Воронцов. Перезагрузка. Книга 6

Глава 21

Весь оставшийся день я провёл с Машенькой. По правде говоря, очень боялся, чтобы она снова не упала в обморок, да и просто радовался, что пусть и не совсем хороший повод, но именно из-за него появилась возможность провести время вместе. А то вечно в делах — наскоком то в город, то дела, то ещё что-то.

Машенька лежала на кровати и слегка приподнявшись на подушках, вышивала какую-то рубашечку для будущего младенца. Время от времени она поднимала глаза и ловила мой взгляд, отчего румянец проступал на её щеках.

— Егорушка, — тихо сказала она, не отрываясь от работы, — а как думаешь, мальчик у нас будет или девочка?

Я посмотрел на неё и улыбнулся:

— А какая разница? Лишь бы здоровый родился. И чтобы на тебя похож был — умный и красивый.

Машенька засмеялась.

— На меня похожий мальчик — это что-то новенькое, — поддразнила она. — А вот если девочка, то пусть лучше на папу похожа будет — рассудительная да хозяйственная.

Бусинка, которая всё это время дремала у печи, вдруг встрепенулась, подошла к кровати и запрыгнула прямо Машеньке на живот. Та осторожно погладила кошку, приговаривая:

— И ты хочешь с малышом познакомиться? Ну ничего, потерпи ещё немножко.

Вечером, когда стемнело, я затопил печь пожарче. Анфиса приготовила ужин — наваристый борщ, пироги с мясом и травяной чай с мёдом. Машенька ела с аппетитом, и я радовался, что обморок не отбил у неё желания нормально питаться.

— Машунь, — сказал я, наблюдая, как она уплетает второй пирожок, — завтра я поеду на лесопилку. Я пересел к ней на кровать и взял её руку:

— Ненадолго. И Ричарда попрошу, чтобы почаще к тебе заглядывал, проверял, как ты себя чувствуешь.

— Не нужно, Егорушка, — запротестовала она. — И так столько народу вокруг меня хлопочет. Анфиса из дому не выходит, Прасковья забегает, да маменька заглядывает часто…

— Нужно, — твёрдо сказал я. — После сегодняшнего я за тебя волнуюсь. А Ричард — врач, он лучше знает, на что обращать внимание.

Машенька вздохнула, но спорить не стала. Мы ещё немного поговорили и легли спать.

На следующее утро, после завтрака, я позвал Ричарда.

— Ричард, попрошу тебя об одном одолжении, — начал я серьёзно. — Несколько раз до обеда и несколько раз после обеда обязательно наведывайся ко мне домой и следи за состоянием Машеньки. Понимаешь, после вчерашнего я спокойно работать не смогу, если не буду знать, что за ней кто-то присматривает.

Ричард кивнул с пониманием:

— Конечно, Егор Андреевич. Буду заходить каждые два-три часа. И если что-то будет не так, сразу же пришлю за вами человека.

Анфиса, которая присутствовала при этом разговоре, тоже кивнула:

— Егор Андреевич, не переживайте, всё будет сделано. Буду следить за ней, как за родной дочкой. И кушать заставлю, и отдыхать уложу, если что.

— Спасибо вам, — сказал я искренне.

После этого я отправился на лесопилку, где меня уже ждали мужики. За несколько дней мы с ними сделали полноценный стационарный токарный станок по дереву.

Семён и Фёдор закрепили массивное основание из дуба, которое должно было гасить вибрацию. Прохор с Митяем установили направляющие, по которым должен был двигаться резец. Сложнее всего оказалось подвести пневматический привод — трубу нужно было протянуть так, чтобы нигде не было перегибов или перекосов, которые могли бы нарушить равномерную подачу сжатого воздуха.

— Митяй, смотри, вот здесь загиб слишком крутой, — показал я на место соединения. — Воздух будет с завихрениями идти.

— А как же тогда, Егор Андреевич? — почесал затылок Митяй. — Тут же стенка, не обогнуть.

— Дуги сделаем, — предложил Семён. — Из тонкого железа согну, плавные переходы получатся.

Когда станок был готов, я с волнением дал сигнал Фёдору запускать двигатель. Послышался знакомый свист сжатого воздуха, и патрон токарного станка медленно, но верно начал вращаться.

— Работает! — воскликнул Петька, хлопая в ладоши.

