ГЛАВА 7. Единственная любовь

Хозяин?

Слова Илария звучат так трепетно и устрашающе, что от одного упоминания этой неизвестной личности, в комнате воцаряется зверский холод. Волаглион... Почему я раньше о нем не слышал? И кто он? Муж Сары? Маловероятно. Ее родственник?

Этого не хватало. Здесь итак огромное соотношение психов на квадратный метр.

В размышлениях я хмурюсь. Иларий ждет реакции, усердно штудируя мое лицо — будто на нем можно найти монументальный труд о смысле жизни, — а Инга прилипает носом к моей груди. От теплого женского дыхания, заглядывающего под вырез кофты, и запаха абрикосов кружится голова. Как бы я ни злился на Ингу за измену, жажда снова ее обнять — сильнее. В наших отношениях не все было гладко, да. Но я привязан к Инге... по-своему.

Застегивая последнюю пуговицу на плаще невесты, я отвечаю Иларию:

— Имя, как у нечисти. Почему я до сих пор не видел вашего Волаглиона?

— Он уехал за границу. — Иларий выдерживает паузу и лопочет: — Давай помогу проводить Ингу.

— Я сам. — Остановив Златовласого жестом ладони, незамедлительно веду невесту к выходу, но через плечо задаю тот самый колкий вопрос, который истязает остатки мозга: — Она будет помнить, что произошло?

— Вряд ли. Сара не дура, чтобы себя подставлять.

Дверь за спиной со скрипом закрывается. Сама. Иногда кажется, что дом разумен, что он живой и наблюдает за нами...

Под руку с Ингой мы выходим во двор. Ветер радушно встречает, хладным языком облизывает скулы, высоко подкидывает край голубого плаща невесты. Запах грибов на стволах деревьев, луж и влажной земли — роится в носу. Следы ботинок отпечатываются на мокром грунте. Срывается мелкий дождь. Мне люто тошно. Улица отрезвляет рассудок, возвращает в пережитый кошмар.

Что вообще произошло десятью минутами раньше? Почему я спокоен?

Мою невесту изнасиловали!

Я усиленно смакую эту мысль — осклизлую, желчную, — прогоняю между извилинами: после смерти их совсем не осталось, раз я так умиротворенно иду провожать Ингу к воротам. Что же эта рыжая тварь сделала со мной?

Ингу имели у меня на глазах! Пока... пока... Господи! Позор!

Я запускаю пальцы в волосы и донельзя тяну. До боли тяну. Почти выдираю черный клок. Потому что заслужил! Во что я превратился? Кусок гнилого сморчка. Скоро в задницу буду ведьму целовать!

Ну, Сара...

Убью голыми руками! Задушу во сне, раз по-другому к ней не подступиться из-за поганого медальона. А что? Вариант!

Я пробую представить, как обхватываю тонкую молочную шею, как воздух застревает в горле Сары и рыжая фурия молит меня о пощаде, падает в ноги, а затем... я отпускаю ее, нагибаюсь и впиваюсь в карминовые губы со страстным поцелуем.

Да что такое, мать вашу?!

И в фантазиях ее убить не могу? Далеко же уплыла моя крыша, гуляет где-то на другом конце галактики под локоть с самоуважением.

Я массирую переносицу. Нужно слегка забыться. Вселенная исполняет мой запрос — резким ударом под дых. Отрезвляет лучше, чем укол адреналина. Я кашляю. Не сразу осознаю, что происходит. Будто из комы электрошоком вывели. Перестаю гладить пострадавший живот, разгибаюсь и вижу озлобленное лицо невесты. Инга пришла в себя.

Да будет истерика!

Она вырывается. Бледная.

— Я же... только что была у ворот, — озадаченно бубнит.

Даже так? Полный провал в памяти? Идеально. Сколько зверств может совершить ведьма и остаться безнаказанной?

Я заглядываю в серые глаза, но Инга заперла все чувства за сотней железных дверей и подшлифовала массивными цепями, напоминая, что больше никогда не посмотрит на меня влюбленным взглядом. Точно. Мы же расстались на той ноте, что я козел, а она шлюха. Сколько всего навалилось! Не знаешь, за какую мысль в памяти ухватиться.

Заключив трясущуюся ладонь в свою, решаю сделать то единственное правильное, что должен. Избавиться от Инги. Навсегда. Пора вспомнить, что я несу за эту девушку ответственность.

Выпрямляюсь и стараюсь превратить голос в медовую карамель:

— Прежде чем уйдешь, я хочу извиниться, Ини. За всё.

Я обхватываю ее голову, не давая убежать.

— Не мечтай! Вали обратно к своей шалаве! — Инга дергается, пинает меня коленом. — Отпусти!

— Забери мое имущество. Пусть юрист составит договор дарения или завещание... — Я осекаюсь. Усмехаюсь абсурдности собственных слов. Откуда же Инге знать, что она разговаривает с живым трупом? Поджимаю губы и продолжаю: — Всё подпишу. Всё, что потребуется. Обещаю. Сделай, как я прошу.

Инга округляет глаза и прикладывает ладонь к моему лбу, проверяя температуру.

