Возгласы прошлых лет. Часть первая

Всего лишь тень

Перед глазами явился туман. Серые языки томно блуждали в пространстве и завивались в воздухе. Сверху открывалось ночное небо, и звёзды блестели яркими огоньками. Глен шагнул вперёд, разбирая руками густую пелену, как тут же ощутил что-то мягкое в правой руке. Он посмотрел и увидел еле заметную морду Резвой. Посмотрел прямо и с удивлением встретил чьё-то лицо: молодое и бледное, со свинячьими глазами и кривым ртом.

– Локрог! Вы вернулись. – с выражением обрадовался Ивор, но руки его дрожали.

Гонец испуганно читал письмо в опустелой таверне – старой и малость покосившейся на бок. Здесь не было никого, кого мог бы ещё помнить Глен. Только гонец из гильдии Антельдарии и престарелый хозяин таверны. Не самое привлекательное местечко для сборов карателей, но самое скрытное и безопасное. Улица, на которой располагалась эта таверна и ещё несколько старых домов, находилась на окраине Гарвельда. Такие улицы, подобной этой, были давно тут забыты. Беспомощные и оставленные, покинутые и почти безлюдные. Кроме стариков тут не было никого. Весь молодняк давно уехал и оставил старшее поколение в их ветхих домишках. Даже бедняки и бездомные тут не останавливались, а лишь проходили мимо, бросали перья и спешно уходили, стараясь позабыть мрачную картину. Да и взор редко падал на такие улицы. Страшились даже смотреть. Поэтому и слухи ходили оживлённые о таких местах, но вряд ли доходили до магистра города и управляющих. Будто тут что-то нечистое жило, хотя старики и старухи в одночасье бы обиделись, услышав такое. И тени тут ходили, словно призрачные, но тёмные и тяжело проглядываемые. Какой-нибудь местный чиновник лишь недовольно повёл бы глазом и приговорил:

– Снова хотите денег? Денег не дам!

Оно и понятно, за слухи никто не платил. Даже медяка никто бы не дал, чего уж там говорить о лаверах. Поэтому ни городских управляющих, ни их помощников, ни сержантов и тем более городской стражи здесь не было. Только лишь слухи, да позабытые всеми предсмертные души. Проверять точно никто бы не стал. Видимо, каратели всегда выбирали такие места для своих собраний. Места на улицах отчаяния, на окраинах городов, где медленно прошёл Локрог, ведя рядом с собой Резвую. И, словно две медленные тени, они неожиданно оказались на пороге той самой таверны.

– Ты сегодня один, Ивор? – недоумённо повертел головой Глен и уставился на молодого гонца.

– Почему вы сразу не направились в гильдию?

– Надеялся, что хоть кого-нибудь здесь увижу. Но похоже, сегодня нет никого из старых знакомых, кроме тебя и твоего испуганного взгляда. Что, радостные вести? – улыбчиво вопросил Глен и присел за покрытый трещинами, старый стол.

– Радостного в них мало, Локрог. Пишет некий Коготь и сообщает о…

– Коготь? – резко выхватил письмо из рук гонца Глен.

– Я забрал его этим вечером, вместе с другими письмами, с почтовой башни, что на севере. И только в этом письме были столь значимые вести, – судорожно вымолвил Ивор.

– И зов о помощи, – страшась, добавил Ивор. – Я не успел заехать в город до закрытия ворот. Надеялся, что хоть кто-то будет в пункте сбора, но никто не приходил. Поэтому ждал…

– Значит, ты ещё не был в гильдии? – ошарашенно вопросил Глен, не отвлекаясь от прочтения письма, написанного гонцом Когтем.

– Повезло, что вы решили сюда зайти. Насколько всё серьёзно?

– За Когтем следят. Его выискивают и нагоняют. Он хочет передать конверт в другом месте, карателю другой гильдии?

