Война всех против всех

Глава 15 Праздник роз с колючими шипами

Я спал и мне приснился странный сон. Давно уже мне ничего не снилось, ничего такого, жесткого и непонятного.

Сначала мне приснилась Секстилия, дочь Кана Севера, яростная и непокорная. Мы стояли в каком-то подземелье, темном, слабо освещенном и кишащим крысами. Она приставила нож к моему члену и сказала:

— Помнишь, я тебе обещала, что отрежу все, что торчит? Так вот, сейчас я тебе отрежу все, что обещала и заставлю жрать.

Она рассмеялась и обернулась Валерией, а затем Уликсой. Потом вдруг она стала одной девушкой, но с двумя головами. Я вгляделся в их лица и узнал девушек из моей прошлой жизни, из двадцать первого столетия.

Одна из голов принадлежала Ясе, девочке, с которой я дружил, когда еще был подростком и дарил цветочки, помогал носить сумку из магазина, защищал от других пацанов и вообще, сдувал все пылинки, она долгое время называла меня другом, а когда я сказал, что люблю ее, она долго смеялась и сообщила, что между нами не может быть никакой любви.

Затем Яся стала дружить с другим пацаном, тоже из нашего детдома, а он ни во что ее не ставил, бил и ругал и еще отнимал деньги, которые давали ей родители. Как я ни умолял ее уйти от этого гавнюка, Яся не соглашалась и говорила, что она навсегда связала с ним свою жизнь. Впоследствии он подсадил ее на наркоту и она стала продавать свое тело за дозу, а он умер через некоторое время от передоза. Яся, насколько я знаю, так и не смогла после этого оправиться, также, как и ее родители.

Вторая голова принадлежала Юле, она долгое время водила меня за нос, клялась в любви и говорила, что я ее любимый человек, что она готова отдать за меня жизнь и уйти со мною на край света. Но так было ровно до того момента, когда у меня были все деньги, которые я тратил на нее, обкрадывая Бешеного Быка.

Когда наркоторговец Бешеный Бык узнал об этом, то убил мою мать и братишку, а меня самого избил до полусмерти и грозился отрезать ногу и руку, меня тогда спасло настоящее чудо. Юля ушла еще, когда я лежал в больнице, с одним из моих лучших друзей, они вместе уехали в Польшу, с тем самым кушем, который я вытащил для них у Бешеного Быка.

Я тогда остался без денег, без девушки и друга, а еще с убитыми матерью и братишкой. Только благодаря своей собственной изворотливости и проведя несколько блестящих махинаций, я смог уйти от преследовавших меня наркоторговцев, ментов и выйти на след Юли и моего бывшего друга.

Это был первый раз, когда я отступил от своего правила и причинил людям насильственную смерть, конечно же, не своими руками, а чужими, но какую же дикую радость я испытал впоследствии, когда прочитал в новостных сайтах информацию о двух изуродованных трупах, в которых опознали моих бывших девушку и друга.

Затем смерть настигла Бешеного Быка и его банду, путем моего непосредственного участия, конечно же. Действовал я снова чужими руками, по сути, подставил их, но нисколько об это не жалел.

Сейчас обе эти головы смотрели на меня и ехидно улыбались. Голова Яси небольшая, аккуратная, светло-коричневые волосы зачесаны назад, маленький носик наморщен, зубки острые, как у хорька. Как я мог убиваться по этой девушке, когда впоследствии у меня было так много красавиц, ума не приложу! Молодой был да ранний, что уж тут поделаешь, совсем сопляк.

Голова Юли с длинными светлыми волосами, конечно же, смотрелась гораздо лучше. Пухлые губки, которые она постоянно закусывала, прищуренные зеленые глаза, шаловливый длинный язычок, да, эта девушка явно была высшего класса, но все равно не следовало так терять голову и делать те безумства, что я сделал ради нее.

— Эй, Рома, — сказала Юля. — Ты все еще любишь меня? Ты хочешь меня? Ты думал, что избавился от меня?

— Заткнись, сука, — ответил я.

Мы сейчас уже переместились из подземелья в какую-то башню, на вершину, где дул ветер и старался скинуть нас вниз. Я старался не глядеть по сторонам, потому что знал, что вокруг башни бродит толпа ходячих мертвецов и готова бросится на любого, кто покажется. Что это за сон, черт побери?

