Вот стою, держу весло...

Глава 2. По горным дорогам

Наше путешествие было долгим и утомительным. Бесконечные низменные берега намозолили глаза своим однообразием, а руки настолько привыкли к веслу, что порой казалось, будто и во сне продолжаешь им ворочать. Встречные суда или плоты попадались не каждый день. Изредка видели убогие пристани или лодки рыбаков. Много раз мы распугивали целые стаи водоплавающих птиц – гусей и уток. Видели цапель. Или аистов? Может даже и тех и других.

Иногда берега оказывались топкими – тогда ночевали прямо в лодке, перекусывая засохшими лепёшками. Похоже, это нынешний аналог сухарей. Запивали "еду" прямо забортной водой. Для людей двадцать первого века – дикость несусветная. Но здесь это в порядке вещей. Как ни странно, желудки путешественников перенесли такое надругательство над собой без каких-либо последствий.

Наконец, стали появляться признаки предгорий: показался возвышенный берег. Пока не сами горы – всего лишь береговые откосы и обрывчики малой высоты. Здесь – на твёрдой земле – ночевать стало уютней, да и с дровами намного проще. Однако, значительно усилилось встречное течение, отчего мы периодически стали повторять героев картины Репина "Бурлаки на Волге": шестеро тянут лямку, а кормщик направляет судно. Хоть и медленнее, чем на вёслах, но по-другому никак.

Стали встречаться и береговые поселения. Не у самой воды, но в пределах видимости – на возвышенностях. Некоторые их жители подходили к нам переброситься словечком с кормщиком – тот знал местный язык. Конфликтных ситуаций, однако, не возникало. Так продолжалось несколько дней, пока ночью нас не разбудил встревоженный крик одного из дозорных: налетела банда местных.

Схлестнулись мы с ними довольно серьёзно, ведь драка велась не на кулаках. Пришлось отбиваться палками. На каждого члена команды имелась одна такая вроде шеста. Если есть, где развернуться – намного лучше топора, дубинки или даже кинжала. Особенно ловок оказался кормщик: играючи уложил двоих подряд, да ещё и подсобил с моим противником. Вырубив напавшего уже вдвоём, мы выручили и моего "брата". Тут всё и закончилось: нападающие убежали, оставив пострадавших товарищей, которых мы тут же деловито обобрали.

Нашей добычей стал мешочек-кошель с медными и серебряными обрубками – похоже на прототип денег. Ещё медный кинжал размером с тот, который носил кормщик. Оказалось, бандиты сбежали так быстро потому, что, мы завалили их предводителя. Именно у него обнаружился кошель, да и одет он был получше других. Валили не насмерть: облитый водой он пришёл в себя и даже встал на ноги, чтобы уйти, держась за голову. Его никто не осматривал, но, полагаю, череп ему не пробили: отбивались-то мы деревянными палками. Максимум – рассекли кожу на голове.

Так что, хоть и дрались жестко, но никого не убили. Остальные трое тоже пришли в себя и были отпущены на все четыре стороны. Откуда такой гуманизм? Да кто знает этих местных: у них вполне может существовать обычай кровной мести. Нам только толпы кровников не хватало! Вот и кормчий придерживался того же мнения, буквально на пальцах объяснив нам "политику партии".

Действительно, откуда нам знать, сколько здесь найдётся желающих отомстить? С реки не много-то и видно: береговые заросли могут скрыть в себе хоть целый полк. Кроме того, здесь уже настоящий лес. И склоны возвышенностей виднеются то там, то тут. В этих местах может жить много людей. Кстати! Их язык нам был совершенно непонятен. Но по разговорам старшего выходило, что он неоднократно бывал в этих краях и местному наречию вполне научился.

Меж тем, мы продолжали двигаться вверх по реке. Путь по суше не всегда оказывался проходим даже пешком: по камням, да с лямкой на плече можно было все ноги переломать. Тогда, если была возможность, мы смещались к противоположному берегу. А иногда просто плыли, изо всех сил налегая на вёсла, чтобы преодолеть неудобный участок. Особенно, когда оба берега оказывались непроходимыми. Течение делалось всё быстрее, а вода становилась холоднее и чище. Горы теперь виднелись вполне отчётливо и выглядели уже весьма близкими. А вскоре придвинулись настолько, что мы начали петлять между ними.

