Воронцов. Перезагрузка. Книга 6

Глава 17

Мы ещё не успели спешиться, а я уже стал замечать неподдельное удивление в глазах кузнеца. Савелий Кузьмич стоял, словно вкопанный, его взгляд медленно скользил по всей территории лесопилки, впитывая каждую деталь. Он смотрел на мост — крепкий, добротный, на толстых брёвнах. Потом его взгляд нашёл вагонетку, стоящую на направляющих. Дальше он перевёл взгляд на другой берег, где у нас стояла кузница.

На всё это Савелий Кузьмич смотрел с таким удивлением, будто перед ним предстало не простое рабочее место, а какое-то невиданное чудо. Его брови поднялись, морщины на лбу обозначились чётче, а рот приоткрылся от изумления.

— Ну, пойдём, — сказал я, спрыгивая с коня. — Буду показывать, что тут да как.

Конь фыркнул, выпустив облако пара из ноздрей, и нетерпеливо переступил копытами, разбивая тонкую корочку льда на лужице. Пахом, подоспевший вовремя, принял у меня поводья и повёл лошадь к коновязи, где уже стояло несколько наших коней.

Нетерпение в глазах Савелия Кузьмича прям кричало, что ему всё очень интересно. Он даже не замечал, как потирает руки от холода или, скорее, от волнения. Его взгляд метался от одной постройки к другой, словно он не мог решить, что хочет осмотреть в первую очередь.

Остальные мужики тоже спешились и, переговариваясь вполголоса, стали разбредаться по территории — кто к кузнице, кто к ангару, кто к ямам с углем да опилками. Каждый знал своё дело и не нуждался в указаниях. Только Ричард держался поближе к нам, явно желая поучаствовать в экскурсии.

Проходя мимо места, где у нас была каретка с пилами — сейчас снятая для зимнего хранения — я указал на жёлоб, по которому спускались брёвна. Жёлоб был широким, с гладкими краями, отполированными до блеска от постоянного трения.

— Вот здесь вот каретка была, — объяснял я, показывая рукой, где именно она располагалась, — с пилами, которые ты нам выковывал.

Кузнец кивнул, вспоминая заказы, которые мы ему делали не раз.

— Вот тут подавались брёвна, и здесь они распиливались на доски, — продолжил я, проводя рукой по воздуху, чтобы показать траекторию движения.

— А как оно всё работало? — спросил Савелий Кузьмич, присаживаясь на корточки, чтобы лучше рассмотреть нижнюю часть конструкции.

Его глаза горели любопытством, как у ребёнка перед новой игрушкой.

— Вот видишь, — я указал на толстый деревянный вал, окованный металлическими обручами для прочности, — вал идёт. К нему через кривошип крепилась каретка, которая ездила туда-сюда и пилила брёвна.

Я продемонстрировал движение руками, имитируя работу механизма. Савелий Кузьмич внимательно следил за моими движениями, соотнося их с тем, что видел перед собой.

— Вот этот вал, видишь, идёт к площадке, которая возле моста, — продолжил я, указывая на продолжение конструкции, уходящей к реке. — Сейчас она пустая, потому что на зиму мы сняли водяное колесо. Оно крутилось за счёт течения, придавая движение всему механизму.

Ричард, стоявший рядом с нами, слушал с не меньшим интересом, чем кузнец, хотя и видел саму конструкцию в действии ранее. Несмотря на холод, он расстегнул верхнюю пуговицу своего кафтана, чтобы было удобнее наклоняться и рассматривать механизмы.

— А как брёвна пилились? — не унимался кузнец, разглядывая жёлоб. — Их же как-то толкать нужно было?

— Так ты посмотри, — я указал на конструкцию жёлоба, — жёлоба-то под уклоном идут. Вот брёвна своим весом на пилы и давили, а сверху подавались новые брёвна, которые давили на предыдущие. Так и распиливалось.

Я взял небольшой обрезок дерева и положил его на жёлоб, чтобы продемонстрировать, как он скользит вниз под собственным весом. Деревяшка проехала по гладкой поверхности и упала на конце с тихим стуком.

Кузнец почесал затылок, представляя всю эту конструкцию в действии. В его воображении, должно быть, вставала картина: как огромное колесо крутится под напором воды, как вал передаёт это движение каретке, как пилы со свистом врезаются в дерево, превращая цельное бревно в ровные доски.

