Вперед в прошлое – 7

Глава 2 Честь школы и не только

Рамилю противостоял бледный очень высокий и очень худой парень, похожий на глиста. Тренеры называют таких макаронами. Насколько я знаю, люди подобного телосложения совершенно не подходят для силовых видов спорта, это марафонцы.

Бой начался. Вопреки моим ожиданиям, макарон оказался хорошо тренированным, не раскрывался, мало того, ему было проще достать Рама длинными ручищами. Одноклассник скакал вокруг, прощупывал противника. Едва не пропустив прямой в голову, Рам изменил тактику, теперь он работал наскоками: налетит, пару раз ударит, отпрыгнет и скачет вокруг.

— Рам, ты крутой! — заорала Лихолетова, придвинув ладони ко рту рупором.

— Порви его, Рам! — крикнул Памфилов.

Меликов набросился на противника, интенсивно заработал руками, и тут прозвучал сигнал окончания раунда. Рам вроде как даже не устал, отошел в свой угол, физрук что-то ему сказал, протянул стакан воды. В отличие от длинного, Рамиль не выглядел уставшим. Казалось, он бьет копытом и рвется в бой.

В начале раунда он взял быка за рога и обрушил на длинного град ударов, тот закрылся, скукожился, опустился на колени…

Красиво, блин! Самый зрелищный бой! Все по-взрослому. А ведь это я мог быть на месте Рамиля, это мне бы рукоплескали одноклассники, а остальные зрители сидели, разинув рты…

Я натянул вожжи, притормозил чувство собственной важности. Взрослому мне такое было неинтересно, я нынешний с удовольствием искупался бы в лучах славы, это всегда приятно.

Рефери оттащил Рама и поднял его руку вверх.

Меликову тоже нравилось купаться в лучах славы, он прошелся по рингу, приветствуя зрителей поднятыми руками. Мы все зааплодировали, заорали, что он лучший. К нам присоединились другие зрители. В принципе, дальше можно было не смотреть, но хотелось удостовериться, что Рам — самый сильный боец, и мы остались.

Закончилось все быстрее. Чем за два часа, горбоносый поблагодарил зрителей и бойцов, напомнил, что финал в субботу тут же, в тот же час, и гости начали расходиться. Мы решили посидеть пару минут, чтобы не толпиться. Гаечка посмотрела на розовые ладони и сказала:

— Мои руки превратились в охлопли.

Заячковская залилась смехом. Рамиль прискакал к нам и спросил, сверкая глазами:

— Ну как?

— Круто, — оценил я. — Все по-взрослому. У тебя талант.

Рам выгнул грудь колесом.

— Думаете, пройду в финал?

— Стопудово! — поддержал его Кабанчик.

— Да, — кивнул я.

Увлекшись разговором, мы спохватились, когда остались одни в зале. Организаторы принялись растаскивать лавки, где недавно ожидали своей очереди бойцы, а горбоносый разговаривал с учеником спортшколы, который бился немного раньше Рамиля.

— Похоже, пора валить. — Памфилов встал со скамейки.

Всей толпой мы двинулись к выходу, а я поглядывал на паренька, который остался и вился вокруг горбоносого — ну точно свой пацан. Как бы не для него этот конкурс устраивался.

Но на улице мысли улетучились, потому что к нам подошел Игорь из интерната, которого мы решили поддержать, и протянул руку, глядя на Илью и, видимо, определив в нем главного.

— Привет.

Что интересно, в его взгляде была не благодарность, а готовность убивать, будто мы могли сделать ему что-то плохое. Илья покосился на меня, пожал руку и спросил:

— Мы знакомы?

— Я то же самое хотел спросить. — По говору читалось, что Игорек не местный. — Зачем вы это сделали?

Похоже, парень не понял, почему мы решили его поддержать, и надумал не пойми что. А может, у него была причина это думать. Пришлось объяснять.

— Все пришли с группой поддержки, а ты — один, вот мы и решили тебя подбодрить, чтобы тебе повеселее было.

Вот теперь он расслабился и улыбнулся, аж глаза закатил от облегчения.

— Спасибо! Реально поддержали!

Он принялся жать руки парням, девчонкам — неуклюже их целовать, отчего те смущались и краснели.

— Ты откуда к нам? — спросил я. — С севера? На юг решили переехать?

Почему никто не пришел его поддержать, я спрашивать не стал.

— Из Москвы, — махнул рукой он. — Живу в интернате, считай в детдоме. Мать в Израиль свалила и морозится, отец в бегах где-то за границей. Он обещал вернуться, когда все утихнет. А меня с собой не взял, потому что опасно, мной его могут шантажировать. И фамилия моя — не Веселец, а…

— Молчи, — посоветовал я.