Наконец, приплыли, пристав к берегу возле небольшого поселения. Его и деревней-то нельзя было назвать: группа построек со сложенными из камня стенами. Кормщик, видимо, зная особенности местного населения, быстро нашёл "управляющего" и обо всём с ним договорился. В результате, перенеся мешки из лодки под навес при помощи выделенных нам помощников, мы вытащили лодку на сушу и, перевернув кверху днищем, подложили под борта подпорки. Теперь за нашим транспортным средством присмотрят аборигены.

Несколько дней жили под крышей и наслаждались яствами: в меню были включены рыба и баранина. А ещё овощи и фрукты. Про овощи ничего определённого не скажу – какие-то корнеплоды, прошедшие термообработку. Может, репа? Или брюква? Или не до конца окультуренная свёкла. Но лук, чеснок и бледного вида морковь – вполне определённо в подаваемом вареве присутствовали. Нечто похожее на фасоль и горох тоже. Ещё было пиво, внешне похожее на жидкую кашицу. Но так казалось потому, что на поверхности горшка плавали крошки, слипшиеся в сплошной слой. Однако, проткнув его тростинкой, можно было насладиться знакомым вкусом тёмного нефильтрованного пива. Что я с удовольствием и делал, потягивая вкусный напиток из трубочки в те моменты, когда хозяева угощали нашу команду. Никогда бы не подумал, что производство пива уже было освоено в такой древности.

Однако, отдых не успел затянуться: подошло целое стадо ослов, на которых пришлось грузить наши мешки. Как раз по паре штук на каждое животное. Хозяин этого зверинца, трое его помощников, да нас семеро – так и пошли куда-то по горным дорогам. Ишаки несли груз, а остальные топали на своих двоих. Животных связали одного за другим по пять-шесть особей, и каждую группу приходилось направлять отдельному человеку. Так что команда лодки, фактически, превратилась в погонщиков. А я вдруг "заговорил": периодически на этих тварей приходилось покрикивать, так как не до каждого дотянешься палкой, чтобы наставить на путь истинный.

Не то, чтобы это стало полной неожиданностью для спутников, но на ночёвке они от всей души вознесли благодарность богу по имени Ан, который сейчас считается главным в Уруке. Этот город, как я понял, являлся исходной точкой нашего путешествия. Да и мы все оказались урукцами.

Почему мои соотечественники не удивились, когда якобы глухонемой прикрикнул на ишака? А вы попробуйте скрыть что-нибудь от людей, бок о бок с которыми находитесь больше месяца. Да только по рефлекторным реакциям тела на звук можно догадаться, что глухой не совсем глух. Более того, парни не раз указывали на это моему "брату", который отвечал, что не устаёт молиться богам, прося тех вернуть мне слух и речь.

Поэтому вечером я присоединился к вознесению благодарности милостивому Ану за помощь в преодолении недуга. Делать это я уже мог, так как за время путешествия вполне сносно освоил урукский язык. Времени для этого было не сказать, чтобы много, да и спутники оказались людьми не особо многословными, но мозг впитывал новую информацию с огромной скоростью и ещё быстрее её обрабатывал: видимо, сказывался информационный голод. Реципиент-то мой, всё же, с рождения был глухонемым.

Скажу пару слов о нашей команде. В столь нелёгком пути люди начинают искренне заботиться друг о друге. Даже подтрунивания довольно беззлобны. А уж после того, как каждый не по одному разу поведал спутникам о своей жизни и бытовых проблемах, парни просто сдружились между собой. На помощь друг другу приходили без колебаний, а в дороге это дорогого стоит.