Он только хмыкнул, оценив простоту и гениальность этой задумки.

— А ну-ка, пойдём дальше, — сказал я, направляясь к выходу. — Ещё есть что показать.

Мы зашли в сам ангар.

— Вот, — сказал я, указывая на ровные штабеля досок, сложенные так, чтобы воздух мог циркулировать между ними, — поставили. Здесь доски, складируем.

Савелий Кузьмич провёл рукой по верхней доске, ощупывая её так, как только мастер может — проверяя и качество распила, и влажность, и наличие сучков.

Тут же, чуть дальше стояло само колесо. Правда, без лопастей — они рядышком были сложены в аккуратную стопочку у стены. Каждая лопасть — широкая доска из лиственницы, обработанная смолой и маслом для защиты от гниения.

— Вот, — показал я ему на колесо, на лопасти. — Это и есть сердце всей лесопилки.

Даже в неполном виде колесо впечатляло своими размерами.

Савелий Кузьмич обошёл его, словно совершая некий ритуал, несколько раз. Его шаги эхом потерялись между рядов досок. Он осмотрел колесо со всех сторон, потрогал обод, проверяя его на прочность, погладил. Такое впечатление, что ещё только понюхать осталось, но разглядывал он молча, полностью погружённый в изучение механизма. Он словно мысленно разбирал колесо на части, анализировал каждую деталь и собирал обратно.

Ричард стоял чуть поодаль, боясь нарушить эту почти священную церемонию изучения. Его глаза тоже блестели от интереса, но он сдерживал свои вопросы, уважая момент.

Наконец кузнец выпрямился, аж хекнул от переполнявших его эмоций и сказал:

— Ну, в общем-то, понятно, — в его голосе звучало уважение и даже некоторая зависть мастера к хорошо сделанной работе. — Только вот странно, почему раньше никто до такого не додумался?

Потом он снова перевёл взгляд на аккуратно сложенные доски. Их было множество — свежераспиленные, с янтарными капельками смолы. Доски были разложены по толщине и длине: массивные, подходящие для стропил и балок, тонкие — для обшивки и внутренней отделки, и отдельно горбыль — для настилов и полов.

— Это ещё до ледостава сделали? — спросил Савелий Кузьмич, проводя рукой по гладкой поверхности одной из досок.

— Да, так и есть, — кивнул я. — Сейчас же колесо сняли, вот работа прекратилась.

Я указал рукой в сторону реки, где под толщей прозрачного льда угадывалось течение.

— Но с помощью пневмодвигателя, который ты помог сделать, сможем хоть сейчас снова запустить процесс распилки, — продолжил я. — Но пока, думаю, и этих хватит досок, а там дальше видно будет.

Кузнец при упоминании о пневмодвигателе аж встрепенулся, словно его кольнули шилом. Его глаза, до того внимательно изучавшие доски, теперь горели нетерпением и любопытством.

— Егор Андреевич, так давайте уже! — в его голосе слышалось плохо скрываемое возбуждение. — Покажете, что из этого пневма… пневмодвигателя получится у вас?

Он немного запнулся на непривычном слове, но это не умаляло его энтузиазма.

Я улыбнулся, глядя на его нетерпение.

— Успеется, — сказал я, похлопав его по плечу. — Пойдём дальше, покажу, что тут у нас ещё есть.

Савелий Кузьмич на секунду призадумался, шагая рядом со мной по утоптанной снежной тропинке, а потом тут же сказал, словно что-то вспомнив:

— Егор Андреевич, а вы же рассказывали, чтобы пневмодвигатель начал работать, ему нужен воздух… сжатый. Где и как вы его берёте?

— Ну, пойдём, покажу, — кивнул я, направляясь к мосту, перекинутому через Быстрянку.

Мы вышли на середину моста и остановились. Отсюда открывался вид на всю лесопилку.

Савелий Кузьмич внимательно смотрел на направляющие, проложенные вдоль настила моста — две параллельные доски, тянущиеся от одного берега к другому. Они были чуть присыпаны снегом, но всё равно заметны.

