Нет… Серьезно? Сара не убьет его. Он ребенок! Ему и двадцати нет!
— Вон! Пошел вон! — ору, кидаясь на ведьму. В этот раз она не успевает остановить меня: прижимаю ее запястья к одеялу и наваливаюсь сверху. — Чтобы больше тебя не видел, сопляк!
Парень, на бегу извиняясь, юркает за дверь.
— Отпусти! Сейчас же! Да как ты смеешь? — брыкается Сара, пока я нависаю над ее полуобнаженным телом.
Черное белье просвечивает лишние детали ее груди… Не лишние, на самом деле, очень даже нужные — но лучше бы подо мной скрипела плоскогрудая доска.
Проклятье! Неужели меня не мог убить кто-нибудь поуродливее?
Ведьма извивается, старается выползти из-под меня, постанывает от недовольства. И знаете, природа есть природа. Напрягает… Ее прикосновения поджигают фитиль, и скоро я взорвусь, как склад, набитый фейерверками. Тяжело вздыхаю и тираническим голосом начинаю журить:
— Ты хотела убить его? Господи, он ребенок! У тебя хоть какие-то моральные принципы есть? Зачатки совести? Хоть один зародыш доброты в этом кровожадном бесовском сердце имеется?
Тыкаю между ее грудей и считываю в синих глазах желание покромсать меня на канапе.
— Если еще раз вмешаешься в мои дела, я отрежу двадцать один палец на твоей туше, и сделаю так, что ни один не восстановится, — заявляет ведьма пинаясь. — Ножом я резала клубнику. Какая же ты заноза в заднице, Рекс! Везде лазишь. Везде ковыряешься, точно крыса помойная. И пользы от тебя — ноль.
— Твой нож размером с секиру — то, что надо для резки фруктов. Кому ты мозги пудришь? Сколько мальчику лет? Ты соблазнить его хотела? Мерзость!
— Ему уже восемнадцать!
— Охренеть, как это все меняет!
— Заткнись!
— Чокнутая!
— Кичливый петух!
— Похотливая мегера!
Сара скалится.
— Я никого не соблазняла!
— Это говорит обнаженная девушка на лепестках роз?
Я хмыкаю. Притягиваю ведьму, впечатываю в свое тело. Кофта приподнимается. Тепло нашей кожи соприкасается, заставляя сердце колотиться, а рассудок отключаться. На секунду мы оба застываем, буравим друг друга взглядом. Ресницы Сары трепыхаются, когда мои губы задевают ее щеку.
— Как ты заставила его прийти? Околдовала, как меня?
— С чего ты взял, что я тебя околдовывала, придурок?
— Ты магией затянула меня в свои бессовестные лапы. В этот дом. Или гипнозом... не знаю. Да плевать — чем именно! Главное, что я был не в себе. Ничего не соображал.
— О, наивный Рекси, — Сара хихикает, прикусывает нижнюю губу и устраивается удобней. — Я не применяла ничего, кроме слов. И щепотку магии не истратила. Ты сам пришел.
— Нет! Я не соображал, что делаю, — противлюсь и с уверенностью цежу: — Ты. Околдовала. Меня…
— Я приласкала твое эго. Не более. Ты пришел за новой порцией удовольствия. Жаждал, чтобы я стояла перед тобой на коленях и пресмыкалась. Возжелал продолжения.
Она высвобождает руки, притягивает меня за шею. И снова это шипучее чувство… Хочется поддаться. Один раз. Всего один раз… Окунуться в сладкий плен. Нет сил сопротивляться, когда мы оба пышем жаром.
Ягодное дыхание роится в носу. Девушка продолжает дурманить шепотом:
— Эти лазурные глаза умоляли о милости, требовали продлить наслаждение от льстивых слов.
— Что это значит?
— Где не надо, ты такой сообразительный, Рекси, а где надо — тугой, как ржавая пружина. Чтобы завладеть человеком, нужно забраться ему в голову. — Сара облизывает мой висок, и дрожь прокатывается вдоль позвоночника. — Почувствовать его тайные желания. Страхи. Боль. Я прочитала в твоих глазах всё, что было нужно, поняла, что тебе дать. На что надавить... Помнишь, что я сказала в парке?
Сара прижимается плотнее. Наши губы — в пяти сантиметрах. Воздух необъяснимо тяжелый. Что же такое? Надо сосредоточиться.
— Ты сказала, что моя уверенность заражает.
— И что таких парней на свете не осталось. — Ведьма щекочет ногтем мою скулу. — Я выуживала из черепной коробочки самовлюбленного эгоиста его слабости. Ты был моим. Уже тогда.
— Рад, что тебе пришлось повозиться.
— Не обольщайся. Ты ведешься на любую лесть. Вот... с Роном, скажем, пришлось повозиться. Он себя трезво оценивает.
— Рыжий монстр. Сколько же тебе лет? Точнее, в каком возрасте ты умерла? У тебя... шикарное тело, — нехотя признаю я.
Пальцы ведьмы зарываются в мои волосы, чуть массируют затылок. Приятно… В голове шумит.
— Девятнадцать. Но я не мертва. Вечная жизнь, слышал такое? И... убери руку с моей задницы!
Сара влепляет мне пощечину.
— Значит, ты была ровесницей моей Инги, — сипло шепчу, перехватывая ее ладонь, поднятую для нового удара.
