Воронцов. Перезагрузка. Книга 6

Глава 22

Мужики еще долго любовались готовыми клинками, передавая их из рук в руки и рассматривая узоры на свету. Каждый норовил подержать, покрутить, полюбоваться переливами дамасской стали.

— А теперь что, Егор Андреевич, — спросил Петька, бережно откладывая один из ножей, — рукояти делать будем?

— Конечно, — кивнул я. — Без хорошей рукояти даже самый лучший клинок — это просто кусок железа.

Семён задумчиво почесал бороду:

— А из чего рукояти делать? Из дерева?

— Из дерева, — согласился я, — но не простые. Сейчас покажу.

Илья заинтересованно подался вперед:

— А какое дерево лучше? Дуб? Березу?

— И березу можно, и ольху, — ответил я, направляясь к куче заготовок, лежавших в углу кузницы. — Но делать будем не просто деревянные, а составные.

Мужики переглянулись с любопытством. Петька даже привстал, чтобы лучше видеть, что я буду делать.

Я выбрал кусок березы и кусок ольхи — оба примерно одинакового размера, достаточных для рукояти ножа.

— Смотрите, — сказал я, беря в руки небольшой топорик. — Вот так будем делать.

Начал нарезать тонкие пластинки, толщиной примерно в полпальца. Дерево поддавалось легко, стружка отлетала ровными завитками.

— А зачем так тонко? — не понял Семён.

— Увидишь, — ответил я, продолжая работу.

Когда у меня накопилась небольшая стопка деревянных пластинок, я отложил топорик и подошел к углу, где хранились разные материалы.

— А теперь нам понадобится береста, — сказал я, доставая рулон березовой коры, который мы заготовили еще летом.

— Береста? — удивился Илья. — А зачем она?

— Для красоты, — ответил я, разворачивая кору и выбирая самые ровные куски. — И не только.

Я начал нарезать бересту тонкими полосками, примерно той же толщины, что и деревянные пластинки. Береста была эластичной, приятного золотистого цвета с темными прожилками.

— Теперь вот что будем делать, — объяснил я, раскладывая материалы на верстаке. — Будем чередовать: пластинка березы, полоска бересты, пластинка ольхи, снова береста, и так далее.

Петька наклонился ближе, наблюдая за моими действиями:

— А как это все скрепить?

— Клеем, — ответил я. — Илья, у тебя есть хороший клей?

Илья кивнул:

— Есть, Егор Андреевич. Сам варил. Крепкий получился.

— Отлично. Съезди, привези, — попросил я.

Пока Илья поехал за клеем, я продолжал нарезать материал и объяснять мужикам свою задумку:

— Видите, когда все это склеится и обработается, получится очень красивая рукоять. Дерево разных пород даст разные оттенки, а береста — контрастные полоски. И главное — такая рукоять будет очень прочной.

— А почему прочной? — спросил Семён.

— Потому что волокна дерева будут идти в разных направлениях, — объяснил я. — Где одно дерево может треснуть, другое удержит. А береста вообще очень гибкая и прочная.

Илья вернулся с горшочком клея. Я понюхал — действительно хороший клей, хоть и не эпоксидный, конечно, но для наших целей подойдет.

— Хорошо сварил, — похвалил я. — Теперь начинаем склеивать.

Я взял первый клинок и примерил хвостовик — ту часть, которая будет внутри рукояти.

— Сначала нужно сделать отверстие, — сказал я, беря тонкий нож.

Аккуратно сделал отверстие в центре каждой деревянной пластинки и полоски бересты. Работа требовала точности — отверстия должны были идеально совпадать.

— Вот сейчас первым делом сделаем гарду, — сказал я.

Я взял железную пластину и указал Петру где сделать отверстие — чтоб это была небольшая гарда — перекрестие между клинком и рукоятью.

— А зачем гарда? — спросил Семён.

— Для безопасности, — объяснил я, устанавливая гарду на место. — Чтобы рука не соскользнула на лезвие. И для красоты тоже.

— А теперь самое интересное, — сказал я, открывая горшочек с клеем.

