Нахожу Сару на кухне. За процессом приготовления безалкогольной Девственной Мэри.
Ведьма не употребляет спиртного. Коктейль готовит из томатного сока, соуса Табаско, сельдерея и еще каких-то ингредиентов, которые я не запомнил, когда Иларий рьяно старался меня научить сему чудо-рецепту кровавой жижи.
Не знаю, как эта дрянь вообще может нравиться. Сара на пару с Висой ее пьет? Вампир на крови, а Сара на томатном соке. Мерзость! Как и сам Виса. До сих пор перед глазами сцена в ванной. И те девушки… Надо бы расспросить ведьму о том, где она подружилась с этим извращенцем. На оргии? В психушке? Или наркодиспансере?
Я преграждаю Саре путь к холодильнику.
— Знаешь, единственное, что должно меня волновать — отомстить тебе.
— Трогательно, — тешится она и махает кистью, чтобы я подвинулся. — Живо укатился с моей дороги! Хотя нет... будь лапочкой. Достань льда.
Цокая языком, разворачиваюсь. Открываю морозилку. Хлад кусает лицо. Беру лед и кидаю жменю в бокал ведьмы. Коктейль выплескивается, пачкает изумрудный халат и мою черную кофту.
Выпрямляюсь над Сарой во все сто восемьдесят пять сантиметров. Хмурюсь. В синих глазах — усмешка.
— Ты убила меня… уничтожила… отобрала мою жизнь.
— Чтобы отобрать, надо иметь. А ни отбирать, ни уничтожать было нечего. И так катился ко дну. Не видел ничего дальше носа.
— Заперла меня в этом доме с сотнями других мужиков в подвале…
— Не преувеличивай, там их лишь девяносто семь.
Сара отпивает, опирается спиной о стену и сверкает самодовольной улыбкой.
— Как туфли мужчин меняешь?
Подступаю вплотную, забираю бокал с остатками Девственной Мэри и осушаю одним глотком, после чего кидаю бокал в раковину, как баскетбольный мяч — он звенит, катается по раковине. Я кривлюсь. Вкус томатов. Слишком специфично.
Запускаю ладонь в рыжие волосы и продолжаю:
— Сегодня рельефные дизайнерские ботинки. Завтра босоножки со шпилькой… Подлинней... Потолще...
— Как щенят. Знаешь, есть умные и преданные псы, есть энергичные и сильные, а есть, — ведьма чеканит прямо в лицо: — тупые, бесполезные шалопаи.
Я сжимаю ее волосы в кулак. Сара мизинцем стирает следы кровавого напитка с моих губ.
— Знаешь что?
— М?
— Ты очень сексуальна, когда злишься, Свеколка моя.
— Кто?
— У тебя волосы цвета свеклы.
— Это ализариновый, дальтоник.
— Али… что? Алрузали-и-и…
— Ализариновый!
— Угу... свекольный…
— Убила бы...
— Не поможет.
— Умнее ничего не придумал?
— Тебя словно окунули головой в борщ моей украинской бабушки.
Наваливаюсь на ведьму сильнее.
— Ты украинец?
— Я дворняжка. Мама англичанка, папа русский, бабушка украинка, еще есть татары, евреи, ну и много кого, в общем.
— Это мать дала тебе такое имя? Ре-е-кс, — мусолит Сара на языке. — Будто злая собака рычит. Тебе подходит. Таких, как ты, нужно сажать на цепь.
«Таких, как ты, нужно держать на цепи» — эхом раздаются слова отца глубоко в подсознании.
Дыхание сбивается.
Дверь... замки... клетка...
Я мотаю головой, чтобы опомниться. Прочь... не сейчас!
Сара замечает мой ступор и задумывается, поэтому я продолжаю острить:
— Между прочим, оно означает — монарх. Можешь кланяться мне в ноги.
Сара пинается коленом. Попадает в бедро.
— Как же ты раздража-а-аешь…
Упираюсь ладонями по обе стороны от головы ведьмы. Приближаюсь. Глаза в глаза. Прижимаюсь носом к ее носу.
Солоноватый запах коктейля. Синий океан радужек тонет в ночном небе. Наши тела в трех сантиметрах друг от друга. Пышная грудь вздымается и касается моих ребер. Дыхание Сары — горячее, сексуальное — раздирает кожу. Карминовые губы… сладкие. И горькие одновременно. Хочу их увлажнить.
— Почему не отправишь меня в подвал? Чего ждешь? Что я изменюсь?
Я молчу, больно прикусывая щеку изнутри.
Может, она так играется? Хочет влюбить. Черт возьми, как это возможно? Полюбить ту, кто убила тебя в семи метрах от места, где сейчас стоишь. Да, я желаю Сару. Как ее не желать? Она невероятно красива. Сексуальна. Эффектна. Умна. И… о, черт. Нет, это не нормально...
Безумие!
Сара подается ближе, облизывает губы. Хочу повторить это сам. На ней. Глаза блестят лихорадочным азартом.
Опять она это делает. Проникает в сознание и одурманивает. Из глотки, кажется, рвется хрип, не уверен, не слышу себя — ловлю только то, что исходит от ведьмы: звуки, запахи, бешеную энергию. Взять бы ее прямо здесь. Прямо у стены! Или на полу… Да хоть на раскаленных углях!
Пальцы не слушаются — развязывают пояс на коротком изумрудном халате. Жду затрещину. И боюсь представить, какой страждущий, одержимый вид у меня в эту секунду.
Ведьма качает головой:
— Все куда проще, Рекси…
Я безотчетно тянусь к приоткрытым ярким губам, но Сара вдруг округляет аметистовые глаза и резким движением выпархивает из объятий.
Резво поет колокольчик.
Да будь вы прокляты! Опять помешали!
Гостиная и кухня составляют одну очень большую комнату с двумя выходами на улицу: к парадным воротам и в сад. Поэтому я осознаю, что кто-то пришел и безмолвно стоит за спиной.
Но главное, что потрясает — аномальная реакция ведьмы.
Сара испугалась…
Свет беспорядочно моргает. В кожу въедается холод: продирающий и жестокий. Что происходит?
Я оборачиваюсь, ожидая узреть дитя Армагеддона или кого-то не менее ужасного, единственного человека, которого ведьма, по-видимому, боится.
Взгляд лазурных глаз, окольцованных толстой черной подводкой — первое, что я вижу. Властный. Пугающий. Не терпящий возражений.
Такой взгляд тяжело пропускать через себя, а под низко посаженными бровями он становится еще серьезней, угрюмей и страшнее, пронзает собеседника высоковольтным током. Смертельно.
Свет успокаивается, но тускнеет. Мурашки скачут по телу табунами, потому что я буквально могу потрогать чугунную тьму, сочащуюся от ауры незнакомца.
Дверь на улицу открыта. Длинный подол черного пальто мужчины эффектно развивается, подхваченный дыханием ледяного ветра. Соломенные волосы выглядывают из-под шляпы-трилби.
Гость рассматривает меня, как нечто любопытное.
И вот вам еще один факт — это тот самый мужчина, в шкуре которого я бываю.
Во сне...
Сара поправляет халат, откидывает волосы и кланяется незнакомцу; ее голос шелестит сладкой трелью:
— Мой господин...