Вот оно что. Батя парня что-то спер у бандюков. Может, задолжал и решил сделать ноги, а сына оставил в интернате. Или попросту сбросил балласт. Но об этом я говорить не стал.

Наши все сбились в кучу, окружили нас с Игорем, Заячковская аж рот раскрыла в предвкушении пикантных подробностей. Не дождалась и представилась, кокетливо улыбаясь:

— Женя.

Все представились Игорю. Рам обнял его за плечо и спросил:

— Вы ж в субботу придете за нас болеть?

— Увы, у меня дела, не успею, — развел руками я.

— А-а-а, ну да, ты по субботам ездишь куда-то. Ладно. А остальные?

— Придем, — кивнул Илья.

И только сейчас до меня дошло, что родители против увлечения сына боксом, поэтому их нет.

— И мы придем, — сказала Гаечка за себя и за Алису.

— Идем в кафе мороженое жрать! — предложил Рам. — Приглашаю! За мой счет.

Я отдал ему двести пятьдесят выигранных рублей — все-таки он небогатый, небось последнее отдает, чтобы подкрепить радость победы.

— Вы идите, мне надо кое с кем переговорить, — сказал я.

Наши ускакали в сторону набережной. Игорь остался со мной, видно было, что ему жутко не хочется возвращаться в интернат.

— Так ты там живешь, что ли? И на каникулы останешься?

Мы направились к рынку, где я рассчитывал узнать у валютчика, где и почем можно купить ваучеры и вообще, какой в них толк. Если все так, как я полагаю, они могут сэкономить мне кучу денег. Если он знает, конечно. А если нет, придется искать информацию в центральной библиотеке, перелопачивать кучу газет — в нашей сельской нет ничего.

— Батя заплатил, чтобы до Нового года жил, а там не знаю. Может, его поймали и прибили. Буду к матери проситься, че уж.

— А что он сделал? — спросил я, чтобы поддержать беседу.

— Он компы продавал и комплектующие. Склад бомбанули, технику вынесли. Ну, он попросил счетчик остановить, от долга не отказался. А потом узнал, что эти черти его и обокрали. И мы свалили.

— Так может, отстанут? — предположил я. — Они-то в плюсе.

— Хрен там. В Новосиб поехали, там нас нашли. Батя тачку скинул, и — сюда. Где он ща, не знаю. Может, за бугром. Мы ж для них дойное лошье.

— Это да, — вздохнул я, посмотрел на его новенькие кеды и модные джинсы.

Было видно, что не бедствовал Игорь. Прям как у Кабанова, его жизнь перевернулась по щелчку. Коварное время, когда никто ни от чего не застрахован, в любой момент в твою квартиру могут вломиться здоровенные лбы и сказать: «Ша, лошара! Было ваше — стало наше».

— Короче, Игорь, в субботу увидимся, к закрытию я точно успею.

— Я сольюсь, наверное, — скривился он.

Мы остановились возле ступеней, ведущих к центральному входу рынка, на которых торговал мой валютчик — вон он, красавчик, весь в черном, туфли блестят, прическа — волосок к волоску.

— Тренер сказал, конкурс делают под Гужевого, он сын организатора и главного спонсора.

— Это который спортшкола? — уточнил я.

— Угу.

— Паршиво. А если его нокаутировать сразу, что они сделают?

Игорь пожал плечами.

— Да ничего. Думаю, они с твоим приятелем до того поговорят, денег предложат, чтобы слился, если не согласится — припугнут.

И ведь давно живу, опыт взрослого имею, знаю, что у нас в стране… да что там, во всем мире — ни футбола честного, ни бокса, а все равно каждый раз аж трясет, когда сталкиваюсь с несправедливостью. Рамиль вряд ли станет упираться, у него сестры, у родителей работа. Хорошо хоть второе и третье места — честные. Боре с конкурсом рисунков несказанно повезло.

— Спасибо, Игорь.

Мы распрощались, и новый знакомый поплелся прочь, а я улучил момент, когда валютчик освободился, и побежал к нему, перепрыгивая через ступеньки. Павел встретил меня улыбкой.

— К чему такая резвость, тезка? Несешь мешок бабла на обмен?

— Просто спросить, больше ведь не у кого.

— Да ла-адно, — прищурился он.

— Реально не у кого. В общем, я хочу купить акции, и мне надо понять, где взять ваучеры и можно ли их как-то добыть.

