В прихожей я глянул в зеркало. По скуловой кости тянулась припухшая красная полоса. За пару дней сойдет, хорошо глаз не заплыл, но деду показываться пока не стоит, а то придется оправдываться, и я задержусь, а там парни ждут.
Потому я пролез в спальню спиной к деду, расставил ящики на балконе, взял с книжной полки томик Шмелева, где тайник, и, не оборачиваясь, объяснил, что собираюсь покупать доллары.
Женщина на его месте раскудахталась бы: ой, опасно, ой, не ходи, ничего не делай без меня, дыши по инструкции. Дед же почесал бровь и посоветовал всю сумму не нести, а менять частями и в разных местах. Я слушал и кивал, рассовывая деньги по карманам. Основную часть — в нагрудный, пятьдесят тысяч — в наружный.
Видимо, деда взбесило то, что я игнорирую его советы, он прохромал к двери растопырился в проеме.
— Ты рехнулся всю сумму брать⁈ Тюк по башке — и нет денег! Если сделаешь, как я сказал, хоть не все заберут.
Пришлось привести неопровержимые аргументы, а именно: повернуться травмированной стороной лица и, проводя по щеке, сказать:
— То есть, просто «тюк по голове» — нестрашно?
Дед отвесил челюсть.
— Это где тебя так?
— Ну, скорее я, а не меня. Но — в чужом районе, причем безо всяких денег и причин. «Ты с какого района» и прочий бред. Просто по улицам ходить опасно, а тут пацаны меня приняли, а значит, никто не тронет. К тому же менять рубли я собрался в местном обменник, он работает для жителей окрестностей. Если будут своих грабить, то им скоро придет конец.
— И что тебя понесло в чужой район? — стоял на своем дед.
— У одного из моих приятелей отец — мент. Причем какой-то серьезный. Им поступила ориентировка на одного из членов банды, которая напала на тебя и ограбила много кого еще. Я увидел подозреваемого и незаметно проводил домой…
И снова никаких причитаний и квохтанья. Дед лишь покачал головой.
— Хороший поступок, но отчаянный.
Подумав немного, он отошел от двери и сказал строго:
— Ладно, иди. Но сразу после обмена — чтобы домой. Удачи!
— Спасибо. Буду осторожен.
Было стремно. Впрочем, кто бы что ни делал, результат всегда мог удивить — время такое, неспокойное. Парни, конечно, вряд ли начнут меня грабить, уже ограбили бы, возможностей было море, но жизнь наглядно продемонстрировала, что может произойти, причем на ровном месте. Чуть не подрезали ни с чего!
Сердцебиение усилилось и взмокла спина, я толкнул дверь подъезда и вышел во двор. Улыбаться было сложно, но никто не заметил перемены моего настроения. Пока шел к ларьку, думал, поседею. Чтобы расслабиться, представлял себе что-нибудь приятное, например, лицо сестры, которая получит дорогущие кожаные сапоги. Или радость Каюка при виде собственного мопеда…
Парни вели себя, как обычно — их не интересовали мои деньги.
Олег размышлял на тему, что теперь грабителям точно конец, и людям можно ходить по району вечерами, никого не опасаясь.
— С тобой прям к ларьку подойти? — спросил Лекс, когда мы остановились метрах в пятнадцати от обменника.
— Не, побудьте тут. Нечего тетку пугать, она нервная.
Я посмотрел на обменник. Настороженно оглядываясь, там совершал операцию длинный тонкий усатый дядька в черном костюме не по сезону. Ему бы трость — получился бы персонаж из фильма про итальянскую мафию.
Пересчитав деньги, мужик зыркнул на нас, подозревая в нехорошем, положил деньги в барсетку и торопливо зашагал прочь не оглядываясь. Уселся в «девятку», стоящую неподалеку, и укатил. Вот оптимальный вариант: обменял в другом районе, уехал на своей тачке. Тут есть опасность, что вычислят, где живу, деда же подловили. Или то случайность была?
Придется ходить и оглядываться. Радовало только, что мне тут жить недолго, вычислить меня попросту не успеют.
Еще раз оглядевшись и не обнаружив поблизости никого подозрительного, кроме нас, я направился к ларьку.
Доллар немного подрос, курс составлял 1:1250. Неразбериха прошла, теперь менялы писали честный курс. Обменщица меня сто процентов запомнила и ненавидит: я много раз спрашивал, что почем, не меняя деньги. Чтобы не провоцировать тетку на ругань, я сразу вытащил деньги из карманов, получился солидный пресс.
