– Дерьмо, – сказал Дейта. – Проклятье, черт… сал'таснон?..
Лафорж вздохнул, и визор его шлема покрылся туманной дымкой. На Трилексе местная температура колебалась около пятидесяти по Кельвину, и несмотря на обогревающие элементы, встроенные в его защитный костюм, он чувствовал холодок. Это не придавало желания попусту терять время.
– Дейта, – сказал Лафорж, чувствуя вибрацию наружного динамика своего шлема, – скажи толком, кто научил тебя так ругаться?
– Советник Трой, – ответил Дейта. Андроид глянул через небольшой раскоп, в котором стоял на коленях, и улыбнулся. Позади него в тусклом свете первого солнца Трилекса из-подо льда словно пальцы из могилы вырывались жуткие, разъеденные коррозией остроконечные шпили замерзшего города. – Она сказала, что я должен свободно выражать свои эмоции.
Невинная улыбка Дейты стала еще шире:
– Черт, черт, черт!
Лафорж решил, что пришло время передохнуть. Развалины цивилизации Трилекса оставались замороженными сотни тысяч лет, с того самого момента, как солнце этой планеты превратилось в сверхновую. Еще несколько минут задержки в этом здании библиотеки ничегошеньки не изменят. Он осторожно переступил через сетку красной ленты, обозначавшей область раскопа, чтобы посмотреть, в чем у Дейты дело.
– Итак, что не так на этот раз? – спросил он, хотя заранее побаивался ответа.
Дейта, которому не нужно было никакого защитного костюма, чтобы выносить холод планеты, был одет в стандартную служебную униформу. Встав, он стряхнул ледяные кристаллики с колен, и протянул трикодер, запечатанный в защитную оболочку.
– Эта патакская фиговина не так уж чертовски хороша, – объяснил он.
Затем он склонил голову, изучая выражение лица Лафоржа внутри шлема.
– В случае, если ты не быстро улавливаешь разговорный клингонский, я утверждал, что этот трикодер вследствие плохой конструкции больше не функционирует.
Лафорж взял трикодер из руки Дейты.
– Я уловил картину, Дейта. Но почему ты сразу не сказал об этом?
Дейта выглядел растерянным:
– Я сказал.
Затем он улыбнулся. Быстрые изменения в его поведении и настроении в эти дни были нормой – Лафорж это знал.
– А, – произнес Дейта. – я вижу, из чего может проистекать твоя растерянность. Мое первоначальное предложение было наполнено эмоциональным содержанием, указывающим на мое раздражение по поводу отказа трикодера. Возможно ты еще не начал воспринимать меня как эмоциональное создание.
Лафорж сделал глубокий вдох, затем открыл прозрачную крышку, защищавшую трикодер от экстремальных условий окружающей среды.
– Дейта, я признаю, что с тех самых пор, как ты установил тот чип эмоций, ты… поднабрался кой-чего, что начинаю воспринимать.
– Я разочаровываю тебя, Джорди?
Лафорж закатил глаза.
– Ты мой друг, Дейта. Ты не можешь меня разочаровать. Но было бы славно, если бы мы смогли вернуться к беседе без того, чтобы ты разговаривал так, словно у тебя вместо рта канализационный слив.
Дейта уставился куда-то вбок – признак того, что он производит доступ к самым глубинным своим банкам данных. Он насупился, даже явно содрогнулся.
– Это наиотталкивающий образ, Джорди. Но я не знаю, что ты этим хотел сказать.
Лафорж скреб кончиком большого пальца руки в перчатке внутри контейнера трикодера.
– Просто прекрати ругаться, Дейта.
– Но не будет ли это значить, что я подавляю свои эмоции? – теперь Дейта выглядел озадаченным. – Джорди, из моих сеансов с советником Трой, которыми я крайне наслаждался, я узнал, что такой образ действий может поставить под угрозу мое эмоциональное здоровье.
