Глава 6. Лодочные страсти

Труды мои над созиданием быстроходного плавсредства не остались незамеченными. В эти времена, когда сценическое искусство ещё не получило должного развития, а роль средств массовой информации играют слухи, люди остро нуждаются в общении и обмене мнениями. В сарае, где я упражнялся в судостроении, всегда топтались мужчины и юноши. Да и детвора крутилась. От советчиков и помощников отбоя не было – это очень помогало, потому что и мне предоставлялась возможность поделиться замыслами или воспользоваться крепкими руками общинников, всегда готовых удержать от нежелательных смещений обрабатываемую заготовку.

Выполненные мною на полу сарая чертежи не были затоптаны и не пострадали от дождей. Более того, добровольные помощники прекрасно уловили идею пользования ими – прикладывали заготовки прямо к "листу" и сразу видели, сколько нужно согнуть, подстрогать или отрезать. Как-то незаметно, словно из чисто попугайских соображений, началось параллельное изготовление ещё нескольких лодок. Дядьки даже ходили за новыми "прутьями". Староста снабдил их суровыми нитками и прикупил медного инструмента. Словно предвидел закономерный итог, который не замедлил последовать вслед за демонстрацией новой лодки в водах канала.

Нашего старосту пригласили в храм и предписали явиться туда вместе со мной. Третьим членом делегации стал сын старосты – один из самых успешных наших грамотеев. Ну и ослик, который вёз таблички с записями о том, когда и сколько работников община направляла на земляные работы, про зерно, ссыпанное в закрома храма и про иное, в чём я не разбирался.

Попали мы, однако, не на разборки о недоимках, а на совещание торговых представителей храма, которых привлекли к решению вопросов о направлениях поездок предстоящим летом, до наступления которого осталось уже недолго. И начали с вопроса о приобретении у нашей общины лодки. Той самой, на которую так внимательно смотрели с берегов канала практически все присутствующие. Состоялся торг, после завершения которого староста получил целых шесть мин серебра – около трёх кило. Если учесть, что такую же плату за весь поход заработал каждый из его участников, но медью, становится понятно, что собравшимся лодка очень понравилась.

А потом начался следующий торг: тамкары настаивали на продаже меня в собственность храма сроком на три года. Типа в рабство. Или как приложение к лодке, или в качестве строителя новых судов. Между ними не было единства, хотя желали они и того, и другого одновременно. Различие касалось лишь того, чего эти люди хотят в первую очередь, а чего во вторую. Причём цену сразу назначили заоблачную – двенадцать мин серебра.

Я посмотрел на старосту и отрицательно помотал головой, поэтому тот от предложения отказался. Зато согласился отдать меня в экипаж судна, которое отправится в поход, за те же двенадцать мин, но уже меди. Это потому что я кивнул. Ну а что? Мне в общине комфортно. Кормят, одевают, обстирывают – не жизнь, а мечта. А что приходится работать? Так я всю жизнь работал. И инженером, и землекопом, и дворником. Испугали ежа голой задницей! Зато нет нужды хлопотать о том, чего даже предположить не могу в этих незнакомых мне местах и временах.

Ну а сходить в поход с торговой миссией я не против – это, в конце концов, интересно. Тем более, что против прошлогодней цену за мои услуги назначили двойную. Похоже, не простым гребцом собираются назначить.

Староста же поступил разумно, потому что на стапелях в общинных сараях проходят сборку ещё несколько лодок той же конструкции. Четыре, если точно. Сам видел, когда меня приглашали для консультаций. Или авторского надзора – проект-то мой. И к моменту завершения половодья не меньше трёх из них наверняка спустят на воду. Можно будет продать и дождаться готовности четвёртой для нужд общины.

А у меня возникла техническая проблема. Оказалось, что узкая лодка при боковом ветре охотно ложится на борт. Не сама по себе, а если поставить парус. Можно, конечно решить этот вопрос, положив на днище побольше балласта, но он притопит судёнышко, уменьшив и без того скромную грузоподъёмность. Если приделать киль, то станут непроходимы мелкие места, которых на Евфрате много, а вынимающийся киль – шверт – сейчас уже не приделать, потому что колодец для него надо предусматривать ещё при проектировании.

Правда, если использовать даже очень маленький парус, который лодку не опрокидывает, кораблик неплохо бежит, но против течения в верховьях Евфрата не пройдёт.