— Ты чокнулся? — спрашивает она надтреснутым голосом.

— Возможно.

— Рекс, я... Нет, так нельзя! — Она прикрывает рот и жалобно ноет: — Да, ты виноват. И я виновата... очень виновата. Прости за Тима! Это так глупо, Господи! Как мы до этого дошли?

Ого, мне нужно было сдохнуть, чтобы Инга хоть раз признала вину?

Она обнимает меня и сквозь слезы щебечет:

— Давай вернемся домой. Обсудим. Ты оплошал. Я тоже. Но все можно исправить. — Ее пальцы начинают ретивый забег по моей пояснице, в глазах озеро надежды, она целует меня в щеки.

Но я не могу ответить тем же.

— Мы то и дело грызлись, как рехнувшиеся доберманы. Ты манипулировала мной истериками. А я, дурак, велся. Иди одна. Я остаюсь.

Невеста всхлипывает и крепче обхватывает меня.

— У всех бывают сложности в отношениях. Рекс, ты ведь не сдаешься, не пасуешь перед трудностями. Почему сейчас хочешь все разрушить?

С трудом заставляю себя промолчать и беру Ингу за подбородок, заглядываю в налитые серебром глаза. И как ей объяснить? Выйти за пределы этих ворот — недостижимая мечта. Давай, Рекс. Ты должен сделать так, чтобы Инга не вернулась. Обязан! Во имя ее безопасности.

— Прости, Ини… Я люблю Сару. Всегда любил.

Инга отшатывается. Опускает руки. С ее плеча спадает сумка, хлюпается в лужу. И первый раз в жизни я вижу в ее лице такую боль. Она вся дрожит. Вся! Губы, веки, подбородок, ладони... Просто страшно. Наверное, ей больно до смерти. По крайней мере, выглядит она так. Я сам чуть не умер, когда это сказал. А она... видеть надо! Жалко ее до чертиков!

— Т-ты, ты не рассказывал о ней. Она свалилась на голову метеоритом. Рекс! Я тебя не узнаю́. Начинаю подозревать, не гипнотизерша ли она?

— Ини...

Чтобы не разрыдаться, я смотрю на то, как по ее скулам скатываются дождевые капли или слезы, нельзя показывать слабость. Иначе она не уйдет.

— Д-да, да, глупо, — Инга запахивает плащ, обнимая себя. — Но… Прошу тебя… Зачем ты так? Я... не верю. Это бред!

— Придется поверить, — отрезаю я, сдерживаясь из последних сил. — Я любил Сару еще до нашего знакомства. Сара... единственная, кого я любил. Прости.

Мир крутанулся волчком.

Инга отвесила мне пощечину и бежит к воротам.

Сердце сжимается. К горлу подступает тошнота. Ничего хуже мне в жизни говорить не приходилось. Инга будет ненавидеть меня всю жизнь и не узнает правды.

Я падаю на колени и не моргая смотрю на треснутый камень тротуара. Вот кто я теперь — камень. Некогда красивый и сильный, ныне разломанный на части. Это место разъедает. Этот дом — чан с кислотой, в который меня закинули и ждут, наблюдают, как слезает моя кожа, разлагаются кости и обнажается душа, чтобы навсегда погибнуть.

Сара — мой палач.

Пока я беспомощно стою на коленях, никлые деревья переговариваются и клонят макушки в мою сторону, тянутся лысыми, трещащими ветками. Над головой сияет бронзовый закат. Он тлеет между пурпурных облаков, пробирается между пустых улиц и черепичных крыш, просачивается между щербин асфальта и графитовых стен дома.

Каменный монстр внимательно следит за мной.

Под ногами пролетают грязно-желтые листья, подгоняемые дыханием ветра, они кружатся вокруг икр, кувыркаются по дорожке, проносятся куда-то... Они шепчут: над головой топор, у горла нож, шагни за дверь и там умрешь.

Опять эта фраза. Звучит каждый раз, как я собираюсь броситься вон. За ворота. Но я потерял надежду. Мои слова — доказательство.

Поддавшись Инге, железные прутья калитки лязгают о ворота.

Вернется ли она? Я бы не вернулся. После таких слов в лицо обидчика и с лезвием у горла смотреть не захочешь. И все же — Инга останавливается. Она застывает посередине дороги, видя, как я стою на коленях со стеклянными глазами.

Я смотрю на нее, а она не сводит залитых глаз с меня. Неудивительно. Инга никогда не видела, чтобы я проявлял слабость. Стою потерянным щенком, понимая, что проиграл. Уничтожил свою жизнь.

Вон она — моя прошлая жизнь. Едва сдерживается, чтобы не кинуться в объятья тому уроду, который звался ее женихом. Неужели поняла, что я солгал?

Порыв ветра заводит одинокую, тоскливую песнь. Инга делает шаг в мою сторону. В следующую секунду я подскакиваю и бросаюсь к воротам.

Нет, нет, нет!

Мир лопается.

В ушах — свист колес. Крик. Инга отлетает и ударяется головой о фонарь.

Ее сбила машина.

Загрузка...