Павел потер подбородок и выдал:

— Их раздавали всем, включая детей. Каждому по одному, стоит он 10000 рублей, их, да, можно обменять на акции. Но штука оказалась бестолковой, потому что толку с тех акций, как с козла молока, и ваучеры стали продавать. А сейчас и за 4000 купить можно, и на бутыль самогона поменять. Так а что за акции? — Глаза валютчика алчно блеснули, он добавил: — Давай, делись, не жмись. Я тоже хочу. У тебя или у того, кто за тобой стоит, чутье на деньги.

— Газпром, — почти не соврал я. — Слышал, что надо вкладывать в добывающие компании. Поначалу толку не будет, потом можно озолотиться.

— Потом — это когда?

— В начале двухтысячных, — не стал кривить душой я.

Про винзавод я умолчал, чтобы боссы валютчика не начали скупать акции и не устроили ажиотаж. А так повышенного спроса не будет, потому что никто не может спрогнозировать, какие акции выстрелят в будущем, какие обесценятся. Газпрома же на всех хватит.

— Так что, скупить для тебя ваучеры? — догадался он о моих намерениях. — Сколько нужно?

— Цена какая у них? — спросил я.

Даже если с винзаводом по какой-то причине не получится, они пригодятся: потом попытаюсь добыть акции Газпрома.

— Четыре тысячи — рыночная.

— На сто баксов это сколько? — поинтересовался я.

— Двадцать пять штук. Точно хватит?

— Пока да, — махнул рукой я. — Начинай уже сейчас, если деньги принесу завтра — нормально?

Вспомнился бабушкин самогон. Вот бы пройтись по деревенским алкашам! Хотя они, наверное, ваучеры пропили, а нормальным людям деньги нужны, не самогон.

— Нормально, — кивнул он и занялся молодой женщиной, принесшей награды своего деда-фронтовика.

Сделалось противно. Мать точно так же продала дедов именной кортик, а купила отцу часы. Такая вот большая любовь.

Итак, можно сказать, основа заложена. Теперь я сам от себя не отверчусь, придется двигаться дальше, вкладывать деньги. Акции в конце девяностых — сверхприбыльная тема, если знать, что покупать и когда продавать. Люди миллионы долларов делали. Но надо ждать, заморозив деньги в активах. Вопрос, где их взять, столько денег сразу? Ведь такой шары остался максимум год.

Жаль, что я-взрослый не интересовался акциями, эти знания очень пригодились бы.

Ноги сами принесли меня к остановке, и мысли о прекрасном далеко были вытеснены непрекрасным близко, где мне предстояло объясниться с Инной. Жила она недалеко от Димонов, в двухэтажном доме, поделенном на четверых хозяев.

Народу на остановке было немерено, и, хотя автобус под посадку подали большой, с гармошкой, в час пик его быстренько забили под завязку, и я ощутил себя грешником в котле, пола касалась только одна нога, вторая оказалась зажата между двумя здоровенными мужиками. Я выживал, и все полчаса поездки было не до рефлексии.

Особенно, когда дверцы открывались, и в переполненный салон запрыгивали с разбегу. Хорошо, что не пообедал — выдавили бы все.

Вышел я с первой партией народа в «верхней» части поселка, где жил мой отец, Димоны и наши гопники. Адрес Инны я помнил из прошлой жизни и направился туда. Издали увидев ее дом, я остановился. Заранее подготовленная речь в ужасе бежала из головы, вспомнились приятели, которые завели любовниц, будучи женатыми, заблудились среди двух женщин и никак не могли распутать клубок страстей. Теперь я понимал почему.

Сложно, черт подери! Сложнее, чем в морду кому-то дать, и сложнее, чем организовать пикет. Именно поэтому многие сильные и брутальные, а также сильные и независимые предпочитали не сказать правду, а слиться, оградив себя от неприятных эмоций.

Так, собраться — и в бой.

Я ускорил шаг. Поздоровался со старушкой, обрезающей розы, поднялся на второй этаж, где была всего одна квартира. Звонок отсутствовал, висел латунный колокольчик с цепочкой, я позвонил в него. Не дождался реакции и постучал кулаком в дверной косяк.

Дверь распахнулась мне навстречу, едва не ударив по лбу — я отшатнулся, и мне на шею бросилась Инна. Вот так так!

— Ты пришел! — Она ткнулась холодным носом в шею. — Как же я рада! Думала, не придешь.

В голове крутилось «А так хотелось» — но я промолчал, рука скользнула по ее волосам.

— Давай пройдемся.