Вперед в прошлое – 7

Глава 14 Вихри враждебные

Поговорив с Канальей и откорректировав список автозапчастей, я созвонился с Ильей, рассказал про Чуму, и мы условились, что я буду звонить в девять вечера, а он — когда ему нужно. С Наташкой бы поговорить или с Борей, с мамой тоже нужно, но не очень хотелось, она сто процентов начнет орать и требовать ясности.

А какая тут ясность, когда в Москве контрреволюция, и непонятно, останется ли старый сценарий или развернется новый, апокалиптический, с гражданской войной. Так сторонники Союза сыграют на руку тем, кто заинтересован в развале нашей страны.

Но я понимал протестующих: Ельцин пошел по беспределу. Голодные, обманутые, отчаявшиеся люди готовы на что угодно, как в 1917, осталось их умело направить. Тот самый случай, когда благими намерениями выстлана дорога в ад. Ситуация такая, что, если ничего не делать, будешь чувствовать себя подлецом, а если делать, станешь палачом собственной страны.

Я подошел к телевизору и принялся переключать каналы в поисках новостей. По телеку говорили, что в центре города проходили массовые протесты, бесчинствующая толпа, вооруженная подручными средствами, вступила в противостояние с правоохранительными органами и была разогнана. За участие в противоправных действиях задержали более ста человек, четверо обратились за помощью в больницы. Также была ужесточена охрана Моссовета и усилена охрана периметра. Постоянно напоминали, что среди охраны депутатов были психически неуравновешенные люди, вооруженные огнестрельным оружием.

Было только одно «но» — противоправные действия совершал Ельцин и его сторонники, протестующие как раз-таки конституцию защищали, а значит, генералы, поддержавшие Белый дом, не были мятежными.

У каждого СМИ есть хозяин. Телевизионщики отставали интересы хозяев и освещали события однобоко, потому я потянулся к газетам, и в этот момент зазвонил телефон.

Кто хочет услышать деда в столь поздний час? Может, дети балуются?

Вспомнилось, как мы с Ильей еще в младшей школе безобразничали: набирали номер наобум и говорили:

— Это квартира Зайцевых?

— Нет.

— А почему из телефона уши торчат?

Шутка казалась нам очень остроумной, мы вешали трубку и покатывались со смеху. Особенно это развлечение нравилось мне, телефона-то дома нет. Надо бы обзавестись им, вся проблема в том, что это не столько дорого, сколько долго стоять в очереди на подключение.

Я снял трубку и ответил:

— Да?

— Шеф, что с голосом? — звонко воскликнула какая-то женщина. — Почему ты меня игнорируешь?

— Дед в больнице, — ответил я. — Говорит его внук.

— Да брось, Шеф! — усилила натиск женщина. — Если не хочешь меня видеть, так и скажи. Давай я приеду прямо сейчас, пошалим!

Я обалдел от когнитивного диссонанса. Это подружка моего деда⁈ Дедам и тем более бабушкам подобает кряхтеть на лавочке, а не предаваться плотским утехам! Что дед — тот еще ходок по бабам, не укладывалось в голове.

— Он и правда в больнице, — сказал я, не понимая, что говорить дальше дедовой любовнице.

— Ладно, допустим, дорогой внучек. Дома ты когда? Как обычно?

Какая она? Голос — как у школьницы. Да и дед, если так разобраться, о-го-го жеребец! Даст фору молодым! Память взрослого слилась с моим сознанием, и наличие у деда женщины перестало казаться диким. Я хотел спросить, что передать деду и как ее представить, но женщина прервала связь, не дождалась.

Вот так номер! Аж спать расхотелось. Потому я решил немного поизучать материал, ведь в прошлой жизни судьбоносные для страны события прошли мимо меня.

Улегшись в постель, я взял ворох газет. Там вчерашние новости, но вряд ли за один день что-то существенно изменилось…

Радио! В кухне есть радио, а там могут говорить много интересного, о чем умалчивают телевизионщики.

Поднявшись с постели, я включил пыльный 'говоронук, висящий на стене, а сам заглянул в холодильник, достал хлеб и колбасу.

