Время кобольда

Глава 9. Кэп

В зеркале небритая помятая рожа. В глазах пустота и непонимание. Три кровати, с одной я только что встал. На другой спит изящная азиаточка в одних трусах. Отличная грудь. На третьей храпит квадратная в проекции женщина, не представляющая эстетического интереса. Хотя некоторые татуировки сделаны весьма художественно и не без фантазии. Особенно вот эта, на жопе.

Две полуголые тётки в комнате, а я сплю один? Со мной что-то не в порядке? Нет, вижу, очень даже в порядке. А теперь к менее важным вопросам: «Кто я?», «Где я?» и «Какого, собственно, хуя?»

— Оу, Кэп-сама, вы проснурись!

Ах, какие потягушечки, м-м-м…

— Вы, как всегда, рады меня видеть!

Азиатка бесстыдно указала пальцем на мой индикатор радости, бодро оттопыривший трусы.

— Нас. Он рад нас видеть, — внушительно сказала женщина-куб, выразительно глядя на неё.

— Конесно, Натаса! Нас обеих! Как всегда! Кэп-сама рюбит нас обеих, у него борьсое сердце.

— И не только сердце, — добавила Наташа.

Как бы так ненавязчиво намекнуть, что я вообще не в курсе, кто они? Хуже того, я не в курсе, кто я…

— Оу, Кэп-сама, вы зе нисего не помните! — вплеснула руками азиатка. Грудь её аппетитно подпрыгнула. — Не стесняйтесь, это нормарьно! Мы вам сесяс всё-всё объясним!

— Угу, — подтвердила вторая, отводя глаза, — вообще, нахрен, всё…

— Моё имя Сэкирь, это Натаса.

— Натаха, Кэп. А она Сэкиль, просто «л» не выговаривает.

— Вас зовут Кэп, вы зивете с нами, как нас муз и господин. Каздую нось вы теряете память, но мы вам всё рассказываем, не бойтесь. Сесяс мы все немного в опасности, но вы, конесно, справитесь. Натаса?

— Вот, Кэп, это ваше! — женщина протянула мне тяжёлый свёрток.

Внутри оказался пистолет. Магазин почти полный, без одного патрона, ещё два магазина в почах рядом с кобурой. В руках лежит привычно, пользоваться им явно умею.

— С обеими вами живу? — уточнил я на всякий случай.

Женщины переглянулись.

— Да, Кэп-сама, мы обе вас рюбим, и мы не ревнивые!

— Да, ничуть, вообще, Кэп! Так что не стесняйтесь, идите ко мне!

— К нам, — уточнила азиатка.

— Да, к нам. А то что он зазря торчит-то?

Азиатка, хищно изогнувшись, ухватила меня пальцем за резинку трусов и повлекла к кровати.

— Оу, как твёрд вас нефритовый зезл, Кэп-сама! Давайте зе освободим его!

Трусы поехали вниз.

Следующие полчаса я сильно занят, но отнюдь не размышлениями.

***

— Вам понравилось, Кэп-сама? — спросила азиатка, тяжело дыша.

Я лежу на спине, раскинувшись между ними. Кровати слишком узкие, и мы скинули на пол матрасы. К одному плечу приникла красивая грудка Секиль, на другом лежит здоровенная сисяндра Натахи. Женщины смотрят на меня с двух сторон, подперев головы. Смотрят внимательно и с ожиданием.

— Это было странно, но здорово, — признался я. — И что, мы каждое утро вот так?

— Есри вы захотите, Кэп-сама.

Это прозвучало… Как-то не так. С намёком каким-то.

— А что, могу не захотеть?

Женщины неловко и смущённо переглянулись.

— Может, ещё разик, Кэп? — спросила Натаха. — Готова спорить, что сумею вас взбодрить…

Она заворочалась, сползая головой к моему паху.

— Не сейчас. Может, позже.

— Ловлю на слове… — вздохнула женщина. — Да отдай ты ему уже, Сека.

— Вот, Кэп-сама, это васе, — азиатка протянула мне сложенную гармошкой бумагу.

На ней крупно написано: «Прочитай внимательно, не так, как прошлый раз!»

— Мы пока в душ, ладно? И это, Кэп… Ты не сердись, если что.

— Не сердись, Кэп-сама! Мы рюбя!

Когда женщины вернулись, благоухая чистыми телами, а также немного хлоркой и дешёвым мылом, я все ещё читал. Они, вздыхая и косясь на меня, заправили кровати и сели на одной вдвоём, положив руки на колени, как примерные школьницы. Смотрят на меня и вздыхают по очереди. Изображают раскаяние.