Лафорж с резким щелчком захлопнул коробочку трикодера. Сграбастал Дейту за руку и впихнул в нее трикодер.
– У тебя внутри под крышкой образовался ледяной нарост, который стал мешать рабочим поверхностям. Если бы ты хоть на секунду прекратил чертыхаться ради того, чтобы проверить, в чем проблема, ты бы не терял здесь наше время.
Дейта прищурил глаза и покосился на трикодер. Нажал несколько кнопок и счастливо улыбнулся, увидев получившиеся результаты.
– Джорди, ты крелданни-гений!
– Дейта!
– Джорди, ты считаешь, что я не выражаю свои эмоции должным образом?
– Не все время, Дейта. Но… иногда – да.
Рот Дейты скривился в страшенной гримасе.
– Я чувствую себя так… так плохо…
Внезапно Лафорж сообразил, что вот-вот произойдет. И он не хотел иметь с этим дело.
– Нет, Дейта. Не говори этого!
– Но я скажу, – андроид всхлипнул. – Я ранил твои чувства.
– Нет, Дейта! Не ранил! Я прекрасно себя чувствую! Я счастлив!
Лафорж схватил Дейту за плечи:
– Дейта, что угодно – но не плачь!!
Но было слишком поздно.
Системы симуляции эмоций, встроенные в андроидное тело Дейты, были одновременно и чувствительными и сильными. Дейта пока еще только открывал всю сложность путей, по которым они могли взаимодействовать. Слезы были одной из их многочисленных функций. Но не при пятидесяти по Кельвину.
Клубы водяного пара выплеснулись из глаз Дейты, едва молекулярные микронасосы выделили соленый раствор из его слезных желез. К сожалению, жидкость моментально замерзла в крайне холодной и разреженой атмосфере Трилекса.
Лафорж простонал, когда Дейта слепо зашарил вокруг руками. На его лице посверкивали две кристально-ледяные заплатки, по одной под каждой бровью.
– Джорди, – печально произнес андроид, – я сморозил свои веки.
– Ох, Дейта, – вздохнул Лафорж. – Только не снова.
Дейта проковылял к ящику с оборудованием и уселся на него так, словно его искусственные ноги подломились.
– Я такой неудачник, – сообщил он.
Лафорж покачал головой, и бросил взгляд на встроенные в шлем дисплеи состояния. У него оставалось кислорода еще на четыре часа. «Боузмен» вернется за ними меньше чем через два. У него не было никаких отговорок для того, чтобы не быть к своему другу поснисходительнее.
– Все в порядке, Дейта, – сказал Лафорж, присаживаясь рядом с андроидом. В его костюме это был тяжкий маневр, но он умудрился обнять Дейту за плечи подбадривающей рукой.
Дейта резко сник, впадая в одну из своих депрессий. Похоже, они у него случались по крайней мере по разу в день – по расчетам Лафоржа. Единственная положительная вещь заключалась в том, что они редко длились дольше нескольких минут. У Дейты теперь могли быть эмоции, но внутренняя частота его процессора по-прежнему была в тысячи раз быстрее, чем человеческий мозг.
– Нет, не в порядке, Джорди. Мы должны признать тот факт, что мои эмоциональные навыки несоизмеримы с остальными моими возможностями. – Дейта повернулся к Лафоржу лицом. Его глаза по-прежнему были заморожены. – Я эмоциональный инвалид. И мои глаза все еще заморожены.
Затем он снова поник, склонившись вперед, и захныкал.
С Лафоржа было достаточно.
– Дейта, ну так помоги же мне, если ты не соберешься, я… я выключу тебя до тех пор, пока мы не вернемся на «Боузмен».
Дейта тут же снова сел прямо:
– Ты это сделаешь? Действительно?
