Возгласы прошлых лет. Часть первая

Огни вечернего города

Глен перевёл Резвую на шаг. Тяжёлые, тёмные лошадиные ноги, с выпуклыми вздувшимися мускулами теперь успокоились и постукивали подковами по дороге, ведущей к сложенному из камня мосту. Издали Глен увидел, как у него сидит какой-то незнакомец. Подъезжая всё ближе, уши расслышали бренчание и возвышавшийся голос, который сменился завыванием, когда Глен стоял уже подле него.

– Что, менестрель, ограбили тебя?

Музыкант злостно бросил взгляд на Глена и презренно проворчал:

– Это не ваше дело, всадник.

Смотря на него, Глен разглядел свежие ссадины под глазами, разбитую губу и щеку. Короткие, тёмные волосы были растрёпаны, а замаранная каплями крови рубаха была слегка порвана.

– Как давно тебя ограбили? – спросил Глен, слезая с лошади. Он вынул из седельной сумы бурдюк с водой.

– Вам какое дело? Хотите отобрать мою лютню? – презренно спросил музыкант и харкнул в его сторону. – Вот! Забирайте.

Глен размашисто подошёл и резко наклонился над ним, схватив его за ворот рубахи.

– Значит, слушай меня. Я тебе помогу и сопровожу до города, а ты взамен расскажешь мне всё, что видел и слышал. Тебе понятно?

– Что именно вы хотите узнать? – испуганно спросил менестрель и, дрожа, пытался попятиться.

Глен помог ему встать на ноги и всунул бурдюк в руки.

– Как и где на тебя напали, – серьёзно буркнул Глен и подошёл к седельной суме, чтобы достать ломти сушёного мяса.

– Кто вы? – неважно промолвил менестрель и озадаченно посмотрел на Глена.

– Просто всадник, а ты просто рассказываешь мне всё и получаешь еду, сопровождение и защиту. Уговор? – спокойно ответил он, протягивая музыканту ломти сушёного мяса.

Менестрель присел, поджав под собой ноги. Медленно разжёвывая сухое мясо, он молвил:

– Я разъезжий музыкант, Магрин Желот. Распевал почти по всей Ильдарии, при королевском дворе, в замках графов, в постоялых дворах и корчмах… – он отглотнул немного из бурдюка и откусил мяса.

– Я пел на улицах, пел на крышах. Пел днём и ночью. Пел усерднее, чем любой другой музыкант. Поэтому слухи обо мне быстро разлетелись по Нареграту… Спасибо за это людям, которым я надоел. И дошли до самого короля Урнера. – менестрель завершил, тяжело вздыхая, и отпил ещё воды.

Глен стоял над ним и внимательно слушал сложа руки накрест. Холодный ветер обдувал его нахмуренное лицо и немного успокаивал от жары.

– И что дальше?

– Король пригласил меня в замок сыграть для него. Я спел свою лучшую песню. – Он снова отпил воды, дожёвывая последний ломоть мяса.

– И на удивление, королю понравилось. Да так, что он подарил мне белую лошадь и новую лютню. Король приказал мне разносить свою музыку по всему Тельтеру! – довольно воскликнул Магрин. – Я ещё какое-то время распевал на улицах Нареграта, но теперь уже восседая на лошади.

– А после я решил отправиться в Антельдарию… Но стоило мне покинуть столицу, как на меня сразу же напали, избили и обобрали до нитки. Лошадь, как видите, тоже увели, – досадно и огорчённо проговорил Магрин.

– Всё ясно, – резко оборвал Глен и выдернул бурдюк из рук менестреля. – Ты видел тех, кто на тебя напал?

– Я ехал ночью. Если что-то и видел, то только тёмные силуэты, которые неожиданно накинулись на меня у рощи, – возмущённо добавлял Магрин. – Ударили по голове, да так сильно, что очнулся только утром, без лошади, без верхней одежды, без колец и без кошеля, набитого эскулями.

– Почему не вернулся в столицу? – недоумённо спросил Глен.