— Значит, только я отрубился, вы сразу бегом читать? — спросил я, закончив.

— Не, Кэп, не сразу, — сказала смущённо Натаха. — Я была против. Но Сека меня уболтала. Сказала, что от тебя не убудет, наоборот.

— Что «наоборот»?

— Ну… Вот это вот всё… — окончательно смутилась женщина. — Ты же сам сказал, что тебе хорошо было!

— Кэп-сама, не ругайся на неё! Это правда, я уговорира спрятать бумагу. Там зе написано «не верить ей», то есть мне. А я хоросая!

— Кэп, ну правда, зря ты так к ней, — поддержала Натаха, — она, конечно, лиса хитрая, девятихвостая, но за тебя обеими сиськами. А на меня бы ты как на женщину сроду не посмотрел, верно?

Я ничего не сказал — соврать неправильно, правду сказать — не тот случай.

— Да ладно, я же прочитала. И про жопу, и что рожа как блин с глазами.

Вот тут уже мне стало неловко.

— Да я не обижаюсь, Кэп, я же в зеркало себя видела. Я без претензий.

— Натах…

— Не, Кэп, не надо. Просто появился шанс, я воспользовалась. Но идея Секи, сама бы я не допёрла.

— Кэп-сама, мы зе вернури бумагу!

— После того, как развели меня на групповуху. И вернули потому, что я бы и так про неё вспомнил.

— Девускам надо как-то вызивать в этом опасном мире! Теперь ты, как сесный серовек, нас не бросис!

— Я бы вас и так не бросил, — обиделся я.

— Да ладно, Кэп, ты её не слушай, — сказала Натаха. — Просто она давно хотела тебя трахнуть. Ну и я по случаю примазалась. Ты уж извини.

— Ладно, дамы, проехали. Что случилось, то случилось, назад не отмотаешь. Что там снаружи-то?

— Все в столовой, Стасик опять агитирует. Но мы решили, что лучше к тебе вернёмся.

— Ну, если Стасик, то вряд ли что-то срочное. Схожу в душ, за завтраком встретимся.

Когда я добрался до столовой, Стасик уже выговорился. Все смотрят на меня, и только Сэкиль с Натахой злобно пырятся на Стасика. Я сделал вид, что мне вовсе не интересно, и пошёл к раздаточной. Эх, некому теперь больше накладывать, придётся самому. Плюхнул пюре, закинул два котлетоса, набулькал компоту, вернулся за стол. Ем, а на меня все смотрят. Чуть не подавился. Когда я перешёл к компоту, Стасик решил, что приличия соблюдены и решительно направился к нашему столу. Натаха захрустела пальцами, разминая руки.

— Нет, — сказал я Стасику.

— Что «нет»? — растерялся он.

— С какой бы глупостью ты ни пришёл — нет. Иди нахер, Стасик.

— Я не уйду!

— Ну, стой дальше.

Я допил компот, поставил стакан на стол.

— Пошли, девочки, не будем мешать его стоячей забастовке.

— Ты не уйдёшь!

— Уже ушёл.

Я встал и пошёл к выходу, Натаха с Сэкиль за мной — и никто даже не дёрнулся нас останавливать.

Так я и думал.

— Чего хотел-то этот альтернативно одарённый? — спросил я у спутниц.

— Совершить, как он выразился, «гражданский арест», — сообщила, зло сжимая кулаки, Натаха.

— На каком основании?

— Антиобсесственное поведение! — сказала Сэкиль.

— И в чём же оно выражалось?

— В пренебрезении безопасностью обсины.

— Заявил, что наши выходы стали причиной нападений. Мол, «разбудили лихо». А теперь не хотим участвовать в обороне или хотя бы сдать всё оружие законно избранной власти.

Натаха потрясла в воздухе своим молотом.

— Он нас всех хотер арестовать! И запретить ходить! И всё отнять!

— Ну да, ну да, — покивал я. — А потом эти колокефалы1 принесут нас в жертву, чтобы задобрить демонов.

— Оу, Кэп-сама, ты говорис узасные весси!

— Люди глупеют от страха, — вздохнул я. — Надо уходить отсюда.

— Совсем? — растерялась Натаха.

— Пока им моча не перестанет стучать в голову. Не хочется доводить дело до силового конфликта. Жалко идиотов, да и патронов мало.