Мы с "братом" в этой команде младшие. Оба – первый раз в деле. У "брата", кстати, уже на верхней губе и щеках пробивается лёгкий пушок. Ему лет шестнадцать – он сам так сказал. И зовут его Хап. Оказалось – мы не братья. Просто из одной общины. Меня он знает с младых ногтей и намерен жениться на моей сестре. Наличие сестры у реципиента слегка озадачило: а ну как при встрече её не узнаю? Может, и родители имеются? Тогда вообще – туши свет! Этих так просто вокруг пальца не обведёшь. Хотя, раз Хап ничего не заподозрил – может, и с родными сладится. Ведь в этом времени у попаданца есть одно неоспоримое преимущество: любые действия можно объяснить просто "божественным проявлением". И тебе поверят. По крайней мере, я надеюсь именно на это. Это в двадцать первом веке все знают, что глухонемого так просто не вылечить. Здесь же – хорошенько помолился – и вуаля: получите, и распишитесь. Ты теперь говорливый, как попугай. По крайней мере, с Хапом (хорошо знающим моего реципиента, да ещё и почти родственником) "прокатило".

А так как парень всю дорогу заботился обо мне и искренне сопереживал, расклад прост и предельно понятен: на этого человека можно положиться, что я уже не раз отмечал про себя. Остальные мужчины – бородачи за тридцать. Люди они семейные и в плавании не первый раз. Наш кормщик выглядит лет на сорок и служит в храме бога Ан, что как раз и расположен в селении Урук, которое стоит неподалеку от реки то ли Фырат, то ли Пэрат – в тутошнем языке просто беда с гласными звуками, в произношении которых может участвовать так называемое "придыхание". Да и согласные не всякий раз воспринимаются однозначно.

Вот была бы у людей нормальная буквенная письменность при хотя бы частичной грамотности населения – и дисциплина произношения появилась бы. Но чего нет – того нет. Вместо этого пользуются рисуночками. Оно, конечно, любому понятно, на каком языке ни разговаривай. Хотя толкований одних и тех же рисунков может быть множество. А если нет однозначности – по-любому будет бардак. Кроме того, больно много их требуется, этих значков. Да и с описанием действий без глаголов замучаешься. Однако, название реки для себя определил как "Евфрат". Оно и созвучно, и по другим признакам подходяще.

Все сведения я получил от своих спутников вскоре после того, как "начал разговаривать". Парни просто и без подколок отвечали на вопросы с таким видом, будто ребёнка обучали прописным истинам. Мне это и требовалось: я очень внимательно выслушивал объяснения и каждый раз учтиво благодарил.

Путь через горы вёл, на удивление, не узкой тропой, а неширокой дорогой, где вполне можно было разминуться со встречным. По сравнению с пройденным по реке расстоянием, этот участок был невелик: всего несколько дней – и мы уже на берегу озера. Большого озера: противоположный берег только угадывается. Да и то не сам по себе. Его можно было определить лишь по наличию горной вершины где-то в том направлении. Последнюю часть пути мы проделали по равнине среди посадок культурных растений и плодовых деревьев. И прибыли в поселение с постройками из камня и дерева.

– Озеро Ван, – сказал нам кормщик. Оказывается, он тамкар – так тут называют торговых посланников, выполняющих поручения храма. Остальная же команда находится под его управлением, что дисциплинирует: никто главарю не перечит и не безобразничает. Да и не пошалишь тут особо: кругом чужаки, с которыми только Сит и способен объясниться.

Старшую четвёрку кормщик оставил разгружать ослов, а нас с Хапом позвал с собой в дом, где ему предстояли переговоры с покупателем. Как я понял, мы потребовались в качестве свиты и для услуг типа "принеси-подай". А может, как ритуальная стража. На фоне повальной веры во всякого рода богов и такое вполне могло быть. Помещение, в которое нас пригласили, оказалось с каменными стенами и деревянным потолком… скорее, крышей. Однако, наличие земляного пола стало неприятной неожиданностью: не думаю, что в таком здании жить очень комфортно. Зато стол для дорогого гостя уже был накрыт и просто ломился от разного рода яств.

За спиной хозяина расположились два добрых молодца из тех, что "кровь с молоком". У обоих на поясах – медные кинжалы. На ногах сандалии, а на теле одежда, состоящая из полотняной юбки и шкуры на плечах. На одном тигровая, а на втором – леопардовая. Парни явно уважаемые. Оба бородатые и на юношей никак не похожи. Кроме того, на них ещё и множество медных блях понавешано. Или пряжек?

