Вот стою, держу весло...

Глава 15. Деревянные гвозди

Крепёж, который мы применили для большой лодки, продолжал тревожить меня своей ненадёжностью при возникновении нагрузки на корпус изнутри. Откуда им взяться, этим нагрузкам? Да хотя бы из-за давления груза на днище. Можно придумать и другие варианты, но достаточно и этого. Вероятность возникновения силы, направленной на вырывание шкантов, существует. Следовательно, наше судёнышко имеет все шансы сломаться по дороге. Какое уж тут спокойствие?!

Между тем в моей памяти крутится мысль о том, что корабли собирали и с применением деревянных гвоздей. Но как? Допустим, с одной стороны можно сделать шляпку. Но с противоположной-то деревянный стержень останется цилиндрическим и ничем за окружающее его "мясо" не зацепится. Он не из металла, поэтому и не может быть забит, раздвигая волокна своим острием. Его не зажмет окружающая древесина.

Теоретически, можно подобрать диаметры отверстия и шканта так, чтобы посадка стала очень тугой, и мы стараемся это делать, но степень "тугости" самопроизвольно варьируется из-за разброса размеров. У нас токарный станок цельнодеревянный и не особо точный, а отверстия получаются не идеально одинаковыми из-за примитивности сверловочного инструмента. И давать серьёзный "натяг" при индивидуальном подборе боязно – недолго и доску расколоть, если захлестать шкант со всей дури.

И тут я вспомнил про клин, которым закрепляют топорище в топоре. Его очень легко применить к наружному окончанию шканта – просто забить после того, как стержень уже загнан. Но его же можно забить и в глубине глухого отверстия, приладив заранее к нужному месту: вставив острым концом в неглубокий запил и захлестав шкант так, чтобы хвост клина упёрся в дно отверстия, вынужденно войдя в деревянный стержень при его забивании и расперев дальнюю оконечность этого крепления. И чтобы не расколоть доску, распор надо направить вдоль волокон скрепляемых деталей, а не поперёк. Это несложно, если знаешь и заранее прицеливаешься.

Для начала потренировался "на кошечках", хорошенько выверив размеры клинышка – а он маленький. Глубины отверстий, требования к обработке их дна, длины самих шкантов и прочие мелочи, без которых получалось криво или не получалось совсем.

Как только завершились работы по приведению в порядок ирригационных сооружений Урука, мужчины собрались в лодочном сарае и получили исчерпывающий инструктаж с демонстрацией и тренировками, после чего мы разобрали то, что успели настроить на большом судне, и собрали снова, но уже накрепко. Хорошо, что из-за занятости успели нагромоздить относительно немного.

Завершив центральную часть днища, согнули и установили шпангоуты, чтобы обозначить загиб бортов – ширина у нас в планируемые четыре локтя или два метра не поместилась, а разрослась в центральной части почти до семи локтей, то есть трёх с половиной метров.

В корме пришлось оборудовать место для крепления настоящего руля, отчего задняя часть судна стала полнее – в ряде случаев нас вели свойства применяемого материала, внося изменения в конструкторский замысел. Да и изъяны самого замысла проявляли себя по мере сборки кораблика, вынуждая находить не предусмотренные заранее решения.

За стенами строений стало мокро и довольно прохладно, отчего люди потянулись туда, где не дует и много интересного. Умелых рук и опытных помощников стало достаточно. При этом настроение у людей оказалось на подъёме – второй урожай не так уж сильно уступил первому – общину ждала сытая жизнь до самого весеннего сева. Все дружно расслабились и с удовольствием занялись лёгким трудом – судостроением.

В этот период до старосты дошло, как правильно применять умения Тияны. То есть, они с ней немного поспорили, но пришли к одному и тому же выводу. Потом были наняты горожане, занимавшиеся строительством тростниковых кораблей. Эти парни возвели "сарай" из поставленных одна к одной арок из бунтов тростника. То есть из толстых, в полтора обхвата колбас, профессионально увязанных прочными верёвками.

Просторное длинное помещение, в котором не сквозило и хорошо сохранялось тепло, стало использоваться в качестве лазарета, где принимались нуждающиеся в лечении соседи. Чаще всего с разного рода нагноениями после травм. Но однажды наша работница скальпеля и зажима вырезала аппендицит – ассистировать пришлось мне. Остальной контингент не был готов к созерцанию человеческих внутренностей, да и мне пришлось несладко.

Здешний народ вообще-то довольно крепкий, потому что каждый с детства прошёл неслабый отбор на сопротивляемость организма далёким от идеальных условиям существования, но даже с самыми отъявленными крепышами всякое может случиться. В данном случае Тияна в значительной мере действовала по наитию – она этого в институте не проходила и обо многом имела представление только понаслышке. Но рискнула, а потом выхаживала пациента почти две недели. Тем не менее, парень выжил и даже вернулся домой.

