Во все Имперские ТОМ 7 Орден

Глава 147 — Смерть барона Нагибина

Принцесса спрыгнула с эшафота и побежала.

Двое тюремщиков попытались её остановить, но третий, покоренный магией принцессы, выхватил пистолет и стал палить в своих товарищей.

— Дриаду убейте! — бешено орал шеф Охранки Соколов, — Палач, вешай осужденных, не стой столбом! А эту тварь убейте из гранатомёта!

«Тварью», которая привела в такой ужас Соколова, был полупрозрачный и источавший свет гигант, торчавший возле моста.

Этот гигант что-то кричал громовым голосом, но принцесса не понимала его слов, она была слишком перепугана, слишком на адреналине, чтобы понимать человеческую речь.

Сердце девушки замерло от страха, еще когда её сунули в петлю, да так и осталось замершим. Лишь её тело действовало, чисто инстинктивно.

Тело хотело жить, принцесса сейчас ощущала себя зверьком, пойманным в капкан. И тот факт, что ей удалось чудом спрыгнуть с виселицы, её не утешал, как и тот факт, что на Петропавловку напала целая армия каких-то неизвестных…

Всё еще только начинается. Ей все равно не уйти отсюда живой!

Один из тюремщиков прицелился Ладе в голову из пистолета, но принцесса ударом кулака сбила врага на землю. Другой тюремщик, тот которого Лада законтроллила, был уже мертв — расстрелянный собственными коллегами он умирал на эшафоте.

Ладе было жаль этого парня, жаль остальных, тех, кто остался на виселице, жаль свою маму-дриаду, которую оглушил неизвестный черный демон.

Вокруг как будто разверзся ад. Всюду гремели выстрелы и взрывы, откуда-то полезли чудовища — та черная женщина-монстр, которая избила маму-дриаду, а еще тот гигант из желто-голубой субстанции возле моста…

Принцесса мчалась на ауре, быстрее любого неодаренного, со скоростью автомобиля. Она пробежала мимо Соколова, тот не попытался её остановить… Ну и спасибо ему за это.

А вот адъютант Соколова барон Картечкин, все еще державший в руках бумаги с текстом приговора, преградил Ладе дорогу.

— Вернитесь назад, принцесса! — потребовал Картечкин.

Где-то у моста прогремел взрыв — принцесса краем глаза увидела, как в гиганта возле моста попала ракета и взорвалась…

Лада, разумеется, не приняла предложения Картечкина, добровольно возвращаться на виселицу — это же настоящая глупость. Как ему, этому дураку, вообще пришло в голову её уговаривать?

Принцесса воздела руки, собираясь на ходу кастануть заклинание — последнее, оставшееся у неё.

Трикоины она вчера ела, их ей дали еще в тюремной башне. Зачем? Потому что тюремный целитель сказал, что без ежедневных трикоинов магия может ослабнуть и потом уже не восстановится, если Ладу вдруг помилуют. И никто не стал ему перечить, ведь Лада была принцессой, хоть и приговоренной к смерти… И ей дали трикоины. А самозванец не вмешался, Лада слышала разговоры охранников о том, что Государь сильно заболел после того, как напал на принцессу в той же тюремной башне.

Поэтому сейчас Лада собиралась впечатать в Картечкина свое последнее заклинание подавления воли, золотая аура уже металась над девушкой.

Но Картечкин кастанул первым, в потоках собственной зеленоватой ауры он обратился в поток мелких частиц. И эти частицы бросились на принцессу. Они летели с громадной скоростью, как настоящая картечь. Все же клан Картечкиных не зря носил свою фамилию.

Бумаги с приговором упали на траву, а Картечкин пронзил принцессу насквозь. Он пробил обе её ноги, левую руку, кусок Картечкина даже застрял у девушки в левой груди…

Лада упала, визжа от оглушительной боли и истекая кровью.

Картечкин не без труда снова собрался в человека за спиной девушки, последний кусок Картечкина вынырнул из грудей Лады, вырвав вместе с собой кусок мяса.

— А я предупреждал, Ваше Высочество! — заорал Картечкин, все еще объятый потоками собственной зеленой ауры, — На виселицу её! Быстро…

Тюремщики бросились к Ладе. Она вдруг рассмеялась — нервно и безумно. Ну да. Её раны, нанесенные Картечкиным, уже регенерируют. Вот только они зря регенерируют, сопротивление Лада уже оказать неспособна, её сейчас повесят… Всё вдруг показалось Ладе таким бессмысленным, таким абсурдным, вся её жизнь.