— 30 сентября 1993 года в 00. 50 мэрия Москвы распространила лживую информацию о том, что сегодня защитники Верховного Совета при поддержке сторонников планируют захват городских объектов, — встревоженно, как во время начала войны, проговорил ведущий. — К Дому Советов подтягивается тяжелая техника. В связи с этим Александр Руцкой отдал приказ генерал-майору Фролову, оставшемуся верным закону и Конституции, выдвинуть два мотострелковых полка 39-й дивизии для защиты законной власти Российской Федерации. В результате дезинформации, мирные протестующие подверглись нападению подразделений ОМОНа. Сотни митингующих, в том числе женщины и дети, а также случайные прохожие получили увечья, несколько человек погибло, десятки пропали без вести. Сегодня у нас в студии свидетели происшествия. Представьтесь, пожалуйста.

Интересно, это подставные утки или реальные свидетели?

— Меня зовут Анна Ревякина, мне сорок восемь лет, — чуть шепелявя, неуверенно проговорила женщина. — Нас было трое, мы приехали на Пушкинскую раньше всех, народ только начал собираться. И вдруг подъехали автобусы, оттуда вышли военные в синих беретах.

— Именно военные? — спросил ведущий. — Что за подразделение?

— Да откуда мне знать! Они постояли немного, а потом двинулись на людей и стали их бить дубинками! По головам, лицам, куда попадут. Люди — врассыпную! — Женщина судорожно вздохнула и затараторила, будто хотела скорее избавиться от неприятного, выплеснуть на слушателей: — Там бабушка была маленькая, сухонькая. Они ее ударили, она упала. Люди побежали к метро, эти — за ними, а мы спрятались в арке здания, ну, где издательства.

— То есть люди убегали, а их не только разгоняли, но и преследовали? — уточнил ведущий.

— Да! А потом стали избивать тех, кто не успел убежать. Смотрю — парня омоновцы бьют, двое, дубинками! У него все лицо в крови. Женщина одна не выдержала, побежала к ним, кричит: «Что вы делаете? Вы же его убьете!» Звери… Просто звери! Нелюди! — У свидетельницы задрожал голос. — Потом он встать пытается, а ноги разъезжаются, как у парализованного. Господи! Страшно.

— Спасибо, Анна Николаевна.

Ведущий обратился к слушателям:

— Как мы поняли, военные действовали вместе с ОМОНом и милицией. И об этом отдельный разговор с нашим вторым очевидцем. Олег Вячеславович, расскажите свою историю.

— Я вообще не на митинг шел. Я мимо шел, мне должны были в гастрономе, который, ну, в высотке, передать пакет документов. — Голос у этого рассказчика был вкрадчиво-нервный, и мне почему-то представлялся длинный мужик в клетчатых штанах, с залысинами и гитлеровскими усиками. — Иду я себе, значит, и вижу — старика избивают мен… милиция. Щенки совсем и — старика, а он в орденах весь. Я сделал им замечание, они бросили старика… Кстати, он так и не встал. Бросили, значит, и ко мне, руки скрутили, потащили в милицейский автобус и давай бить по почкам, спине, рукам. А потом обыскали, украли семьдесят восемь тысяч, представляете? И паспорт забрали. Как карманники какие! Я возмутился, пригрозил жалобой в прокуратуру, благо есть кому писать. А эти меня — по голове! До сих пор тошнит. Сотрясение мозга, и справка есть! Но как я мог не прийти сюда, не рассказать, когда такой беспредел творится, милиция — грабит! Жидовской мордой обозвали, а я немец, между прочим! Нойманн моя фамилия! Привезли в участок, а там проще, один звонок — и вот я здесь. — В его голосе проскользнуло злорадство. — За все мне ответят! И за деньги, и за оскорбления!

Следующим выступал студент, которому стало интересно, он пришел одним глазком посмотреть, менты его повязали, избили, обшарили карманы, забрали триста пятьдесят рублей и бросили валяться. А он только притворился, что сознание потерял, и сразу сбежал. Похоже, свидетельствовали и правда простые люди.

Слушая радио, я жевал вожделенный бутерброд с салями, просматривал газеты, где информации было мало, все сжато-официально, и на первой странице — не менее важная новость, оставшаяся в тени: «Сухуми пал, проблемы остались».