– Пока я читал, то тоже размышлял над этим. Он пишет, что отправился из Первельда и скакал по тракту в Лиртед, где за ним и начали погоню, – добавил Ивор.

– Значит, он посчитал, что ему могут отрезать путь к Нареграту… – думая, молвил Глен и уткнулся в конец письма: «Путь к Нареграту перекрыт. Прошу карателей Ильдарии или Антельдарии быть в назначенном месте, в назначенное время и лично получить конверт от Фейра. У нас мало времени», – медленно он прочитал и уставился на Ивора.

– Коготь отправил письмо в шестнадцатую луну.

– Сегодня уже конец двадцатой. – ответил Ивор.

– Путь в Ильдарию занимает неделю, но я доберусь как можно быстрее. Надеюсь, меня ещё будут там ждать.

– Локрог! Почему Коготь не отправил конверт голубем? – с недоумением на лице задал вопрос Ивор.

– Похоже, что в конверте слишком важные вести. И если он просит помощь у Антельдарийской гильдии, значит, дела совсем плохи.

Локрог без лишних раздумий решил действовать самостоятельно и уже на следующее утро направлялся в другое королевство.

Глен неожиданно проснулся, послышав звуки хлопающих крыльев и птичьи завывания. Открыв глаза, он увидел пролетавших над кронами деревьев чёрных птиц под серым небом. Они летели беспорядочно и разрознено, будто спасались от чего-то и стремились подальше убраться отсюда. Такое беспокойство было вызвано только одним происшествием, и этим происшествием мог бы стать пожар.

Локрог прекрасно понимал, что ждёт королевство в ближайшие дни и недели, но пока хоть один каратель стоит между людьми и отпрысками крови Эльна, надежда не будет потеряна. Птицы не переставали издавать ужасающие звуки паники, и вот уже за одной стаей пролетала следующая. Слишком много птиц улетало с южной стороны Ильдарии и направлялось ближе к северу, возможно, куда-то к Ниару или Антельдарии на востоке. Глен снова вспомнил отрывки из того самого письма, что лежало у него под подкладкой кафтана и грубо прижималось к его сердцу. С того самого момента Глен вложил конверт так, чтобы чувствовать его постоянно.

Уже прошло несколько недель со дня его написания, а конверт всё ещё не добрался до столицы и рук магистра Юндара, но сегодняшний день станет роковым. До столицы оставалось пару часов, и Глен, не успевши продрать усталые глаза, уже собирал все свои вещи и принялся готовить Резвую к стремительному заезду.

– Прости меня, музыкант. Надеюсь, ты летишь со стражем на небесах в дальний путь. Туда, где свобода пересекается с мнимой частью нашего бытия, – тяжело проговорил Глен, осматривая место ночлега, потухший костер и уже охладевший труп музыканта.

Глен ещё раз окинул взглядом рощу и принялся седлать Резвую – последнее живое существо, любившее Глена и полностью ему доверявшее. Теперь все его знакомые разговаривали с ним в его воспоминаниях.

– Нельзя так, Глен. Вечно думать о тех убитых. Твои руки правосудия никогда не были в крови. Отпусти их и забудь. – Фейр недовольно затянулся и на выдохе выдул дым.

– Как забыть тех, кто умер невинно от моих же рук? – свесив голову у костра, отвечал Глен.

– Отдохни, Глен, – спокойно ответил Фейр, посматривая куда-то в ночную гладь, усыпанную звёздами.

– Считаешь, что мне нужен покой? Как быть спокойным, когда погубил столько душ?

– Что ты хочешь услышать? Никогда их не вернёшь, Глен. Никогда. Запомни это и заруби на своём задранном носу. То, что умерло, уже не воскресишь, если ты не потомок Эльна, а в кармане не припрятан свиток заклинания. Ты не один такой и был не одним таким. Все рано или поздно начинают страдать от содеянного. – Фейр был не в себе, но говорил совершенно спокойно и теперь поглядывал по сторонам.