Я взял заготовку — обычное липовое полешко — и зажал его в патроне. Подвёл резец, включил подачу, и стружка тонкой лентой потекла на пол. Мужики обступили меня плотным кольцом, наблюдая за процессом с неподдельным интересом.

— Ишь ты, как ровно идёт! — удивился Прохор, когда из грубого полена начал проступать правильный цилиндр.

— А теперь посмотрите, что можно сделать, — сказал я и, переставив резец, начал вытачивать что-то похожее на бокал.

За полчаса работы в моих руках оказался изящный бокал с тонкими стенками и ровной поверхностью, какую никогда не получишь при ручной работе.

— Батюшки светы! — ахнул Илья. — Да это же чистое волшебство!

— Не волшебство, а наука, — улыбнулся я. — И теперь вас всех этой науке обучу.

Следующие дни я посвятил обучению мужиков работе на станке. Вспоминая уроки труда в школе, я показал им все тонкости, которые сам знал — как правильно держать резец, под каким углом подводить, как регулировать скорость подачи.

— Главное правило, — объяснял я Петьке, который оказался самым способным учеником, — резец должен быть острым. Тупой инструмент дерево рвёт, а не режет.

— А если заготовка неровная? — спросил Семён.

— Сначала обдираем на малых оборотах, — показал я, регулируя подачу воздуха. — А уж потом, когда круглая стала, можно и на полную мощность.

Даже показал им, как можно крепко закрепить заготовку со стороны привода так, что если делать какой-то кубок или даже деревянную вазу, то можно прямо на станке выбрать изнутри полость. Для этого использовался специальный изогнутый резец, который я выковал вместе с Петькой в кузнице.

— Смотрите, — продемонстрировал я, — вот так, постепенно, слой за слоем, и получается внутренняя полость. Главное — не торопиться и следить, чтобы стенки одинаковой толщины были.

Мужики были очень довольны возможностью что-то сделать своими руками, да ещё и на таком удивительном аппарате. Каждый норовил попробовать, и вскоре под станком образовалась целая гора стружки и опилок.

— Егор Андреевич, — подошёл ко мне Семён, когда мы делали перерыв, — а что, если нам на продажу такие кубки делать? В городе за такие деньги хорошие дают.

— Правильная мысль, — одобрил я. — Только сначала научиться нужно как следует. А потом — почему бы и нет.

Когда основные работы по установке станка были закончены, я сказал мужикам:

— На будущее, ближе к весне, не забудьте подвести такую же трубу или сделать разветвление к месту, где была раньше каретка. Там потом установим ещё один пневмодвигатель, только, наверное, помощнее закажу у Савелия Кузьмича.

— Обязательно сделаем, Егор Андреевич, — заверил меня Фёдор. — А что там ставить будем?

— Так под каретку с пилами, — ответил я. — Может, и ещё один станок, а может, что-то другое полезное.

Когда мы закончили со станком, Митяй подошёл ко мне с гордым видом:

— Егор Андреевич, гляньте, что я тут наделал! — он показал на стол, заставленный различными стеклянными изделиями.

Я присмотрелся и удивился — за это время парень сделал очень много разных банок. Были там и маленькие баночки для лекарств, и большие — для солений, и средние — непонятно для чего, но очень красивые. Кроме того, он изготовил несколько колбочек разной формы и даже соорудил ещё один дистиллятор — более совершенный, чем первый.

— Митяй, да ты просто мастер! — похвалил я его. — Такое разнообразие!

Семён тоже не отставал. Он показал мне два десятка фарфоровых чашек с блюдцами — аккуратных, белоснежных, с тонкими стенками. И стекла немало отлил уже — были там и оконные стёкла, и бутылки разного размера.

— Семён, да у тебя настоящая мануфактура получается! — восхитился я.

Очередной день близился к концу, и мне хотелось домой, к Машеньке. За это время я успел соскучиться по ней, хотя Ричард исправно докладывал, что всё в порядке, самочувствие хорошее, аппетит нормальный.

— Ну что, мужики, — сказал я, оглядывая мастерскую, — на сегодня хватит. Завтра продолжим.

— Егор Андреевич, — остановил меня Илья, — а можно я ещё немного поработаю на станке? Хочется попробовать ещё раз.

— Конечно, — разрешил я. — Только осторожно. И не забудь станок выключить и компрессор остановить, когда закончишь.

— Не забуду, — заверил он.

Дома меня встретил аромат свежеиспечённого хлеба и довольная Анфиса:

— Егор Андреевич, Машенька сегодня весь день была бодрая. И покушала хорошо, и даже во дворе немного прогулялась.

