Воронцов. Перезагрузка. Книга 6

Глава 18

Когда мы подходили к площадке, на которой был установлен компрессор, Савелий Кузьмич заметно ускорил шаг. Его глаза блестели любопытством.

— Неужто правда такая хитрая штуковина? — пробормотал он себе под нос, словно не решаясь поверить до конца.

— Осторожнее тут, — предупредил я, пропуская кузнеца вперед. — Доски местами влажные.

Аккуратно приоткрыв дверку, мы зашли на площадку, где было достаточно тесно. Тем не менее, вдвоём мы с ним поместились, хоть и стояли плечом к плечу.

А здесь работали меха. Огромные кожаные мешки то раздувались, то опадали. Воздух с шипением проходил через клапаны, создавая непрерывный фоновый гул.

Пришлось говорить чуть громче, перекрикивая шум от их работы, сдавливания и нагнетания воздуха. Я поймал взгляд кузнеца — в нем читалось изумление и жадный интерес.

— Вот смотрите, Савелий Кузьмич, — я стал объяснять ему принцип работы, чувствуя, как собственный голос тонет в окружающем шуме. — Вся эта система работает от силы воды.

Я ткнул пальцем вниз, туда, где сквозь щель в полу виднелся лёд.

— Под льдом находится колесо, почти такое, как мы только что смотрели в ангаре, только оно слегка изменённое. Его постоянно крутит течение, оно не краешком цепляется за воду, а всегда находится под водой.

Савелий Кузьмич аж вскинул бровь и приложил ладонь к уху, чтобы лучше слышать. Затем отступил на полшага назад, внимательно оглядывая конструкцию снизу вверх, будто пытаясь охватить всю систему единым взглядом.

— Так это получается, что неважно, зима это или лето, — высказался он, и в голосе его слышалось уважение. — Течение-то есть, всегда! Правда, зимой оно подо льдом…

— Именно, — подтвердил я, довольный его сообразительностью. — Река никогда не останавливается, даже в самые суровые морозы. Вода подо льдом продолжает свой бег.

И продолжил объяснение, указывая на отдельные элементы системы. Каждое движение моей руки сопровождалось внимательным взглядом кузнеца.

— Так вот, течение толкает лопасти, которые, в свою очередь, крутят, ну или вращают вал. Там же у нас немного другое колесо, и лопасти сделаны по другому. Так, чтоб вода омывала их своим течением, приводя в движение. А на конце вала установлен кривошип.

Я провел рукой вдоль системы переходников, передающих движение, и остановил палец на валу, который выходил из воды. Дерево поблескивало от влаги, образуя крошечные радуги в лучах света, проникающих сквозь щели.

— А другой вал поднимается и опускается уже здесь, — я ему пальцем показал на механизм. — И через другой кривошип и систему передач распределён между мехами.

Савелий Кузьмич потер подбородок, размышляя. Его глаза метались от одной части механизма к другой, выстраивая в уме полную картину. Руки кузнеца, словно хотели прикоснуться к каждой детали, понять ее назначение через прикосновение.

— Так вот, — продолжил я, чувствуя, как собственное воодушевление нарастает. — Через вот эту всю систему мы приводим в действие вот эти меха. — Я показал на нагнетающий воздух. — Две пары мехов, — добавил я.

— А зачем их столько, Егор Андреевич? — спросил кузнец, и глаза его сузились. — И почему они как-то так странно работают… в перебой?

Я улыбнулся.

— А в этом-то, Савелий Кузьмич, и вся суть! — воскликнул я, чувствуя прилив гордости за свое детище. — Они работают, как вы видите, попарно.

Я все это дело сопровождал жестами, указывая то на одну пару, то на другую.

— В первом такте вот эти два работают, — показал я на первую пару мехов, чья кожа выглядела чуть темнее. — Они работают на сжим и, соответственно, подают воздух в трубу.

Кузнец кивнул, его взгляд неотрывно следил за движением мехов. Он даже слегка наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть соединение между системой шестерен и рабочей частью мехов.

— Потом, когда они разжимаются и нагнетают воздух в себя, вот эти два других, — я перевел палец на вторую пару, — они работают на подачу воздуха, в то время, пока эти набирают.

Скрип кожи, шорох шестерен, плеск воды внизу — все эти звуки сливались в единую мелодию, которой я невольно начал дирижировать рукой, показывая смену тактов работы.

— Потом, когда эти выдувают, другие набирают, и так раз за разом. Получается, они меняются, а поток воздуха… — я сделал паузу для эффекта, — он постоянный! И именно это позволяет сжимать воздух и держать его под стабильным давлением.

— Интересно, — почесал затылок Савелий Кузьмич, и его глаза сверкнули пониманием.