То бьет, то гладит — нереально угадать, что ведьма сделает в следующее мгновение. Эмоциональная дискотека, а не девушка. И это… возбуждает. Я теряю самоконтроль рядом с ней. Особенно сейчас, когда мое тело вмяло ее в матрас, а в штанах кипит до жгучей боли. Больше не могу терпеть. Ей-богу, не могу! Хочу! Хочу почувствовать ее вкус.
— Твоей Инги? — Сара вздергивает темно-рыжие брови. — Или Рона? Прости, мои источники информации разнятся.
— Молчи, — голос превращается в хриплый рык.
— А то что?
Я разглядываю в ее пленительных радужках признаки безнадежного сумасшествия — там взбухают синие подводные кра́теры, призывают посетить их тайный, недоступный обычным людям, мир.
Безумная… неповторимая девушка! Такие могут довести до преступления; могут утянуть за собой в жерло черной души, где клокочет жажда крови; могут затуманить разум армии мужчин и разрушить не только города, но и всю привычную реальность.
Минутные наслаждения часто играют с нами злую шутку. Нельзя поддаваться. Я должен бороться. Но мышцы стонут, а мозги сгорают дотла. Сглатывая, я почти вою в женское ухо:
— А то заставлю выполнить действие, которое было обещано в игре. Помнишь?
— Может, лучше твоим неуемным языком займемся?
Сжимая упругие бедра Сары, я усмехаюсь, затем склоняюсь и прохожу губами вдоль ее шеи, вдыхаю: тяжело, со свистом. Лаванда. И шалфей… Почему этот запах так пьянит? Безупречно-светлая кожа розовеет от жара. Оставляю влажный след под мочкой и лихорадочно шепчу:
— И что мы с ним сделаем?
— Отрежем! — портит она момент. — Сразу так тихо станет в доме, не находишь?
— Надо поведать тебе о еще паре занятных вариантов, где его можно применить. За взаимную цену, конечно, — выговариваю прямо в ее приоткрытый рот. — Если пообещаешь не убивать мальчиков.
Я аккуратно глажу шрамы на плоском животе, сдерживаюсь, чтобы не засунуть ладонь под кружевное белье.
Кто мог подобное сделать? Три кривые полоски. Глубокие. Их раскаленным ломом рисовали?
Спрашивать: откуда они — нет времени. Какие, к дьяволу, разговоры? Хочу одного — обладать этой повернутой на всю голову девочкой. Ох, как хочу... Невыносимо!
Сара проводит по моей щетине, обхватывает ногами поясницу и — как расслабляюсь — ловко выкручивается. Переворачивает меня на спину. Седлает. Откидывает с глаз взъерошенные рыжие волосы и сердито причитает:
— Плевать тебе на паренька, Рекс! Ты хочешь казаться значимым. Даже теперь. Когда ты лишь призрак. Почему бы просто не успокоиться и не наслаждаться жизнью в доме, пока не заперли в подвале? Найди себе хобби. Не знаю, сделай что-нибудь полезное по дому.
— Наслаждаться? Я деловой человек, а не домохозяйка. Сидеть в четырех стенах? Нет уж! Увольте. Убей окончательно!
— То есть, ты хочешь на тот свет?
Я морщусь, раздумывая над вопросом.
А это возможно? Она может избавиться от меня насовсем? И… конец? Мрак, тлен? Загробная жизнь? Никогда не думал над тем, что ждет по ту сторону.
— Я... не знаю, — мямлю, проглатывая слова, — этот дом сводит с ума.
Как и хозяйка.
— С ума ты сводишь себя сам. Чувствуешь, что стал ничтожеством без привычных атрибутов власти и успеха. Ты несчастен, потому что находил радость в роскоши. Однако это иллюзия.
Сара слезает с меня. Сосущая пустота расползается в груди, спускается и заполняет — всё. Мне нужно согреться. Горячее тело ведьмы должно быть на мне. Нет... Подо мной. Почему я об этом думаю? Из-за воздержания? Я не имею право желать ее. Она маньячка. Бездушная тварь!
Накинув халат, ведьма манит меня к окну.
— Иди сюда, Рекси.
Я тянусь, ужасаясь треску собственных костей, поправляю тесные штаны и встаю. Ширинка вот-вот лопнет, честное слово. Лениво шагаю к Саре, изображаю печаль и сажусь на подоконник. Ведьма указывает на соседний двор.
Сначала я не понимаю. Присматриваюсь. Замечаю непрезентабельного вида мужчину и старушку на террасе облезлого дома. Незнакомец играет на гитаре, улыбается и поет.
— Кто это?
— Просто бродяга. — Сара облокачивается о мое плечо. — Он часто приходит к хозяйке дома. Иногда ко мне. И поверь, этот мужчина куда более приятный собеседник, чем ты. И чувствует он себя куда счастливей, чем ты. Ибо не ищет счастья ни в чем, кроме своей души. Хотя живет он в выброшенном кресле заброшенной многоэтажки. Единственное его занятие в жизни — играть на гитаре. И это его счастье. Проблема лишь в голове, Рекс. Может, сто́ит позволить себе выдохнуть?
Слова Сары повисают в воздухе. Я не нахожу ответа.
— Ты мертв. Ты отголосок прошлого. Однако проблема вовсе не в этом, а в том, что тебе пора сменить приоритеты.
Ведьма хлопает меня по плечу и выходит из спальни.
Я рассматриваю заснеженные ветки осины. Как бы я хотел быть деревом: умирать, но знать, что следующей весной жизнь вернется в вены.