В сарае достаточно быстро собрали очередной корпус для лодки. Тут у нас в ходу определённая стандартизация, отчего детали делаются по не раз выверенным образцам: люди просто повторяют давно знакомые операции и ничуть при этом не затрудняются – дело-то знакомое.
Получившиеся два одинаковых судёнышка мы спустили на воду и связали, снова создав катамаран, но на каркасах не из составных палок, а из сплошных реек. Это сооружение просто обязано быть прочным. Всё обтянуто бычьей кожей, пропитано воском – залюбуешься. Мачту поставили чётко посерёдке, да не маленькую, а шестиметровую. Ванты её закрепили в окончаниях корпусов – нос у нас ничем не отличается от кормы. Вернее, не отличался, пока на корме не был установлен руль – посередине между корпусами на поперечной балке приладили уключину для длинного весла, которым можно действовать стоя на мостике, переброшенном с корпуса на корпус. Мечты мои о "цивилизованном" руле, о медном шарнире и румпеле так и остались неосуществлёнными. Всё закончилось деревянным макетом, который я вырезал. Здешние литейщики не взялись сделать такое, а мне разводить целую канитель рядом с посёлком откровенно не хотелось. Не с руки прилюдно проявлять ещё и этот "талант" – запрягут ведь во вредное производство!
Новый катамаран очень похож на предыдущий вариант, но при взгляде на него не ноет от тревоги сердце – не развалится ли? Отлично идёт на вёслах. Вернее, на весле: мы с Хапом по очереди гребём одним, опуская лопасть в промежуток между корпусами. Под парусом же резвости даже прибавилось – его полотнище теперь заметно больше. Но проблема бокового сноса никуда не делась.
Если спросите, почему я не приделал кили к корпусам, отвечу: лодка обтянута кожей поверх каркаса. Чтобы прикрепить что-нибудь к днищу, надо эту кожу проткнуть. А того, чем закрепить внизу продольный брусок хотя бы в полторы ладони шириной, попросту нет. Не делают здесь длинных гвоздей или болтов. Коротких, впрочем, тоже. Основной крепёж этой эпохи – верёвочный бандаж. В нашем случае чаще из суровых ниток. Даже перо рулевого весла пришлось сшивать верёвкой, просмоленной битумом. И бандажами крепить к оси. Это потому, что не прихватили мы с Карана достаточно толстого бревна.
Чуть больше выдумки можно приметить в конструкции тутошних тележек и колёс к ним, но ничего, рассчитанного на водонепроницаемость, в этих повозках нет.
К тому же у меня как-то ничего толкового и оригинального не придумалось. Поэтому бороться с боковым сносом придётся проверенным способом – увеличивая загруженность судна, чтобы корпуса хорошенько погрузились в воду.
И вот, додумывая эту мысль, я вдруг вспомнил картинку из детской энциклопедии, которую видел ещё будучи школьником. Там был изображён катамаран, сделанный так, будто обычное судно разрезали вдоль оси вертикальной плоскостью, а потом слепили выпуклыми сторонами друг к другу. Снаружи при этом остались две параллельные плоскости. Такой вот выверт чьей-то фантазии. Позднее ничего похожего мне не встречалось.
Ума не приложу, для чего подобное могло понадобиться, потому что то судно выглядело моторным, но вот прямо сейчас понимаю – это же как раз и направлено против поперечного сноса – наружные борта выполняют работу боковых поверхностей киля. И ничего, что они разнесены на несколько метров и разделены водным пространством – всё равно будут работать на выдерживание курса.
Пока работники не начали делать следующую лодку, я выполнил для них новый комплект "чертежей" прямо на полу сарая в натуральную величину. На совсем плоский наружный борт не решился, но вдвое уменьшил его выпуклость. Не на локоть отодвинул от оси, а на пол-локтя. Другую же сторону на эти самые пол-локтя выпятил. Получилась лодка с одной надутой щекой и с одной не надутой.
Староста в это время собирал из наших общинников команду в поездку на всё тот же Каран. За лесом, воском и кожами: у него в голове явно засела целая кораблестроительная программа. Так что на первых порах моё смелое решение никто не оспаривал – оно не попало в фокус внимания. А потом, когда дело пошло, останавливать работу было уже поздно. Традиционный катамаран под управлением "брата" ушёл в дальнее плавание. А староста, зайдя в сарай, "похлопал крыльями", глядя на затеянное непотребство. Но как-то оно без особого напряжения рассосалось, едва я "признался", что увидел это во сне.