— Оу, это радикарьно…

— Да блин, и хер с ними. Достали своей непосредственностью, — выругалась Натаха. — Только у меня вещей много. И всего жалко.

— Собери самое ценное, остальное брось, всё равно возвращаться. Не растащат они твои железки, не бойся. Зачем они им? В жопе ковыряться?

У Сэкиль вещей немного, всё больше тряпочки, включая невесть откуда взявшееся тут кружевное бельё. Натаха только вздыхает завистливо. У неё всего приданого — инструменты да материалы, над которыми она квохчет, как наседка над яйцами. Набрала в чемодан столько, что я еле оторвал от пола.

— Натах, не увлекайся. А ну как найдём чего, куда класть будешь?

Она аж застонала от разрывающей её жадности. Понимаю, тут каждая отвёртка на вес золота, потому что за всё время их нашли аж три. Одну крестовую, одну обычную и одну кривую и ржавую, но Натаха её выправила.

— Эй, Кэп! — подошёл Сэмми. — Найдётся минутка для нигга-бро?

Он внимательно следит за тем, как Натаха чахнет над железом, и улыбается. Он всегда улыбается, во всю обойму белоснежных зубов на чёрной роже. Мутный тип, но не без шарма.

— Чего тебе, Сэм?

— Тебе не нужен случайно личный негр?

— У меня нет хлопковой плантации.

— Я могу стоять у твоего ложа с опахалом и отгонять мух.

— Тут нет мух, Сэмми.

— Тогда баб. Они к тебе так и липнут.

— Я серьёзно, Сэм, чего тебе надо? Мы вроде как торопимся.

В конце коридора, у столовой, собирается кучка людей, и выражение их лиц мне не нравится. Стасик активно размахивает руками, указывая то на себя, то на меня, то на них, то почему-то в потолок.

— Возьмите меня с собой.

— Нахрена?

— Не хочу оставаться с этими долбоёбами. И Стасик меня домогается, пидорасина.

— Не, ты не понял вопроса. Нам ты нахрена?

— Могу нести вещи. Негр-носильщик, а, белый маса?

— I’ll run away tomorrow

They don’t mean me no good

I’ll run away tomorrow

They don’t mean me no good

I’m gonna run away

Hafta leave this neighborhood, — запел он гнусавым блюзовым ходом.

— Мы тебе что, бродячий оркестр?

— Кэп! — взмолилась Натаха. — Пусть сумку потащит, жалко же инструмент! Если что, я его сама придушу вот этими руками!

Она показала руки, и Сэмми уважительно присвистнул.

— О, биг вайт мамми! Маленький нигга-Сэмми не огорчит тебя!

— Чёрт с тобой, пошли.

— Держи, мой шоколадный! — Натаха водрузила на него сумарь, а сама подхватила чемодан.

— Вы куда это собрались? — спросил строго Стасик. Скучковавшиеся за ним люди перекрыли коридор, загородив нам проход к обоим выходам.

— Тебя, блядь, не спросили.

— А зря не спросили. Потому что я не разрешаю.

— Стасик, — сказал я спокойно, — отъебись.

И, не дожидаясь ответа, врезал ему в подбородок, отправляя в нокаут. Он бы все равно не ушёл. Он дурак.

Остальные молча разошлись к стенам, пропуская нас посередине.

***

— Мда… — огляделась Натаха. — Какое странное место.

— Оу, Кэп, — вздохнула Сэкиль, — вы как это насли?

— Не помню, — признался я. — Этого нет в хронике. Может быть, было в первой части.

— Первой? — заинтересовалась она.

— Мои записи, которые вы хамским образом прочитали, это второй том. Первый утрачен. Да там же написано.

— Да мы так, пролистали, — призналась Натаха. — Почерк у тебя, Кэп…

— Мы искали про себя, — хихикнула Сэкиль.

— Женщины! — закатил глаза Сэмми. — Так что это за место?

— Не знаю, — сказал я честно. — Кладовка какая-то.

Вертикальные ящики вдоль стен похожи на индивидуальные шкафчики в детском саду, только ёжиков и зайчиков на дверцах не хватает. Дальше на стеллажах свёрнутые в рулоны матрасы и стопки сероватого постельного белья, возле дальней стены разобранные кровати.