– Я не знал, куда идти, поэтому шёл прямо по дороге, пока не встретил некоторых купцов с парой обозов. Спросив у них, где нахожусь, понял, что иду не туда. После попросил у них еды, развернулся и шёл за обозом, пока не дошёл до моста, у которого и сижу, – устало подытожил Магрин, держась за затылок.

История показалась слишком необычной для Глена, но избит музыкант был по-настоящему.

– Вставай, менестрель, времени мало. Можем не успеть до ночи попасть в столицу, – сказал Глен, взбираясь в седло. – Дам тебе пару эскулей, а может, и больше. Ты слышал что-нибудь о случае у Лунной реки?

– Нет, а что там случилось?

– Расскажу по дороге. Сведений тебе хватит, чтобы сложить новую, таинственную и местами пугающую песню, – лениво отвечал Глен и ударил шпорами.

– За пару эскулей готов послушать.

На середине пути Магрин Желот пытался запевать, играя на своей дорогой лютне, которая была украшена позолотой и камнями, но Глен останавливал все попытки музыканта.

– Что вам и эта песня не нравится? – спрашивал Магрин.

– Хреново поёшь, – грубо отвечал Глен и думал, что лучше держать путь в тишине.

Под тоскливое бренчание музыканта, который совсем на него не походил, постепенно заходило солнце. Даже оно не в состоянии было терпеть грустные мотивы нескольких звучащих нот, поэтому скрылось быстрее, чем думал Глен.

– Эти места мне совсем не знакомы, странник. От них веет каким-то загадочным душком. Всё-таки обилие гор и лесов в Ильдарии, заставляет меня меньше думать о том величии, которое пытаются задвигать за границами этого королевства. – осматривался Магрин и говорил раздосадованно.

Глен недовольно ответил, косо взглянув на музыканта:

– Тельтер всегда был загадочной землёй, как и Арлинтер. Эти материки, кажется, никогда не принадлежали людям.

Музыкант серьёзно заметил:

– Но дары повернули историю вспять, стараясь изменить заложенный мотив. Только людей здесь всё меньше и меньше, а города, замки и поселения можно сосчитать по пальцам.

– Ты тоже измени свой мотив. Перестань наигрывать эту дерьмовую мелодию и заткнись, пока я тебя не щёлкнул. – улыбчиво ответил Глен и натянул поводья.

– Тише, кобылка. Мы на месте? – спросил он у выдохшегося музыканта.

– Здесь, всадник. – резко крикнул Магрин. – Здесь на меня напали. – музыкант припал на колени, чтобы отдышаться, и устало указывал рукой на рощу.

Глен спешился. Осмотревшись, он выстроил примерную картину нападения. Если музыкант поднимался по холмистой дороге вверх, где начиналась невысокая роща, то вряд ли бы он заметил людей подле от себя.

– Значит, на тебя напали уже после того, как ты поднялся на холм? – звонко спросил Глен.

– Не помню, но они точно выбежали из этой рощи, – отрывисто ответил Магрин и устало развалился на траве.

– Да, музыкант, это тебе не песни петь, – сказал Глен с ухмылкой и повёл Резвую в рощу.

– Куда вы?

– Переночуем в этой роще, а поутру пойдём дальше к Нареграту.

– На меня напали в этой роще! – недовольно и испуганно выкрикнул Магрин. – Если снова нападут… – продолжил музыкант, но был прерван.

– Я на это надеюсь. Тогда бы мы вернули вам вашу лошадь. Если её, конечно же, не продали, – звеняще отвечал Глен, уже привязывая Резвую к кленовому стволу.

Пройдя чуть дальше, Глен скинул седло и седельную суму, из которой достал свой арбалет, размером с две ладони. Скрытое оружие, украшенное серебром, красиво переливалось на лунном свете. Глен зацепил арбалет на своём поясе и запрятал его под своим синим плащом. После он снял с Резвой ножны, в которых находилось его собственное «Пламя», полуторный меч с волнистым, пламенеющим клинком. Глен слегка обнажил меч, чтобы снова взглянуть на чужие руны, вырезанные на две трети длины от гарды.