Начал промазывать каждую пластинку клеем и нанизывать на хвостовик клинка. Береза, береста, ольха, снова береста… Полосатая конструкция росла на глазах.

— Ишь ты, какая красота получается! — восхитился Петька, наблюдая за процессом.

Когда все детали были собраны и проклеены, я плотно обмотал рукоять вдоль будущей ручки веревкой, чтобы клей схватился равномерно.

— А теперь ждем, — сказал я, отставляя заготовку. — Пусть сутки постоит, клей как следует схватится.

— А что потом будем делать? — нетерпеливо спросил Петька.

— Потом, будет завтра, — ответил я с загадочной улыбкой.

Мужики переглянулись с любопытством, но я решил пока не раскрывать всех карт. Пусть удивятся завтра.

На следующий день, мы поехали на лесопилку, где меня уже ждали Фёдор с Прохором. Они как раз возились с токарным станком, что-то настраивая.

— Здорово, мужики! — поприветствовал я их. — Как дела? Станок работает?

— Работает, Егор Андреевич, — отозвался Фёдор, вытирая руки тряпкой. — Вот как раз пробовали новую деталь точить.

Я подошел к станку и внимательно его осмотрел. Все было в порядке — пневматический привод работал ровно, патрон крутился без биения.

— Отлично, — сказал я. — Как раз то, что нужно.

— А что делать будем? — спросил Прохор, с любопытством поглядывая на заготовку ножа. Я проверил рукоять — клей схватился крепко, конструкция стала монолитной.

— Рукоять обрабатывать, — ответил я, подходя к станку. — Только сначала нужно кое-что переделать.

Я снял заготовку из полена и начал искать среди камней подходящий. Нашел круглый булыжник — не очень большой, но достаточно твердый, пористый и главное — почти идеально круглый.

— Что это, Егор Андреевич? — удивился Петька, наблюдая за тем, как я устанавливаю камень в патрон.

— Точильный диск, — объяснил я, закрепляя его. — Сейчас увидите, как он работает.

Запустил станок, и камень начал вращаться. Сначала медленно, потом все быстрее. Вскоре он крутился с приличной скоростью, издавая тихий свистящий звук.

— А теперь, — сказал я, беря заготовку, — будем придавать форму.

Осторожно поднес рукоять к вращающемуся камню. Сразу посыпались искры и пыль — камень начал стачивать лишний материал.

— Осторожно, Егор Андреевич! — испугался Семён. — Как бы палец не стесать!

— Не бойся, — ответил я, уверенно направляя рукоять. — Главное — держать крепко и не торопиться.

Медленно, миллиметр за миллиметром, я начал придавать рукояти правильную форму. Сначала убрал лишний материал, сделав общие очертания, потом принялся за детали.

— Смотрите, — говорил я, не прекращая работу, — нужно, чтобы рукоять удобно лежала в руке. Вот здесь, где указательный палец, делаем углубление. А здесь, где большой палец, — небольшой выступ.

Мужики обступили меня плотным кольцом, наблюдая за процессом с неподдельным интересом. При каждом движении рукояти полосы березы, ольхи и бересты создавали красивые узоры.

— Батюшки светы! — воскликнул Илья, когда начал проявляться полосатый рисунок. — Да это же красотища какая!

Действительно, по мере обработки рукоять становилась все красивее. Светлая береза чередовалась с темной ольхой, а золотистые полоски бересты создавали контрастные линии.

— А теперь самое сложное, — сказал я, переходя к финальной стадии. — Нужно сделать так, чтобы рукоять точно повторяла форму руки.

Я примерил заготовку к своей ладони, отметил места, где нужно еще убрать материал, и снова принялся за работу. Точильный камень послушно стачивал лишнее, а рукоять приобретала эргономичную форму.

— Вот так, — приговаривал я, работая, — здесь чуть больше, здесь чуть меньше… Рукоять должна как влитая в руку ложиться.

Петька не выдержал и спросил:

— А откуда вы знаете, Егор Андреевич, какой формы делать?