— Здрасьте, — сказал я открытое окошко. — Мне четыреста тридцать пять долларов.
Тетка так удивилась, что высунула из недр ларька бледное густо накрашенное лицо, тряхнула брылами, уставившись на меня.
— Ты⁈ Ты шо опять пришел делать мне нервы?
Я хлопнул деньгами по ладони, обернулся и показал парням «ок» — надо было обозначить, что со мной группа поддержки, и у валютчицы не возникло соблазна меня обмануть или кинуть.
Тетка уставилась на деньги, мгновенно успокоилась и протянула пухлую ручку, шевельнула пальцами-сосисками, унизанными кольцами.
— Шо ж ты мозги мне морочил? Вот так бы сразу.
— Приценялся, — ответил я, отдавая ей деньги. — Тот курс был грабительским.
— Ой, шо бы ты понимал!
Расплатилась она со мной мятыми полтинниками. Был целый пресс, осталась жиденькая стопочка баксов. Хотелось посмотреть деньги на свет, но, во-первых, хорошую подделку я все равно не отличу от оригинала, и, во-вторых, придется засветить сумму.
Рассовав деньги по карманам, я отправился к парням, говоря:
— За день доллар пятьдесят рублей прибавил, прикиньте?
— И что на заработанные деньги ты купишь? Или копить будешь? — спросил Егор, направляясь за мной в сторону дедова дома.
Я старался идти чуть позади, чтобы держать ситуацию под контролем. Ну а вдруг близость легкой наживы вскружит голову хорошим парням? Вряд ли, конечно, но береженого бог бережет.
— Ни то, ни другое. Надо купить автозапчасти и передать их домой, там у дядьки автомагазин. Так что свободных денег нет. Только заработали — вкладываем. Раньше это дед делал, теперь я.
— Круто, — улыбнулся Олег. — Так можно завтра мне поработать, а?
С двадцатью процентами я, конечно, погорячился. С тридцати тысяч это шесть штук. Немного заложено в стоимость товара, так что расходы сверх запланированного — четыре тысячи.
— Да. Давай на турниках встретимся и обговорим детали. Алекс же туда подтянется?
— Должен, — сказал Егор.
Зато батя Олега — мент, с ним можно договориться насчет торговых точек и сэкономить в будущем. Да и неизвестно, какие проблемы начнутся, вдруг кто наедет, а знакомый мент дает большое преимущество.
Олег торговать может только по выходным, в будние дни у него школа, так что много дед не потеряет. Один продавец есть — Влад, вот Олег, желающий поработать в выходные. Так понемногу и налажу систему, деду останется только взять бразды правления и заниматься оптовыми закупками автозапчастей и кофе.
Парни проводили меня домой, получили по жвачке — просто по дружбе, и я поднялся к деду, который сразу же приковылял на костылях и с тревогой спросил:
— Ну, как?
— Да вот.
Я достал доллары, положил на тумбочку и, пока дед считал деньги, снял берцы и отчитался:
— Нашел двух продавцов. Один — школьник, ему шестнадцать лет, будет работать только по выходным. Выручку не украдет, я его проверил. К тому же отец у него милиционер.
Дед присвистнул.
— Вижу, ты времени даром не терял. Похвально! А второй?
— Второй сейчас в больнице, воспаление легких. Тоже не стал воровать, когда мог.
И опять никакой истерики, что могли ведь обмануть мальчика! Почему-то отцы понимают, что мальчику придется становиться мужчиной и нужно учиться преодолевать трудности, а матери — не все. Оберегают дитяток до последнего, уже еле ходят, а сыночкам деньги шлют.
Мы прошли на кухню, где дед взял со стола очки, лежащие поверх газеты, посмотрел через деньги на свет.
— Настоящие. Меня научили определять подлинность. Обедать садись, а то тебя уже ветром носит.
Живот внял и угрожающе зарычал. Полгода назад я не знал, как согнать лишний жир, а теперь набрать бы массу, и правда отощал, штаны падают. Не думал, не гадал он, никак не ожидал он. Если бы не сознание взрослого, все было бы куда хуже.
— Ты-то сам ел? — спросил я у деда, открывая котелок, где была картошка, щедро приправленная какой-то подливкой, и вездесущие окорочки.
