Переход промышленности на военные рельсы прошёл у нас легко и непринуждённо: староста сказал – "надо", а народ ответил – "есть". Проколы начались по ходу боевых действий: плохо обученная и не прошедшая слаживания армия мало, что могла противопоставить гораздо более обученному противнику. К тому же, была весьма малочисленна. Да и командир (то есть я) оказался не на высоте. Но, по порядку.
Малец на самом быстром из наших ослов примчался с воплем:
– Едут, едут!
Про то, кто, откуда и сколько – пришлось расспрашивать его целенаправленно. А что он знает? Видел, что на сигнальной вышке подняли конус остриём вверх. Видел он это с главного острова, а вышка находится на отстоящем от него островке поменьше. Тем не менее, мы забили тревогу, объявили сбор армии, приступили к эвакуации женщин и детей и выслали боевой корабль навстречу предполагаемому агрессору.
В момент, когда многие находятся в рейсах, под боевые знамёна встали целых тридцать мужчин-копейщиков и двадцать женщин и девок, которые не на сносях и не заняты на других работах. Это арбалетчицы. Ещё двенадцать мужчин – гребцы на нашем деревянном "броненосце". Да плюс шесть арбалетчиц, составляющих артиллерийскую прислугу двух станковых арбалетов, установленных на палубе под прикрытием деревянных щитов.
Куда подевались мальчишки-подростки, которых обычно невозможно удержать от решительных шагов? Так и сейчас их никто не удержал – они среди мужчин. А те, что не вышли ростом – среди арбалетчиков.
Пока мы собирались и выдвигались, четыре неуклюжих тростниковых судна вошли в проливы на севере острова и приблизились к пристаням, где обычно причаливали приезжие и проезжие. Уже позднее выяснилось, что материковый Шумер прислал против нас около двухсот копейщиков-щитоносцев. А сейчас было видно, как обогнувший северную оконечность острова дильмунский "крейсер" сближается с последним из тростниковой четвёрки. Осушил вёсла, оттабанил, замерев в считанных метрах от цели, и окатил неприятеля струёй пламени, как из паяльной лампы. Это опаливание продолжалось с минуту – тростник успел прогреться, и палуба заполыхала местами, а местами начала тлеть. Обожжённые бойцы посыпались в воду с противоположного борта, спасаясь вплавь и побросав оружие.
"Крейсер" обогнул дымящееся судно и, активно работая вёслами, прямо по головам плывущих двинулся к пристаням, где уже завершалась высадка основного контингента экспедиционного корпуса. К этому моменту и основная часть нашего войска прибыла сюда же торопливым пешим маршем. Бойцы уверенно выстроились стеной, сомкнули легионерские щиты-скутумы и, направив на неприятеля копья, начали плавный разбег, чтобы нанести решающий удар по пока не организованной толпе.
В полной мере этот замысел не удался: кого-то мы смяли, кого-то закололи, но шумерцы успели повернуться к нам лицами и тоже выставить и копья, и щиты. И их было больше. К счастью, в этот момент дело до неуправляемой рубки не дошло: послушные команде дильмунцы сделали шаг назад. Надо было разорвать дистанцию, чтобы дать возможность девчатам пострелять из арбалетов, что немыслимо в условиях свалки, когда неизвестно, в кого угодит болт.
Стена наших щитов пятилась, ощетинившись копьями. А от кораблей накатывала волна нападающих, обтекая фланги, отчего крайние в нашей шеренге отходили, вынужденно загибая фронт. Мы удержали строй, собравшись в кольцо, но копья к этому моменту оказались утеряны – пошла рубка. Женщины с арбалетами попросту убежали и начали обстрел атакующих в незащищённые спины. Нам, отбивающимся в центре этой свалки, пришлось несладко, несмотря на то, что отмахивались мы кавалерийскими шашками, которые куда длиннее медных и бронзовых кинжалов континентальных шумерцев.
Нас бы всех положили, задавив массой, если бы не атака "береговых людей" – местных парней, которые кормились, обслуживая заходящие сюда корабли. Они приняли нашу сторону и с дрекольем в руках заступились за соседей. Пусть и не сразу: поначалу держались в сторонке, пока из них не собралась немаленькая толпа безучастных зрителей. Но потом кто-то бросил клич и толпа кинулась в схватку.