Любопытная и хозяйственная Натаха тут же кинулась шуршать по шкафчикам, но там оказались только связанные в пачки комплекты казённой одежды — майки, трусы и носки. Одинаково серые, одинакового фасона. Женские наборы отличаются лишь наличием такого же серого плотного бюстгальтера. За кружевные трусики здешние женщины готовы отдаться или убить. Не знаю, кому отдалась или кого убила Сэкиль, но у неё есть. А вот у Натахи казённый сатин, или из чего там пошито это убожество.

Ведомый странным наитием, направился в дальний тёмный угол. Там нашёл свитое из брошенных на пол матрасов и бурых казённых одеял мягкое тёплое гнездо и улёгся. Оно как будто помнит форму моего тела — так правильно и комфортно мне не лежалось нигде. Я вдруг почувствовал себя маленьким, напуганным и очень-очень несчастным, а мир за пределами гнезда стал тёмен и ужасен. Ощущение оказалось настолько острым, что глаза наполнились слезами. Я повернулся к стене и стал молча оплакивать какое-то ужасное, непереносимое горе, которое я не помню. Знаю только, что оно меня постигло, разрушив всю мою жизнь и даже, кажется, меня самого.

Слезы текут и текут, бороться с этим нет сил. Пришла Сэкиль, улеглась рядом, прижалась к моей спине, обняла и засопела в шею. Я успокоился и уснул.

Проснулся с ощущением «сейчас вечер». Здесь нет часов, да и нужды в них нет, но, раз я всё помню, значит, полночь не миновала. Рядом спит Сэкиль, лицо её во сне внезапно детское. Лицо японской школьницы из мультика. Где-то в стороне похрапывает Натаха, я её не вижу, но слышу. Должен быть ещё Сэмми, но я его не вижу и не слышу.

Туалет здесь есть, вон там, за стеллажами. Крошечная комнатка с деревянной белой дверью и старым унитазом. Зачем в кладовке туалет? «Служебный», всплывает в памяти. И для какой-такой службы? Не всплывает.

На обратном пути нашёл Натаху и Сэмми. Они спят на брошенных на пол матрасах.

— Кэп-сама? — тихо подошла Сэкиль. — Ты быр такой грустный. Сто-то срусирось?

— Ничего нового. Просто, наверное, устал.

— Нисево, дазе самый сирьный серовек мозет устать и загрустить. Поэтому рядом с ним дорзна быть хоросая зенсина. Как я.

И лукаво подмигнула мне раскосым глазом.

— Кэ-э-эп? — проснувшаяся Натаха зевнула до коренных зубов, как гиппопотам. — Слушай, тут неплохо, но что мы жрать-то будем?

Её живот громко заурчал, подтверждая серьёзность проблемы.

— Надо искать столовую, — сказал Сэмми. — Кэп, где тут жрать дают?

— Без понятия. Я ничего не помню про это место, кроме того, как его найти. И даже это не помню, а так… Почуял, что ли.

— Я, кстати, никак не соображу, где мы находимся и как сюда попали, — задумчиво почесала растрёпанную башку Натаха. — Блин, — добавила она, разглядывая ногти. — Голову помыть бы тоже не помешало. У меня от этого мерзкого шампуня перхоть, кажется, даже на лобке.

— Может, до нашей столовки пройдёмся? — предложил Сэмми. — Я не то чтобы запомнил дорогу, но мне показалось, что мы шли как-то недолго.

— Странно, — задумчиво сказала Сэкиль. — Я тозе не помню дорогу сюда. Кэп-сама, ты нас так быстро провер… Мы немнозко сри, потом есе немнозко сри, а потом раз — и тут.

— Хоть сри, Сека, хоть не сри, а жрать надо! — заявила Натаха.

— Думаю, нам там могут быть не рады, — ответил я. — Мы оставили их не в лучшем настроении.

— Особенно Стасика, хы! Но мне насрать. У меня там ещё вещи остались. Да и зассут они на нас залупиться.

— Натаса, что за рексикон! Ты зе девуска!

— Девушка? — вдруг вызверилась на неё Натаха. — Девушка? Я страшная, толстая баба! Вот, смотри, ты это видела?

Она задрала майку, приспустила штаны и ткнула пальцем в дугообразный шрам над лобком. Он не был виден из-за складки жира, но она оттянула живот вверх.

— Знаешь, что это, Секи? Это след от кесарева. У меня был ребёнок! Или есть ребёнок! И я не знаю, что хуже, потому я этого не помню, понимаешь, ты, дура косоглазая? Я не хочу так жить, это не жизнь, это пиздец какой-то! Без памяти, без смысла, без детей… У нас же все поперееблись сто раз — и ни одна кляча не залетела! Я сдохнуть уже хочу, а не это всё!