Он задумался на несколько мгновений, погрузившись в свои размышления, а потом посмотрел на трубу, по которой подавался этот самый воздух. Кузнец провел пальцем по изгибу трубы, ощущая легкую вибрацию и продолжил, будто соглашаясь с какими-то своими выводами:

— И получается, вот по ним вы воздух этот гоните к кузнице, чтоб там не работать мехами? — спросил он, и в глазах его читалось уважение пополам с сомнением.

— Ну, в общем-то да, — ответил я, глядя, как кузнец смотрит на всю конструкцию. — Но кузница — это только одно из многочисленно возможных применений.

Глаза Савелия Кузьмича загорелись еще ярче. Он оторвал взгляд от трубы и посмотрел на меня с нескрываемым любопытством.

— А что ещё можно сделать, Егор Андреевич? — спросил он, и в голосе его звучало нетерпение человека, которому показали только половину чуда. — Вы так и не сказали.

— Ну что ж, — сказал я, положив руку на плечо кузнеца, тем самым направляя его в сторону выхода с площадки. — Пойдём, будем пробовать да смотреть, что ещё можно.

Мы вернулись к ангару. По моему кивку Семён с Федей убежали, поняв меня без слов.

Через минуту они вернулись, бережно неся тот самый механизм, который Савелий Кузьмич с такой тщательностью собирал по моим чертежам и объяснениям. Было заметно, как его глаза следят за каждым движением мужиков, словно это не просто механизм, а его дитя, в которое он вложил частицу собственной души.

Перед тем, как все соединять, я мысленно еще раз прокрутил в голове заранее придуманный план: как именно я продемонстрирую работу пневмодвигателя. Цеплять каретку с пилами — это, конечно, заняло бы слишком много времени. Да и не было сейчас желания запускать пилораму — такая демонстрация потребовала бы много разных приготовлений, а нетерпеливые взгляды собравшихся мужиков говорили о том, что они ожидают чего-то немедленного, впечатляющего.

К тому же, я давно обещал им сделать одно устройство, о котором подумал еще несколько месяцев назад. И вот теперь настал момент воплотить ее в жизнь.

— Петька, Илья, — окликнул я, — а ну давайте быстренько!

Парни тут же подскочили, готовые выполнять распоряжения.

— Сделайте следующее, — продолжил я, тут же взяв небольшое полено из липы сантиметров двадцать толщиной. Оно было почти идеально ровным, без сучков.

— Вот это крепление, — я указал на специально сделанное крепление на конце вала пневмодвигателя, где металл был отполирован до блеска и имел крестообразную форму в виде лапок для надежной фиксации, — присоедините скобами к этому полену, только так, чтобы было ровно посередине, понятно?

Петька с Ильей кивнули синхронно и тут же взяв в руки инструменты, принялись за дело. Взяли небольшие зазубренные скобы, которые Петька сам выковывал. Потом, со знанием дела вымеряли ровно середину полена. Они с Ильей споро прикрепили полено к валу пневмодвигателя. Все присутствующие смотрели на это с неким недоумением, переглядываясь и пожимая плечами. В их взглядах читался немой вопрос: «Что это будет?»

— Митяй! — кликнул я парня. — Пойди на ту сторону, сбегай в кузницу к Семену, принеси стамески и гуся.

При слове «гусь» многие удивленно подняли брови, а кто-то даже тихонько хохотнул. Я слегка хмыкнул, заметив их реакцию.

— Да, да, те самые, что Петька по моему чертежу делал, — пояснил я, вспомнив, как Петьке объяснял, как сделать крепеж, который действительно был изогнут буквой «Г». Тогда Петька, рассматривая готовую деталь, задумчиво произнес: «Вылитая шея гуся». Вот с тех пор и повелось называть этот инструмент «гусем». Правда, еще ни разу не пришлось его использовать — все ждали подходящего случая, который, наконец, представился.

Петька, услышав упоминание своего творения, расправил плечи от гордости и наклонился к Митяю, быстро объяснив, где лежат те самые стамески и «гусь».

— Так, — сказал я, хлопнув в ладоши, привлекая внимание собравшихся. — А теперь, мужики, принесите-ка бревно потолще да побольше.

Мужики переглянулись, кивнули друг другу и быстро разбежались, сорвавшись с места одновременно, они направились под навес, где хранились запасы древесины. Через несколько минут, кряхтя и подбадривая друг друга короткими возгласами, они вшестером еле притащили толстое бревно.

— Крепите его здесь, чтобы не шаталось, — скомандовал я.

Мужики быстро оббили бревно досками, поставили на распорки и закрепили в указанном мной месте.

— Вот тут, — я ткнул пальцем в конкретную точку, — так, чтоб было недалеко и дотягивалась труба.

— Крепите пневмодвигатель, — продолжил я, указывая на специальные места под скобы, предусмотрительно сделанные на корпусе устройства. — Давайте пока временно его здесь закрепим.