Наш "крейсер" тоже причалил. Его экипаж немедленно подключился к резне. И хотя народу у нас было немного, одновременное нападение с фронта, с фланга и с тыла заставило противника запаниковать. Доселе не бывавшие в столь сложной ситуации воины растерялись: опыта подобных сражений не было и у них. В конечном счёте, враг совершил кучу ошибок, которые и позволили одержать над ним верх. В общем, мы победили и почти всем личным составом поступили в распоряжение санитарок и медсестричек: панцири, наручи и поножи, конечно, уберегают от многих ударов, но идеальной защиты не дают.
Одиннадцать человек из наших пришлось впоследствии похоронить. Об усопших врагах и их имуществе позаботились береговые.
Я лежал под наркозом и смотрел, как подросшая Юи зашивает мне резаную рану на плече. Недолго смотрел – препарат из опиума отправил сознание в царство грёз. Так что боли я практически не почувствовал.
Время сейчас такое: царь ты или верховный жрец – твоё место на поле боя, а не в шатре на господствующей высотке. Наш старейшина (он же энси храма Дианы) стонал на соседней подстилке – из него доставали наконечник копья, пробивший и щит, и панцирь. Сейчас в селениях общины верховодят подростки, считающие себя взрослыми. Хорошо, хоть по старой привычке спрашивающие совета у мам. Мам-воительниц, между прочим. Ни для кого не секрет, что решающие потери неприятелю нанесли арбалетные болты, выпускаемые с малых (буквально пистолетных) дистанций.
Ещё у нас погибли две женщины. Не успели убежать в нужный момент, а панцири не удержали удара. Из чего панцири? Да из того же, из чего и остальная защитная амуниция – из кожанно-деревянного композита. Не нашлось у нас достаточного количества металла, поэтому все элементы воинского облачения выклеили из колотого шпона между двух слоёв бычьей кожи. Клеев у нас три вида: копытный, казеиновый и рыбий. Ни один из них не водостойкий, но в случае дождя даже шлемы не размокнут, не говоря о щитах, потому что покрашены. Да не той масляной краской, которую в своё время растёрла Тияна на масле, а на олифе. Вспомнил о том, что в неё превращается растительное масло после сильного нагревания. Даже признак достаточного нагрева вспомнил: когда опущенное в масло перо скукоживается. Слышал об этом когда-то от бабушки, которая родом аж из девятнадцатого века. В революцию была уже многодетной (по нашим представлениям) матерью. Так что точно знает. Практика это блестяще подтвердила.
Доспехи получились достаточно прочными. Кто же предполагал, что среди нападающих найдутся такие здоровяки?!
Раны мои оказались не слишком тяжкими – всё-таки привычка тела к дракам позволила увернуться от большинства ударов. Да и Хап отделался лишь ссадинами – тоже вёрткий. Теперь он придерживал моё вялое от наркоза тело, ведя обратно на поле боя: нужно осмотреть тела и, если хоть кто-то уцелел, провести допрос.
"Береговые" уже обчистили тела мёртвых налётчиков и теперь перевязывали раненых, которых собрали в одном месте. Отдельной группой смотрелись связанные пленники, не получившие заметных повреждений – мы поубивали далеко не всех. Уже выяснилось, что прибыли они из Эреду, собранные и направленные тамошним эном – нашим недавним гостем, занявшим свой высокий пост после погребения предшественника.
Правильно сработала у меня чуйка.
Подошёл Пато, командовавший в этом бою "крейсером":
– После первой вашей атаки целая толпа убежала в сторону старых погребений, – сказал он сразу, как приблизился. – Думаю, сидят где-то и дрожат от страха. Небось, молятся своему Энки о ниспослании спасения. Я попросил береговых не разбирать один из кораблей – пусть вернутся домой и расскажут, что здешняя богиня Диана ничуть не рада тем, кто желает недоброго живущим тут людям.
– Мне нравится ход твоих мыслей – произнесла Тияна, соскакивая с повозки. – Заберу пару трупов для вскрытия, – "объяснила" она в ответ на мой заинтересованный взгляд. – Уроки-то без наглядных пособий вести неудобно. А свои не каждый год умирают. Так пусть чужие хоть какую-то пользу принесут.