— Прости, Натаса, я…

— Да пошла ты!

Натаха зарыдала в голос и убежала в угол.

— Кэп-сама, я не хотера её обидеть!

— Я знаю. Подожди здесь.

Натаха лежит в моём гнезде, свернувшись в позу эмбриона, и заново заливает слезами успевший просохнуть после меня матрас. Теперь моя очередь быть утешителем. Прилёг рядом, обнял за плечи. Что сказать, не придумал. Что тут скажешь? Но немножко тепла ещё никому не мешало.

Прорыдавшись, женщина затихла, и я уж думал, что заснула, но она сказала тихо:

— Прости Кэп, за утро. Я не должна была вот так. Но мне было очень одиноко. И за то, что прочитала, прости. И что лисе этой хитрой позволила.

— Неважно, Натах. Я не в обиде вообще.

— Правда?

— Клянусь. Ты классная тётка. Ты мой друг. Ну, случился у нас дружеский секс, бывает. Не вижу повода для трагедии.

— Дело не в этом… Ты мне доверился, просил не читать, а Сека меня развела как лохушку. И ведь знала, что это предательство, а не смогла удержаться.

— Натах, я знал, что вы прочитаете.

— Да? Откуда?

— Сказку «Синяя борода» помнишь?

— Да… И причём тут… А! Поняла.

— Ни одна женщина бы не удержалась. Но выбора у меня не было, вышло как вышло, к добру или к худу — посмотрим. Тебе я верю. По поводу Сэкиль не обманываюсь.

— Точно, Кэп? Она хитрая и красивая.

— Не волнуйся за меня, Натах. Ты успокоилась? Готова отправиться на поиски пропитания?

— Да, Кэп, пошли. Прости за истерику.

— Ничего, у всех иногда резьбу срывает. Если что — я рядом.

Открыв дверь, обнаружили, что мы в пустом коридоре у двери на лестницу. На площадке обнаружили наши пометки — минус пятый уровень. Действительно, рядом.

— Странно, мне казарось, мы поднимались, а не спускарись…

— Мне тоже так кажется, — сказал Сэмми.

А я так и не вспомнил, как мы сюда шли. Как в тумане все.

Идём вверх по неудобным ступеням, и передо мной маячит обтянутая штанами круглая попка Сэкиль. Я не питаю иллюзий насчёт этой женщины. Пока я её лучший вариант, она за меня горло кому хочешь перекусит. Но вполне возможно — так же перекусит мне. Этого не надо бояться, но это надо учитывать.

В нашем коридоре то ли митинг, то ли партсобрание. Собрались кучкой и орут. Увидев нас, резко смолкли.

— Кэп! — Стасик выдвинулся ко мне навстречу какой-то неприличной суетливой рысцой, ничуть не похожей на его обычную важную походку.

— Стой где стоишь, — сказал я, — обниматься не будем.

Стасик застыл на полушаге. Нижняя челюсть распухла, подбородок налился лиловым — смотрю на дело рук своих с удовольствием. Отличный свинг.

— Вы вернулись! — Ого, неужели он рад?

— Тут такое творится…

Я вдруг понял, что он смертельно, до усрачки напуган.

— Здесь все, кто остался, стоит кому-то зайти в комнату — и уже не возвращается. Заглядываем — а там никого нет! Даже в сортир толпой ходим! Вдвоём — мало, пропадают двое! Только если всеми и дверь не закрывать! Вчера одна женщина дверь закрыла, стеснительная очень. Мы с ней разговаривали через дверь, потом она замолчала, мы сразу открыли — и нет никого, только в унитазе насрано! Я не знаю, что делать!

— А ты ими мудро поруководи, — не удержался я от сарказма, а потом до меня дошло. — Вчера?

— Ну да, первый день, как вы ушли, один человек пропал, мы не сразу поняли. На второй — уже четверо, а вчера началось! Шаг в сторону — и с концами! Буквально за угол зашёл — всё, пропал! Ни посрать, ни помыться! Ты не можешь нас так бросить, Кэп!

— Кэп, Кэп! — загомонили все. — Помоги нам, Кэп!

— Да отъебитесь вы… — сказал я, все ещё изумлённый тем, что мы, оказывается, три дня отсутствовали.

Но люди не слушали, и всей оставшейся (весьма уже небольшой) толпой двинулись на нас. Я хотел было сказать, что сейчас мы во всем разберёмся, но тут меня обресетило.