— Опыт, — коротко ответил я, не отрываясь от работы. — Много разных ножей в руках держал.

Конечно, я не мог рассказать, что видел эргономичные рукояти современных ножей и примерно представлял, как они должны выглядеть.

Через час кропотливой работы рукоять была готова. Я выключил станок и внимательно осмотрел результат.

— Ну как? — спросил я, протягивая нож Петьке.

Тот взял его и несколько раз сжал в руке, проверяя, как лежит.

— Ей-богу, как будто специально под мою руку делали! — восхитился он. — Удобно же как!

— Дай попробовать, — попросил Семён.

И ему нож показался удобным, и Илье, и всем остальным. Рукоять действительно получилась эргономичной — она естественно ложилась в ладонь, не скользила, пальцы сами принимали правильное положение.

— А полоски-то какие красивые! — не уставал удивляться Фёдор. — Как живые!

Действительно, чередование светлого и темного дерева с прослойками бересты создавало очень эффектный рисунок. При изменении угла зрения полоски как будто двигались, создавая оптическую иллюзию.

— А теперь последний штрих, — сказал я, доставая из сумки небольшую банку. — Льняное масло.

— А зачем? — спросил Семён.

— Для защиты и красоты, — объяснил я, открывая банку. — Масло пропитает дерево, защитит от влаги и придаст блеск.

Я опустил рукоять в масло так, чтобы она полностью покрылась жидкостью.

— А долго держать нужно? — спросил Петька.

— Сутки, — ответил я. — Пусть хорошенько пропитается.

— А что потом? — не унимался он.

— Потом достанем, протрем, и будет у нас нож, какого ни у кого нет, — улыбнулся я.

Мужики остались очень довольными увиденным. Каждый хотел попробовать сделать такую же рукоять для своего ножа.

— А можно мне тоже попробовать? — робко спросил Илья.

— Конечно, — разрешил я. — Всех научу. Только сначала посмотрим, что из этого получится.

На следующий день я вернулся на лесопилку рано утром. Мужики уже были на месте — видимо, тоже не терпелось посмотреть на результат.

— Ну что, Егор Андреевич, — нетерпеливо спросил Петька, — время уже прошло?

— Прошло, — кивнул я, подходя к банке с маслом.

Осторожно достал нож за клинок. Рукоять была темной от пропитавшего масла, но уже можно было видеть, что с ней произошло волшебное превращение.

— Дайте тряпку, — попросил я.

Семён подал чистую льняную тряпицу. Я начал аккуратно протирать рукоять, удаляя излишки масла.

— Господи Иисусе! — воскликнул Илья, когда рукоять начала проявляться во всей красе.

Масло не только защитило дерево, но и проявило всю красоту материала. Полоски березы стали кремово-белыми, ольха приобрела благородный коричневый оттенок, а береста заиграла золотистыми переливами. Весь рисунок стал объемным, глубоким.

— Да это же чудеса какие-то! — сказал Фёдор, не в силах оторвать взгляд от рукояти.

— И правда, — согласился Семён. — Такой красоты я отродясь не видел.

Рукоять действительно выглядела потрясающе. Гладкая, словно шелк, с четким контрастным рисунком, она казалась драгоценностью. А в сочетании с дамасским клинком нож выглядел поистине царским.

— А теперь попробуем, как он работает, — сказал я, беря кусок дерева.

Нож резал как бритва. Тонкие стружки отлетали ровными завитками, поверхность среза была идеально гладкой. Рукоять удобно лежала в руке, не скользила, не натирала.

— Ей-богу, такой нож — сокровище! — восхитился Петька. — За такой и правда корову дадут.

— Или две, — добавил я, любуясь результатом.

— А теперь и остальные сделаем? — нетерпеливо спросил Семён.

— Обязательно, — кивнул я. — У нас же еще два клинка есть.

Мы принялись за изготовление рукоятей для остальных ножей. Каждый хотел попробовать свои силы в этом деле. Илья взялся нарезать пластинки, Семён — делать отверстия, Петька — делать гарды.

— Смотрите, Егор Андреевич, — сказал Петька, показывая свою работу, — у меня получается?