— Ты думал, что ушел от нас, Рома? — спросила Яся. — Ты еще долго не уйдешь от нас. В каждой девушке, что ты встретишь теперь, ты увидишь нас, поверь мне.

Я не нашел ничего лучшего, чем попросить ее:

— Заткнись, сука.

Двухголовая девушка бросилась на меня. Ее белая туника, местами разорванная, так, что выглядывала грудь, развевалась на ветру и я успел в самый последний миг оттолкнуть ее и девушка с ужасным криком упала с башни, а я остался сидеть на крыше и слышал, как она упала вниз, а мертвецы внизу радостно заурчали и бросились на новую жертву. Две головы отчаянно завизжали и я тут я проснулся.

Вот проклятье, я уже давно так не просыпался от кошмаров. Рядом лежала обнаженная Делия, она спала лицом вниз и я видел ее великолепные ягодицы, белеющие в полумраке рассвета. Несмотря на то, что мы только недавно закончили заниматься любовью, я снова почувствовал желание, но вовремя остановил себя. Сейчас не время, слишком много важных дел надо сделать сегодня.

Выйдя из кубикулы, я отправился к писцине и с наслаждением нырнул в прохладную воду. Всегда обожал, когда в твоем доме есть бассейн и в него можно нырнуть ранним утром. Радость для тела, невероятно бодрит и заряжает с утра на великие дела.

Выйдя из водоема, я быстро подсушился в бане и нарядился в простую тунику, в которой вполне мог сойти в простолюдина. Затем натянул плащ с капюшоном и тихонько выскользнул из своих покоев.

Еще стояло раннее утро, весь дворец еще был погружен в сон, только рабы и слуги быстро пробегали по делам, двигаясь при этом совершенно бесшумно, как кошки.

Я заметил нескольких соблазнительных рабынь, быстро спешащих с кувшинами и корзинами в руках и ущипнул одну за ягодицы. Она тут же с негодованием шлепнула меня по ладони, не узнав императора в этом плебейском наряде. Отлично, значит моя маскировка работает.

На первом этаже меня ждал Родерик, тоже одетый в серый плащ до самых пят. Для этого, наверное, пришлось снять парус с корабля, иначе другого плаща подходящего размера для моего гиганта вряд ли бы нашлось. Мы стремительно направились к выходу, только вышли не через главные двери, а через выход для слуг.

На улице все еще было тесно, но уже быстро светлело. Около входа ждали три оседланных коня, на одном из которых сидел Залмоксис, тоже закутанный в плащ. Впрочем, ему можно было и не прятаться, в моем дакийце все равно никак нельзя было признать богатого и знатного центуриона, потому что он не придавал значения внешности и вечно одевался, как последний бродяга.

Мы с Родериком забрались в седла и все трое поехали из дворца.

Путь наш лежал к Некрополь, городскому кладбищу, где были погребены моя мать и братишка Ульпий. Это место находилось чуть восточнее района Кесария, рядом со стеной, отделяющей город от Адриатического моря, вернее, от тех болот, где я сейчас рыл канал и которые разделили город и море.

Город все еще спал. Люди тенями скользили по улицам. Где-то кричал осел, потом гоготали гуси. Закукарекал петух, залаяла собака. Такое ощущение, что мы в большой деревне.

Доехали без происшествий, только пару раз из боковой улочки выбежали пятеро человек в оборванных одеждах и попытались перехватить поводья. Я ехал посередине, впереди Залмоксис, а сзади Родерик, так что у них ничего не получилось.

На свою беду, они пытались отобрать коня у дакийца, который не стал церемониться. В руке у него была спрятана плеть со свинцовым набалдашником на конце. Даже не замахиваясь, он тюкнул одного из нападавших по голове и тот мгновенно осел назад, задержав еще двоих.

Оставшиеся двое замешкались, а когда Родерик поднял меч, они тут же в страхе побежали назад, в свою подворотню.

Мы показали дальше и кроме этого происшествия, больше нам ничего не помешало добраться до пункта назначения. Вскоре я увидел мавзолей, который построил рядом с Некрополем. Это было довольно высокое сооружение, его округлая крыша выступала над окружающими зданиями. Возле входа стояли два человека с двумя венками из красных роз.

Еще не подъехав к мавзолею, я на мгновение задержал коня, рассматривая сооружение издали. Оно получилось необычным и заметно отличалось от окружающих помещений, тем более, от колумбариев Некрополя, где хоронили менее знатных людей.