* * *

После продажи первой лодки община приступила к посевной. Мы рыхлили землю мотыгами с деревянной рабочей частью. Земля здесь податливая, но площади большие, поэтому трудились от рассвета и до упада. Женщины сеяли ячмень, пшеницу и что-то незнакомое. Назвать-то эту культуру они назвали, но как оно будет по-нашему, ума не приложу. Что важно – семена тщательно прикрывали грунтом. Явно не от дождей, которые здесь курам на смех.

Чуть погодя староста привёз медные мотыги – не иначе, спустил на них выручку от продажи лодки. Работа пошла веселей – теперь мы всем гамузом тратили на обработку полоски между канавами меньше дня. Поля были узкими, метров по десять-двенадцать. Но длинными – с полкилометра. Тянулись они от поселковой насыпи до самого канала.

Местная агротехника явно скучала по плугу. Только вот тягла для вспашки я как-то не встречал. Лошадей нет, ослики вряд ли потянут. Быки? Кажется, Ясон на них пахал в благословенных землях Колхиды. Но это было значительно позднее, уже когда воины носили доспехи, которых нынче нигде не видно. С другой стороны, коров я здесь видел. А коровий самец и есть бык. Только припоминается, что в ту пору, когда они таскали возы и плуги, назывались волами и смолоду были лишены хлопот об обзаведении потомством.

Ну да не мне преобразовывать этот мир. Конечно, живут мои современники скудно, можно сказать – аскетично. Но так уж получилось, что цивилизация пока только зарождается. А потом, когда встанет на ноги и накопит богатств – начнутся войны за создание империй или просто ради грабежа. Когда появится, что пограбить. К счастью, здесь это произойдёт уже не при моей жизни.

Наконец, посевную завершили, и великие свершения перестали тревожить общинников. Чем же они занялись? Не поверите – строительством лодок. Это отнюдь не трудовой энтузиазм, а простейшая материальная заинтересованность: на выручку от продажи лодки староста приобрёл не только мотыги, но и немало других вещей. Хорошие ткани для одежд первыми бросаются в глаза. В рационе стало больше растительного масла. Даже сливочное появляется иногда, хотя коров наша община не держит. Да много разного, что сразу и не вспомнишь. Опять же, после сева остался неизрасходованный ячмень, который пошёл на пиво.

И по моей просьбе староста купил несколько толстых жердей. Появилась у меня мысль про то, как уберечь лодку от опрокидывания – прикрепить к ней ещё одну лодку, чтобы образовался катамаран.

* * *

Из заложенных четырёх лодок мы сконцентрировали усилия на двух – так получалось по количеству доступных на данный момент кож. И две лодки, похожие друг на друга, словно близнецы, мы и спустили на воду в момент наивысшего уровня воды в реке. Наш канал наполнился до краёв, а канавы пропустили влагу на возделанные поля, превратив их в мелкие лужи.

Лодки мы связали в катамаран и оснастили его мачтой, на которую приладили треугольный парус. Паруса здесь делали из льняной ткани – это оказалось безумно дорого, но староста – человек вменяемый, а средства в общине водились. Покряхтел наш старшой, но раскошелился. Платили зерном.

Сам я раньше парусниками не управлял, но о принципах лавирования представление имел. К тому же, судно с двойным корпусом уже не слишком склонно к опрокидыванию. Осталось наработать навыки управления им, чем мы с Хапом и занимались несколько дней.

Не великие яхтсмены, конечно: идти против ветра при обычной ширине реки, наверное, не смогли бы – нет опыта в лавировании. Зато были способны везти четыре тонны груза, управляясь с судном вдвоём. И идти навстречу течению не медленней, чем на прошлогодней "корзине", тоже вполне бы смогли.

Многих мы покатали на нашей "каракатице" – понравилось всем. А потом в городе и его окрестностях стали происходить волнения, вести о которых стали разноситься в виде слухов. Наш катамаран привлёк внимание многих. Про храмовых служителей Урука упомяну в первую очередь. Но не стоит забывать и о приезжих купцах, которые тоже пожелали его купить. Нашего старосту буквально засыпали самыми выгодными предложениями.

К моему удовольствию, он отвечать не торопился, давая нам с Хапом время для решения проблемы бокового сноса при хождении под парусом: ни киля, ни шверта, ни шверцев в конструкции заложено не было. Полностью загруженное судно было достаточно устойчиво на курсе, но пустое заметно "всплывало" и при боковом направлении ветра сильно дрейфовало – его сносило в сторону.