— Вот по ним, чтобы лучше катилась? — спросил Савелий Кузьмич, указывая на вагонетку и присаживаясь на корточки, проводя пальцем по направляющей.

— Да, всё так, — подтвердил я и слегка толкнул вагонетку.

Она легко пошла по направляющим, почти без усилий пересекая мост. Колёса тихо постукивали на стыках досок, и этот звук эхом разносился над замёрзшей рекой.

— Видишь, так груз довольно проще переправлять на другой берег, — пояснил я, наблюдая за движением вагонетки. — Уголь, доски, инструмент… Всё, что тяжело нести на себе.

Савелий Кузьмич кивнул, наблюдая за тем, как вагонетка достигла противоположного берега и остановилась. В его глазах читалось одобрение — мол, да, хорошо придумано.

Мы пошли дальше. Буквально через десяток шагов, где подо льдом работала турбина, в месте, где была площадка, кузнец оживился, услышав звук работы — ритмичное, размеренное сдавливание воздуха. Этот звук был похож на дыхание какого-то огромного существа, спрятанного в недрах постройки.

Но самих мехов за стенами не было видно. Над площадкой поднимался лёгкий пар — признак того, что механизм работал, несмотря на зимний холод.

Савелий Кузьмич указал на закрытую площадку, обшитую досками и укрытую от непогоды.

— А там что? — в его голосе звучало искреннее любопытство.

— Савелий Кузьмич, — я улыбнулся, видя его нетерпение, — там обновленное… как бы вам объяснить — не колесо, а турбина. Она от течения под водой работает и передает крутящий момент вверх. А дальше уже сам компрессор, о котором я вам рассказывал. Вот он как раз и сжимает воздух.

— Покажете? — с энтузиазмом и с горящими глазами спросил он, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.

— Конечно, покажу, — кивнул я. — Только давай перейдём сначала на ту сторону. Кузницу свою покажем тебе.

При упоминании кузницы он заметно оживился. Для кузнеца его мастерская — это храм, место силы, и возможность увидеть, как устроена кузница в другом месте, была для него не менее интересной, чем все эти новомодные механизмы.

— Да, идёмте! — он энергично кивнул. — Интересно, что вы тут и как затеяли.

Он всё ещё смотрел на площадку, закрытую досками.

По дороге к кузнице, которая стояла на другом берегу быстрянки, он наконец нарушил молчание:

— А куда вы этот воздух потом подаёте? Ну, который сжимаете?

Вопрос был задан с таким искренним любопытством, что я невольно улыбнулся.

— Пойдём, вот как раз сейчас и покажу, — ответил я.

Когда мы приблизились к кузнице, из трубы уже вился дымок, говорящий о том, что внутри затоплена печь. Из приоткрытой двери доносился характерный запах раскалённого металла и угля.

— Семён уже как раз растопил печь, — заметил я, потирая озябшие руки.

Мы зашли в кузницу, и сразу же нас охватило благодатное тепло. После морозного воздуха казалось, что попали в настоящую баню. Лицо моментально обдало жаром.

Савелий Кузьмич оглянулся, внимательно осматривая помещение. Его опытный глаз моментально выхватывал каждую деталь — наковальню, молоты различных размеров, щипцы, развешанные по стенам, бадью с водой для закалки. Всё было на своих местах, как и положено в хорошей кузнице.

— Неплохая, — ответил он после осмотра, но в его голосе слышалось недоумение. — Только вот не пойму, что это за кузница, что без мехов?

Действительно, в помещении отсутствовали привычные кожаные мехи, которые обычно используются для раздувания огня в горне. Вместо них у печи был установлен странный агрегат с лопастями.

Я усмехнулся, видя его замешательство, и указал на вентилятор — круглое устройство с деревянными лопастями, установленное сбоку от горна.

— Вот смотри, Савелий Кузьмич, когда было водяное колесо установлено, сюда шёл второй вал, — я провёл рукой, показывая траекторию. — Который через вот эту вот систему…

Я указал на переходники — сложную систему шестерён и ремней, соединяющих основной вал с вентилятором.

— И крутили вот этот вентилятор, — показал я на него. — Мы им и как раз воздух нагнетали в горн.

Савелий Кузьмич подошёл ближе, разглядывая устройство с профессиональным интересом.