Так что стройка продолжалась, когда ко мне пришёл человек из храма. Почему не позвал к себе? Так понимает, что тащить кучу глиняных табличек ни к чему. Тем более, что разговор он завёл учёный. С одной стороны, буквенная письменность ему очень нравится: точно передаёт смысл и не заставляет размышлять над значением рисуночков. С другой – тексты получаются уж очень большими в том смысле, что занимают много места. Маловато информации вмещается на одну табличку.
Я к этому времени сделал для наших грамотеев рамку, чтобы все таблички получались одинаковых размеров и совпадали по толщине. В ней и формовались "писчие листы" с соотношением сторон три к двум. Три по вертикали. А ещё эти "листы" "разлиновывались" другой доской со шпенёчками, которые накалывали по шесть чуть заметных углублений, обозначая границы каждого знакоместа. Очень чёткими получались размещённые в них буквы. Ровными рядами и колонками, где каждая чёрточка расположена строго на своём месте. Ну так писанина на то и писанина, чтобы её было легко понимать.
Естественно – такое дело, как письменность, заинтересовало тех, кто пишет. Нынче это, в основном, жрецы. Но им хочется, чтобы значок выражал не отдельный звук, а целое слово. Или даже понятие.
В моём алфавите задействовано одиннадцать чёрточек, каждая из которых может присутствовать или отсутствовать. То есть имеет два состояния – "есть" или "нет". Таким образом возможны два в одиннадцатой степени комбинаций – это около двух тысяч "слов". В буквах, цифрах, математических знаках и служебных символах задействовано менее сотни этих значков-комбинаций. Оставшиеся почти две тысячи знаков – уже неплохой простор для создания подобия иероглифов. Но этих чёрточек нетрудно и добавить в пределы тех же границ. Две горизонтальные между уже существующих помещаются без ухудшения читаемости. То есть, в один столбик можно расположить не три, а пять горизонтальных "палочек". И между вертикальными хорошо становятся ещё две вертикальные одна над другой. Тогда запас возможных знаков расширяется до двух в пятнадцатой степени – это уже около тридцати тысяч "слов".
Идею гость уловил не сразу, но я у него на глазах "нарисовал" глагол "идти" – нижнюю часть буквы "К". И глагол "держать" – верхнюю часть той же буквы. Слово "жрец" нарисовал тремя вертикальными палочками в верхнем квадратике, а слово "корзина" тоже тремя вертикальными, но в нижнем. Во взоре посетителя засветилось понимание, а пара наших юных грамотеев принялась составлять словарик – они у меня ребята хваткие.
К вечеру на солнышко выставили несколько готовых "страниц" – пусть сохнут. Не знаю, приживётся эта система письма или не приживётся. Да и лично меня это совершенно не колышет. Главное – буквы уже в обиходе, да и цифрами люди пользуются. У меня вообще совсем другие волнения: сегодня гнут шпангоуты. Гнут по значительно меньшему радиусу, чем раньше, потому что перегиб у днища должен быть более резким.
Не лопнут ли рейки!? Всегда волнуюсь за них. Несмотря на то, что собственными глазами видел довольно круто изогнутые детали венских стульев. Мы же до сего дня практиковали изгиб по радиусу в один локоть, а тут придётся сгибать намного резче.
Опытные работники, заученные операции, спокойное время, когда на полях растут и вызревают зерновые. Две несимметричные лодки потихоньку собрали и обтянули теми же бычьими кожами. Спустили на воду и связали в катамаран. Рулевое весло, парус – всё было подготовлено вовремя. Сразу и ходовые испытания провели. Действительно, мои ожидания оправдались – дрейф от бокового ветра сильно уменьшился даже при отсутствии груза. Как раз с Карана вернулся Хап со товарищи. Отвезли зерно, привезли много дармовых жердей и брёвен. Воска и бычьих шкур, насколько хватило платёжеспособности, и буквально пару мин того самого сплава, который я считаю настоящей хорошей бронзой. К оснащению верфи прибавились два приличных ножа, отлитые здешними кузнецами. Понятно, что после отливки оба прошли заточку на камне.