Её повесят. А за что? Что она сделала? И она же молодая девушка, принцесса… Она не думала, что так закончит свою жизнь. Ни одна принцесса в мире не ожидает, что кончит в петле, и такой юной…

Мир сейчас показался Ладе бессмысленным демоническим хаосом, жестоким и беспощадным. Все это было глупо, эта глупость оскорбляла Ладу даже больше, чем грядущая смерть.

— Отставить! — неожиданно прозвучал рядом голос Соколова, — Отпустите принцессу!

— Что? — Картечкин уставился на Шефа.

Тюремщики тоже застыли в недоумении.

Вокруг эшафота кипел жаркий бой, но сюда ни одна пуля не долетала. Потому что прибывшие стражницы Лейб-Гвардии встали вокруг эшафота и активировали свои ауры. Все пространство вокруг теперь было залито волшебным светом этих аур, а сами ауры стражниц жадно пожирали и плавили прямо в воздухе все пули.

Стражниц было человек тридцать, их защита надежно прикрывала и Соколова, и тюремщиков, и приговоренных к смерти на эшафоте.

Соколов быстро прошёл к Ладе, протянул ей руку и помог встать.

— Бегите, Ваше Высочество, — быстро проговорил Соколов, — Я не могу вешать принцессу, леший меня забери! Бегите! И помните, кто вас спас…

Лада всмотрелась в глаза Соколова, но увидела там только страх и растерянность. В глазах у жирной чайки, сидевшей на плече Шефа Охранки, выражение было как будто таким же, как у хозяина.

Соколов просто испугался? Или хочет, спасая Ладу, подстелить себе соломки на будущее — на случай, если Охранка и силы самозванца сейчас проиграют? Или он правда помогает ей из уважения к принцессе и её царской крови…

— Это же измена, — выдохнул Картечкин.

— Заткнись, полковник, — прошипел в ответ Соколов, — Отпустить принцессу!

Лада бросила взгляд на эшафот.

Там все еще стояли с петлями на шеях её соратники по несчастью — один безумец в рванине, который ничего не понимал, блевавшие кровью из изрезанных ртов Корень-Зрищины, благородного вида седой старик — единственный Корень-Зрищин, которому в суматохе язык так и не отрезали. Китайца держали двое тюремщиков — этот был без сознания…

— А они? — принцесса указала в сторону эшафота, — Эти люди столь же невинны, как и я! Отпустите их, Соколов. Я… Я вам приказываю!

Соколов на это вяло усмехнулся:

— Простите, Ваше Высочество. Эти люди преступники. Вы здесь по ошибке, а они нет. И жалеть их нечего. Китаец — убийца, разбиравший детей на органы. Корень-Зрищины — сектанты, почитатели демонов. Вам не место рядом с ними. А они будут повешены. Уходите, пока я не передумал!

Но принцесса не ушла. Если бы она ушла — она бы спаслась, но погубила бы свою честь. А это хуже смерти. Кто она такая, Лада Багатур-Буланова? Холопка, купчиха или принцесса? Нет, лучше уж смерть, чем позор. Честь — вот на этом столпе стоит магократия и весь мир!

— Я не уйду без своих друзей! — закричала принцесса, активируя ауру.

Но рядом уже оказались две стражницы из Лейб-Гвардии, обе красивые высокие девушки в кожаных облегающих одеяниях. Одна вроде была буряткой, вторая — платиновой синеглазой блондинкой.

Принцесса вовремя сообразила, что опасность сейчас исходит от этих девиц, а не от все еще растерянного Соколова, так что Лада резко развернулась к бурятке и впечатала в неё своё заклинание.

Но бурятка улыбалась, её раскосые глаза смеялись. Её оранжево-желтая аура с легкостью пожрала и растворила золотую магию Лады.

Бурятка ударила принцессу коленом в живот, Лада, еще не до конца оправившаяся от прошлых ран, согнулась пополам.

Стражница-блондинка тем временем заломала ей руки за спину.

— Наручники! — потребовала блондинка.

Ладу она держала одной рукой, а вторую протянула — кто-то из тюремщиков тут же сунул в руку девушке полицейские наручники.

Блондинка сковала Ладе руки, потом заломала ей локти, так сильно, что Лада разрыдалась от боли.

Соколов все еще выглядел растерянным, а вот Картечкин уже подбежал к Лейб-Стражницам:

— Соколов хотел отпустить принцессу, моя госпожа! Я сам слышал!

— Мы тоже слышали, — холодно произнесла бурятка, — Еще наручники. Для Соколова. Он предатель.

— Что? — заорал с перекошенным от страха лицом Соколов, — Что? Я Шеф Охранного Отделения, я здесь командую…

— Прости, граф. Мы выполняем приказания только Павла Стального лично. И больше никого, — сообщила бурятка.