– Всадник, – устало обращался Магрин. – Может, вы поймаете какую-нибудь живность, а я разведу костёр?

Глен молча кивнул и вернулся на поляну. Он положил меч у седельной сумы и принялся смутно осматриваться, захватывая глазами каждый мрачный куст, осветлённые корни и стволы деревьев.

А вдали, где-то на горизонте, где виднелась небольшая часть горного Тельтерского хребта, Глен заметил мелкие огни вечернего города. Он мысленно пыхтел. Ему не хватало только трубки, набитой свежей дурью, чтобы как-то облегчить мысленный поток. Похоже, музыкант что-то скрывал или недоговаривал. На его лице Глен отчётливо видел подрагивающие скулы, нервно ищущие ответа руки, дёргающиеся, как у пьяницы, и вдумчивый взгляд, напоминающий ему собственный.

Когда-то и Глен был таким же избитым, потерянным и отчаянным, разочаровавшимся в собственных силах. До определённого момента, пока к нему не пришла гильдия. Грязный, дерзкий и нахальный малец стал тем, на кого испуганно смотрел менестрель Магрин, всё крепче сжимая гриф своей лютни.

– Вы слышите шорох в кустах? – менестрель уставился куда-то вглубь леса и испуганно стоял замерший, с сухостоем в руках.

– Обделались от шороха, которую издаёт живность?

– Я не боюсь признаться в своих страхах. После ограбления мне стоило бы пристальней смотреть по сторонам. Тем более за вами.

– С вас нечего даже взять. Если и что-то красть у музыканта, то лучше самого музыканта. Так, он хотя бы будет петь, – уморительно отвечал Глен.

– А стоит ли мне петь дальше? – досадно спросил менестрель. – После всего, что со мной произошло. Столько лет… и всего ради недели безудержной радости.

– А ты не радовался до этого, пока пел?

– Даже если и так, то этого мало. – Магрин скинул хворост неподалёку от Глена и вернулся.

– Я думаю, что путь к успеху важнее самого успеха.

– По мне, так лучше немного подержать сундучок эскулей, чем вечно быть в тени и давиться грошами.

Музыкант снова наклонялся у валежника, но уже не дрожал и делал это уверенней.

– Тогда чего ты так недоволен?

– Неделя славы окончилась, – тяжело выдохнул Магрин, – Да, я неудачник. Не смог удержать то, к чему так долго стремился.

– Прошлой ночью ты видел огни вечернего города? – спросил Глен.

Менестрель неважно потянулся и всем видом показал, как болит его поясница.

– Откуда мне знать? Зрение у меня не орлиное, – ответил Магрин.

– Их видно, если обратить свой взор к горному хребту.

– Звёзды тоже видно, но только тогда, когда посмотришь на ночное небо, – Магрин ответил ухмыляясь. – Вот и я не смотрел ни на звёзды, ни на огни вечернего города, всадник.

– Куда же вы смотрели?

– Перед собой. Не оборачиваясь.

– Не любите оборачиваться? – Глен спросил ехидно.

– Обернулся бы только по двум причинам… – Магрин вальяжно раскинул траву под ногами. – К своей любви – музыке, – музыкант нагнулся, чтобы поднять сухую ветвь. – И на оклик монетного звона… Я бы обернулся, чтобы посмотреть, сколько мне готовы заплатить.

– Что-то не очень вам платили за любовь, музыкант. В столичных землях люди совсем не любят песни. Некоторые даже душат младенцев, только лишь услышав первые строки. Да уж… Песенки бывают разные.

– Странный у вас посыл, всадник. Откуда вам знать, любят ли в столице люди песни, или нет?

– От Рапсаала Корсаха – царя барханных заливов. Не вдумывайтесь. Я всего лишь шучу, хотя совсем не шутник. Впрочем, как и вы, совсем не музыкант. Как давно украли лютню?

Музыкант опрокинул голову и залился безудержным смехом.