Я вернулся к телевизору. Новости Первого канала подвели итог уходящего дня. Правительство Москвы потребовало очистить Белый дом до 4 сентября. Абхазские формирования прорвали тринадцатимесячную блокаду. Азербайджан собирается вступить в СНГ. Мстислав Ростропович посетил Нижний Новгород. В Украине началась предвыборная борьба.

Далее — подробнее. Скорее всего, будет повтор, но хотелось наложить одну картинку на другую.

В картине, создаваемой телевизионщиками, все было иначе, чем говорили по радио. Нет, это была вообще другая реальность! Митингующие перекрыли движение транспортных средств баррикадами. Стали бросаться на проезжающие автомобили, им помешала доблестная милиция, которая их «деликатно оттеснила, пресекая хулиганские действия». Потом беспредельщиков собралось больше, они «принесли запас бутылок, употребив их содержимое», атаковали ОМОН и «при попытке оттеснить, оказали сопротивление. Пострадавших нет, хотя вчера таковые имелись».

«Вчера в 23.30 мы получили информацию оперативного штаба Главного Управления Внутренних Дел о прорыве вооруженной группы лиц, находящихся в Белом Доме, под прикрытием гражданского населения». Ага, вот оно!

«Цель этой акции — выход из здания вооруженных людей».

Остановите Землю, я сойду. Какое же дерьмо происходило, происходит и будет происходить! Там, среди митингующих, мог быть дед. И сколько таких искренних людей используют, как расходники, бьют омоновцы, по телевизору унижают, типа протестует один сброд, бухает и на ментов бросается.

Черти! Аж спать расхотелось.

Но что расхотелось, только показалось. Стоило принять душ и лечь, как я сразу же отрубился. Но по привычке встал в семь утра, подавил желание послушать новости и рванул на авторынок, положив в рюкзак клетчатую сумку.

В метро я постоянно поглядывал в список и обсасывал мысль, что это плохая идея, потому что у рынка настолько дурная слава, что сквозь толщу времени она дошла аж до меня-взрослого. В Южном порту я не бывал, но слышал, что жители окрестных районов то и дело становились свидетелями перестрелок и находили трупы, ночью местные старались по улицам не ходить — боялись не гопников, а чтобы случайно не прилетело, рынок крышевали ребята серьезные, насколько я помнил, чеченцы.

Формула девяностых проста: много денег — много крови. Машина стоит целое состояние, цена иномарки эквивалентна стоимости квартиры в провинции. Потому на рынке процветал бандитизм, рэкет и охота на лоха. О схемах развода я взрослый слышал краем уха и из обрывочных сведений мог смоделировать только часть картины.

Приходит простой недавно советский человек продать свою ласточку, платит за место. Если ласточка того стоит, ее могут попросту отжать. Если жертва производит впечатление простофили, есть вероятность продать машину и вместо денег получить «куклу». Но может и повезти, обычные покупатели там тоже есть, и их большинство, а стая хищников предполагает наличие стада жертв.

Южный порт — не место для прогулок, знал бы дед, что я туда поеду, в квартире запер бы. Метро в это проклятое место еще не провели, и, расспросив прохожих, что и как, на Автозаводской сел в автобус и ехал минут двадцать, убеждая себя, что никто не позарится на пацана. Ну, приехал прогульщик помечтать, полюбоваться иномарками. Мною даже карманники побрезгуют, потому что стариковскую куртку на два размера больше наденет разве что нищеброд.

Вообще удивительно: в центр стягиваются войска, а периферия живет своей жизнью, как будто ничего не происходит.

Ситуацию осложняло то, что в машинах я-взрослый разбирался чисто теоретически, никогда под тачками не валялся и в юности конструктора-«копейки» не имел. Свечи мог поменять, колесо, ну и все, пожалуй. Усугублялось мое невежество особенностями времени: сейчас точно есть нюансы, о которых знают все, кроме меня, а расспрашивать Каналью или деда я не стал, чтобы не выслушивать от Лехи, как меня там убьют, и не волновать деда с сотрясением мозга.

Так что была нехилая вероятность встрянуть, потому действовать я решил осторожно: сперва повынюхивать, порасспрашивать и только потом действовать.