Она бросилась на Соколова, тот было попытался атаковать в ответ, но это было бесполезно.

Чайка Соколова с громким криком ринулась бурятке в лицо, но девушка одним ударом превратила птицу в кровавые ошметки. Потом бурятка ударила с вертухи Соколову в голову, Шеф Охранки перекувырнулся и рухнул на траву, обе его руки изогнулись под неестественным углом, Соколов взвыл от боли…

— У меня приказ убить любого из агентов Охранки, кто попытается помочь принцессе, — доложила бурятка, — Павел Стальной мудр. Он предвидел такое. И никаких указаний сделать исключение для Шефа Охранки он мне не давал. Так что…

Бурятка вывернула ставшие тряпичными переломанные руки Соколова и надела на него наручники. Соколов подвывал и плакал. Его аура бешено металась над графом, но сопротивления он больше не оказывал.

— У нас есть свободная петля, Чайзат, — стражница-блондинка весело указала бурятке на последнюю петлю на эшафоте.

Эта петля вроде предназначалась для странного человека, которого привезли сюда в клетке, но этот человек сбежал, когда началась заварушка.

— Вы слышали приказ! — звонко заорала на тюремщиков бурятка Чайзат.

Но тюремщики в ужасе отошли подальше. Желанием пихать в петлю Шефа Охранного Отделения никто из них явно не горел.

— Плевать, сами сделаем, — плюнула на траву Чайзат, — Трусы поганые. Собаки!

— Я теперь командую казнью, госпожа? — влез Картечкин.

— Нет, я командую, — парировала блондинка, а потом потащила Ладу к эшафоту, заломав ей скованные наручникам руки так сильно, что девушка едва могла соображать от боли.

Блондинка сунула Ладу в её петлю, откуда принцесса минуту назад сбежала. Бурятка тем временем надела другую петлю Соколову на шею.

— Вроде теперь все места заняты, — хихикнула блондинка, — Палач?

— Я всегда на месте, моя госпожа! — визгливо прокричал державший рычаг Палачевский.

— Так чего ты ждешь, ублюдок? Дергай, — распорядилась блондинка.

Она легко спрыгнула с эшафота, Чайзат последовала за своей подружкой, последним с эшафота сошёл тюремщик, торчавший там с самого начала казни.

Китаец, который был без сознания и которого больше никто не придерживал, завалился вперед, петля уже начала душить его. Хотя пол эшафота еще даже не раздвинулся. Китаец рефлекторно чуть захрипел, так и не выходя из забытья…

— Господи, помоги мне! — прокричала Лада в черные питерские небеса, — Господи, пошли ангелов покарать беззаконие!

Это было глупо. Принцесса от боли и ужаса уже и сама не понимала, что она орёт… Лучше бы прочитала «Отче Наш», но слова молитвы просто вылетели у Лады из головы.

Она смотрела только в небо. Палач дернул за рычаг, пол эшафота быстро начал раздвигаться. Двое тюремщиков уже держали наготове автоматы, чтобы добить повешенных выстрелами в голову…

На классическую драку это было мало похоже. Причем, как на драку одаренных АРИСТО, так и на махач уличных гопников.

Алёнка не стала меня бить, она просто на сверхскорости пробила мою грудину, а потом, погрузившись по пояс в желто-голубую массу, из которой я состоял, стала в меня вгрызаться. Как жук-древоточец в дерево, как крот в землю.

Только Алёнка расчищала себе путь не зубами или руками, а чистой золотой магией.

Внутри меня метались яркие огненно-золотые сполохи, я ясно видел их сквозь свою полупрозрачную тушку. Знакомое зрелище — такой же цвет был у субстанции, которой несколько минут назад Жаросветов резал языки несчастным Корень-Зрищиным. То была магия, чистая, дистиллированная и неоформленная. И именно этой магией Алёнка меня сейчас и прожигала насквозь.

Цель богини была очевидной — догрызться до моего настоящего тела, скрытого в глубинах голубого сала, чуть ниже моей циклопической груди, а потом уничтожить это тело барона Нагибина и меня вместе с ним…

Я было попытался сопротивляться — схватить Алёнку за торчавшие из меня ноги и выдернуть, как клеща, но мне помешала боль. Вот теперь я ощутил боль, и это была даже не боль, а самая натуральная БОЛЬ. Оглушительная, сводящая с ума, мешавшая думать и действовать, заполняющая сознание полностью.