Я посмотрел — действительно, рукоять получалась ровная, правильной формы.

— Отлично получается, — похвалил я. — Видно, что руки растут откуда надо, — подколол его я и мужики дружно заржали.

К концу дня у нас были готовы еще две заготовки рукоятей уже с просохшим клеем. Мы опустили их в масло и договорились завтра посмотреть на результат.

— А что, Егор Андреевич, — спросил Семён, когда мы убирали инструменты, — такие ножи и вправду на столько дорогие будут?

Я задумался. С одной стороны, дамасские ножи с красивыми рукоятями действительно могли принести хорошие деньги. С другой — не хотелось, чтобы эта технология стала слишком широко известной.

— Будут, — ответил я наконец. — Но, как я уже говорил, продавать нужно очень осторожно. Такие вещи должны оставаться редкостью.

— А кому продавать? — спросил Илья.

— Богатым купцам, дворянам, — ответил я. — Тем, кто может оценить красоту и качество. И заплатить соответственно.

— А как найти таких покупателей? — не унимался Семён.

— Через Фому, — сказал я. — Он знает, кому что продавать. И умеет цену набить.

Мужики согласно закивали. Фома действительно был отличным торговцем — умел и товар подать, и покупателя найти.

Дома меня ждала Машенька. Она сидела у печи и штопала какую-то одежду при свете лучины.

— Машенька, солнышко, — сказал я, подходя к ней, обнимая и целуя в шейку, — как дела? Как самочувствие?

— Хорошо, Егорушка, — улыбнулась она. — Ричард заходил, проверял. Говорит, все в порядке.

Я присел рядом с ней на лавку:

— А что делаешь?

— Да вот, рубашку твою штопаю, — показала она. — Совсем уж износилась.

Я обнял ее за плечи:

— Не надо штопать. Новую купим. Да и тебе скоро новые платья понадобятся.

Машенька засмеялась:

— Это еще почему?

— Потому что животик расти будет, — ответил я, гладя ее по животу. — И в старые платья не влезешь.

— Ой, Егорушка, — засмущалась она. — До этого еще далеко.

— Не так уж и далеко, — возразил я. — Время быстро пройдет.

Мы еще немного поговорили о домашних делах, а потом Машенька начала расспрашивать меня о работе на лесопилке.

— А что это ты сегодня такой довольный? — спросила она, внимательно вглядываясь в мое лицо.

— Дело хорошее сделали, — ответил я. — Научились ножи красивые делать.

— Ножи? — удивилась она. — А зачем нам столько ножей?

— На продажу, — объяснил я. — Такие ножи дорого стоят. За один хороший нож можно корову купить.

Глаза Машеньки округлились:

— Корову? За один нож?

— Представь себе, — кивнул я. — Потому что это не простые ножи, а особенные. С красивым узором на клинке и рукоятью из разных пород дерева.

— А можно посмотреть? — попросила она.

— Завтра покажу, — пообещал я. — Сегодня они еще в масле лежат.

Машенька довольно кивнула и вернулась к своему рукоделию.

Вечер тихо угасал за окном, в печи потрескивали дрова, Бусинка мурлыкала у ног. Все было спокойно и хорошо в нашем маленьком мире.

Утром следующего дня я решил съездить вместе с Ричардом проведать Петьку — посмотреть, как идет его выздоровление после той операции. Машенька проводила меня до крыльца, укутавшись в теплый платок.

— Егорушка, — сказала она, обнимая меня на прощание, — не задерживайтесь долго. И осторожнее на дороге.

— Не беспокойся, солнышко, — ответил я, целуя ее в лоб. — Быстро съездим и вернемся. Тут же рядом.

Ричард уже сидел в седле, проверяя содержимое своей медицинской сумки.

Дорога до соседней деревни пролетела быстро. Снег под копытами лошадей хрустел и скрипел — морозец все-таки стоял приличный. Ричард ехал молча, время от времени поправляя сбившийся набок медицинский мешок.

На крыльце нас встретила жена Петьки в цветастом платке.