— Но сейчас вот пока кузница, чтоб не простаивала, и пока не сделали компрессор, вот сделали как временное явление, — продолжил я и показал ему на странное устройство в углу кузницы.

Это был велосипед, но не совсем обычный. Его рама была закреплена на деревянной платформе. От педалей шёл привод к вентилятору через систему ремней и шкивов.

— А ну, Митяй, покажи гостю, как работает.

Тот подбежал к велосипеду, уселся на седло и стал крутить ногами педали. Постепенно набирая скорость, он заставил вентилятор вращаться всё быстрее и быстрее.

Вентилятор заработал, и поток воздуха через воронку стал дуть в горн. Угли, до этого тлевшие, моментально разгорелись ярким пламенем, осветив кузницу оранжевым светом и отбросив тени на стены.

— Хитро придумано, — снова почесал затылок кузнец, обходя весь механизм.

Он осматривал устройство со всех сторон, приседал, чтобы взглянуть снизу, вставал на цыпочки, чтобы увидеть сверху.

Так посмотрел, сяк посмотрел, а потом как вывод сказал:

— Неплохо, но оно же тоже требует, чтоб отдельно человек сидел, крутил…

Я кивнул, признавая его правоту:

— Да, человеческий ресурс тут немаловажен.

Митяй, продолжавший крутить педали, уже начал тяжело дышать. По его лбу струился пот, а ноги двигались всё медленнее. Видно было, что долго так работать невозможно — слишком тяжёлая нагрузка даже для молодого крепкого парня.

— Но сейчас всё стало проще, — сказал я с улыбкой, предвкушая реакцию кузнеца.

Я подошёл к глиняной трубе, которая тянулась от стены кузницы к печи.

— Отдохни, Митяй, — бросил я ему, который с облегчением прекратил крутить педали и вытер лоб рукавом.

На трубе я открыл створку — небольшой металлический клапан, закреплённый на рычаге. Раздался свист выходящего воздуха.

И тут поток этого воздуха вырвался и пошёл прямо в печь. Там загудело, пламя усилилось, заполнив все пространство в горне, а у кузнеца глаза полезли на лоб от удивления. Жар от печи стал настолько сильным, что всем пришлось отступить на шаг назад.

— Это как, Егор Андреевич? — выдавил он из себя, не отрывая взгляда от горна.

— А вот оттуда, — я махнул рукой за спину, в сторону реки. — Вот с компрессора и гонит сюда воздух.

У кузнеца просто дар речи потерялся. Он стоял, открыв рот, и переводил взгляд с трубы на печь и обратно, не в силах поверить своим глазам.

— То есть там качаете воздух, подаёте сюда, а он здесь дует прямо в печь? — наконец произнёс он, словно пытаясь уложить это в голове.

— Ну, как-то так, — кивнул я. — Изначально задумывалось сделать это через пневмодвигатель и подключить к вот этому механизму, — я указал на всё тот же механизм, который должен был приводить вентилятор в действие, — но так тоже сойдёт. Вот когда сделаете остальные такие же устройства, переделаем конструкцию, тогда расход воздуха будет гораздо меньше.

Савелий Кузьмич ходил вокруг трубы, рассматривая её соединения, касаясь руками, словно не верил, что это настоящее. Его лицо выражало такое изумление, какое бывает у людей, впервые увидевших паровоз или телеграф.

— Егор Андреевич, — наконец произнёс он с таким волнением в голосе, будто просил о величайшем одолжении в своей жизни, — Богом молю, покажите мне этот компресс, как вы сказали…

— Компрессор, — подсказал я.

— Да, его! — кузнец даже руки сложил в мольбе.

— Ну, пойдём смотреть, — махнул я ему, и мы вышли из кузницы.

Морозный воздух после жаркой кузницы обжёг лицо, заставив на мгновение задержать дыхание. Мы направились обратно через мост к закрытой площадке, на которой был размещен механизм компрессора. Она была похожа на сарай над водой.

По пути я объяснял:

— Видишь ли, Савелий Кузьмич, компрессор — это устройство, которое сжимает воздух и подаёт его по трубам куда нужно. Мы его будем использовать не только для кузницы, но и для других нужд. Вопрос только в тех механизмах, которые ты обещал сделать.