"Брат" искренне порадовался новому катамарану. Он теперь очень уважаемый человек – самостоятельный судоводитель. Речной капитан. А его проверенное в походе судно староста продал, потому что имеется новое, значительно лучше. Оно, кстати, оказалось несколько грузоподъёмней, чем его предшественник – так уж сыграла односторонняя полнота корпусов, что объём каждого возрос.
Простые расчёты показывают, что ходить на восток – северо-восток достаточно выгодно. Путь значительно ближе, чем в верховья Евфрата. За один сезон дважды обернулись. Могли бы и трижды, если бы не ожидание в первой поездке. Каждый такой рейс позволяет построить два судна из привезённого дармового леса. Продажа даже одного из них приносит немалые деньги.
Казалось бы – наклёвывается очевидный бизнес-план. Но не очень хочется становиться на стационарную орбиту и день за днём заниматься одним и тем же. У меня имеются собственные желания. Надо только позаботиться, чтобы староста считал их своими. С другой стороны, пока не вполне понятна мера хозяйственной независимости общины от "пожеланий" жрецов.
Эта группа лиц религиозной национальности консолидировалась, собирая и сохраняя знания. Но для того, чтобы эти знания собирать и сохранять, им нужно было есть и пить, да и других житейских радостей не чураться. Обеспечить себе подобные блага можно, если убедить хлебопашцев и мастеровых добровольно передавать нажитое непосильным трудом в закрома храма – на прокормление бога. И тех, кто доносит до людей его волю.
Налицо откровенное лукавство священнослужителей. Лукавство, без которого не соберёшь народ на рытьё каналов и канав – на массовые ирригационные работы, благодаря которым удаётся выращивать неплохие урожаи.
Кстати! Уборочная на носу, потом земляные работы на ирригационных сооружениях до самых дождей, а там посевная и подъем воды в реке – я уже уловил ритм здешней жизни. Жизни, организованной лукавыми жрецами. За дождливый период наши мастера построят ещё две лодки и свяжут их в очередной катамаран, который староста мигом продаст. Второй из них будет достроен в разгар половодья, и тоже реализован храму. У меня сложилось впечатление, будто наша община трудится по госзаказу, обеспечивая транспортом тутошних тамкаров.
То есть круг, в который замкнётся моя жизнь, уже складывается. Это не очень хорошо, потому что сложившаяся здесь система вовлекает меня в своё ритмичное функционирование, подчиняя повседневным интересам. Мне же хочется изменений к лучшему. Ведь подсознательно я стремлюсь к той жизни, которую знаю смолоду. К комфорту и обеспеченности удобствами, недостижимыми на этом этапе развития общества.
Невольно в голове начинают копошиться "крамольные" мысли. Нет, не о революции – переделывать всё общество у меня пупок развяжется. Мне нужна независимость личного плана. Развязанные руки. Возможность делать то, чего я сам захочу. Уйти от людей и жить отшельником – не вариант. В одиночку нынче долго не продержишься. Разве что на необитаемом острове, питаясь рыбой и забывая человеческую речь.
Нужна своя команда – люди, на которых можно положиться. И первая кандидатура – "брат". Он верит в мою "поцелованность богом" и очень быстро схватывает новое, буквально на ходу подхватывая всё, что приметил у меня. Конечно, он будет не один, а в паре с моей сестрицей Нэми, на которой уже женился – для молодых построили девятую хижину в общинном посёлке.
Тияна тоже примкнёт к нам просто потому, что сама такая же, как я. Ещё хочется привлечь одного из грамотеев – среднего сына старосты. А он потянет за собой мою младшую сестру. Они пока совсем ещё дети, но приязнь между ними уже заметна. Среди других общинников тоже есть славные парни, так что стоит присмотреться. И лучше всего сделать это в дороге. Тем более, что староста уже поторапливает со сборами. Ему нужны материалы для новых лодок, а мне хочется проникнуть за пороги на реке Каран. Ведь там тоже есть водный путь, которым приходят сверху продавцы меди. Да и не одни они. Чисто по логике там, ближе к горам, металл должен быть дешевле, а продаваемое нами зерно – дороже.
Кроме того, меня серьёзно интересует инструментальный металл – та самая бронза, получившаяся у неизвестного плавильщика из руды непонятного состава. Насколько я помню географию, живёт этот парень в тех самых горах, где согласно записанной Геродотом легенде через многие тысячелетия вырастет в семье пастуха Кир-великий – создатель персидского государства, по сей день существующего под названием Иран.