В чём здесь была выгода для старосты? А он договаривался с руководителями соседних общин о поставках продуктов для пропитания страждущих. Особо много не драл, но полученного хватало не только пациентам, но и своим общинникам. В меню постоянно был козий сыр и иногда появлялась свинина, хотя ни коз, ни свиней мы не держим.

Однажды нашу медичку даже вызывали к верховному жрецу – его должность называется "Эн". Вот прям будто первый слог из имён двух самых известных и могучих тутошних богов – Энлиля и Энки. Диагноз Тияна поставила достаточно уверенно – цирроз печени. Этот верховный не пил ничего, кроме пива из фиников. А оно крепче, чем ячменное, хотя и вкуснее. Теперь наш эн будет пить только травы, заваренные по рецептам долговязой, или через непродолжительное время предстанет… да не знаю я, пред каким из здешних богов – тут жутко длинный пантеон. Кстати, с простого общинника никто знания таких религиозных тонкостей не спрашивает, а мне достаточно четверых самых поминаемых божеств, функции которых практически не пересекаются.

Корабль мы достроили раньше, чем я предполагал – половодье ещё не началось, а он уже спущен на воду. То есть зимой. Не всё в нём идеально – те же съёмные крышки люков пришлось снабдить кожаными прокладками, чтобы не пропускали воду. Зато под палубой можно выпрямиться, с каждого борта можно усадить по пять гребцов спинами вперёд. Шестиметровая мачта с парусом из суровых ниток площадью в двенадцать квадратных метров. В трюме лежит балласт, но не слишком много. Как раз только, чтобы не лечь на борт при боковом ветре и пустом трюме.

Покупать наше детище жрецы не стали, а зафрахтовали на рейс в верховья Евфрата – немного ближе тех мест, куда мы доходили с Ситом. Загрузили зерна семьсот билту (примерно двадцать одна тонна), отчего судно "присело", оставив чуть больше локтя надводного борта, и на вёслах вышло из канала на простор великой реки. Вторым общинником со мной напросился Куруш. Остальной экипаж – целых десять гребцов, что невероятно много – привёл тамкар Канит. Парни были уже сработавшейся командой, так как раньше гоняли тростниковые корабли.

На реке в это время довольно тихо, так как встречное течение ещё не успело набрать силы. Да и не должно окрепнуть в ближайшее время: если в Шумере моросит, то в горах севернее вполне может идти снег. Парус тянул нас уверенно – не птицей летели, но за вёсла брались далеко не каждый день. По причине пасмурной погоды ночи проводили у берега. Экипаж не мок, укрываясь от дождя под палубой. Куруш блеснил на ходу, отчего рыба к столу подавалась регулярно. Не было по дороге ничего напряжённого, а за сутки мы проходили километров сорок-пятьдесят.

До нужного места добрались примерно через месяц – к этому моменту, следуя руслом Евфрата, сильно отклонились к западу и двигались в пределах видимости возвышенностей меж берегов с заметными откосами. Пристали к берегу недалеко от довольно значительного селения, отстоящего от воды на добрых полкилометра, где и закрепили судно со всем возможным тщанием. Перебросили на сушу сходни и приготовились к разгрузке.

Тамкар как раз привёл погонщиков с ослами, но без тележек – здесь пока пользуются вьюками. Пригнанного транспорта на двадцать одну тонну груза в дальнюю дорогу не хватило, и зерно временно перевезли в селение, где складировали под крышей. А нас с Курушем отпустили, расплатившись серебром.

Любопытный, однако, расклад. Доставленное зерно тамкар и его команда повезут куда-то на запад, где примерно в полутора-двух сотнях километров должно находиться Средиземное море. Это мне и память подсказывает из старых представлений о географии данного района, и местные жители об этом же толкуют. Что за обмен будет проведён где-то в будущей Сирии или что там в этих местах было позднее? Палестина? Ливан?

Нам ничего не сказали. Но вряд ли доставка полученного в обмен товара вызовет затруднения – вниз по реке можно и на плотах спуститься. Только никто не знает, через какое время понадобятся наши услуги. Поэтому мы теперь и не нужны торговому представителю храма. Не намерен он платить за наш простой, вот и отпустил. Но отсюда недалеко до озера Ван – мы преодолели не меньше половины пути до него. А там можно разжиться солью на продажу и содой для стекла. Правда, на особо крупную партию наших средств не хватит. Не хочется оставлять судно и пересаживаться на ослов ради достаточно скромного приобретения.