Ну да – вскрытие усопшего перед погребением здесь считается священным обрядом по подготовке покойного к вступлению в загробный мир.
– Просто чудо, что нас не вырезали под корень, – выдал я мысль, которая не давала мне покоя. – Систему обороны нужно менять в корне. Усиливать боевую подготовку, строить второй "крейсер" и не у берега его держать, а пусть патрулирует и опрашивает все встречные суда: куда идут, что везут и всё такое прочее. Чтобы армейские транспорты сжигать ещё на подходе, – да, я часто вынужден пользоваться терминологией своей эпохи, потому что в этой подобная не сформировалась.
– На вышке подняли сигнал – шар, – заметил Хап. Кто-то из наших возвращается.
А меня снова развезло от последствий наркоза. Какой-то он несовершенный. В голову полезли воспоминания, совершенно неуместные в настоящий момент. И мысли о необходимости увеличения численности армии. Вопрос в том, где набрать людей? Наших общинников и тех, кто по разным причинам влился в наши ряды относительно немного. Надо будет пересчитать на досуге. Население острова нам симпатизирует, что проявилось в действиях береговых людей. Здесь, на северной оконечности люди живут гуще, чем в других местах. А мы их даже не вооружили, не говоря о том, чтобы дать хотя бы начальную военную подготовку. А ведь их дети посещают нашу школу, сами они пользуются медицинской помощью, даже заглядывают в недостроенный храм – приносят глиняные статуэтки, чтобы те за них молились, пока они вкалывают. Это вообще широко распространённая практика отправления религиозного культа здесь в Шумере.
И статуэтки эти мы сами обжигаем для них совершенно бесплатно. А за службу можем даже платить, потому что наштамповать "кожанчиков" способны сколько угодно. Они хорошо расходятся что здесь, на острове, что на материке. Как ни крути, пора создавать регулярную армию. И начинать вести разведку в стане вероятного противника.
В этом разрезе мысль отпустить налётчиков представляется мне несвоевременной – у нас не хватает рук на великой стройке – храм Дианы всё так же, как и раньше, остаётся в пределах нулевого уровня. А это непорядок. С этим нужно что-то делать.
– Пато! Скажи береговым, чтобы растаскивали на тростник все корабли. Пленных мы поработим и припашем на стройке. Непедагогично отпускать провинившихся без наказания. И не на три года припашем, как диктуют шумерские традиции, а пока первый этаж не завершат.
Те из налётчиков, кому удалось доплыть до берега, сходились к деревушке местных жителей, где тутошний староста доходчиво втолковывал им особенности текущего момента и объяснял, как правильно себя вести, чтобы не прогневить грозную богиню, осерчавшую на напавших. Наши санитарки, закончив обрабатывать своих раненых, переключились на "приезжих". Со стороны захоронений подошёл сторож:
– Эти, которые сбежали, просят узнать, что с ними дальше будет?
– Три года исправительных работ, вот что с ними будет, – включился я. – Так и передай. Да предупреди, чтобы не шалили, а то, не приведи Диана, поумирают от колик в животе. Она и без того в гневе, за пораненных прихожан.
– Пи-ить! – отошёл от наркоза лежащий неподалеку староста.
– Нельзя, – осадила его сидящая рядом Юи. – Проникающее в живот, это очень серьёзно, – она смочила губы раненого влажной тряпочкой. – Придётся потерпеть.
– Он умрёт? – бестактно поинтересовался так и не ушедший кладбищенский сторож.
– Не сегодня, – отрезала Юи.
– Так ты ступай, любезный, – напомнил я человеку о порученной ему миссии. – Да не трясись! Ты же не просто так, а волю богини передаёшь. Волю, услышанную сразу от трёх её жрецов.
– Какую волю? – удивилась Тияна, поравнявшаяся с нами. Она вела ослика, запряженного в арбу с двумя телами.
– О порабощении оставшихся в живых налётчиков, пока они твой храм не достроят, – попытался я пожать плечами, но не преуспел: стало больно. Значит, наркоз уже отошёл, хотя в голове всё ещё как-то мутновато.