— Барин приехал! — всплеснула она руками, кланяясь в пояс. — Спаситель наш! Проходите, проходите, Петя вас ждет.

Внутри избы было тепло и чисто. Петька лежал на широкой лавке у печи, укрытый толстым одеялом. Увидев нас, он попытался приподняться, но я жестом остановил его.

— Лежи, лежи, — сказал я, подходя ближе. — Как дела? Как самочувствие?

— Много лучше, Егор Андреевич, — ответил парень, и действительно, цвет лица у него был здоровый, глаза ясные. — Уже и встать хочется, да матушка не пускает.

— И правильно делает, — вмешался Ричард, доставая из сумки какие-то инструменты. — Позволь я осмотрю тебя.

Он аккуратно отвернул одеяло и начал проверять швы на груди Петьки. Я наблюдал за его действиями, готовый в любой момент помочь.

— Превосходно, — сказал Ричард через несколько минут. — Швы заживают очень хорошо, воспаления нет. Еще неделя покоя — и можно будет вставать.

— А работать когда можно будет? — нетерпеливо спросил Петька.

— Через месяц, не раньше, — строго ответил Ричард. — И то сначала только легкую работу. Тяжести поднимать нельзя будет еще долго.

Петька расстроенно вздохнул, но спорить не стал. Жена его, стоявшая рядом, благодарно смотрела на нас.

— Спасибо вам, добрые люди, — говорила она, утирая слезы концом платка. — Если бы не вы, не видать бы мне Петеньку живым.

Мы еще немного поговорили с Петькой, Ричард оставил ему какие-то лекарства и дал наставления супруге по уходу. Парень явно шел на поправку — это было видно невооруженным глазом.

— Ну что, — сказал я, когда мы собрались уезжать, — поправляйся быстрее.

— Обязательно поправлюсь, Егор Андреевич! — пообещал Петька. — Спасибо вам!

Мы попрощались и вышли на улицу. Ричард выглядел довольным — видимо, успех операции радовал его не меньше моего.

— Отличная работа, — сказал я, когда мы сели на лошадей. — Парень поправится полностью.

— Да, — кивнул Ричард. — Ваш эфир и современные методы сделали свое дело. В обычных условиях с такими травмами, человека не спасти было бы.

Мы поехали обратно неспешным шагом. Я подумывал о том, что неплохо бы заехать на лесопилку — проверить, как там дела, посмотреть на готовые ножи.

— Ричард, — сказал я, когда мы проезжали развилку дорог, — не возражаешь, если заедем на лесопилку? Хочу посмотреть, как там мужики справляются.

— Конечно, не возражаю, — ответил он. — Мне тоже интересно посмотреть на ваши работы.

Мы свернули на дорогу, ведущую к Быстрянке. Лошади шли медленно — снег под копытами был рыхлый, глубиной почти по колено.

Но не успели мы проехать и половину пути, как вдали, со стороны лесопилки, увидели бегущую фигуру. Человек размахивал руками и явно кричал что-то, хотя слов мы пока не разбирали.

— Что это там? — спросил Ричард, прищуриваясь и всматриваясь вдаль.

У меня сердце ухнуло куда-то вниз. Неужели случилось что-то серьезное.

— Пошли быстрее! — крикнул я, пришпоривая коня.

Мы помчались напрямик через поле, не обращая внимания на глубокий снег. Лошади фыркали и тяжело дышали, но мы гнали их что есть мочи.

По мере приближения стало ясно, что бежит Фёдор. Он кричал что-то нечленораздельное, махал руками, явно в панике.

— Помогите! Помогите! — наконец донеслись до нас его слова. — Илья под лед провалился!

Сердце у меня екнуло. Если он провалился под лед…

— Где? — крикнул я, когда мы поравнялись с Фёдором.

— На мосту! — задыхаясь, ответил тот. — Хотел до кузни дойти, да на мосту поскользнулся! Я его из воды вытащил, в ангар затащил, а сам за вами побежал!

— Быстро к ангару! — приказал я, и мы помчались дальше.