Глен промолчал и лишь словил сочувствующий взгляд Фейра. В тот день он снова ночевал под открытым небом.

Тридцатилетний, угрюмый, но для своих всегда казавшийся весельчаком. Стройный, высокий и слегка худощавый, с собранным пучком грязных волос на голове, Фейр, частенько выслушивал упадок духа Глена. Предприимчивый, хитрый и решительный – вот что можно было сказать о Фейре, а несколько продольных шрамов на щеках показывали его безрассудность. Лезть на рожон было для него обычным делом. Слишком удачлив он был, поэтому и отделывался лишь шрамами. Среди карателей Фейр был лучшим и всегда выступал примером. А семь приговоров за десять лет над самолично пойманными заклинателями, только прибавляли его имени весу.

– Судьбу не обманешь. Поэтому отправляйся в Эрфенскую гильдию и больше не думай, что ты великий хитрец.

– Судьбу не обманешь…, – повторил Глен и задумался.

– Прошлое не изменишь, судьбу не обманешь, а в настоящем только и думаешь о том, как изменить прошлое и обмануть судьбу, – добавил Фейр.

– Как ты справляешься со всем этим и остаёшься таким?

– Не принимаю всё близко к сердцу… – Фейр подавился дымом и грубо кашлянул. – И… только думаю о вечном жизненном долге. Мы были рождены, чтобы избавить этот мир от опасности. Если мы уйдём и закроемся в себе, постоянно думая о тех, кто погиб от наших рук, то кто, Глен? Кто придёт нам на смену? – Фейр оглядел Глена своим невозмутимым взглядом.

– Убийц достаточно, поверь.

– Но таких, как мы, недостаточно. Любой другой сразу сошёл бы с этой тернистой дорожки, получив своё золото или скромное, уютное местечко. Как говорила моя мать: «Ты должен стать таким же, как отец, иначе мы все умрём с голоду». Теперь я богат, Глен. Все мои близкие всё равно мертвы, но долг мой вечен. Всё ещё вечен… Иначе близкие других людей будут умирать, так и не став такими же, как их отцы и матери. – Фейр пытался разозлиться, но в его голосе не было ни капли раздражения.

– Моя мать сильно болела и умерла слишком рано. Мне было пять, когда я увидел её неподвижное лицо, уже не молящее и ничего не просящее. Она лишь только хотела, чтобы я стал сапожником… Как и мой отец, – томно проговорил Глен вспомнив.

– Сапожником? – Фейр рассмеялся. – Сапоги то у тебя совсем простые.

– Да… Отец тоже рано умер, так и оставшись подмастерьем. Но я всё ещё помню его слова: «Не будь занудой, Глен, и прибивай каблук к башмачку» – Глен радостно гоготнул.

– И сколько каблуков ты прибил к башмакам? – ехидно спросил Фейр.

– Ни одного… Гвозди всегда загибались или ломались. Я бил с недостаточной силой, но когда отец сказал бить сильнее, я всегда промахивался.

– Судьба не хотела, чтобы Глен Локрог стал сапожником, – улыбчиво осмотрелся Фейр.

– Но как этого хотел мой отец и моя мать.

– Подмастерьем сапожника ты не стал. Зато стал карателем священной гильдии… – уже хотел воодушевить Фейр.

– Всего лишь тенью, – грубо прервал Глен.

– Ты сам выбрал этот путь, Глен. Как и я, как и сотни таких же, как мы.

– У меня другого и не было.

– Представь… – Фейр резко поднялся, показывая недовольство, и подошёл ближе к костру. – Ты совершил приговор перед ликами стража, окружённый паладинами священного ордена, стоящий перед нашим королём Урнером и судебными заседателями. С твоего меча ещё стекает заклинательская кровь, а в твоих глазах отражается отчаяние, сочувствие и горесть по убитому. При этом никто точно не знает, был ли убитый заклинателем или простолюдином. Просто тот оказался не в том месте и не в то время. Но ты знаешь и веришь. Свято веришь, осматривая лики стража, что убитый невиновен. Сказал бы ты им всем, что сожалеешь о своём поступке? – Фейр грубо посмотрел на Глена, выдувая перед собой дым.