Одно было ясно: цены везде разные, ценообразование зависит от того, новая деталь или бэушная. На иномарки их придется заказывать и ждать. Наверное, так.

Добравшись до рынка, я ненадолго остолбенел, борясь со страхом. Серьезные люди делают серьезные дела, и я, сопляк…

Так, соберись, тряпка! Я мотнул головой и зашагал вдоль рядов машин, поглядывая по сторонам. На некоторых авто были выставлены картонные таблички с ценой, как правило, в у.е. — условных единицах то есть. Было холодно и сыро, спасибо, дождь пока не лил, и хозяева кто сидел в салоне, кто прохаживался туда-сюда.

Возле оранжевой «шестерки» шел торг: носатый грузин, явно перекуп, открыл капот и показывал молодой паре блестящий двигатель автомобиля.

— Почти новый! Десят тисяч всего прошел! А смотри, какой салон! Новий, да!

Правило номер один: никогда не покупать авто у перекупов, они устраняют видимые недостатки, но иногда не гнушаются заменой свежих автозапчастей такими, что прослужат ровно столько, чтобы машина доехала до своего нового места базирования.

А вот грустный дед с «москвичком» — другое дело. Видно, что это была любимая машина, стояла в гараже, а не в сугробе, и прощается с ней хозяин с сожалением.

Попадались и старенькие «японки-праворульки», и «мерседесы» с «опелями», средняя цена была 4000 у.е. Все на рынке на первый взгляд было прилично, никаких чеченцев с автоматами и дерганых шнырей.

Я присмотрел толстого, безобидного на вид мужика, продающего красный «запорожец», подошел к нему и поинтересовался, где тут запчасти.

— На мопед, наверное? — улыбнулся он, указал направление и пожелал удачи.

Минут пять я добирался до рядов с запчастями, поглядывая на иномарки и представляя себя за рулем. Как разбогатею, куплю! Во все офигеют! Память взрослого убеждала, что — ни в коем случае, в девяностые нельзя выделяться, можно лишиться не только всего, но и жизни.

Запчасти продавались на огороженной территории, надо было войти в железные ворота. Но на подъезде к ним с пола и на раскладных столиках торговали старьевщики тем, что завалялось в гаражах. Бэушные детали я покупать точно не собирался, а вот мотор для мопеда Каюка можно будет присмотреть… Хотя нет, трудно будет тащить до вокзала, и контрабандой передать сложно: дополнительный поезд в Москву отменили, остались только те, что ходили через Украину, и проводникам приходилось прятать товар. Чем он крупнее, тем сложнее спрятать.

Пока ехал, я выучил список почти наизусть и двинулся вдоль палаток и навалов шин и дисков, прицениваясь и думая, как же продавцы выживают зимой в мороз.

Обнаружилось кое-что интересное: одни и те же новые запчасти стоили совсем по-разному, а в моем списке был указан потолок цены. То есть надо было покупать дорогие. Продавцы от меня отмахивались, цены называли неохотно — типа проваливай, малой, не морочь голову!

Так и не разобравшись с ценообразованием, я спросил у дерганого продавца цену на шаровую для «жигулей», он назвал ломовую цену, и я возмутился:

— А чего так дорого? Мне вдвое дешевле предложили.

Расчет, что он распсихуется и все выложит, оказался верным. Глазки мужика, похожего на Крыса из фильма «Гостья из будущего», налились кровью, он аж привстал.

— Так вали туда и бери, чего мозги т***аешь? Покупай говно кооперативное. Ходят тут придурки, молоко на губах не обсохло, учат, почем мне продавать. У меня все — с завода, а они в гараже клепают! Брак через одну!

На самом деле, цены у этого мужика были приемлемыми, потому я не ушел, поинтересовался, сколько стоят фильтры, ремни привода генератора и цепь ГРМ, но вместо того, чтобы удивиться, как малолетняя бестолочь узнала их среди других деталей, он погнал меня прочь.

Ну и ладно, схожу к кооперативщикам, их попытаюсь разболтать, авось что интересное расскажут.

Найдя мужика, торгующего кооперативными — очевидно, склепанными на мини-заводе — запчастями, я спросил:

— А у вас так дешево, потому что много брака?