У лесопилки царил переполох. Несколько мужиков сбились в кучу возле ангара, кто-то кричал, кто-то суетился. Я соскочил с лошади прямо на ходу.

— Где Илья? — рявкнул я, врываясь в ангар.

— Здесь, Егор Андреевич! — отозвался Семён, склонившийся над лежащим на соломе человеком.

Илья лежал неподвижно, завернутый в какие-то тряпки и одеяла, что нашлись в ангаре. Лицо у него было синюшное, губы посинели, зубы стучали так, что слышно было на весь ангар.

— Сколько он в воде был? — быстро спросил я у Фёдора.

— Минуты три, не больше, — ответил тот. — Я сразу его увидел, веревку кинул. Он держался за край льдины.

Хорошо. Три минуты в ледяной воде — это много, но не смертельно, если быстро принять меры.

— Кузница топится? — спросил я у Семёна.

— Нет, Егор Андреевич, сегодня еще не работали.

Черт. В кузнице было бы тепло, можно было бы быстро согреть человека. А в ангаре холодно, даже с одеялами толку мало.

— Ричард! — окликнул я. — Нужно срочно согревать пациента. В ангаре слишком холодно.

Ричард быстро осмотрел Илью и кивнул:

— Да, нужно тепло. И как можно быстрее.

Я лихорадочно думал. Баня! В деревне должна топиться баня.

— Семён! — крикнул я. — Топится сегодня баня?

— Топится, Егор Андреевич! — ответил тот. — Степан с утра затопил.

— Отлично! Помогайте, на лошадь его!

Я перекинул Илью, завернутого в одеяла, через круп своей лошади, придерживая одной рукой. Ричард вскочил на свою лошадь.

— За нами! — крикнул я мужикам и пустил коня галопом.

Дорога до деревни показалась бесконечной. Илья висел безвольным мешком, время от времени постанывая. Я чувствовал, как холод от его тела проникает сквозь одеяла. Нужно было спешить.

В деревне нас уже ждали — видимо, кто-то из мужиков прискакал раньше и поднял тревогу. Степан тоже уже стоял возле бани.

— В предбанник! — скомандовал я, соскакивая с лошади.

Мы внесли Илью в предбанник, где было значительно теплее. Подоспевшие мужики помогли уложить его на скамье.

— Давайте быстрее одежду снимать! — сказал Ричард.

— Правильно, — подтвердил я. — Всю мокрую одежду долой, и быстро!

Мужики принялись раздевать Илью. Одежда на нем была не просто мокрая — она была покрыта ледяной коркой.

Я взял большой кусок сухой грубой ткани и половину дал Ричарду:

— Растираем кожу! — приказал я. — Быстро и сильно!

Мы принялись энергично растирать Илью — я грудь и руки, Ричард ноги. Ткань была грубая, оставляла красные пятна на коже, но именно это и нужно было — стимулировать кровообращение.

— Зачем так грубо? — спросил Ричард, но не переставал выполнять мои указания.

— Нужно кровообращение восстановить, — объяснил я, не прекращая растирания. — И кожу высушить полностью. Каждая капля воды — это дополнительный холод.

Ричард кивнул и продолжил работу. Постепенно кожа Ильи начала розоветь — признак того, что кровь снова начинает нормально циркулировать.

Когда мы закончили растирание, я завернул Илью в сухие одеяла.

— Десять минут отдыха, — сказал я. — Пусть организм немного восстановится.

— Мужики! — крикнул я в сторону двери. — Водки принесите! Самой крепкой!

— Сейчас, Егор Андреевич! — отозвался кто-то, и через минуту Степан принес бутылку.

Пока Илья лежал в одеялах, я наблюдал за его состоянием. Дыхание было неровным, но становилось глубже. Лицо постепенно приобретало нормальный цвет.

— Как он? — тихо спросил Ричард.

— Лучше, — ответил я. — Но еще не все.

Когда прошло минут десять, я сказал мужикам:

— Несите его в парную, но на самую нижнюю полку. Нужно равномерное прогревание, а не перегрев.

