Воронцов. Перезагрузка. Книга 6

Глава 10

Мы вышли из двора кузницы на яркий солнечный свет. День был в разгаре, на улицах города кипела обычная жизнь — торговцы зазывали покупателей, ремесленники стучали молотками, скрипели колёса телег. Мальчишки, словно воробьи, сновали между прохожими, играя в какую-то замысловатую игру.

Никто из горожан даже не подозревал, что буквально в нескольких метрах от них только что создавалось нечто такое, о чём здесь в ближайшие полвека даже и мыслить не могли. Для них это был обычный осенний день, ничем не примечательный, в то время как я отчётливо понимал, что сегодня, возможно, изменю ход истории медицины.

— Егор Андреевич, сказать по правде, я не совсем понимаю, — заговорил Иван Дмитриевич, пока мы шли к ювелиру. Его лицо выражало смесь уважения и недоумения. — Как всё то, что вы сейчас делали, может помочь? Мы здесь полдня провозились, а в итоге у нас какие-то трубки, вода смешанная с солью, да игла, пусть даже покрытая серебром, которую мы сейчас заберём у ювелира. А градоначальнику, между прочим, не легчает.

Он вздохнул, поправляя сюртук, и добавил с нескрываемым беспокойством:

— Если он умрёт… это будет… — Иван Дмитриевич не закончил фразу, но в его голосе отчётливо слышалась тревога.

Солнечный луч, пробившийся между облаками, на мгновение ослепил меня. Я прикрыл глаза рукой, выигрывая время для ответа. Моя уверенность в успехе не была стопроцентной — слишком много факторов могло повлиять на исход. Но говорить об этом Ивану Дмитриевичу не стоило.

Я догадывался, что ему докладывают о состоянии больного, и тут же, пользуясь моментом, спросил:

— А как у него состояние сейчас? Хуже, лучше?

Мы повернули за угол, где было тише. Торговые ряды остались позади, и теперь мы шли по узкой улочке, вымощенной неровным булыжником. Здесь располагались мастерские и небольшие лавки ремесленников.

Иван Дмитриевич посмотрел на меня и ответил, слегка понизив голос:

— Ну, то, что мне сказали… такое же, может быть, слегка стало лучше спустя некоторое время, когда второй раз уголь заставили съесть.

Его глаза внимательно изучали моё лицо, словно ища в нём ответы на невысказанные вопросы. Я заметил, как его рука непроизвольно сжалась в кулак — нервничает.

— Это же хорошо, Иван Дмитриевич, это очень хорошо, — сказал я с нарочитой уверенностью, хотя внутри меня грызло беспокойство.

Я остановился, повернувшись к нему, и заговорил тише, но с убеждением в каждом слове:

— Послушайте, то, что мы делаем, может показаться вам странным, даже нелепым. Но это настоящая медицина. Уголь абсорбирует яд, не даёт ему всасываться дальше. А физраствор, который мы ввёдем через иглу прямо в кровь, поможет разбавить оставшийся яд и поддержать работу сердца.

Я невольно провёл рукой по волосам, собираясь с мыслями.

— Видите ли, когда человек отравлен, его организм теряет жидкость. Кровь становится густой, сердцу трудно качать её. А с ней ещё и яд циркулирует. Солевой раствор, попадая прямо в кровь, разбавляет её, облегчает работу сердца и помогает почкам быстрее вывести яд.

Прохожий, случайно задевший меня плечом, пробормотал извинения и поспешил дальше. Иван Дмитриевич проводил его взглядом и задумчиво произнёс:

— Звучит… необычно. Но если это поможет…

Вскоре показалась лавка ювелира.

Мы зашли внутрь. Звякнул колокольчик над дверью, оповещая хозяина о посетителях. Ювелир, увидев меня, аж просиял. Создавалось такое впечатление, что он смотрит на меня как на какого-то мессию. Он отложил в сторону лупу и инструменты и поспешил к нам.

— Егор Андреевич! — начал он вместо приветствия, в его голосе звучало неприкрытое восхищение. — Как вы это сделали? Это именно та же самая игла, которую я вам передавал, но теперь она тончайшим слоем покрыта серебром. Как вам это удалось? Поделитесь секретом⁈ Это же невероятно!

Его глаза лихорадочно блестели.