– Хотя может и шутник. – добавил Глен осклабившись.

– Вы дурак, уж простите за несдержанность.

– Ваша несдержанность вас же и обокрала. Было опрометчиво мчаться по ночи прочь от столичных земель. Человек в здравом уме никогда не решиться покидать город с наступлением сумерек. Так и кто из нас дурак?

– То есть, вы считаете, что я лгу?

– А вы только заметили, что я считаю? Знаете, Магрин, для музыканта вы слишком растеряны.

Музыкант покосился на него презренно.

– Вас разве не убеждает мой внешний вид? Синяки под глазами, кровь на рубахе, порванные шоссы.

– Да ладно? – Глен удивился с каменным выражением лица. – Неужели над вами хотели надругаться для полного погружения в образ? Кстати, актёришка из вас такой же хреновый.

– Какая грязь. Ни чести, ни доблести, ни малейшего достоинства. Такой же похабный, как и полоумные пентюхи, пропивающие свою жизнь у лавок пивоваров.

Глен кисло скривил рот.

– Может, и так, а может, и нет. А, может, я уже разоблачил вас, поэтому эмоции рвут вашу трогательную наружность. Выступление окончено, я полагаю?

– Его и не было. Вы себе всё придумали и уличили во мне жалкого воришку. И вообще, оставьте свои мнительные доводы при себе.

Глен улыбчиво бросил взгляд на луну.

– Да уж… И на что я потратил два эскуля?

Магрин побурел в серебристых лучах луны. Злость залила его и он гневно скинул копну сухих ветвей.

– И что мне теперь? Сказать, что вы правы? Подтвердить вашу оскорбительную позицию и сдаться с поличным? Что укажете, уважаемый всадник?

– Мне не впервой ошибаться. Так что поутихните и продолжайте собирать хворост.

– Собеседник из вас совсем неприличный. – раздражённо выкинул Магрин.

– Ну хорошо. Раз вы хотите ещё поболтать, то вот вам вопрос: о чем сейчас поют в трактирах?

– В основном о любви, всадник. А также о сражениях, турнирах, моряках. О выпивке и, конечно же, женщинах… – добавил музыкант, раздражённо заканчивая.

Глен смотрел на музыканта и видел некое отчаяние в его глазах, но всё ещё не доверял. Он внимательно следил за шорохами в темноте и ждал посторонних звуков. Благо Глен отчётливо знал и распознавал, как разговаривает природа в ночи. Несомненно, его смущала лютня.

– Твои песни были настолько известны, что воры решили пощадить тебя и оставили дорогую лютню?

– Не пропадать же таланту. С инструментом ты всегда сможешь заработать.

– Но такой инструмент стоит больше тридцати эскулей, да и украшен позолотой. Разве они смогли бы оставить его и не поддаться искушению? – Глен вдумчиво вертел головой и не отводил глаз. Уши его были навострены.

– Грязный вор не отличит дорогую лютню от дешёвой. Тем более ночью. Да и кто купит её у него? – Магрин отвечал язвительно, но даже не смотрел в сторону Глена.

– Нередко банды находят связи с городскими скупщиками. В этом нет особой проблемы.

Магрин занервничал.

– Может, хватит меня подозревать в том, чего я не делал?

– Любой бы окинул вас подозрениями. – Глен ступал всё ближе и завёл правую руку под плащ.

– Во всяком случае, это неважно. Мне нечего скрывать даже от незнакомца. Может, даже вор способен пощадить неудачника?

– Тебя пощадили дважды? – Глен отвечал тихо и вдумчиво. Он уже не смотрел на музыканта и бросал свой взгляд на кусты во мраке, но всё ещё чувствовал его нервозность.

– Куда вы смотрите? Вы что-то ищете?

– Я ищу твой талант, музыкант. Кажется, даже в тёмной роще его нет. Ты так хреново пел и так всем надоел, что достопочтенный король просто решил от тебя избавиться. Отрезать тебе язык было бы не в духе короны. Тогда остальные музыканты сочли бы действия по отношению к ним слишком жестокими. В итоге тебя одарили всем, чем можно, но забыли приставить простую стражу. Впрочем, она была и не нужна. Твою лошадь украли, а жалкую подделку на лютню ты держишь в руках. Либо…

– Либо, что?