А мы оба босые и в набедренных повязках. Плюс платок на голове. К тому же, в руках у нас те самые приснопамятные палки, которыми пришлось отбиваться от бандитов. Приходится держать их обеими руками. Поставь их прямо – верхний конец упрётся в потолок, ведь они где-то под три метра длиной, отчего в этот невысокий дом и не помещаются. Вот наискосок только и вошли между полом и крышей. Оттого я и решил, что больше как на ритуальную стражу мы и не тянем: мало того, что возраст не тот (что может молодой неуч противопоставить опытному бойцу?), так и в столь стеснённых условиях от нашего оружия проку почти не будет. Развернуться банально негде.

Тем не менее, общению основных персонажей образовавшейся мизансцены это ничуть не помешало. Наш вожак представил новеньких. Ведь лучше, если люди знают друг друга в лицо. А потом начался торг. В разговоре обоих негоциантов встречалось много знакомых мне слов, но бывали и непонятные моменты. Тем не менее, обе стороны жаловались и на трудности с доставкой сюда зерна, и на цены, которые ломят за медь мастера. Всё это отлично шло под мясо и пиво. Мне показалось, что участников сего действа очень занимал сам процесс переговоров, который вёлся неторопливо и обстоятельно с кучей вежливых слов и обоюдными уверениями в уважении.

Что же касается сути затронутых вопросов – в ход пошли аргументы вроде того, что зерно нового урожая ещё не убрано с полей, а кушать людям всё равно нужно. Наш кормщик упирал именно на это, пытаясь поднять значимость привезённого нами товара. Ведь он здесь именно зерно и продаёт. А покупатель утверждал, что запасы прошлогоднего хлеба у местных жителей вполне достаточные, чтобы не голодать. Но цену прибавил. Однако, потом засомневался: не заплесневел ли привезённый товар? Не подмок ли?

Пошли проверять и открыли наугад три мешка. Зерно оказалось хорошим, так что покупателю сбросить цену не удалось. А считали её в весе меди. Здешних единиц мер я, естественно, не знал, но сообразил, что металла нам дадут раз в двадцать – двадцать пять меньше по весу, чем мы доставили пшеницы. Почему такая количественная разница в оценке? Так я и числительных тутошних не ведаю, а они явно с каким-то подвывертом.

Но на уплату медью не согласился уже наш командир. Пожелал взять камнями. Теми, из которых эту медь выплавляют. Дальше начался торг о цене руды и её качестве. Признаться, эта сцена с восточного базара столько раз описанная в литературе и запечатлённая в кинематографе, начала пролетать мимо моего внимания – мозг привычно отключился от осмысления бесполезной информации.

Высокие договаривающиеся стороны сошлись на том, что в обмен на привезённое зерно мы получим равное по весу количество медной руды. И в придачу – самоцветный камень для нашего храма. Камень хозяин дома выдал немедленно – бесцветный и прозрачный, он выглядел как старательно отполированная стекляшка. Размер – приблизительно со среднюю фалангу мизинца. Этакий столбик шестигранного сечения.

На мой взгляд – бесполезная ерундовина. Но Сит – наш кормщик – был доволен. Это выглядело как оказание уважения к нашему богу. Сами же мы подарили золотую бляху с рельефным изображением льва – это был ответный знак уважения к местному богу. К божествам, которые позднее сочтут языческими, в эти времена люди относились весьма почтительно.

Вечером я пристал к Ситу с расспросами насчёт единиц веса и мне внятно растолковали, что шестьдесят сиков составляют одну ману, а шестьдесят ман – один билту. Ману даже позволили подержать в руке. Она оказалась камнем с вырезанной на одной из поверхностей картинкой-пиктограммой, весом где-то в районе полукилограмма.

Тогда билту вытягивает килограммов на тридцать – а это вес каждого из наших мешков с зерном. Учитывая, что мешков мы привезли сто двадцать, получается, что труды экипажа из семи человек позволили доставить сюда три и шесть десятых тонны хлеба – мы сработали за один грузовик, проведя в дороге около полутора месяцев. И это в один конец. Да уж, уровнем грузоперевозок двадцать первого века здесь и не пахло: там один дальнобойщик мог перевезти в несколько раз больше. Но, как говорится, "чем богаты – тем и рады"