– Нет. Иначе бы меня судили следующим. – Глен не отводил взгляда с костра.

– Вот. Оставь свои внутренние переживания самому себе. Не показывай их никому и не выдавай себя. Будь на моём месте кто-то другой, даю пять эскулей – тебя бы уже везли судить. Подумай об этом, Глен. – подвёл Фейр и выдул ещё дыма, такого же цвета, какого сегодня было небо.

Тёмно-серое и облачное, без единых проблесков солнечного света. Такое же, как и несколько лет назад. И эти облака, кажется, были дымными, неся за собой лёгкий запах горелого.

Глен мигом оседлал Резвую и ударил шпорами, от чего она, вздыбившись, понеслась из рощи на овражистую дорогу и уже спускала своего хозяина вниз по склону. Впереди открывался незабываемый вид на столицу королевства, возведённую у горной реки, растекавшейся у окончания Тельтерского хребта. Сам же Нареграт стоял между двух могучих гор, величавых настолько, что своими остриями они прорезали небо и устремлялись ещё выше. Что слева, что справа, тоже виднелись горы, но уже поменьше. Спустившись со склона, Резвая уже скакала мимо полей и балок от высохших русел равнинной реки. На горизонте стали виднеться остроконечные башни Нареграта и высокие, каменные стены города. Резвая скакала слишком быстро, и вот за одним мостом через реку пересекался следующий. Показались возделанные поля плодородной земли и люди, которые с разных дорог либо покидали город, либо двигались к нему. Покидающих город было больше, и теперь Глен уже проезжал мимо телег, обозов и спокойно идущих людей. Ворота столицы были всё ближе и казались ещё выше, чем прежде. Нареграт стоял на возвышенности, иначе холме, и чем ближе ты к нему, тем больше величия исходило от него. Резвая мчалась слишком быстро, и Глен совсем не заметил проскаканный путь, но трудно было не заметить столицу Ильдарии, у которой Глен в конечном счёте смог оказаться. Встретив Резвую сжатием ног и натянув поводья, Глен перевёл её на шаг. Красные, высокие главные ворота столицы были открыты для него, оставалось только добраться до гильдии, хорошо скрытой от посторонних глаз.

– Нам нельзя за стены! Отец отругает, – кричала маленькая девочка двум парнишкам, которые весело бежали от неё за ворота города и терялись в толпе. Глен радостно улыбнулся, смотря на эту милую картину.

– Мы лишь нарвём вам с мамой цветов! – кричали ребята ей в ответ.

Где-то загоготал разжирелый купец, достопочтенно встречая прибывшую карету, кажется, с гостями. Справа хворал и кашлял сухой старик с брюквой в двухколёсной телеге, а слева пронёсся гонец. Встречали Глена стражники ворот, облачённые в стальные колпаки и кольчуги, поверх которых были натянуты лазурные накидки с червлёным соколом – гербом Вельданов. Маленькая девочка всё кричала вслед парнишкам, и, кажется, среди оживлённого гула её было едва слышно. Но Локрог слышал отчётливо и распознавал что-то знакомое в этой фразе.

– Не убегайте, прошу вас! – её пронзительный, ребяческий голосок вернул Глена к тем дням.

– Глен, не уходи, прошу тебя! Пожалуйста! Почему ты решил уйти?! – Она была подавлена и рассержена одновременно. На зелёных глазах проступали слёзы и медленно скатывались к щекам. В тот день луна была полной, но ещё не закрылась окончательно. Это был конец двадцать восьмой луны.