— Это прекрасно, — обрадовался я. — А где она сейчас?

— В светлице сидит, рубашки перебирает.

Я прошёл в светлицу и увидел Машеньку, сидящую за столом с грудой белого полотна. Она что-то кроила, время от времени прикладывая выкройки к себе.

— Машенька, солнышко, — сказал я, подходя к ней, — как дела? Как самочувствие?

Она подняла голову и улыбнулась:

— Егорушка! Как хорошо, что ты вернулся! Дела отличные, самочувствие тоже. Смотри, что я делаю, — она показала на разложенные перед ней ткани. — Пелёнки шью и рубашечки для малыша.

Я сел рядом с ней и взял одну из готовых рубашек. Крохотная, белоснежная, с тонкой вышивкой по воротнику — настоящее произведение искусства.

— Красота какая, — восхитился я. — И маленькая же какая… Неужели наш ребёнок будет такой крошечный?

Машенька засмеялась:

— Все дети такими рождаются. Но быстро растут, не беспокойся.

Мы ещё немного поговорили о делах, о планах, о будущем. Машенька рассказала, как провела день, а я — о новых достижениях в мастерской. Когда стемнело, мы поужинали и легли спать.

На следующий день после возвращения с лесопилки я решил заняться распределением всего накопившегося стекла и фарфора. Зашёл в мастерскую, где Митяй как раз выкладывал на полки очередную партию готовых изделий.

— Митяй, покажи-ка, что у нас тут накопилось, — попросил я, оглядывая стеллажи.

Парень с гордостью начал демонстрировать свою работу. Банок разного размера было действительно много — и маленькие для лекарств, и средние для солений, и большие. Плюс несколько десятков бутылок различной формы, колбочки какие-то.

— А вот это, — Митяй показал на отдельную полку, — стекло. Семён делал.

Я взял один лист и поднёс к свету. Стекло было прозрачным, почти без пузырей — качество заметно улучшилось за последнее время.

Осмотрев всё готовое стекло, я решил: часть оставим себе — в Уваровке окна делать будем. Почему бы и нет? А банки, остальное стекло и комплекты чашек с Фомой отправим в Тулу на продажу. Как раз кстати — Никифор с Пахомом из города вернулись, после того как проводили кузнеца. Вот пускай снова едут, теперь уже вместе с Фомой.

— Фома, — сказал я, подозвав купца, — обязательно зайди к градоначальнику. Если вдруг не будут пускать, сошлись на меня.

Фома внимательно кивнул, запоминая наказ.

— И непременно спроси у его превосходительства, как здоровье? — продолжил я. — И записку, которую Иван Дмитриевич тебе для меня передаст, обязательно привези.

Фома вопросительно поднял брови:

— А почему вы думаете, Егор Андреевич, что он будет записку вам передавать?

— Да я в этом уверен, — ответил я, улыбнувшись. В голосе не было ни тени сомнения.

— Хорошо, Егор Андреевич, всё исполню как велено, — заверил Фома, поклонившись.

— Ну и не забудь там прикупить что в деревне нужно. Степана спроси — он список составит.

— Сделаю всё, Егор Андреевич.

Я посмотрел на готовые изделия и спросил:

— Фарфор, как обычно, будешь через аукцион продавать?

— Да, Егор Андреевич, так и выручить больше можно, да и потеха та ещё будет — все уже её ждут! — оживился Фома, предвкушая торги.

После их отъезда, я нашёл Степана возле конюшни.

— Степан, пока морозы сильные не ударили, мужиков, кто на лесопилке да в кузнице не задействован, отправь лес валить. Чтоб брёвна заготавливали — зимой это делать правильнее.

Сам я думал: «Не виноват же я в том, что попал сюда в начале лета. Так хоть новые бревна на будущий год будут правильно заготовлены.»

Степан энергично кивнул:

— Займусь, Егор Андреевич. Лично всё проконтролирую.

А вечером, я позвал к себе Петьку и стал на листе бумаги зарисовывать паровой двигатель — только в миниатюре. Всё пытался вспомнить каждую деталь из тех, что видел в музее да в документальных фильмах. Прикинул, что если он будет небольшой, маленький, то его можно будет использовать прямо здесь, в деревне, для разных нужд. От лесопилки-то трубу не дотянуть сюда, а здесь бы тоже не помешала какая-то энергия.