— Да, обедал. Но перекушу символически, за компанию. Если не трудно, положи мне два кусочка картошки — и хватит.
Так я и сделал, себе наложил полную тарелку и с жадностью напал на еду.
— Спасибо, дед, просто бомбически! Вкуснятина неописуемая!
В сытые двухтысячные выяснилось, что, при всем изобилии продуктов, питаемся мы неправильно, едим не то, потому нужно восполнять дефицит витаминов, микроэлементов и аминокислот, иначе начнутся проблемы со здоровьем: упадок сил, расстройство когнитивных функций, депрессии. И правда ведь они у многих начинались!
А сейчас мы жрем окорочки, от сока которых должно умирать все живое, большинство и этого не видит. Как у нас раньше, у них суп-блевунчик из просроченных макарон, самодельные пельмени и вареники из того, что бог послал, суп с клецками. Но никакие проблемы со здоровьем не начинались, потому что организм понимал: он просто не выживет, если позволит себе впасть в ипохондрию.
Чем лучше жизнь, тем избалованнее человек и уязвимее. Мы живем в условиях постапокалипсиса, на руинах империи. Слышал ли кто-нибудь про панические атаки и депрессии? Нет.
Или сейчас все слабые, не находя подкрепления своему состоянию, тихо вешаются в ванной или выходят из окна? Возможно и такое.
После обедоужина начало клонить в сон — прямо как меня после сорока, но нужно было на турники, и я спросил у деда:
— Что там слышно о защитниках Белого дома?
Дед аж почернел, его лицо стало неживым.
— Зачинщики и строптивые депутаты в Лефортово, ведется следствие. Регионы молчат. Просрали мы страну, эх… — Он махнул рукой.
— Давно просрали, дед, — вздохнул я. — Слишком далеко зашли э-э-э… центробежные процессы. Сейчас уже поздно что-то менять. Раньше надо было.
— Ельцина удавить, гниду поганую! — Дед сжал кулак.
— Клещи уже присосались, напились крови. Умрет Ельцин, придет кто-то другой. Сгнило все.
— А что же делать? — В голосе деда чувствовалась беспомощность. — Нельзя же — вот так! Без веры, без цели… только жрать.
— Нельзя, — кивнул я и додумал:
«Но я пока ничего глобально изменить не могу».
— Телевизор включать тошно, — пожаловался дед. — Нас как будто нет. Как будто и не было ничего! Словно люди просто так отдали свои жизни и здоровье.
«Просто так», — подумалось мне. Очень хотелось с умным дедом смоделировать, что изменилось бы, если бы победили контрреволюционеры, но дед еще не отошел от стресса и не готов был признать, что большинство сценариев принесло бы гораздо больше горя. Может быть, когда-нибудь…
— Пойду-ка я на турники, к новым друзьям. Буду в восемь, на созвоне с нашими.
— Еще раз скажи, кто твои новые друзья, чтобы я знал, с кого спрашивать, если вдруг чего случится.
Я перечислил всех: Алекс, сын большого чиновника, ментеныш Олег, Лекс-крепыш, сынок директора школы, и Егор… Кто его родители, я не знал.
— Солидная компания, не шпана подзаборная, — одобрил дед.
— Был еще простой парень Леха, но его убили менты возле Белого дома. На днях его хоронили, — не стал скрывать я. — Он за Ельцина скакал… то есть ходил, а убили его свои же. Озверели, и было все равно, кого лупить.
Дед поджал губы, тряхнул головой.
— Знаешь что. Спасибо тебе, что принес в больницу «Белую гвардию», без нее было бы тяжелее.
На костылях он проковылял в спальню, зашуршал там книжными страницами и зачитал:
— «А зачем оно было? Никто не скажет. Заплатит ли кто-нибудь за кровь? Нет. Никто. Просто растает снег, взойдет зеленая московская трава»…
Я отчетливо помнил, что вместо «московская» было «украинская» — видимо, дед чуть изменил цитату для достоверности.
— «Заплетет землю… выйдут пышные всходы… задрожит зной над полями, и крови не останется и следов. Дешева кровь на червонных полях, и никто выкупать ее не будет. Никто». — Дед захлопнул книгу и сказал: — Беги, внук…
Но стоило мне шагнуть к берцам, как он воскликнул:
— Нет, стой!
Уже в прихожей дед прискакал ко мне, положил руки на плечи и всмотрелся в мои глаза, словно искал там бегущую строку с важной информацией.