Я подбадривал мужиков, которые с сосредоточенными лицами прикрепляли изделие к бревну.

В этот момент в ангар влетел запыхавшийся Митяй. Его растрепанные волосы говорили о том, что он бежал со всех ног, боясь пропустить что-то важное. В руках он держал стамески разных размеров и так называемого «гуся» — ту самую Г-образную металлическую деталь, которую он прижимал к груди, как величайшее сокровище.

Я взял «гуся» из его рук. Подпер им полено, которое, было прикреплено к валу пневмодвигателя. Расположил так, чтобы оно плотно упиралось в полено с другой стороны, тоже идеально ровно посередине.

— Тут крепите, чтобы не соскочило, — сказал я, отступая на шаг, чтобы оценить конструкцию в целом.

Мужики, понимая что я от них хочу, быстро загнали скобы поверх площадки «гуся» к бревну. Савелий Кузьмич внимательно наблюдал за процессом, его опытный глаз подмечал каждую деталь, и он одобрительно кивал, видя, как ловко управляются мужики с креплением.

Когда работа была закончена, все с выжиданием смотрели на меня. В ангаре повисла тишина — такая полная, что можно было услышать, как снаружи шумят вдалеке меха компрессора. Все ждали развязки — что же это будет.

Я обвел взглядом собравшихся, намеренно выдерживая паузу для пущего эффекта.

— А теперь будет самое интересное, — произнес я с легкой улыбкой, наблюдая, как глаза мужиков загораются предвкушением.

— Конечно, все это дело сейчас нужно будет регулировать заслонкой в трубе, чтобы выдерживать нужную скорость вращения, — проговорил я, осматривая собранную конструкцию. — Но как временное явление пойдёт.

«Потом, конечно, переделаем на ременную систему подачи вращения, но для эксперимента и так сойдёт», — подумал я

Дальше мы с мужиками продолжили работу. Я взял несколько досточек и сказал, чтобы быстренько прибили к большому бревну, которое принесли. Я очертил в воздухе линию будущей конструкции.

— Вот здесь и здесь, — показал я на бревно, — так, чтобы у меня получилась вдоль липового полена некая полочка.

Семён и Федя, переглянувшись, взялись за дело.

Остальные работники столпились вокруг, наблюдая за процессом с молчаливым интересом. Даже Митяй, стоял тихо, боясь пропустить что-то важное. Его лицо выражало такое напряжение, словно от исхода этого эксперимента зависела судьба всего мира.

— Ну что, пробуем? — спросил я, когда последняя доска была прибита и площадка готова.

Все закивали, не сговариваясь, как один человек. В воздухе повисло ощутимое напряжение, смешанное с нетерпением. Каждый из присутствующих хотел увидеть, что же произойдет дальше, что за чудо я собираюсь им показать.

Мы подсоединили трубу, где было узкое горлышко, в пневмодвигателе.

Петька, аккуратно обмотал проволокой место крепления. Он работал сосредоточенно, закусив от усердия кончик языка.

— Потуже затягивай, — посоветовал я, — чтобы не стравливался воздух.

Петька кивнул и сделал еще несколько оборотов проволокой, после чего закрепил конец, ловко закрутив его клещами. Соединение выглядело надежным — именно таким, как требовалось для нашего эксперимента.

Я сказал Илюхе, чтобы потихоньку открывал заслонку. Он немножко открыл заслонку, всего на палец, и застыл в ожидании. Воздух с тихим шипением устремился по трубе, наполняя собой цилиндры пневмодвигателя. Буквально через секунду мы услышали первые щелчки — глухие, неуверенные, как будто механизм раздумывал, стоит ли ему просыпаться.

И вдруг — вал пришёл в движение! Сначала медленно, неохотно, словно преодолевая невидимое сопротивление, а затем всё увереннее. Закрепленное на нем полено начало вращаться, превращаясь в размытый темный круг.

— Медленно ещё открывай, — скомандовал я, не отрывая взгляда от вращающегося полена.

Илья, затаив дыхание, приоткрыл заслонку где-то на четверть. Эффект не заставил себя ждать — вал закрутился быстрее, щелчки ускорились, сливаясь в равномерное гудение. Воздух теперь поступал с большим напором, создавая характерный свистящий звук.

— Давай теперь до половины, — сказал я, прикидывая оптимальную скорость для обработки древесины.

Илья, с сосредоточенным выражением лица, открыл заслонку до половины. Пневмодвигатель отозвался мгновенно — вал набрал обороты, а полено превратилось в сплошной темный диск. Шум усилился — механизм пел свою механическую песню, наполняя ангар гулом и вибрацией.

По моим прикидкам, скорость вращения составила где-то порядка двухсот оборотов в минуту.