Этот продавец был похож на печального сенбернара и не стал нервничать, спокойно сказал:

— У нас все хорошо, это у них брак на браке. Списывают брак на заводе, думаешь, его утилизируют? Размечтался, тут он весь, списывают, воруют и продают как нормальный. Ни стыда, ни совести! Если интересуют заводские детали, у меня они тоже есть. И да, они правда дороже.

У него я купил щетки на генератор и стартер, а также втягивающее реле — мужик показался честным.

Более получаса ушло на то, чтобы своим умом дойти, что заводские детали подешевле лучше не брать, с большой вероятностью они и есть тот самый брак. Раз в списке цена высокая, значит, дед не скупился на лучшее, я поступил также. Сперва скупил мелочевку и сложил в рюкзак, потом отправился искать бензонасос в бак для «опеля» и распылители на форсунки для дизельной «лянчи».

Каждый раз, когда приходил в гараж к Каналье, он рассказывал про железяки, и кое-что запомнилось. Иномаркам становится плохо от нашего бензина, и поломка бензонасосов — просто бедствие.

В общем, часа два у меня ушло, чтобы затариться. Экономить я не стал, ведь скупой платит дважды, а репутация мастерской очень важна, и к остановке волок полный рюкзак и клетчатую сумку. Денег еле хватило, осталось десять баксов. Деньги, не все, часть суммы, вместе с товаром должны приехать только завтра, и я, привыкший к тому, что у меня всегда есть накопления, чувствовал себя беспомощным и будто бы голым.

Дороже всего стоили форсунки для «лянчи», одна штука — девять баксов, а их нужно четыре. Ну и бензонасос — двадцать три у.е., а это эквивалент средней зарплаты, и то удалось найти только бэушный с разборки. Хочешь иномарку — будь готов раскошелиться, мало ее просто купить, надо еще и содержать.

На обратном пути никто на меня не напал, купленное не отнял — зря я волновался. Тащить сумку с железяками — не иномарку из Германии гнать, когда можно и не доехать, как отец Кабанова. Хорошо хоть тело его нашли, другие исчезают бесследно и гниют где-нибудь в лесопосадке.

В автобусе, пристроив товар на задней площадке, я наконец почувствовал себя разведчиком, который прокрался по вражеской территории незамеченным, и наступило облегчение.

Теперь — оставить товар у деда, навестить его в больнице и узнать, когда ему можно домой, ведь очень скоро, если не уже, палаты будут переполнены людьми с черепно-мозговыми травмами. Деда, скорее всего, выпишут.

Приехав к деду домой, я сразу же прибавил звук радио, сделал себе бутерброд. Скоро желудок заболит от такой еды, но на готовку нет времени.

Из новостей я узнал, что ночью велись переговоры при посредничестве патриарха, но Военный совет обороны Дома Советов РФ счел это началом капитуляции, и договоренности были признаны ошибочными. К Моссовету выдвинулись колонны бронетехники ОМСДОН, внутренним войскам поступил приказ арестовать 164 человека: все руководство, некоторые депутаты и командиры отрядов народного ополчения.

Похоже, началось, и кровопролитие случится уже сегодня.

Кулаки сжались. Что же вы творите⁈ Так хотелось остановить это, но я понимал, что меня просто сметут. Все, что мне остается — позаботиться о деде и сделать, чтобы мой бизнес не зачах, а еще — разведать, где и как доставать акции.

Потому после визита в дедову палату, где трое пациентов ненавидели Ельцина, проклинали его желали провалиться в ад, я отправился в районную библиотеку изучать подшивки «Коммерсанта», чтобы понять, нужны ли мне ваучеры, где и как на них приобретать акции. Если не нужны, надо ли ехать за акциями прямо на завод?

В общем, покой нам только снится. Но как же заманчива идея купить небольшой пакет акций «Газпрома»! Знать бы еще, что, кроме «Газпрома», выстрелит. Что утонет, и так было понятно: всевозможные инвестиционные фонды, МММ и Хопер-Инвесты, о которых орут из каждого утюга.

А еще я очень жалел, что слабо интересовался историей собственной страны и не помнил даты ключевых событий.