Петька смотрел на чертёж, всё спрашивал да уточнял детали. Потом мы пришли к выводу, что некоторые части проще сделать у Савелия Кузьмича.

— Ну что, Петька, — сказал я, откладывая перо, — те детали, которые ты не сможешь сделать, закажем в Туле. А большую часть?

— Большую часть, Егор Андреевич, осилю сам! — уверенно ответил Петька, разглядывая чертёж горящими глазами мастера.

Как-то мы с Петькой работали в кузнице над деталями для парового двигателя, и мне пришла одна любопытная мысль. Я помнил кое-что о дамасской стали из документальных фильмов — как её делали в старину, какой удивительный узор получался на клинке.

— Петька, — сказал я, откладывая молот, — а хочешь попробовать сделать что-то особенное?

— А что такое, Егор Андреевич? — заинтересовался он, вытирая пот со лба.

Я взял две металлические пластины — одну из более мягкого железа, другую из твёрдой стали, которую мы получали из красной глины.

— Смотри, — сказал я, соединяя пластины тонкой проволокой, — а теперь вот этой смесью обсыпай.

Я смешал кварцевый песок с поташом — эта смесь должна была предохранить металл от окисления при ковке и помочь слоям лучше сцепиться друг с другом.

— А что это будет, Егор Андреевич? — спросил Петька, с любопытством разглядывая приготовленную заготовку.

— Увидишь, — таинственно ответил я. — Вот это тебе сейчас нужно сковать в одну пластину.

Петька принялся за работу с присущей ему сноровкой. Удары молота звенели в такт, искры сыпались во все стороны, а металл под его руками постепенно превращался в ровную пластину. Всего за десять минут работа была готова.

— А дальше? — спросил он, вытирая руки о фартук.

— Дальше сгибай её пополам, снова посыпай смесью и выковывай в одну пластину, — объяснил я. — И так чтобы раз десять.

— А зачем, Егор Андреевич? — не понял Петька.

— А затем, что когда в последний раз будешь выковывать — сделай толщину в полпальца. А потом покажу.

Петька пожал плечами, но взялся за дело. Работа предстояла кропотливая — каждый раз сгибать пластину, обсыпать смесью, снова проковывать. Но парень не роптал, хоть и не понимал смысла происходящего.

Я тем временем наблюдал за процессом, время от времени подсказывая:

— Температуру держи равномерную, не перегревай. И следи, чтобы удары были одинаковой силы.

К вечеру Петька завершил положенное количество складываний. Металл приобрёл особую плотность, а на срезе уже можно было различить тонкие слои разного цвета.

На следующий день Петька показал мне готовую пластину — ровную, плотную, с едва заметными переливами на поверхности.

— Хорошо, — одобрил я. — Теперь раздели её на три части и сделай три заготовки для ножей.

— Для ножей? — удивился Петька. — Да из этого железа топор можно сделать!

— Не топор, а ножи, — настоял я. — Только особенные. Увидишь сам.

Пока Петька занимался заготовками, я позвал Илью с Семёном и попросил их помочь мне собрать примитивную батарею — такую же, как делал в Туле. Солевой раствор на этот раз я приготовил более концентрированный.

— Что делать будем, Егор Андреевич? — спросил Илья, наблюдая за тем, как я подключал медные пластины.

— Увидите, — ответил я, проверяя силу тока простейшим способом — прикоснувшись языком к контактам. Язык слегка защипало — значит все собрали как надо — ток был.

Когда Петька закончил с ножами — выковал три клинка классической формы, — я взял первый из них.

— А теперь, ребята, увидите настоящее чудо, — сказал я, опуская клинок в солевой раствор.

Подключив к ножу положительный полюс батареи, а в раствор опустив кусок железа в качестве отрицательного электрода, я включил ток. Раствор тут же начал бурлить, а от клинка пошли мелкие пузырьки.

— Что происходит? — ошарашенно спросил Семён, наблюдая за процессом широко раскрытыми глазами.

— Подождите, — сказал я, внимательно следя за временем. — Нужно не переборщить.

Через несколько минут я выключил ток и вынул нож из раствора. На его поверхности проступил удивительный узор — волнистые линии, завитки, переплетения, словно морозные узоры на стекле.

— Батюшки светы! — воскликнул Петька, хватая нож. — Да что же это такое⁈

Рисунок был действительно впечатляющим — тёмные и светлые полосы создавали неповторимый узор, который, казалось, живёт своей жизнью, переливаясь при изменении угла зрения.

