Вперед в прошлое – 7

Глава 13 Ты с какого района?

Мысли лихорадочно заметались в черепной коробке в поисках выхода. Выход они нашли уж очень быстро и разлетелись, оставив звенящую пустоту.

Что мне делать? Уложить этих двоих? Бежать? Звать на помощь? Возможно, это та банда, что деда избила. Почему же они окружили меня, но не нападают?

'Сначала дразнят, но не бьют,

Сначала гонят, но не рвут'…

— Ты с какого района? — пробасил светловолосый крепыш, переложив арматуру из руки в руку, в его голосе было столько агрессии, что меня бросило в пот.

— С этого, — почти не соврал я, понимая, что поздняк метаться.

'И ночь с волками заодно,

А ты бежишь, не чуя ног'.

Не побегу — догонят и кости переломают, их больше, у них арматура, да и видно, что грабители (или кто они?) могут за себя постоять, это не Чуме в бубен настучать.

Может, деньги им кинуть и сбежать, пока они будут заняты? Свободная рука только дернулась к куртке, а крепыш прогудел:

— Эй, пацан, без резких движений!

— Не свисти, — еще больше прищурился узкоглазый и обратился к подельникам: — Вы его раньше тут видели?

— Нет, — донеслось из-за спины.

Я постарался встать так, чтобы всех видеть хотя бы боковым зрением. Единственный мой козырь — внезапность, и нельзя его упустить, если сделаю неверный шаг — мне хана. Желательно бы ударить первым. Вырвать арматуру у крепыша, он удобнее всего стоит, и рвануть домой. Авось успею…

Нет, не успею. Я внимательно рассматривал парней. Крепкие, подкачанные, хорошо одетые, у узкоглазого, вон, пейджер на поясе. Они походили на кого угодно, но только не на гопоту. Спортсмены сбились в банду и ищут, кого ограбить? Но тогда почему не бьют, а болтают со мной? Новенькие в своем деле, еще не вкусившие крови? Не могут переступить черту?

Вспомнились нелепые лекции голливудских злодеев, которые вместо того, чтобы прикончить недобитка, рассказывают ему, что, как, зачем и где их смерть.

Может, удастся их заболтать, улучить момент и дать деру?

— Что вам от меня надо? — прямо спросил я, изо всех сил стараясь сохранить голос твердым. — Я вас не трогал, шел себе домой…

— И где твой дом? — спросил лохматый парень из-за спины, этот тоже гопника не напоминал, скорее — футболиста или неформала.

— Да вот, — я кивнул на пятиэтажку.

И снова меня не стали бить. Почему? Неопределенность, ожидание удара сковывали движения, плечи окаменели, напряжение достигло апогея.

— Адрес? —потребовал узкоглазый.

Я назвал адрес и номер дома.

— Квартиру — не буду, уж простите, — закончил я, стараясь всех держать в фокусе, но тот, что был слева и сзади, ускользал от внимания. — Небезопасно.

Не хватало, чтобы они к деду наведались.

Узкоглазый с крепышом переглянулись.

— А что ты вынюхивал, когда там в окно заглядывал? — спросил из-за спины тот самый парень, которого я не рассмотрел.

Так и казалось, что, невидимый глазу, он вот-вот ударит арматурой по голове, но он почему-то медлил. Почему? У нас начался диалог? Можно выдыхать, или они пытаются усыпить мою бдительность? Но бред же ведь! Когда хотят ограбить, ничего усыплять не надо — тюк по башке в подворотне, и все. Остается добить ногами и, когда жертва уже не двигается, можно, ничего не опасаясь, шарить по карманам, а там у меня девять тысяч разными купюрами.

Да хрен с ними, пусть забирают! Только бы не покалечили ради забавы.

— Там «Хищника» смотрели, — честно ответил я, вспомнив, как остановился под окном, собственный голос показался чужим. — Стало интересно, хотелось хоть послушать, у меня-то видика нет, а фильм классный.

— Да свистит, — ответил четвертый. — Че вы с ним церемонитесь, вяжите его.

Грабители — и «вяжите»? Вот это сюр!

— Вы нормальные вообще? — не выдержал я, разжал пальцы, вытащил из кармана руку, секунду назад сжимавшую нож.

Как же мне сейчас пригодился дедов пистолет! Какой я баран, что не стал его искать, уж он точно их отпугнул бы!

— Короче. — Узкоглазый выудил из барсетки самые настоящие наручники. — Если ты случайно проходил, тебе бояться нечего. В ментовке проверят и отпустят. Давай сюда руки, и пошли.