Мы перенесли его в парную и уложили на полку. Здесь было значительно теплее, но не жарко — именно то, что нужно для постепенного согревания организма.

— Илья! — позвал я. — Илья, слышишь меня?

Он слабо застонал и приоткрыл глаза.

— Егор… Андреевич? — прошептал он.

— Да, это я, — ответил я с облегчением. — Как себя чувствуешь?

— Холодно… — прошептал он. — Очень холодно…

— Сейчас согреешься, — заверил я его. — Потерпи немного.

Я налил в кружку водки и поднес к его губам:

— Пей, — приказал я. — Для согрева.

Илья с трудом сделал несколько глотков. Водка была крепкая, обжигающая — именно то, что нужно для внутреннего согревания.

— Еще, — настаивал я. — Нужно изнутри согреться.

Когда он выпил половину кружки, я взял тряпку, смочил ее водкой и начал обтирать ему руки, ноги, грудь.

— Что вы делаете? — спросил Ричард.

— Спирт расширяет сосуды, — объяснил я. — Кровообращение улучшается. Плюс согревающий эффект.

Ричард внимательно наблюдал за процедурой, очевидно запоминая методику на будущее.

После обтирания спиртом мы перенесли Илью на среднюю полку — там было потеплее, но все еще не слишком жарко.

— Мужики! — крикнул я. — Чаю горячего заварите! Самого крепкого! И меду добавьте!

— Уже заваривают, Егор Андреевич! — отозвался Степан.

Постепенно Илья приходил в себя. Дрожь становилась меньше, дыхание ровнее. Он уже мог сидеть, опираясь на стену.

— Как дела? — спросил я. — Чувствуешь себя лучше?

— Да, — кивнул он, хотя голос еще был слабый. — Тепло уже. Спасибо, Егор Андреевич.

— Не благодари, — отмахнулся я. — Расскажи лучше, как это случилось?

Илья виновато опустил глаза:

— Хотел до кузницы дойти, там металл для гарды выбрать, да подскользнулся на мосту. На лед упал, а тот и проломился, и я в воду…

— Повезло, что Фёдор рядом был, — заметил Ричард.

— Да уж, — согласился Илья. — Если б не он, не видать бы мне белого света.

Тут в парную заглянул Степан с дымящейся кружкой:

— Чай готов, Егор Андреевич.

— Давай сюда, — сказал я, беря кружку. — Пей, Илья. Маленькими глотками, но много.

Горячий чай с медом делал свое дело. С каждым глотком Илья выглядел все лучше. Цвет лица становился нормальным, руки перестали дрожать.

— Ну что, думаю, кризис миновал, — сказал я Ричарду. — Парень выживет.

— Да, — согласился англичанин. — Вы очень грамотно действовали, Егор Андреевич.

Мы еще полчаса просидели в парной, пока Илья окончательно не согрелся. Потом проводили его в дом, укутали в теплые одеяла и напоили еще чаем.

— Сутки в постели, — строго сказал я. — И никаких походов на лесопилку. Понял?

— Понял, Егор Андреевич, — покорно кивнул Илья. — Как скажете.

Когда мы убедились, что с Ильей все в порядке, мы с Ричардом отправились по домам. День выдался напряженный, но все закончилось хорошо.

— Егор Андреевич, — сказал Ричард, когда мы ехали по деревне, — вы сегодня спасли человеку жизнь.

— Спасли мы вместе, — ответил я. — Один бы я не справился.

— Но знания-то ваши, — настаивал он. — Я бы растерялся, не знал бы, что делать.

— Теперь знаешь, — сказал я. — Запомни на будущее. Мало ли, еще пригодится.

Дома меня ждала встревоженная Машенька. Она уже слышала о происшествии и беспокоилась.

— Егорушка! — воскликнула она, обнимая меня. — Как там Илья? Жив?

— Жив и здоров, — успокоил я ее. — Испугался только. Завтра как новенький будет.

— Слава Богу, — перекрестилась она. — А то я уж думала, что случилось что-то страшное.

— Нет, солнышко, все хорошо, — сказал я, целуя ее в макушку. — Обошлось без потерь.