не надо. Слишком хитрая.

— Оу, как тут тепро!

После мороза на лестнице прям жара. Заледенелая Натахина кувалда на глазах покрывается инеем.

— Натаса! Я думара, мы помрём. Ты нас спасра!

Эмоциональная азиатка обняла её и взасос поцеловала в губы.

— Эй, — женщина оттолкнула её, сплюнула и вытерла рот рукой, — ты чего? Я не по этим делам!

— И я нет, — вздохнула Сэкиль, — иногда дазе зарь. От Кэпа не доздёсся…

Я сделал вид, что не слышу, хотя эйфория внезапного спасения и меня не оставила равнодушным. В таком состоянии легко наделать глупостей.

— А ты гуталином намажься, — поддела её Натаха, но промахнулась. Азиатка не знает, что такое гуталин, пришлось объяснять смысл шутки, вышло уже совсем не так весело.

Достали они со своей негритянкой. Вовсе не люблю я «чёрненьких». Сам не понимаю, как так вышло. Да и помню плохо. Хотя те моменты, что помню… Ух!

***

— Стой, кто идёт!

— Сдурел?

— Ой, это вы, Кэп? А мы тут…

Ну да. Они тут. Два мужика с ножками от табуреток из столовой. И тётка, непонятно зачем. Наверное, следить, чтобы они не уснули и не разбежались. Непочётный караул.

— Станислав тут…

Ну, ясно. Стасик вообразил себя начальником гарнизона.

— Что ж вы её хотя бы не заперли, вояки? Вот так выскочат и позапихивают вам эти палки в жопы.

— Так она ж не запирается.

— Так подоприте чем-нибудь! Кровати притащите со склада, там лишние свалены. Хоть услышите, если кто ломиться будет, на помощь позовёте.

— Да кого тут позовёшь… Эй, Кэп, а может ты с нами подежуришь? Или пистолет дай.

— Хрен вам, а не пистолет, ополченцы. Вы и с палками достаточно страшные. Не поубивайте друг друга случайно.

— Пистолет, по решению оборонного совета, подлежит передаче…

— Это с кем же ты посоветовался, Стасик? — перебил я подошедшего старосту.

— Оборонный совет — всенародно избранный орган, созданный на время военного положения!

— Не знаю, какой у вас орган в каком положении, но про пистолет забудьте. И что, прям «всенародно и единогласно»?

— Кворум был, — процедил сквозь зубы Стасик.

— Дай угадаю — принято большинством собравшихся, а собрались ты и три твоих дятла?

— Неважно!

— Ясно-понятно. Ну, я пошёл спать, а куда идти тебе, ты и сам знаешь.

— Это антиобщественное поведение! Если ты плюнешь в общество, то оно утрётся, но если общество плюнет в тебя…

— То зубами подавится. Так ему и передай, Стасик. Дамы, может, в столовку? Что-то я проголодался с этих приключений.

— Оу, это свидание, Кэп? — спросила кокетливо Сэкиль, пока мы шли по коридору.

— Дура, он же нас обеих пригласил, — ответила ей Натаха.

— А мозет, это свидание втроём?

— Плавно переходящее в групповуху, ага…

— Какая интересная мысль… Натаса, да ты сарунья!

— Дамы, это совещание втроём, — пресёк я на корню нездоровые инсинуации. — Надо обсудить планы. И пожрём заодно.

В столовой по ночному времени горит одна лампочка. Кладём себе пюре и котлет, наливаем компот. Возможно, там, на морозильном этаже, продукты хранятся? Откуда-то же берётся вся эта еда? То-то картошка говно комковатое, небось, переморожена…

— Какие планы, Кэп? — спросила Натаха, переходя к компоту.

Она никогда не жалуется на еду, ест равнодушно, как в топку кидает. Сэкиль же всегда морщится и ноет, что ей «совсем невкусна».

— Да вот, решил вашего мнения спросить.

— Оу, это сто-то новенькое!

— Наши прогулки становятся опасными, девочки. Раньше никто не пытался нас убить.

— И что, Кэп? — спросила Натаха. — Вооружимся посерьёзнее. У меня есть пара идей…

— Я предлагаю вам подумать, насколько вы заинтересованы рисковать жизнью в поисках неизвестно чего.

— Кэп, ты сам-то бросишь вылазки?

— Нет, Наташ. Не брошу.

— А посему? — заинтересовалась Сэкиль. — Ты зе не верис в дверь?

— Потому что тут сидеть — тоска смертная, а здешняя жизнь не то, чем я сильно дорожу.

— Кэп, о чём тут думать? Если ты идёшь, то и я с тобой.

— А как зе твой Васятка? — засмеялась Сэкиль.

— Ну, ты скажешь, Сека. Он мне так, трубу иногда прочистить.

— Фу, как грубо! Надо говорить: «Украсать киноварную пессеру янским зезром!»

— И что же ты до сих пор не украсила?

— Сду, когда Кэпу надоест дерать вид, сто он не понимает намёков.

— Ну, хватит вам, барышни. Вопрос серьёзный.

— Оу, Кэп, ты зе знаес ответ. Мы с тобой. Мог бы не спрасывать. Я дазе готова надевать эту групую броню.

— Ничего она не глупая! Я пробовала — её ножом почти нигде не проткнёшь!

— На нас никто есе не нападар с нозом!

— Когда нападёт, будет поздно!

— Всё, всё, болтушки, хватит! — не выдержал я. — Ценю ваше доверие. Рад, что мы и дальше будем вместе.

— Оу, а сто тут есё дерать, Кэп?