Это было, как изжога, только изжога чистой магией, и не в жедудке, а во всем теле, во всей нервной системе…

Я беспорядочно замахал своей единственной рукой, вторая моя рука, которая только начала было нарастать, теперь вообще растворилась, распалась на дымные сполохи, которые ветер унёс куда-то в Неву.

Я не мог больше управлять этим телом, оно как будто взбесилось, вышло из-под контроля. Я чувствовал себя летящим на полной скорости водителем, которому за один миг отключили руль, коробку передач, да еще и тормоза до кучи.

Алёнка, пробивая себе путь чистой магией, теперь влезла внутрь меня целиком. Странно было видеть, как внутри меня ковыряется девушка… Ей оставался десяток сантиметров, чтобы добраться до моего настоящего тела, висевшего внутри волшебного лунного холодца.

И когда она до него доберется — она меня убьет, тут можно было не сомневаться.

Может превратиться назад в обычного человека? Это я делать умел, наверное я бы даже осилил это сейчас.

Вот только две проблемы. Во-первых, я понятия не имел, насколько это безопасно с Алёнкой внутри моей апполонической тушки. Вероятнее всего не слишком безопасно — огромный шанс, что Алёнка просто убьет меня раньше, чем я оклемаюсь после превращения. Ну а во-вторых, Алёнка меня просто убьет, независимо от того, смогу я успешно обратиться обратно или нет.

Ибо она-то в божественной форме, а я, если превращусь обратно в Нагибина — стану обычным АРИСТО. Конечно, крутым АРИСТО, но против богинь крутизна слабо помогает…

Я взвыл громовым голосом, потом рухнул на колени, прямо в воды Невы, на обломки моста, которые вонзились мне в колени. Одна опора моста даже вошла мне в ногу — почти до самых яиц…

Мимо меня промчалась очередная ракета. Ублюдок на колокольне все стрелял, мои люди уничтожить его так и не смогли.

Ракета попала куда-то на Троицкую площадь за моей спиной. Раздался громкий взрыв. Похоже, хана историческому центру Петербурга. Его после сегодняшней битвы придется по камушкам собирать. Если конечно останутся камушки…

А потом я вдруг вспомнил, что я маг. В смысле — что у меня есть заклинания, и что я еще ни разу не пытался применять их в своей аполлонической форме.

Вообще подобные эксперименты были просто опасны, но мне выбирать не приходилось. Я через мгновение умру, так что самого понятия опасности для меня сейчас больше не существовало.

Я сосредоточился, прогнав из головы все лишние мысли и прежде всего — терзавшую меня боль. А потом я кастнул заклинание Огневичей, стену огня, причем кастанул его сразу двойным и на себя самого, ибо Алёнка сейчас была внутри меня.

Эффект превзошел все ожидания.

Это сработало, причем стремительно, быстрее, чем за секунду.

Алёнка была уже в нескольких сантиметрах от головы спавшего внутри меня Нагибина, но все моё апполоническое тело вдруг разом засияло, вспыхнуло ослепительным огненным светом.

Я сейчас сиял, как натуральный атомный взрыв! Мой огненный свет на секунду осветил весь центр Петербурга, до самого горизонта, и даже небо на миг вдруг просветлело, как будто наступил день.

Похоже, что моя божественная форма не просто усилила мои заклинания, нет, она их усилила в миллион, в миллиард раз!

Волны огня промчались внутри моего тела, Алёнка издала крик, такой громкий, что его было слышно даже снаружи моей тушки. Визжа и спасаясь от моего лютого пламени, которое я напустил прямо внутрь себя, девушка ринулась на волю…

Это конечно было хорошо.

Плохо было другое — барон Нагибин внутри меня, он…

Ну в общем он сгорел. Мое собственное родное тело было уничтожено огнем полностью, оно обратилось просто в горстку пепла, которая была едва заметна внутри моей божественной туши.

Вот блин…

Я ожидал чего угодно, только не такого эффекта.

И что дальше? Как мне дальше жить-то без тела? Мне теперь всегда ходить только в гигантской форме? Это, само собой, было круто, вот только лишало меня многих жизненных радостей.

С девушкой в такой гигантской туше не поразвлекаешься, точнее, поразвлекаешься, но недолго — до смерти барышни, которая наступит уже через секунду развлечений. А как я буду в этой форме есть? Мне ж придется ежедневно поедать пару коров… А куда я буду, извините, справлять нужду? Тут уже потребуется рыть целый котлован…

Впрочем, раздумывать об этом было некогда. Кроме того, я был почему-то уверен, что есть или справлять нужду моей божественной форме не нужно, на то она и божественная.

Главное — я был жив, пусть даже и сжег собственное человеческое тело…