И снова не бьется. Меня не стали бы сковывать, если бы имели намерения поживиться. Я нервно усмехнулся. А если бы ставили целью изгнать чужака, не стали бы слушать, и «с какого района» имело бы продолжение «а че ты такой дерзкий, а ну иди сюда, а вот тебе по почкам».

— Парни, скажите, что вам надо? — заговорил я, с трудом расцепив сведенные спазмом челюсти. — Чую, нам вообще не по пути, у меня дед в больнице и вообще куча обязательств перед родственниками, мне нельзя в ментовку. Что вы мне предъявляете? Что забрел в ваш район? Да, забрел. Говорю ж: дед в больнице, грабеж, все дела, а тут его квартира. Ментовка — это даже хорошо, но менты мышей не ловят!

— Мышей? — из-за спины переспросил самый агрессивный.

— Грабеж? — округлил глаза крепыш. — С этого момента подробнее.

«Грабеж мышей», — некстати подумал я, ну а что, дурацкая ситуация порождает дурацкие мысли. Банда молодчиков собралась за что-то меня сдавать в ментовку. А если они врут, то их поведение настолько нелогично, что попахивает психбольницей, вот только на психов они не похожи.

Может, парни не грабители вовсе, а наоборот? Что-то типа народной дружины? Чистят свой район от швали. Попробую-ка действовать, исходя из этого предположения.

— Деда ограбили в собственном подъезде, — открыл карты я. — Сотрясение мозга, гипс. За ним ухаживать некому, и я из другого города прилетел, видишь, какой смуглый? Загорелый потому что.

— Да, и акцент странный, — поверил мне крепыш, посмотрел уже без ненависти. — У нас так не говорят, ни в каком районе.

— Как деда зовут? — спросил из-за спины предположительно футболист.

— Шевкет Эдемович Джемалдинов. А вы типа дружинники, да? Дед тоже был дружинником. А еще он мастер саньда. Это китайский бокс такой.

— Во вг’ет-то! — В этот раз мне не поверил футболист. Он совершенно не выговаривал букву «р». — Боксег’а — и гопота? Пф-ф, какой же он мастег`?

— Против лома нет приема, — осадил его узкоглазый. — Тебе по башке сзади дай, и что? Вырубишься — и все. Парень не врет, тут есть серьезная секция у-шу, взрослые туда ходят, я хотел, меня не взяли, сказали, мест нет.

— Эй, — щелкнул пальцами я, — так вы гопоту ловите, что ли?

Какое же счастье, что я не ударил первым, когда мог бы! Спасибо, заторможенность! Иногда туканом быть полезно. Иначе покалечили бы.

— Так вы — дружинники?

Парни запереглядывались, не зная, что делать с дерзким мальком, которого сперва спутали с наводчиком. В ментовку меня тащить они вроде передумали, и то хорошо.

От переизбытка адреналина меня начало потряхивать, и я продолжил, убирая руки за спину:

— Честно, подумал, что вы и есть грабители. Мог и ножиком пырнуть.

— Ты? — прищурился крепыш.

Двое парней вышли из-за моей спины, теперь я видел всех и понимал, что немного ошибся, они старше меня, им по шестнадцать-семнадцать или даже больше. Если все, как я думаю, значит, они самоорганизовались, то есть сделали то, что я пытаюсь провернуть в своем поселке. У них положительный лидер, какие-то нравственные ориентиры.

— Дед кое-чему меня научил, — сказал я.

Крепыш засмеялся — не ядовито, по-доброму, как родитель, когда чадо ляпнет что-то невпопад, и, естественно, бычить и мериться со мной силами не стал.

— Пойдем, —скомандовал узкоглазый, кивком головы указывая направление.

Я перестал для них существовать, а жаль, нам друг у друга есть чему поучиться, да и в перспективе могло получиться плодотворное сотрудничество.

— Можно с вами гопоту гонять? — вызвался я.

Узкоглазый посмотрел теперь — с интересом.

— С одной стороны, чем нас больше, тем лучше, а с другой… Тебе сколько лет?

— В феврале пятнадцать, и у меня своя команда, правда, дома. Но интересы у нас с вами схожие.

— Иди домой, —вынес вердикт узкоглазый. — И не шляйся ночами, тут орудуют грабители, уже троих ограбили, мою двоюродную сестру изнасиловали, сережки вырвали с мясом, голову пробили, она в больнице.

— А рожи их кто-то видел? — спросил я.

— Если бы! Прячут, — ответил крепыш. — Вот, пасем их, на живца ловим, и так, и эдак пробовали — не попадаются.