— Это, братцы, дамасская сталь, — объяснил я с гордостью. — Такие ножи в старину только мастера высшего разряда делать умели.

Илья с благоговением провёл пальцем по узору:

— А он же как живой! Смотрите, как переливается!

Я взял второй нож и повторил процедуру. Узор получился другой — кольца и спирали, словно годовые кольца дерева. Третий клинок дал ещё один рисунок — прямые полосы с мелкими завитками.

— Егор Андреевич, — сказал Петька дрожащим голосом, разглядывая все три ножа, — да такие клинки — царю дарить можно!

— Можно, — согласился я, наслаждаясь эффектом. — И не только царю. Такие ножи ценятся на вес золота.

Семён осторожно взял один из ножей и попробовал его остроту на куске дерева. Клинок резал как бритва, не цепляясь за волокна.

— А как же так получается, что узор такой красивый выходит? — спросил Илья, не в силах оторвать взгляд от переливающегося металла.

— Видишь, когда Петька десять раз складывал и проковывал металл, слои стали и железа уплотнялись и число таких слоев перевалило за две тысячи, — начал я объяснять. — А когда мы клинок в раствор опустили и ток пустили, разные слои по-разному растворились. Одни больше, другие меньше. Вот и получился узор.

— А почему именно десять раз складывать нужно было? — уточнил Петька.

— Потому что каждое складывание удваивает количество слоёв, — ответил я. — После десяти складываний получается больше двух тысяч тончайших прослоек. Именно они и дают такой узор.

Мужики переглянулись с восхищением. Даже Петька, который своими руками делал всю работу, смотрел на результат как на чудо.

— А можно ещё такие сделать? — осторожно спросил Семён.

— Конечно, — кивнул я. — Теперь, когда знаете технологию, можете делать сколько угодно. Правда, работа кропотливая.

— Для таких ножей любую работу сделаешь! — воскликнул Петька. — Даже если сто раз складывать придётся!

Я засмеялся:

— Сто раз не нужно. А то узор слишком мелкий получится, красоты не будет.

Илья вертел нож в руках, рассматривая его со всех сторон:

— А как вы догадались, Егор Андреевич, что так делать нужно?

Я пожал плечами:

— В книгах читал. Древние мастера такие секреты знали.

На самом деле, конечно, знания пришли из совершенно другого времени, но объяснять это было ни к чему.

— А ножны для таких ножей особенные нужны, — заметил Семён. — Не подойдут ведь простые деревянные. Из кожи, наверное.

— Правильно думаешь, — одобрил я. — Но это уже другая наука. Сначала научимся сами ножи делать как следует.

Петька бережно положил все три клинка на верстак:

— Егор Андреевич, а если такие ножи в город отвезти, сколько за них дать могут?

Я задумался. В XIX веке качественные клинки действительно ценились очень высоко, особенно с таким узором.

— Думаю, за один такой нож можно корову купить, — сказал я наконец. — А может, и две.

Глаза у всех троих загорелись. Корова была серьёзным богатством для крестьянской семьи.

— Тогда нужно побольше наделать! — возбуждённо сказал Илья.

— Не торопись, — остудил я его пыл. — Сначала технологию отточить нужно. И потом, такие ножи редкость должны быть. Если их много сделать, цена упадёт.

Семён кивнул с пониманием:

— Правда. Лучше мало, но дорого, чем много, но дёшево.

— А ещё, — добавил я, — такую работу афишировать не стоит. Это секрет должен быть. Мало кто должен знать, что мы умеем такое делать.

— А почему? — удивился Петька.

— Потому что если все узнают, нас заставят только ножи и делать. А у нас дел и без того много.

— Понятно, — согласился Петька. — Значит, никому ни слова.

— Вот именно. Это наш секрет, — подтвердил я. — А сейчас давайте эти ножи как следует отполируем. Чтобы узор ещё ярче проявился.

Мы провели в кузнице ещё пару часов, доводя клинки до совершенства. Петька показал класс в полировке — под его руками металл засиял зеркальным блеском, а дамасский узор стал ещё более выразительным.

Когда работа была закончена, я взял один из ножей и внимательно осмотрел его на свет. Узор переливался, как живой, создавая впечатление текущей воды или языков пламени.

— Красота, — тихо сказал Семён, и все согласно закивали.

Красота действительно была неземная. И главное — теперь мы знали, как её создавать.