Мавзолей возвел один из мастеров, предоставленных Таником. он был построен из кирпича и чем-то напоминал крепость, наверное, из-за толстых стен и узких окон, похожих на бойницы. Формой мавзолей представлял из себя латинский крест, средокрестие которого было увенчано кубической башней, в которую изнутри вписан купол, невидимый снаружи здания.

Обычно ось здания, как мне объяснил потом Цинна, приглядывавший за ходом строительства, в христианских храмах было принято направлять по линии запад-восток. В этом Мавзолее линия была направлена, наоборот, по линии север-юг.

Это была вынужденная мера, потому что епископ Неон впоследствии планировал построить здесь огромный христианский собор, который должен будет архитектурно органически соединяться с Мавзолеем. Впрочем, эту неточность частично исправили мозаикой внутри мавзолея, ориентированной на восток.

Снаружи простой, почти аскетичный вид Мавзолея украшали лишь плоские вертикальные выступы — лопатки, соединенные с плоскими арками. Эти выступы и арки своим ритмичным чередованием оживляли внешний вид мавзолея. Над входом был пристроен карниз с изображениями двух пантер и виноградных лоз.

Окна Мавзолея, как я уже говорил, походили на бойницы, внутри помещения они существенно расширялись. Я три дня назад приказал закрыть их плитами из алебастра, аргументируя тем, что окна в Мавзолее вообще не нужны. Мой приказ еще не выполнили, очень плохо.

Мои спутники уже подъехали к Мавзолею и недоуменно оглянулись на меня, не понимая, чего это я задержался и разглядываю здание, будто впервые вижу его. Я тронул коня и тоже подъехал к склепу.

Люди, ждавшие у входа, с поклоном вручили мне венки, один большой, другой поменьше. Родерик вошел внутрь передо мной, проверил, все ли в порядке и не ожидают ли меня внутри убийцы с обнаженными клинками, в затем вышел и сказал, что никого нет и можно заходить.

Изготовители венков, занимающиеся обслуживанием мавзолея, открыли дверь и я зашел внутрь.

Крестообразная форма здания внутри была перекрыта цилиндрическими сводами, а в центре пространство было увенчано тяжелым куполом. Вся поверхность купола и арок была покрыта мозаиками, не до конца еще доделанными.

Свет, проникающий в мавзолей только сквозь небольшие узкие окна, приобретал золотистый оттенок. Это впечатление еще больше усиливали желтоватые мраморные плиты, которыми была облицована нижняя часть стен.

Однако, здесь внутри, по задумке архитекторов, преобладал не только желтый цвет, а еще и темно-синий. Когда из окон сюда проникли солнечные лучи, мозаика на потолке, выложенная из синих плиток, иногда вдруг изумительно и неожиданно переливалась то зеленоватыми, то лиловыми, то багряными оттенками.

На самой мозаике были изображены разные сюжеты, в основном, связанные с Христом, его младенчеством, а еще с райским садом и его благодушным обитателями: ангелочками, овечками, оленями и голубями. По низеньким аркам вились гирлянды листьев и плодов.

Саркофаг, содержавший набальзамированные тела императрицы-матери и моего брата, из-за синей мозаики, как будто был окружен синим огнем.

Я подошел ближе, поднес венки и положил к подножию саркофагов. Затем опустился на колени и начал молиться.

В центре Мавзолея находились два саркофага из греческого мрамора. Саркофаг матери стоял справа, побольше второго, через большое окно в задней части виднелось погребенное тело моей матери, посаженное на кипарисовый трон. В такой необычной позу она хотела быть похоронена сама, как я узнал уже потом, во время церемонии прощания. Мой брат Ульпий был похоронен обычным образом, на саркофаге был изображен Иисус в образе агнца.

В Мавзолее царила тишина, я слышал собственное дыхание, а слова молитвы произнес мысленно. Затем встал, подошел к саркофагу матери и заглянул внутрь. Посмотрев на неподвижное тело матери, я прошептал:

— Прости, пожалуйста, если сможешь. Я стараюсь искупить свою вину.

Затем постоял немного, будто ожидая ответ, хотя бы в уме, но ничего не происходило. Тогда я развернулся и вышел из Мавзолея, на входе поклонившись погребенным родственникам.