— Вы представляете? Это же можно делать украшения из обычного металла, а потом покрывать их серебром. Разницы никто не увидит!

Ювелир потёр руки, явно представляя открывающиеся перспективы. На его лице отражались быстро сменяющие друг друга эмоции — от восторга до жадного предвкушения.

Я молча посмотрел на него, потом кивнул в сторону Ивана Дмитриевича:

— За технологией — вон к нему обращайтесь, — сказал я, слегка склонив голову набок.

Иван Дмитриевич чуть вздрогнул от неожиданности, но быстро овладел собой и понимающе кивнул. Возможно, это был первый раз, когда я увидел на его лице что-то похожее на благодарность. На мгновение в воздухе между нами возникло негласное понимание — я делюсь знаниями с государством, а не с отдельными людьми.

Ювелир хмыкнул, но протянул мне ту же самую коробочку. Открыв её, я аккуратно взял в руки иглу. Она была холодной и удивительно тяжёлой для своего размера.

Да, он действительно её отполировал. Работа была выполнена мастерски — серебряное покрытие выглядело безупречно, ни единой шероховатости, ни одного изъяна. Я даже не ожидал такого качества, учитывая спешку.

Ювелир, видя, что я тщательно её разглядываю, уточнил:

— Сукном полировал, а внутри сукновую нитку протягивал, пока всё не стало гладким.

— Спасибо, — сказал я, — хорошая работа.

Я бережно положил иглу обратно в шкатулку и защёлкнул крышку. Эта маленькая металлическая трубочка, возможно, станет первой в истории России примененной для внутривенных инъекций. От мысли о том, что я делаю то, что будет открыто лишь спустя много десятилетий, по спине пробежал холодок.

Потом снова посмотрел на ювелира и искренне сказал:

— Вы знаете, я бы честно с вами ещё пообщался, но дела не терпят, — развёл я руками.

— Да, нам пора идти, — подтвердил Иван Дмитриевич, нервно поглядывая на дверь.

Ювелир лишь кивнул, пальцами поглаживая свою аккуратно подстриженную бороду.

— А потом добавил: — Как и обещал, к вечеру ещё две иглы сделаю.

— Отлично, — сказал я. — Или сам зайду, или кого-то пришлю. — Да, и скажите, сколько я вам должен? — спросил я, доставая кошель.

Иван Дмитриевич тут же выступил вперёд, встав между мной и ювелиром:

— Уже всё уплачено.

— Ну хорошо, — не стал я переспрашивать, кем и сколько.

Мы вышли из мастерской на улицу, где нас уже ждали двое молодцов — широкоплечих, с внимательными глазами. Охрана, не иначе. Как только мы появились в дверях, они подобрались и без слов двинулись впереди нас, расчищая дорогу в потоке горожан.

— Так быстрее будет, — сказал Иван Дмитриевич, заметив мой взгляд.

Когда мы снова попали в светлицу градоначальника, обстановка была, конечно, лучше, чем утром. Комната проветрена, не было той духоты, прелости и затхлости. В открытые окна проникал свежий воздух, а по углам уже зажгли свечи, создававшие тёплый, успокаивающий свет.

Сам больной выглядел… не лучше, но и не хуже. Такой же бледный, тяжело дышал, на лбу была испарина. «Ну хоть не хуже», — подумал я. Это радовало. В его состоянии даже отсутствие ухудшения можно было считать добрым знаком.

А у кровати стоял практически штатив для капельницы — конечно, он был слегка массивнее, чем те, к которым я привык в своём времени, но, судя по конструкции, свою функцию должен был выполнить на ура. Кузнец не подвёл — деревянная конструкция выглядела прочной и надёжной, с удобным креплением для бутылки наверху.

В комнате находились несколько человек — двое слуг, стоявших у стены с настороженными лицами, и пожилой человек в тёмном одеянии, вероятно, местный лекарь. Он посмотрел на меня с нескрываемым скептицизмом, но отступил, когда Иван Дмитриевич кивнул ему.

Я попросил, чтобы мне дали чистые тряпки, ремень, спирт, несколько чистых тарелок. Не медля ни секунды, попросил слугу полить мне на руки и тщательно вымыл их с мылом. Потом плеснул на них спирт, тщательно растёр его по коже до ощущения жжения — максимальная стерильность была критически важна.