Так что я крепко призадумался. Эх, нет у меня коммерческой жилки. И идей достойных в голове не шевелится. Одна только мысль – деловой древесины привезти. Даже, если она здесь не даром, то можно и за серебро купить. Вряд ли это обойдётся чересчур дорого.

Мы с Курушем некоторое время бездельничали, сидя в трюме, который здесь и каюта, и камбуз, и всё остальное. Снаружи довольно холодно. Не минус, конечно, но и до жары далеко. А в наших овчинных безрукавках и шерстяных плащах внутри корпуса очень хорошо.

Надежда на то, что явится некто с товаром, требующим перевозки, так и не сбылась, и я отправился в селение просто для того, чтобы осмотреться. Безлюдные улицы, бараны в загонах, мальчишка с охапкой хвороста и никаких признаков общественной активности. Все сидят по домам и ждут лета. Только из одной постройки доносятся какие-то подозрительные звуки, словно там активно работают, не покладая рук.

Зашёл без стука, потому что нет здесь ничего, по чему можно было бы постучать. Это шатёр, у которого только один столб посерёдке, от которого во все концы идут растяжки, удерживающие наклонные стены – некое подобие чума, но без жердей каркаса. Скромный костёр даёт немного света, пользуясь которым бородатый дядечка стучит камнем по камню. Или царапает. А то и молоточком ударит или ещё чем-то поскоблит. Взглянул он на меня и вернулся к своему занятию.

Я поздоровался сначала на шумерском, потом по-персидски – этим языком пользуются по берегам Карана. Еще припомнил, как это делается у людей, живущих на озере Ван – для себя я их называю армянами, ориентируясь по месту пребывания. Меня не поняли, но кивнули приветливо и рукой указали на камни, разложенные по периметру шатра. Красивые камни и очень разные. Жаль, что не помню, как называются, да и не все раньше видел. Стал я их разглядывать. Знаю, что из минералов делают множество украшений на любой вкус, но именно эти пока лишь заготовки или даже просто необработанные находки. А ещё знаю, что здешнего языка не понимаю – в этих краях с местным населением общался тамкар. Так что на лицо, как говорится, явный языковый барьер.

Однако, уходить не стал, внимательно разглядывая собранную хозяином геологическую коллекцию. Мой взгляд привлёк блестящий окатыш – где-то я такие видел. Не в этой жизни, а ещё в своё время. Точно! Гематит! Не знаю почему, но очень узнаваемый камень. Мне такой показывали во время экскурсий по замкам южной Чехии – их находили в тамошних реках. А ещё это железная руда, формула которой – феррум два о три. Потому что другая руда – магнитный железняк – имеет формулу феррум три о четыре. Как-то так уж запомнилось мне из школьного курса химии.

Как выглядит этот железняк – ума не приложу. Зато гематит запомнился. Да, про него много рассказывали о том, какой он магический, да под какие знаки зодиака подходящий. Короче, из-за этой муры его фотографии частенько встречались в рекламных вставках разных сайтов. Вот он и примелькался.

А прямо сейчас я знаю, что нынче в ходу одно только метеоритное железо, которое редкость и ценность почти ювелирного пошиба. Но прямо передо мной находится руда, из которой это самое железо можно выплавить. Как? В точности не знаю, но в совершенстве владею методом проб и ошибок. И отдаю себе отчёт в том, что издревле делали это в печах с применением древесного угля.

Сразу принялся за расспросы о том, где этого добра много, но упёрся всё в тот же языковый барьер – мы друг друга не понимали. Впрочем, хозяин кликнул переводчика – в этих местах и шумерский понимают, потому что тут явно проходит важный торговый путь. Объяснились, одним словом. Насобирают мне этих камней и отдадут по весу пшеницы. Но не сразу, а где-то через месяц. И то лишь потому, что меня устраивают не только блестящие окатыши, но и бесформенные обломки. Но и то идти за ними придётся неблизко, а там ещё и разыскивать. Куда идти? Ага, так они мне и сказали.

Из корабельного припаса мы легко выделили килограммов тридцать пшеницы и внесли полную предоплату, потому что кушать людям нужно прямо сейчас. А тут подошла вереница ослов с тюками пакли и нас зафрахтовали до Ниппура. Заплатить предложили той же паклей, из которой, насколько я понял, прядут суровые нитки. Ниппур отсюда значительно ближе Урука, но это уже шумерский город. К тому же, он расположен на некотором удалении от русла реки и там можно будет отстояться в период паводка. А то нас может и течением утащить при высокой воде, до которой уже осталось недолго.

Мы встали под погрузку.