Лафорж ничуть не старался сдерживать свои чувства:
– Дейта, я пожертвовал своим отпуском, чтобы приехать с тобой сюда. Между нами – мы же использовали в Звездном Флоте всех, кто хоть мало-мальски что-то нам был должен, чтобы получить сюда допуск и разрешение на раскопки. И после всех этих усилий и жертв ты можешь стоить нам шанса проделать вообще хоть какую-то работу из-за своих постоянных эмоциональных срывов. Если ты не прекратишь, я отключу тебя в клингонскую минуту!
Несмотря на ледяные кристаллы, посверкивающие на лице, Дейта умудрился принять выражение стоической покорности:
– Я понимаю, Джорди. Ты меня ненавидишь.
– Точно! – Лафорж встал и начал шарить, отыскивая на Дейте скрытый выключатель. – Сейчас ты поспишь немного…
Дейта подпрыгнул и отскочил назад – одновременно.
– Но я не устал!
Лафорж двигался медленно, стараясь не поскользнуться на гладкой замерзшей ледяной поверхности.
– Ты андроид. Ты никогда не устаешь. А я – да!
Дейта перестал пятиться:
– Джорди. Теперь, когда у меня есть эмоции, я лучше могу понимать их у других. Я слышу гнев в твоем голосе. Он направлен на меня.
– Я сержусь, Дейта. Но не на тебя. Я… сержусь на то… как ты начинаешь потакать своим слабостям. Эмоции не помогают тебе развивать человечность. Ты настолько застрял сам в себе, что гонишь прочь кого-либо еще.
Снова настроение Дейты переменилось. Выражение его лица стало восторженным:
– Другими словами, я веду себя как подросток. Джорди, теперь я счастлив.
Лафорж снова вздохнул. Он дорого бы дал, чтобы посмотреть, как Диана Трой справилась бы с такой бьющей по нервам тяжелой плетью, коей стал Дейта. Лафорж едва мог сдерживаться. Но он должен был постараться.
– Почему же, Дейта?
– Прочечивая график моего эмоционального взросления относительно линии времени и взяв за точку отсчета момент, когда я установил чип эмоций, то если к данному моменту я достиг подростковой стадии, отмечаемой перепадами настроения и интенсивным, антиобщественным, эмоциональным самокопанием, – я могу экстраполировать, что приблизительно через четырнадцать дней я достигну полной взрослой эмоциональной зрелости.
– Сделай мне одолжение? – попросил Лафорж.
– Это будет мне в радость, – важно произнес Дейта.
– Посмотрим, сможешь ли ты продержаться эти четырнадцать дней без единого ругательного слова?
Дейта пожал плечами:
– Почему бы, черт возьми, и нет?
Лафорж снова вздохнул. Тяжко.
– Я это слышал, – сообщил Дейта.
– Ну, тогда послушай вот что. Я собираюсь вернуться к работе.
Лафорж вернулся в свой угол раскопа. Вскоре он проплавился сквозь восемь размеченных квадратов льда на метр вглубь, по направлению к полу древнего здания. Это было легче, чем копать – однажды он этим занимался вместе с капитаном Пикардом, когда капитан рьяно пытался познакомить инженера со своим хобби. При проведении раскопок на ледяной планете по крайней мере не было грязной земли, которую надо отбрасывать лопатой. Фазер первого типа на малой энергии просто расплавлял года.
– Очень мило с твоей стороны, что ты мне так помогаешь, – сказал Дейта.
– Я не милый, – произнес Лафорж, проверяя уровень энергии фазера. – Мне тоже интересно разобраться, что здесь произошло.
Он глянул вверх и увидел, что Дейта нацелил свой фазер для раскопок себе на лицо. С того самого момента, как Дейта установил этот чип, идти с ним куда-либо стало словно быть с пятилетним ребенком. Катастрофа маячила каждое мгновение.
– Скажи мне, что не собираешься сделать глупость, – произнес Лафорж.
– Я могу быть эмоциональным инвалидом, Джорди, но я убедился, что фазер установлен на самый низкий уровень разряда. Я не сумасшедший.