– Потому что я не должен был здесь оказаться! – кричал ей Глен и размашистым шагом покинул хижину. Он сердито перебирал ногами высокую траву и полевые цветы, поднимаясь по склону. За несколько недель, проведённых с ними, Глен так и не смог узнать истину, но об одном он точно догадывался.

– Стой! Глен!

– Отстань от меня!

– Стой! Я не отпущу тебя, упрямый! – девочка побежала вслед за Гленом, слегка приподнимая руками платье сероватого цвета. Её милое, округлое лицо краснело от возмущённости, а тонкие, русые брови злостно хмурились. С того самого дня она не отпускала Глена, ухаживала за ним и бегала по пятам. Он отвечал ей взаимностью, и однажды, в сердце Глена заиграла детская влюблённость. Невинная и лишённая предрассудков. Он смотрел на неё сияющими глазами и не мог оторвать взгляда, но понимал, что долго тут не задержится. Глен не желал привязываться к ней.

– Стой же! – она смогла добежать и резко схватить его руку. – Объясни… почему ты решил уйти? – томно, но всё ещё с особенным злым взглядом, спросила она.

– Несса! Глен! – издали устало прокричала вышедшая на крыльцо хижины, её мама. – Куда вы убежали?

– Мы на холм! Скоро вернёмся! – прокричала в ответ Несса. Именно так её звали, но Глен всё старался забыть это имя и никогда его не вспоминать.

– Только недолго, доченька! Чтобы я вас потом не искала по всей деревне! – кричала вслед Генела – хозяйка, приютившая Глена Локрога. Несса не отпускала руку Глена и теперь крепко её сжимала.

– Всё! Теперь никуда не убежишь, – ещё слезливо, но утвердительно сказала она, не отводя нахмуренный взгляд от лица Глена.

– Ты не понимаешь, Несса. Я должен уйти. – отчаянно проговорил Глен.

– Нет!

– Ну хорошо. Я останусь, если ты расскажешь о той песне, после которой люди перестают чувствовать боль. После которой заживают раны и останавливается кровь; мёртвые цветы оживают и возвращается зрение, – твёрдо сказал Глен.

– Это наш с мамой секрет. – Несса отвела взгляд.

– Думаю, со мной можно поделиться. Я и так знаю больше, чем остальные. Все думают о том, что твоя мама вылечивает их целебными отварами, но сама нашёптывает над больными одну и ту же песню. А в твоих руках расцвели увядшие цветы…

– Это особая песня, и мы не просто её поём, но ещё и разговариваем с природой. Она нас слушается и помогает нам исполнить волю, – перебила его Несса. – Только никому не рассказывай, хорошо?

Глен молча кивнул и взял в свою руку её ладонь. Несса крепко сцепилась и прильнула к его плечу. Её темные волосы переливались на лунном свете. Отблески этого сияния отражались в глазах Глена, и он не мог оторвать взгляда от её лица. Её пухлые, ровные губы чуть подрагивали, а бледная, нежная кожа румянилась ещё сильнее.

– Эта песня досталась нам от бабушки-целительницы. Она завещала маме помогать людям, но не отдаваться помощи полностью, иначе мы можем сами погибнуть. Чтобы вылечить тебя, мама потратила много сил, – слегка смущённо рассказывала Несса, всё сильнее сжимая руку Глена.

– Сил? – недоумённо спросил Глен.

– Чтобы читать этот текст, природа просит отдать ей что-то, словно часть души, иначе целебной силы. Поэтому мама тогда сильно болела, переняв твою боль от раны. А когда лечила дедушку Бекора, то и сама ослепла ненадолго, – мило говорила Несса.

– Ослеп, всадник? – крикнул где-то внизу стражник. – Чего встал в воротах?

– Задумался, – раздражённо ответил Глен, уже очнувшись от своего душещипательного воспоминания.

– Пошёл на хрен отсюда, урод свинячий!