– Либо твои друзья сейчас прячутся в кустах и беспокойно шуршат от тревоги. Нередко музыканты прибиваются к разбойным бандам. Воры сейчас ждут сигнала, вероятно, и нас не слышат. Перебери струны, Магрин, и мы выясним, какая из теорий верна.

Его руки задёргались, а брови злостно нахмурились. Магрин присел и взял лютню в руки. Спокойными движениями рук, как бы поглаживая струны, Магрин извлёк мягкое и звенящее звучание инструмента. Снова прозвучали несколько коротких нот, которые вылились в приятную, но таинственную мелодию. Теперь Глен ждал, но, кажется, здесь шуршало только его подозрение.

– Что-то заметили? – менестрель снова занервничал.

Глен недовольно повертел головой и стремительно понёсся к валежнику, оглядывая его от основания до поваленной части. Недоумённое лицо Магрина ничего не понимало и лишь смотрело с удивлением. Глен осмотрел поросший мхом валежник. В его голове одновременно смешалось отчаяние, гнев и досада. Глен судорожно стал ломать сухой ствол ногами.

– Вот так, Магрин, нужно добывать хворост, – едко приговаривал он.

Щепы и сушняк, вместе со свежим мхом вмиг разлетелись по сторонам. Глен резко нагнулся и подобрал отломанные щепы.

– Кто вы такой? – Магрин хмурился и одновременно дрожал.

– Глен Локрог, – отвечая, он кинул музыканту огниво, которое достал из кисета на поясе и продолжил разделывать тушку.

– Яснее не стало, – устало ответил менестрель и теперь пытался поджечь огнивом хворост.

– И не станет. Ночь на дворе.

Магрин неудовлетворительно повертел головой и судорожно бросал искры на постепенно разгоравшийся костёр, а после раздувал его. Лунный свет освещал поляну, на которой удобно расположились каратель и музыкант.

– Ну что? Убедились? – с ухмылкой спросил Магрин.

– Будем считать, что я ошибся.

Глен достал из седельной сумы трубку, табак и бурдюк поменьше с каким-то вином, которое пьёт сам Эйвенд Вилейн. Видимо, это совсем не пойло, как думал Глен. Затем он достал кусок сыра, чёрствый хлеб и оставшееся сушёное мясо. Хлеб и сыр он разделил пополам, как и мясо, и бросил музыканту через разгоравшийся костёр.

Он вынул подгоревшую ветку и поджёг табак. Медленно раскуривая под удивлённый взгляд Магрина, Глен расстелил себе плащ, а ему протянул попону, которую ранее снял с лошади.

– Как думаете, кто-нибудь перережет нам глотки, пока мы спим? – резко выкинул Магрин.

– Даже ночью многие побоялись бы нас потревожить.

– Но враги всегда где-то во мраке и ждут своего часа.

Глен вдумчиво затягивался, смотря на ночное небо и плывущие облака, подсвечиваемые лунным светом.

– Врагов никогда не было, пока мы их сами себе не создали, – скорбно ответил он. – Души стремятся ввысь только по одной причине – чтобы однажды снова вернуться. И они вернулись, музыкант, и мы тоже вернёмся, но больше никогда не узнаем о нашей прошлой жизни.

– Вы верите в это? – Магрин откинулся озадаченно.

– Никогда не верил… Но почему-то надеюсь, что однажды это случится. Нет смысла проживать жизнь, наполненную скорбью, страхом и болью. Мы должны рождаться и умирать счастливыми, иначе это не жизнь, а бессмысленный путь. Поэтому перестань гнать себя предрассудками и не создавай себе врагов на пустом месте.

Магрин натянуто ухмыльнулся и ответил странным голосом:

– Почему ты решил убить его? Разве человек виновен?