Снаружи Родерик тихо беседовал со служителями Мавзолея, а Залмоксис все также сидел на коне. При моем появлении все замолчали. Я взобрался на коня, кивнул служителям и помчался обратно.

Вот и вся церемония Розалий. Я, конечно же, провел ее совсем по-другому, не так, как положено, но что поделаешь, если в вопросах религии я старался руководствоваться собственными соображениями. В первую очередь, как я считал, Господь Бог учитывает наши истинные душевные намерения, а не скрупулезное следование всем мелочам ритуала.

Кроме того, для такого закоренелого грешника, как я и недавнего атеиста, уже сам факт такого прихода в мавзолей и возложение венков к могилам погибших родственников уже сам по себе является огромным достижением. Всю дорогу обратно ко дворцу я думал об этом, хотя после возложения венков почувствовал на душе непонятную легкость, будто бы и в самом деле получил некое прощение от погибшей матушки Ромула.

Когда мы вернулись, на площади начали выстраиваться солдаты и уже появились ранние придворные, занятые делами. Нам удалось все также проскользнуть во дворец незамеченными и я быстро поднялся на самый верх, только не на лифте, а по лестнице, чтобы никто не подумал, что это император куда-то поднимался и спускался.

Делия все также спала обнаженной, только теперь перевернулась на спину и завернулась в покрывало. Я снова не стал ее трогать, потому что дел у меня теперь появилось еще больше.

Продолжая оставаться в одежде простолюдина, я проверил, как там сокровищница, поговорил с Лакомой и Лаэлией, вышел из покоев и спустился на лифте на первый этаж. Перед лифтом меня ждали Аул Миний Лукреций, комит частного имущества императора и Евсений.

— Пусть императрица покоится с миром, — с поклоном сказал Лукреций.

Я прошел дальше по коридору в тронную залу. Здесь собрались мои братья и сестры, приведенные Цинной. Они ждали только меня, потому что церемония Розалий должна была вот-вот начаться.

По большому счету, строгой процедуры не имелось, церемония начиналась от дворца и представляла из себя шествие к Некрополю, а затем возложение роз к гробницам усопших предков. Я уже это провернул рано утром, поэтому и имел сейчас право делать то, что собирался сделать.

— Почему ты так одет, брат? — удивленно спросила Церера и в ее голосе я сразу узнал интонации погибшей матери. Будь она здесь, она бы спросила бы меня точно также.

— Потому что я не буду участвовать в церемонии, — ответил я и кивнул Лукрецию.

Комит был одного роста со мной, тоже довольно молодой и даже внешне немного походил на меня, такой же белокожий и большеглазый. Сейчас он был наряжен в императорскую тогу, а на голову я собственноручно водрузил ему диадему.

Ох, как бы ему не понравилось щеголять так, а то еще и пожелает остаться императором и дальше?! Впрочем, я учел довольно робкий характер Лукреция, больше любившего копаться в цифрах и совершенно не разбирающегося в политике, при выборе кандидата в мои близнецы.

Поэтому за узурпацию власти можно не опасаться. Также на голову Лукреций надел мой пурпурный плащ и накрыл голову капюшоном, изображая из себя скорбящего сына.

— Ты что творишь? — зашипела Церера, а мои братишки недовольно загудели. — Совсем с ума спятил?

— Мне надо ехать по делам, — коротко ответил я. — А Лукреций поедет вместо меня, чтобы все думали, будто я на церемонии. Так надо, не огорчайтесь.

— «Огорчайтесь»! — воскликнула Церера. — Да ты самый мерзкий ублюдок из всех, что я видела! Недаром мама не любила тебя. Тебе наплевать на нее и Ульпия, ты даже не хочешь посетить их могилы!

— Послушай, Церера, я уже… — начал было я.

В это мгновение в зал вошли Донатина и Парсаний. Завидев меня, мой глава разведки кивнул. Это был знак, которого я ждал.

— Начинайте церемонию, — приказал я. — Церера, вы должны вести себя так, будто я сам провожу ритуал. Не выдайте меня, так надо для пользы государства.

— Чтоб ты сдох, ублюдок, — прошипела сестренка. — Иногда я думаю, что ты вовсе не мой брат, а какой-то мерзкий ублюдок в его теле.

С этими словами она вышла из зала, а братья и сестры потянулись за ней. Лукреций поспешил занять место впереди них.

Я тоже накинул капюшон на голову и вместе с Донатиной и Парсанием выбрался из дворца через черный вход.