— Спасибо, внук, за все. Горжусь тобой. Ты вырастешь не только сильным, но и мудрым человеком.
В горле заскребло, я кивнул и прошептал, стараясь совладать с голосом:
— А я безумно рад, что нашел тебя! Ты крутой, у тебя есть чему поучиться.
На том и разошлись. Я зашнуровал берцы, вспоминая аналогичную обувь из будущего, где почти все ботинки на молнии, а шнурки для видимости. Облачившись, выбежал на улицу, где медленно подползали сумерки и холодало, и рванул к турникам на территории школы.
В конце спортивной школьной площадки мелкота, учащиеся второй смены, сдавала стометровку. Учитель ставил оценки в журнал, не обращая внимания на четверых парней и меня, идущего к ним. Увидев меня, подтягивающийся Алекс разжал пальцы, похлопал ладонью о ладонь, стряхивая тальк.
Ему, конечно же, рассказали, что я встретил и выследил разноглазого кавказца. Он не стал ждать, пока я подойду, двинулся навстречу широким шагом.
— Расскажи еще раз, в подробностях, — проговорил он, нависнув надо мной, сжал кулак, сощурил полыхающие ненавистью узкие глаза. — Если это тот самый, я твой вечный должник. Вся моя семья перед тобой в долгу.
— Погоди. Если это он. Если! Вдруг я ошибся? — попытался умерить его пыл я.
— Да он, уверен на все сто, слишком много совпадений. Говори, — в голосе Алекса зазвенела сталь.
Парни тоже закончили упражнения и столпились вокруг нас, будто мы собрались драться. Я пересказал в третий раз свои сегодняшние приключения, добавив, что подозреваемый — наркоман, и у него началась ломка, потому он не обратил внимания на слежку.
Алекс слушал, кивал, его напряженное лицо менялось, казалось, мои слова наполняли его спокойной уверенностью. Закончил я на моменте, как стал караулить наркомана, спрятавшись за торец пятиэтажки, когда тот исчез в одном из подъездов. Про драку с гопниками ему слушать будет совершенно неинтересно.
— Все? — уточнил Алекс, когда я замолчал. — Он больше не выходил?
— Нет, — ответил я. — Ждать дольше не было смысла, тем более Олег торговал вместо меня, и нужно было к нему.
— Постойте здесь, — обратился Алекс к парням, чем изрядно их удивил, и отвел меня в сторону.
Оглянувшись на парней, он повторил:
— Если мы возьмем банду, я твой должник. Не люблю оставаться в долгу, потому скажи, что мне сделать для тебя?
— Я это делал в первую очередь для себя, так что взимать плату нечестно…
— Нет уж. Говори. Или я сам решу.
Более подходящего момента не представится, но все равно было неловко, ни я-взрослый, ни я-теперешний не умел просить.
— Есть кое-что, о чем я и так хотел тебя попросить, рассчитывая на твою добрую волю.
Глаза Алекса стали круглыми, я продолжил:
— Лёха, земля ему пухом, поделился информацией, что твой отец работает в Госкомимуществе…
Алекс рассмеялся.
— Вот же трепло! Ну ладно, о мертвых или хорошо, или никак. Говори дальше.
— Да ничего криминального мне от твоего отца не нужно, — пожал плечами я. — Они там в этом «Имуществе» решают, когда какое предприятие будут приватизировать. Я бы хотел купить акции «Газпрома».
— То есть тебе нужно дать знать, когда будут приватизировать его? «Газпром», так?
— Да. Кстати, и тебе бы советовал купить их акции. Мне нужна будет дата и подробности: где, когда и во сколько аукцион, допускаются ли на торги посторонние, или только сотрудники предприятия.
Алекс потер межбровье, кивнул.
— Хорошо. Я поговорю с отцом и буду ему периодически напоминать об этом твоем «Газпроме». Вот только чем его мотивировать, чтобы он не забыл или не забил…
А и правда — чем? Для взрослых все наши задумки — блажь, даже если они толковые. И тут кое-что пришло в голову, и я воскликнул:
— Эврика! Скажи, это препод интересовался. Если проворонит приватизацию этого предприятия, поставит тебе незачет.
— Охренеть у тебя мозг! — В голосе Алекса прорезалась зависть. — Во придумал! Я бы не допёр! По рукам! Так сто процентов выгорит.