Дейта выстрелил слабым лучом в свое лицо, и комки льда, покрывавшие его глаза, испарились. Он быстро заморгал.
– Всего делов, – пробормотал Лафорж. Затем он наметил новую область для проплавки и занял позицию.
Едва лед тысячелетий испарился, открыв погребенные под ним секреты, Дейта подошел ближе и встал сбоку от Лафоржа.
– Будь осторожней, не позволяй лучу коснуться самих ключей, – сказал он.
Лафорж сдержался.
– Я знаю, Дейта.
Трикодер показывал, что пол здания усеян разбросанными в беспорядке сотнями металлических цилиндриков, которые другие археологи определили как ключи с данными, созданные для размещения в компьютерных станциях Трилекса. К сожалению, когда Трилекс Прайм превратилась в сверхновую (определенно без предупреждения), все компьютерные системы планеты оказались стерты дочиста. Поскольку цивилизация Трилекса была повсеместно компьютеризированной – по законам планеты машины с искусственным интеллектом даже достигли равноправия, – огромная часть их культуры была потеряна без надежды на восстановление.
Но в ключах информация была закодирована по-другому, что оставило их нетронутыми радиационной волной сверхновой. Хотя в каждом из них информации было чуть, Дейта надеялся, что раскопав достаточное их количество будет возможно собрать их вместе, словно мозаику, чтобы получить более полную картину культуры Трилекса.
Это было очень важно для Дейты, и для Лафоржа, потому что большинство археологов, включая капитана Пикарда, пришли к заключению, что когда солнце взорвалось сверхновой, Трилекс был ввергнут в войну между его органическими, исконными обитателями и искусственными, машинными жизненными формами.
Некоторые ученые считали – это значит, что органическая и синтетическая жизнь никогда не смогут жить в мире.
С тех пор как Лафорж впервые встретил Дейту, андроида всегда интересовал «Трилекский вопрос», как он был известен. Но после получения эмоционального чипа это стало у него просто навязчивой идеей.
Лафорж мог это понять.
Быть по-настоящему человечным, как страстно желал Дейта, значит больше чем просто иметь способность чувствовать. Это значит иметь способность засмотреться вверх, на звезды, и задать самый сложный вопрос из всех существующих: «Кто я? Каково мое предназначение?»
Лафорж знал, что эти вопросы у Дейты были. И если на них могут быть даны осмысленные ответы, то для Дейты важно знать, что он нечто большее, чем просто механическая диковинка, построенная эксцентричным ученым. Важно знать, что и у него есть место в этой вселенной. И для него, чтобы по-настоящему это понять, критически важно было убедиться, что чтобы ни произошло на Трилексе, это не имеет никакого отношения к невозможности сосуществования органических и синтетических жизненных форм.
Обретение эмоций было лишь первым шагом в долгом путешествии Дейты к открытию самого себя. Теперь он должен был сделать то, что должен любой другой человек – найти себя и определить кто ты есть, по своим собственным меркам.
Поэтому Лафорж был рад помочь другу. В особенности после того, как им было приказано взять свои накопившиеся отпуска, дожидаясь нового назначения. На новый «Энтерпрайз», как надеялся Лафорж.
– Думаю, ты почти до них добрался, – сказал Дейта.
– Я знаю, Дейта, – ответил Лафорж, продолжая медленно водить лучом над ямкой, которую он проплавил во льду, теперь на полметра глубже. – Я же делал это прежде, вспомни.
– Это просто потому, что очень важно, чтобы я узнал, что органическая и искусственная жизнь могут сосуществовать в мире.
Лафорж прекратил фазерный огонь. Волнообразные клубы водяного пара окутали все вокруг, конденсируясь в облака искрящихся ледяных кристалликов. Это было очень похоже на замедленное воспроизведение эффекта транспортировки.