Дальше я взял стамески у Митяя, который так их и держал всё это время, словно боясь, что если отпустит, то волшебство рассеется. На его лице читалось такое изумление, что я не смог сдержать улыбки.

И только после этого я обратил внимание на остальных мужиков, которые с удивлением смотрели, как липовое полено превратилось в размытый круг. Их лица выражали целую гамму чувств: от недоверия до восторга.

— Петь, возьми немножко жира и вот тут, где гусь упирается в дерево — капни, — распорядился я, заметив первые признаки нагрева в месте контакта.

Петька метнулся в сторонку, к небольшой кадушке, стоявшей у стены. И палочкой аккуратно смазал место, где гусь соприкасался с вращающимся деревом.

— А то гореть будет, — пояснил я, зная, как опасно может быть трение в нашем деревянном ангаре, где пожар мог уничтожить месяцы труда за считанные минуты.

Сам же я взял самую узкую стамеску и начал обрабатывать крутящееся дерево, точно так, как это делал в школе на уроках труда.

Липа была мягким деревом, я специально его выбрал для первого эксперимента. Стружка — тонкая, кудрявая, полетела во все стороны, устилая площадку и пол вокруг янтарным ковром. Лезвие стамески входило в древесину, как нож в масло, снимая слой за слоем, обнажая структуру дерева, его природный рисунок.

Я работал, полностью погрузившись в процесс, забыв обо всем на свете. Стамеска то углублялась в дерево, формируя выемки и углубления, то едва касалась поверхности, сглаживая переходы и создавая плавные линии.

И буквально за двадцать минут — я даже не заметил как время пролетело, так увлекся — под удивлённые взгляды мужиков я выточил что-то похожее на кубок.

Форма возникала постепенно, словно высвобождаясь из деревянного плена: сначала обозначилась ножка — тонкая, изящная, затем появилось расширение к чаше, и наконец, сама чаша.

Потом я взял большую щепку из дуба. Прижав её к вращающемуся кубку, я начал полировать поверхность. Дерево нагревалось от трения, и в воздухе появился характерный запах — словно смесь дыма и карамели.

Поверхность будущего кубка постепенно становилась гладкой, блестящей, приобретая теплый медовый оттенок. В нескольких местах, особенно поддержав тонкой стороной щепки так, чтоб аж дымок пошёл, я создал декоративные круги — тёмные линии на светлой поверхности липы.

— Гляди-ка, что творит, — услышал я шепот Семёна, обращенный к Феде.

Эти круги, выжженные самой природой, появлялись там, где я хотел — где ручка, да у горлышка несколько. Они придавали изделию особый характер, делая его не просто предметом, а произведением искусства.

— Красота-то какая, — вздохнул кто-то из мужиков, и остальные согласно закивали.

Дальше я взял небольшую пилу, которую Петька когда-то выковал в кузнице для мелких работ.

Аккуратненько, стараясь не повредить уже готовое изделие, я начал срезать кубок, оставив с обеих сторон толщину лишь в несколько сантиметров, чтоб потом отпилить вручную.

— Закрывай! — скомандовал я, и Илья мгновенно перекрыл подачу воздуха.

Пневмодвигатель издал последний вздох, и вращение постепенно замедлилось, пока не остановилось совсем. Наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием мужиков, все еще завороженно смотревших на результат нашей работы.

— Отцепляй гуся, — сказал я, и мужики быстренько отцепили г-образную опору, освободив полено.

Я взял пилу и аккуратно отпилил остатки полена, окончательно отделяя кубок.

— Вот, — показываю всем готовое изделие. И уже повернулся к Петьке. — Середину выберешь, эта липа быстро поддаётся, и будет практически идеально ровный кубок.

У всех мужиков глаза полезли на лоб. Они смотрели то на кубок, то на меня, то на пневмодвигатель, не в силах поверить, что все это произошло у них на глазах. Савелий Кузьмич подошел ближе, протянул руку и бережно, словно величайшую драгоценность, принял кубок из моих рук.

— Да-а, — протянул он, ощупывая каждый изгиб, каждую выемку кончиками пальцев, — это ж надо такое придумать. И ведь работает!

— Работает, — согласился я, не скрывая гордости. — И это только начало. Представляешь, что можно делать с таким приводом? Не только кубки вытачивать, а любые детали — точно, ровно, быстро.

— А ведь никто из нас и не видел такого, — добавил Илья, почесывая затылок. — Чтоб воздухом дерево точить.

Мужики согласно загудели, переглядываясь и перешептываясь. Каждый хотел подержать кубок, рассмотреть его поближе, почувствовать гладкость обработанного дерева.

Митяй, не выдержав, выпалил:

— А научите меня так делать? Я б тоже хотел… ну, кубки эти, чашки разные…

Я усмехнулся, глядя на горящие глаза парня.

— Научу, конечно. Всех научу. Это ж не для меня одного придумано.