– Нет! Прошу о милости! Не выставляйте меня за черту города! – слезливо уговаривал стражу какой-то доходяга. – Моя семья не выживет…

– Да насрать на твою семью.

За стражниками небольшой колонной стояли ещё люди: с детьми, со скотом и потерей в глазах.

Глен помчался вверх по улице. В воздухе всё стоял запах гари, но не настолько сильный, чтобы задохнуться от него. Резвая мчалась и всё звенела подковами по мощёным дорогам между улиц и плотно застроенных домов. Из-за этого Глен ловил на себе рассерженные взгляды людей, которые кричали ему вслед:

– Куда скачешь, болван?

Но Глен не думал останавливаться и всё проскакивал мимо людей, таверн, заведений, лавок и каменных домов. Не замечая ничего вокруг и только смотря вперёд, решительно и без лишних мыслей и воспоминаний. Дорожки стали ещё круче, и теперь Резвая перескакивала высокие ступени, а аромат гари, будучи отдалённым, теперь был всё ближе и ближе. Где-то за домами виднелся малый столб дыма и, выехав за них, Глен увидел двухэтажное, каменное здание, стоявшее на малой площади между кузницей и таверной. Взор его был направлен прямо на обугленные стены здания и провалившуюся деревянную крышу, от которой шёл лёгкий дымок. Обугленные балки крыши висели как на волоске. А на вывеске над дверями было написано: «Мастерская ткачей», но вряд ли бы там нашлись ткачи. Только пепел, уголь и несколько пожарных, всё ещё тушащих здание. Глен понимал, что теперь конверт тяжелее будет передать, ведь гильдия была объята огнём.

Глен всё не упускал из виду картину, которую совершенно не ожидал увидеть. Он словно замер на одном месте, думая о том, что тут могло произойти. Дым всё стелился тонкой чёрной струёй над крышей гильдии, умело скрытой от посторонних взглядов зевак и обывателей, которые все проходили мимо Глена и спешили куда-то. Вдали над крышами домов и заведений виднелся Облачный замок, издревле принадлежавший Вельданам – единственным правителям Ильдарии. Громадный, с остроконечными лазурными башнями, устремлёнными ввысь, увешанный флагами Вельданов с червлёным соколом на лазурном небе, рассекавшими некогда проплывавшие чистые облака, облачный замок властно возвышался над остальной частью города. Только теперь вместо чистых, белоснежных облаков, замок покрывался серым и грязным дымом. Запах всё сменялся, а аромат гари легко чувствовался в воздухе. Глен будто был потерян. Замерший в седле каратель не знал, сколько времени у него осталось. Глен не позволял себе сдаваться и боролся внутри с сомнениями. Зачинщики были впереди на несколько шагов, и это, определённо, не давало покоя Глену Локрогу.

– Сгорело пару дней назад…, говорят, все погибли в огне! – подошёл кряхтящий, горбатый старик с простецкой тростью в руке. Он говорил медленно, но пытался негодовать в голосе. Руки его дрожали от старости, голову захватила плешь, а дряблая кожа давно свесилась и уже позабыла об упругости.

– Что вы ещё знаете о произошедшем? – Глен едва пригнулся к старику и только приспустил капюшон.

– Больше и нечего сказать. Только, что огонь…, – старик прокашлялся – Разгорался всё сильнее и сильнее…

– Вы знаете людей, которые знают больше, чем вы? – Глен погрубел в голосе.

– Сдаётся мне…, – старик почесал свою залысину рукой, и направил палец на Локрога. – Что вы знаете больше остальных. Я хоть и стар, но вижу ваш пронзительный, вдумчивый взгляд. Да и вряд ли вам кто-то скажет больше. – Старик снова захворал и прокашлялся, но Глен мигом вздёрнул поводья, и Резвая рысью промчалась. Старик лишь прокричал что-то в ответ, на что Глен совсем не обратил внимания.