— Отойдите все, кроме вас, — кивнул я Ивану Дмитриевичу. — Вы мне понадобитесь как помощник.

Лекарь начал было возражать, но Иван Дмитриевич одним взглядом заставил его умолкнуть. Слуги без слов отступили к дверям, а местный эскулап, недовольно бормоча что-то под нос, встал у окна, скрестив руки на груди.

Я вылил немного спирта в тарелку и хорошо промыл иглу, поворачивая её в жидкости. Затем осторожно извлёк и дал спирту испариться на воздухе. Присоединил к игле трубку из кишки — она плотно вошла, создавая герметичное соединение.

— Подержите, только не касайтесь кончика иглы, — передал я трубку с иглой Ивану Дмитриевичу, который принял её с видимым напряжением, словно держал в руках змею.

Бутылку с физраствором я перевернул и установил в приготовленное крепление. Высота была примерно два метра — самое то. Градоначальник лежал на кровати, которая была сантиметров пятьдесят от пола, то есть получалось, что до него как раз будет полтора метра — необходимая высота для правильного давления жидкости в системе.

На курсах по выживанию и оказанию первой помощи нас лишь учили, как ставить уколы. Я умел их ставить и не раз ставил, но вот капельницу… Нет, капельницу я только видел, как ставят, да и то — как мне самому ставили. Не самое приятное воспоминание, надо сказать.

«Ну что ж, все бывает в первый раз», — подумал я, собираясь с духом.

Подошёл к постели больного. Лицо градоначальника в мерцающем свете свечей казалось восковым, с глубокими тенями под глазами и заострившимися чертами. Но глаза его были открыты и следили за моими движениями с мучительным вниманием.

Я взял кусок сукна, смочил его в спирте и тщательно протёр градоначальнику руку с внутренней стороны у локтя, где отчётливо виднелась голубоватая вена.

— Иван Дмитриевич, пододвиньте штатив поближе, — попросил я, не отрывая взгляда от вены.

Он молча выполнил просьбу, и теперь бутылка с физраствором нависала прямо над постелью больного. Я взял трубку, присоединённую к бутылке, и дождался, пока жидкость сверху дотечёт до иглы, выдавив тем самым воздух, и не начнёт капать с кончика.

«Воздух в вене — это смерть», — вспомнил я предостережение из курса медицины.

Тут вспомнил я ещё одну немаловажную деталь и попросил, чтобы кто-то из слуг приготовил щепку, расколотую с краю, так, чтоб можно было слегка пережимать трубку.

— Вот так, — показал я пальцами, изображая ножницы, — чтобы можно было регулировать поток жидкости.

Молодой слуга кивнул и сорвался с места. Не прошло и минуты, как он вернулся с несколькими щепками разного размера. Я выбрал самую подходящую и указал на нее пальцем — тонкую, но прочную, с аккуратно расщеплённым концом.

Ну что ж. Я смотрел на градоначальника и понимал, что тяни не тяни, а капельницу ставить придётся. На его бледном лице выступали капельки пота, губы потрескались от жара, а дыхание было частым и поверхностным. Время работало против нас.

Проверив ещё раз систему — бутылку с физраствором, трубки, иглу — я глубоко вздохнул и повернулся к больному:

— Ваше превосходительство, мне нужно будет ввести эту иглу вам в вену на руке. Это поможет восстановить силы, которые отравление забрало.

Градоначальник слабо кивнул, его взгляд был мутным, но в нём всё ещё читалось понимание.

Взяв ремень, я перетянул руку градоначальника выше локтя, затягивая достаточно сильно, чтобы вены проступили, но не слишком, чтобы не перекрыть кровоток полностью.

— Пожалуйста, несколько раз сожмите и разожмите кулак, — попросил я.

Градоначальник с недоверием смотрел на подвешенную над ним бутылку и на иголку в моих руках, но просьбу выполнил. Вена на его руке проступила ещё отчётливее.

— Что ты… что вы собираетесь делать? — спросил он хриплым от слабости голосом.

— Спасать вас, — просто ответил я. — Постарайтесь не дёргаться. Будет немного неприятно.

Тот лишь кивнул, прикрывая глаза, словно готовился к худшему.

Вокруг собрались несколько человек, затаив дыхание. Я почувствовал, как по спине побежал холодок — ответственность давила на плечи, словно тяжёлый груз. Ведь от моих действий зависела человеческая жизнь.