Конструктивно понятно, что нужна вертикальная продольная плоскость, опущенная в воду, но ничего подобного не было предусмотрено. А переделывать сейчас уже поздно: слишком много в созданном объёмном каркасе мест, которые держатся только благодаря чёткой подгонке и скрупулёзно выполненным скреплениям. Ведь здесь использован принцип диагональных связей, столь заметный в конструкции Шаболовской башни, изображение которой демонстрировалось на заставке телепрограмм до возведения Останкинской.

Состыковывая палки, я постоянно имел в виду, что плавать "это" будет по спокойному Евфрату, где нет волн, на которых лодка может запросто переломится. Составные продольные элементы набора с самого начала являлись её слабыми местами.

* * *

При спорах, которые велись в городе, я не присутствовал. Знаю только их итог: катамаран с командой из меня и Хапа наш староста сдал в наём храму на одну поездку по реке Каран, которая впадает в море неподалеку от устья Тигра. Течёт она с каких-то гор, где добывают всё ту же медную руду. Это далеко. Но ближе, чем до верховий Евфрата, до которых мы прошлым летом так и не добрались, сменив транспорт на ослов и сильно отклонившись от реки к востоку. И в этот раз с нами пойдёт тамкар Шаят, а не Сит.

Мы с "братом" обстоятельно собрались в дорогу, запасшись овчинными безрукавками, шестами-дубинками, горшком-кострищем для камбуза и мешочком серебряных обрубков. Посуда, ложки, тряпицы, мешочки сушёных трав. На обеих лодках в узких окончаниях, укрытых кожаной "палубой", имеются укромные пространства, где поместилась походная утварь вместе с воском и битумом. Наученные опытом прошлогоднего плавания, мы неплохо ориентировались в том, что непременно понадобится в длинной дороге.

Подогнали судно под погрузку к самому городу – здесь настоящий деревянный причал. Приняли из храмовых закромов мешки с зерном, разместив их на приподнятой над днищем деревянной решётке-трапе. Тамкара усадили в левый корпус ближе к носу и двинулись потихоньку вниз по течению в сторону Персидского залива.

Ветер дул встречный, но течение оставалось достаточно быстрым – ещё не закончился паводок. Парус, а он у нас треугольный, спустили. Хап подгребал веслом, опущенным в промежуток между корпусами, а я подруливал – прямо натуральная идиллия. Справа показались устья каналов, ведущих к городу Ур. Здесь своя власть, но те же обычаи – мы просто соседи. Вспомнилось, что подобные поселения вместе с окружающими территориями историки называли словом "Ном", из которого впоследствии возник термин "Автономия".

Наш пассажир изредка пробует на вкус воду и внимательно поглядывает налево. Поднявшаяся вода изменила вид, отодвинув береговую линию. Где-то неподалеку начинается Персидский залив, в этой части покрытый нанесёнными рекой островами. Протоками между ними мы и собираемся пройти к устью Карана. Но пока здесь всё ещё Евфрат, по которому наше судно продолжает уверенно двигаться. Или уже Тигр – никаких указателей нигде нет. Кругом только камыши и протоки.

Движение стало замедляться и вскоре стало понятно: судно несёт обратно. Это из залива пришел прилив. Вернее, докатился до этих мест и обратил течение вспять. Вода за бортом, тем не менее, осталась пресной. Мысленно прикинув пройденные расстояния, я сообразил, что колебание уровня воды в реке здесь, поблизости от устья, зависит не только от того, что пришло с верховий, но и от "подпора" снизу, меняющегося с приливами и отливами в заливе. С точки зрения орошения земель это явление даёт некоторые дополнительные возможности для снабжения водой полей в самых низовьях Евфрата. Хотя, здесь не менее актуально осушение. В столь капризной среде воду иногда нужно выпускать. Или не впускать, чтобы не затопить поля. А в другие моменты – подавать к посевам. Похоже, местные жители как-то управляют водными ресурсами, то открывая путь потокам, заполняющим каналы и канавы, то перекрывая их. Признаться, этим моментам я до сих пор не уделял внимания. Хотя всех наук никогда не освоишь. Как говорится: "век живи, век учись – всё равно дураком помрёшь". А мир вокруг по-прежнему таит множество загадок, о многих из которых я даже не подозреваю.

Загрузка...