Он проверил трикодером, не показались ли какие-нибудь ключи. Ему пришлось поскрести визор шлема, чтобы избавиться от образовавшейся на нем изморози.
– Просто замечательно, – сообщил он Дейте. – Похоже на то, что у нас внизу еще одиннадцать ключей, чтобы добавить к коллекции. Не хочешь достать их оттуда, пока я…
Лафорж остановился, увидев неожиданный энергетический всплеск на дисплее трикодера.
– Что, черт побери, это было?
– Джорди, я не уверен, что это честно – ты требуешь, чтобы я не ругался, в то время как сам продолжаешь.
– Не сейчас, Дейта, – Джорди изменил установки на трикодере. – Это выглядит почти как будто кто-то транспортировался к нам где-то неподалеку. Но «Боузмен» в нескольких часах лета отсюда.
– Джорди…
– Не сейчас, Дейта. Я пытаюсь разобраться.
– Тебе не обязательно. Кто-то транспортировался. Посмотри.
Лафорж медленно поднял шлем.
Дейта указывал прямо вперед, через раскоп, туда, где изо льда под умирающим солнцем Трилекса вздымались шпили замерзшего города.
Но сейчас древние развалины были скрыты за крутящимися вихрями ледяных кристаллов. Медленно оседающих. Не для того, чтобы вновь показались руины. А для того, чтобы показалась фигура незнакомца в защитном скафандре не звездофлотовского образца.
– Чем могу помочь? – поинтересовался Лафорж.
Он осторожно повесил трикодер обратно на пояс, и начал двигать руку к фазеру.
Трилекс был охраняемой исторической зоной, под администрированием Вулканской Академии наук. Если бы планировалась какая-то другая экспедиция на этот мир, для которой Звездный Флот получил бы подтверждение на раскопки, его и Дейту предупредили бы.
– Сперва убери руку от фазера, – сказал незнакомец.
Лафорж заметил, что его универсальный переводчик не включен. Незнакомец говорил по-английский.
– Это запретная зона, – сказал Лафорж.
Он внимательно всматривался сквозь легкое снежное облачко, поднятое незнакомцем, когда тот ступил вперед. К поясу его были прицеплены два каких-то здоровенных устройства. Одно было ручным оружием. То, что оно еще не было вытащено, Лафорж воспринял как добрый знак.
– Я здесь не задержусь, – произнес незнакомец. – Я просто хочу задать вопрос.
– Вы археолог? – спросил Дейта.
Лафорж ждал ответа. Насколько он мог сказать, незнакомец был гуманоидом, но его черты были скрыты за отражающим визором шлема.
– Нет, – сказал незнакомец. Затем его рука двинулась к поясу.
Лафорж был готов броситься на него. Но незнакомец отсоединил сплюснутый зеленый цилиндр с полметра в длину, а не оружие.
– Кто вы? – спросил Лафорж.
– Я сказал что это у меня вопрос, – ответил незнакомец. Затем нацелил цилиндр на Лафоржа и Дейту.
В ту же секунду Лафорж выхватил свой фазер, рефлекторно установив его мощность на оглушение.
– Что бы это ни было, положи вниз, – приказал Лафорж.
Однако незнакомец не убрал цилиндра.
– Где Жан-Люк Пикард? – спросил он.
Из всевозможных причин, объясняющих присутсвие незнакомца, которые Лафорж приготовился услышать, эта была самой неподходящей.
– Этот вопрос больше подходит для командования Звездного Флота, – добровольно влез Дейта. – Вследствие порядка подчиненности, под которым мы служим, спрашивать нас об этом неуместно.
Шлем незнакомца склонился так, что его визор уставился прямо на Дейту.
– Я удивлен, что у тебя не заостренные уши, – произнес он.
Затем начал поднимать свой цилиндр.
Лафорж нажал спусковой контакт на фазере.
Голубой луч выстрелил в незнакомца.
Затем рассеялся вокруг него голубым нимбом.