— Ладно, я спать. Умотался сегодня. Кстати, Сэкиль — может, хватит подстерегать меня в душе по утрам, когда я ничего не помню?

— Низасто! Это осень смесно, осень! И мне нрависся видеть, как меня приветствует вас нефритовый стеберь!

Я только рукой махнул. Всё равно завтра не вспомню. Надо ещё успеть записать сегодняшний день хотя бы вкратце.

«…это не может быть Абуто. Она небольшого роста, хрупкого телосложения, худая, аж ребра торчат. Я в хорошей физической форме, но я не смог бы оторвать человеку голову. Не думаю, что это вообще в силах человеческих. Голова довольно крепко приделана…»

В коридоре кто-то завопил, как сирена. Голос женский, вроде бы незнакомый, но, когда орёшь, как сирена, голосовые особенности как-то теряются.

— Уби-и-и-ли! Уби-и-и-и-ли!

Прекрасно. Шоумастгоон. И кого у нас сегодня ещё убили?

— Блевать отходите подальше, — сказал я, приоткрыв дверь и заглянув внутрь.

Беглого взгляда оказалось достаточно.

— Сто там, Кэп.

— То же самое.

Секиль полностью одета и с ножом в руках. А вот Натаха в одной футболке, натянутой на пузе и еле прикрывающей квадратную жопень. И голова мокрая. Видать, из душа.

— Чёрт, это ж Васькина комната!

— Сумеешь его опознать по… В общем, труп нам на этот раз любезно оставили. Но не весь.

Натаха побледнела, сглотнула и неуверенно кивнула.

— Ну, загляни тогда.

Она приоткрыла дверь, кинула быстрый взгляд, выдавила: «Да, это он. Был…» — и убежала, закрывая руками рот.

Кто бы ни порешил Васятку, тащить тело в душ он поленился. Дверь Васяткиной комнаты просматривалась от поста чёрного хода, но пост «бдил» в другую сторону, наблюдая за припёртой двумя кроватными каркасами пожарной лестницей. В коридор они не смотрели, тем более, что народ ещё шарашился туда-сюда: кто в душ, кто из душа, кто в поиске плотских утех на ночь.

— А что за баба орала? — спросил я вернувшуюся Натаху. Она нацепила треники и выглядела не то чтобы краше, но хотя бы приличнее.

— Ксения. Она у меня Васятку отбила. Он, как я ему дала, осмелел, а тут скука такая…

— И ты ей не выдергара воросья? — удивилась Сэкиль.

— Из-за этого дебила? — махнула рукой Натаха. — Ой. Нельзя же плохо о… Простите.

Прибежал заспанный испуганный Стасик и стал призывать «сплотить ряды под мудрым руководством», мне стало противно, я ушёл. Часов нет, как бы не накрыло ресетом посреди толпы. Без понятия, что тогда будет, лучше не проверять.

Внёс сей трагический казус в свою летопись, сложил её, аккуратно пристроил под зеркало, и только уже было собрался отойти ко сну, как в дверь постучали. Скорее всего, это Стасик призывает меня на службу в народную милицию. Решил, что быстро дам ему в зубы, а то не успокоится. Очень хотелось дать кому-нибудь в зубы.

За дверью обнаружилась Сэкиль с сумкой.

— Хосес ругайся, хосес дерись — но я сегодня носюю у тебя. Мне страсно.

— И я, — буркнула из-за её спины Натаха. — А то она тебя выебет, если её одну пустить. Дождётся, пока отрубишься, и хвать за нефритовый шкворень…

— Вот зараза какая, вы видери, Кэп! — сказала Сэкиль, но не сильно расстроилась. Наверное, ей действительно страшно.

Мы с Натахой приволокли две кровати с матрасами, я разделил на них единственный чистый комплект постельного белья. В результате укрываться стало нечем, но тут и не холодно. Сэкиль не удержалась от демонстрации — разделась до трусиков и так и улеглась, закинув руки за голову, чтобы грудь лучше видно было. «Нефритовый шкворень» не остался равнодушен к этому зрелищу, пришлось укладываться так, чтобы это не привлекало внимания. Натаха постаралась раздеться незаметно и осталась в майке.

Полежали немного в молчании, потом я решился.

— Наталья.

— Да, Кэп.

— Из нас троих я это могу доверить только тебе. Лови.

Кинул завёрнутый в полотенце пистолет в кобуре.

— Чёрт, спасибо за доверие, Кэп. Ценю.

— Я не знаю, что произойдёт в полночь. Я никак не могу проконтролировать ни себя ни вас. Я могу только попросить — не трогайте бумагу, которую я оставил для себя.

— Оу, так вот вы как вспоминаете, Кэп-сама! Вы умный! — ах, как глазки-то узенькие заблестели!

— Сэкиль, тебя особо предупреждаю — не суй свой любопытный нос. Натаха — не дай ей себя уговорить, она хитрая. В случае чего разрешаю применять оружие.

— Говно вопрос, Кэп! Пусть только даст повод!

Ох, как же я подставляюсь! Ведь сам же себе писал — спи один! Но оставить пистолет в нычке показалось мне неправильным, выгнать их — нечестным, а промолчать про бумагу — бесполезным. Без запрета прочитают точно, с запретом — скорее всего, всё равно прочитают, но есть крошечный шанс, что бабская конкуренция пересилит бабское любопытство. Но вряд ли. Сейчас каждая лежит с одной мыслью: «А что же он написал про меня?» Её бы спрятать, но тогда и сам утром не найду. Буду как слепой котёнок тыкаться. Или всё же?

И тут меня обресетило.