— Объявления г’асклеили, — сказал «футболист», — ну, чтобы с нами связались, если увидят кого подо г’ительного. А то менты ваще офигели, не чешутся.

— Батя говорил, они работают, — осадил его четвертый член команды, длинный, тонкий, с лицом, покрытым угрями. — Наверно, залетные, и не молодежь, а реальные зэки. Он всех местных сидельцев опросил и осведомителей своих — глухо.

Пискнул пейджер на ремне узкоглазого. Он прочитал сообщение и отчитался перед командой:

— У них чисто.

— Куда вам писать или звонить? — спросил я. — Дед мой торговал, вот его и выследили. Я на его место встану, может, клюнут, тоже пасти начнут. А если нет, вдруг появится кто подозрительный, я его замечу и сообщу вам. Кстати, я Павел.

Узкоглазого звали Алексом, крепыша — Лексом, «футболиста» — Лехой, и лишь у прыщавого было другое имя. Троелёшие и Олег.

Алексу было восемнадцать, остальным по шестнадцать, кроме старшего, они учились в одиннадцатом классе.

— Вы не смотрите на мой возраст. Пять лет — и эта разница не будет чувствоваться, — уверил их я. — а мы друг другу можем пригодиться.

Они не придали моим словам значения: чтобы осознать их, нужно иметь опыт взрослого. Чтобы я отстал, «футболист» Леха написал на обрывке газеты телефон для связи, мы пожали друг другу руки и разошлись.

Меня все еще потряхивало, но было так легко, что я ощущал себя перышком в воздушных потоках. Уже простился с целостностью ног, рук и ребер, и вдруг оказалось — на меня напали нормальные парни!

А еще легко было оттого, что не один я такой, «Воля и разум» — не единственное молодежное объединение, созданное для саморазвития. Парни, вот, тоже собрались не чтобы вымогать, воровать и грабить, они делают мир лучше, вычищают свой район от гнили, делают его безопасным. Нужно будет как-нибудь с ними пересечься, пусть они пока и не воспринимают меня всерьез.

В подъезде я вынул ворох газет из почтового ящика, поднялся по ступеням и, едва открыл квартиру, сразу же включил телевизор — послушать, как там революция, глянул на часы и выругался: пятнадцать минут десятого! Каналья, наверное, уже не ждет моего звонка.

Я набрал бабушку, она сняла трубку и как заорет:

— Ты совсем озверел? Не звонишь и не звонишь, ночь уже! Где ты шляешься? Там, в Москве, людей убивают! Машинами давят! Дубинками бьют!

Не говорить же ей, что меня только что чуть не прибили местные дружинники!

— Извини, — сказал я чужим голосом, понимая, что нет мне оправдания. — Я не знал.

Неужели уже началось? Вроде в октябре кошмар со стрельбой, уж словосочетание «черный октябрь» я запомнил.

— Вся страна знает, а ты — нет! Там техника, танки! — негодовала бабушка.

Вспомнилось, как меня вез Влад, и мимо проехала колонна военной техники.

— Верховный Совет оцепили менты, — она выругалась. — Баррикадная — где это? В общем, там много погибших и покалеченных, больницы переполнены! ОМОН не просто бил, калечил демонстрантов, которые не успели убежать!

Баррикадная? ОМОН? Бойня? Не помню такого, хоть убей. Стрельбу — помню.

Вспомнился мужик с пробитой головой, что лежал в одной палате с дедом. Память взрослого подсказала, что должен быть, вроде, штурм Останкино, а не бойня на Баррикадной. Или я ошибаюсь? Тридцать лет прошло, и все выветрилось из головы! Или все-таки в этой реальности события разворачиваются иначе?

На душе похолодело, и все мои планы показались маленькими и жалкими, я уселся на обувницу, вмиг ослабев.

Что теперь будет? Родитель пойдет на сына, брат — на брата, область — на область? Наиболее вероятный сценарий именно такой: гражданская война, образование отдельных княжеств. Десятилетия разрухи, «красные» области в роли Северной Кореи, ельцинские — в роли Южной, где разные части одной страны готовы рвать друг другу глотку.

Наш край, как и в прошлый раз, станет последним оплотом, вот только сейчас непонятно, оплотом чего. Что-нибудь придумают, лишь бы отрезать Москву от моря. Или он станет буферной зоной со всеми вытекающими последствиями и беспределами?

Красные придут — грабят, белые придут — грабят…

Девяностые всегда казались мне дном, но теперь я отчетливо представлял, что в дно могли постучать, и то, что случилось в той реальности — не самый худший сценарий.