Лафорж почувствовал, как его рот раскрылся от изумления. У незнакомца было персональное силовое поле. Но где его генератор? Никто, даже Звездный Флот не смог сделать такое устройство.
– Теперь моя очередь, – сказал незнакомец.
С конца цилиндра вырвалось облачко пара. Лафорж оттолкнул Дейту в сторону, скорее почувствовав, чем увидев темный метеор, промчавшийся мимо него.
Секунду ничего не происходило. Затем Лафорж оглянулся, ожидая увидеть взрыв того, чем выстрелил в него незнакомец.
Вместо этого он увидел самонаводящийся реактивный снаряд, парящй в двух метрах позади.
Затем снаряд двинулся и Лафорж почувствовал, как гигантская рука раздавила его грудь.
Он навзничь упал на разметку раскопа, запутавшись в красной разметочной ленте, стараясь выпрямиться.
Но дышать он не мог, оставалось только двигаться.
Дейта произнес голосом, полным ярости:
– Я не позволю тебе причинить вред моему другу!
– Тогда ответь на мой вопрос. Где Жан-Люк Пикард?
Сквозь красный туман боли Лафорж увидел, как Дейта прошел мимо него. Лафорж судорожно сглотнул, почувствовав неожиданный укол сильного холода. Он понял, что его костюм, должно быть, пробит. Хотя он мог видеть только то, что было напротив его визора – ничего кроме неясно вырисовывающихся повсюду над ним ледяных утесов развалин, в которых они работали, – Лафорж все еще слышал Дейту и незнакомца через динамик в шлеме.
– Ваше оружие на мне не сработает, – заявил Дейта. – Мне не нужен никакой защитный скафандр. Также моя сила и рефлексы во много раз превосходят любое органическое создание. Борьба со мной не будет для вас успешной.
По понятию Дейты так надо угрожать, уныло предположил Лафорж.
– У меня нет намерения бороться с тобой, – сказал незнакомец.
Лафорж услышал треск электрического разряда.
Услышал стон Дейты.
Затем увидел, как Дейта упал рядом с ним, его конечности застыли в том положении, какое он принял, говоря с незнакомцем.
Незнакомец подошел и встал над павшими друзьями. Лафоржа начала бить неподконтрольная дрожь, когда незнакомец присел рядом с ним. Он глянул вниз, на скафандр инженера.
– По моим подсчетам, ты замерзнешь до смерти меньше чем за пятнадцать минут, – сообщил незнакомец.
– «Б-боузмен» б-будет зд-десь р-раньше, – Лафорж блефовал.
Незнакомец не потрудился ответить. Вместо этого он вытащил несколько кабелей из подвесного контейнера на поясе. Каждый оканчивался универсальным индукционным сенсором.
– Это считывающие зонды, – сказал он. – Я могу их использовать, чтобы скачать содержимое процессоров робота.
– Он анд-дроид, – произнес Лафорж.
– Но если я скачаю содержимое его процессоров, они будут стерты.
Незнакомец сделал жест, включающий весь Трилекс.
– Он будет как эти компьютеры. Пустым. Мертвым. Так же, как и ты.
Лафорж видел огонек энергетической перегрузки, вспыхивающий на встроенном в шлем дисплее. Он не рассчитывал протянуть даже пятнадцать минут.
– Итак, – продолжил незнакомец, – скажи мне то, что я хочу знать, и я заклею твой скафандр и оставлю робота – андроида – невредимым. Выбирай.
– П-пошел к-к ч-черту, – выдохнул Лафорж сквозь дрожащие губы.
Незнакомец вытянул с пояса свое ручное оружие и нацелил на Лафоржа.
– Тебе никто не говорил, что ругаться нехорошо? – произнес он.
Затем Лафорж увидел слепящую вспышку голубого света с эмиттерного узла оружия незнакомца.
Его последняя мысль была обо всем, что остается, когда взорвалась звезда…
Холод. И тьма. И смерть.