Аккуратно прицелившись в вену, благо её хорошо было видно, я медленно, но уверенно ввёл иглу чётко в середину выступа. Градоначальник слегка вздрогнул и сжал зубы, но не издал ни звука.

Вроде бы вошла ровно посередине. Вена не «сыграла», не сместилась под давлением иглы. Показалась маленькая капелька крови — хороший знак, значит, я попал точно в вену.

Куском чистого сукна я легонько перетянул место прокола, а чуть ниже закрепил иглу, чтобы она не двигалась. Кожаной тесёмкой привязал трубку к руке больного, обеспечивая дополнительную фиксацию. Каждое движение я делал медленно и осторожно, боясь повредить вену или сместить иглу.

— Ну, вроде получилось, — пробормотал я себе под нос, ослабляя ремень на руке градоначальника.

Бутылка с физраствором висела над кроватью, а прозрачная жидкость начала медленно спускаться по трубке, направляясь прямо в вену больного. Зрелище было одновременно завораживающим и пугающим — ведь я впервые в жизни ставил настоящую капельницу, руководствуясь лишь теоретическими знаниями и тем, что когда-то видел в больнице.

— Получилось? — шёпотом спросил Иван Дмитриевич, который наблюдал за моими действиями из-за моего плеча. В его голосе слышалось напряжение, смешанное с надеждой.

— Скорее всего, да, — ответил я, не отрывая взгляда от иглы. — Нужно выждать несколько минут. Если я вдруг не попал в вену или пробил её насквозь, то физраствор, попадая в ткани, будет растекаться, и рука начнёт отекать. Это будет видно сразу. Но, вроде, попал.

Я повернулся к Ивану Дмитриевичу и тихо прошептал:

— Я, по правде говоря, первый раз это делаю.

Его глаза расширились от удивления, но он сдержал возглас, лишь сильнее сжав губы. Мы оба повернулись к градоначальнику, внимательно наблюдая за его рукой.

Время тянулось мучительно медленно. Каждая секунда казалась вечностью. В комнате стояла такая тишина, что можно было услышать, как потрескивают свечи. Все взгляды были прикованы к руке градоначальника и к медленно пустеющей бутылке.

Понаблюдав несколько минут, я облегчённо выдохнул — рука не опухала, физраствор в бутылке стал немного уменьшаться. Значит, жидкость действительно попадала в кровь, а не растекалась под кожей.

Я взял приготовленную щепку и прикрепил её на трубке так, чтобы она слегка пережала её, уменьшив поток жидкости. Нужно было, чтобы раствор поступал медленно, постепенно восстанавливая объём циркулирующей крови.

— Вот так, — пробормотал я, регулируя поток. — Теперь должно идти с правильной скоростью.

Посмотрев ещё раз на всю конструкцию и убедившись, что всё работает как надо, я сказал градоначальнику:

— Ваше превосходительство, ни в коем случае не двигайте рукой. Даже малейшее резкое движение может повредить иглу или сместить её, и нам придётся всё начинать сначала. Эта жидкость, — я указал на бутылку, — должна вся перетечь вам в вену. Это поможет вашему организму бороться с ядом.

Градоначальник слабо кивнул, его глаза были полузакрыты от усталости, но в них уже не было того мутного взгляда, который я видел раньше. Казалось, что физраствор уже начал действовать, хотя это могло быть и игрой воображения.

Повернув голову к Ивану Дмитриевичу, я неожиданно для самого себя спросил:

— Может, мы перекусим чего-нибудь? Я с утра толком ничего не ел.

Тот аж глаза выпучил от удивления:

— А наблюдать за всем этим, — он кивнул в сторону капельницы градоначальника, — разве не нужно?

— Так мы здесь будем, рядом, — успокоил я его. — Капельница будет идти не меньше часа, может, двух. Всё это время сидеть и смотреть на неё нет никакого смысла. Главное — периодически проверять, всё ли в порядке.

Иван Дмитриевич слегка задумался, поглядывая то на меня, то на градоначальника, а потом произнёс:

— Ну, раз так, то давайте.

Он подозвал слугу и распорядился принести нам еды прямо сюда, в комнату градоначальника. Слуга кивнул и исчез за дверью.