Квантовый мир, Библиарий.
Портал привел их в просторный зал, освещенный парящими в воздухе тусклыми кристаллами. Лили полной грудью вдохнула холодный, влажный воздух, отдающий альвой — и едва не закашлялась от режущей боли в рёбрах.
— Опять это место… — с отвращением процедила она, оглядывая десятки кристаллических постаментов, стоявших вдоль стен. На них в специальных костяных подставках стояли старые, истертые книги. На многих виднелись глубокие царапины, почерневшие пятна и порезы, как шрамы прошлых битв. Гримуары, принадлежавшие кодексам.
В центре зала виднелся омут альвы — чаша с молочно-белой искрящейся жидкостью, над которой возвышались статуи кодексов, стоящих спиной друг к другу.
Сзади раздался легкий хлопок закрывшегося портала — и уверенные шаги Сирин. Императорский кодекс положила пистолеты, отнятые у Лили, на свободный постамент и смерила девушку строгим взглядом.
— А теперь рассказывай, — велела Сирин, скрестив руки на груди.
Лиливайсс с шипением посмотрела на глубокую рану на боку и прижала её ладонью. Между пальцев тут же запузырилась кровь. Легкое свечение альвы начало затягивать пробоину квантового тела, но болело оно так же, как из плоти. С такими увечьями, как у неё, человек давно бы умер.
— Не понимаю, о чем ты. Я вообще-то ранена, и если не позабочусь о себе…
— Кодексы от такого не умирают, — перебила она, грозно сдвигая брови. — Не прикидывайся дурочкой, Лиливайсс. Ты ведь знала, с кем сражалась?
— С каким-то кодексом, — отмахнулась она и, бесцеремонно усевшись на край омута, зачерпнула ладонями сверкающую мутную воду и начала промывать раны на ноге. — Какая разница? Она враг, этого достаточно.
— Это была Лестат, императорский кодекс, и клянусь альвой, ты знала, — голос Сирин едва не звенел. — Как ты выдержала бой с ней на равных?
Всегда сдержанная и спокойная, сейчас она с трудом подавляла гнев. Как такое вообще было возможно? Как эта девчонка, кодекс одного из слабейших магов Империи, смогла не только выжить в бою с Лестат, но и измотать её до такого состояния? Даже она, со всем боевым опытом и мощью её хозяина, не была уверена, что одержала бы победу над давней соперницей.
— Опыт, И не с такими приходилось сражаться, — сухо ответила она, зажимая рану. — Как видишь, справилась и без тебя.
Её пальцы слегка дрожали, и от Сирин это не укрылось. Как и слабая, гаснущая аура кодекса. Лиливайсс отдала бою с Лестат все свои силы.
— Спрячь свои колючки, Лили, — она чуть смягчила голос. — Всё-таки я тебя спасла, а ты ощетинилась как перед боем.
— А я и не просила тебя вмешиваться, — сощурилась она. — Ты сама пришла. По-видимому, хотела свести с ней свои счёты. Или же ты от меня что-то хотела.
Сирин тяжело вздохнула.
— Мы не бросаем своих на поле боя.
— Своих? — усмехнулась Лили. — И давно ты стала считать меня одной из своих?
— Мы бьемся с одним врагом, Лиливайсс. А это и значит «свои». Мы ведь служим одному делу.
Та молча усмехнулась. Глубокие порезы и ожоги на её коже, омытые водой из омута, начали медленно затягиваться.
— Но если так, почему Лестат назвала тебя предателем? — продолжила Сирин. — Такие слова не бросают на ветер, не из уст императорского кодекса. Так кому ты служишь, Лили? Ярославу Вайнеру? Или себе?
— Я служу контракту, как и ты, — она смерила хозяйку Библиария колючим взглядом. — Или за эти годы у тебя притупилась память? В каждом гримуаре записано, что кодексы защищают людей, а не допрашивают другие кодексы.
Сирин приблизилась, её переполненная энергией аура замерцала.
— Я чувствую в тебе гнев, Лиливайсс. И неприязнь к другим кодексам. Ты всегда держишься особняком. Но рано или поздно это выйдет боком.
— Как-нибудь переживу, — фыркнула она.
— Лучше бы тебе отбросить свою колючесть и измениться. Перед тем, что на нас надвигается, мы должны встать единой стеной. И кодексы, и люди. Ты меня понимаешь?
— Не понимаю, — она принялась деловито заматывать лоскутом ткани зарастающую рану на бедре.
— Тогда послушай вот что. Мы все слышим шёпот альвы, — императорский кодекс взглянула на ряд гримуаров на подставках. — Я видела сотни кодексов из нескольких поколений, и в каждом поколении находятся те, кто подаётся её шёпоту. Я видела, как альва пожрала их без остатка. Она превращала их хозяев в безумных альва-чудовищ, а кодексы — в пораженные порчей отродья.
Лили замерла, глядя на дрожащую поверхность воды. Сейчас девушка напряженно ловит каждое её слово.
— Мне приходилось убивать своих сестёр, поддавшихся альве, Лили, — строго произнесла она. — Альва может сулить золотые горы. Обещание силы, спасения, чего угодно. Но это кончается всегда одинаково.
— Ты эти сказки впечатлительным кодексам на ночь рассказываешь? — усмехнулась она, стискивая рану.
— Я говорю как есть.
— Можешь не стараться. Я своими глазами видела, что творит с кодексами альва, — холодно ответила она и, помедлив, тихо добавила. — Как и то, что с ними делают люди.
— Уж лучше служить людям, чем альве, — Сирин смерила её пристальным взглядом. Сияющие голубым светом глаза кодекса пронзали, её волевое лицо неуловимо напомнило лицо императора. Та же аура былинного богатыря, прошедшего через сотни боёв.
— Люди меняются, — выдержав её взгляд, тихо ответила она. — И кодексы тоже.
Промолчав, Сирин отошла к постаменту с пистолетами.
— Ты можешь остаться здесь, пока не залечишь раны. Но это оружие я не верну. Оно опасно, не каждый кодекс совладает с таким. Что касается твоего хозяина…
Она обернулась и сузила глаза.
— Скоро вы увидитесь снова. Император будет лично говорить с Ярославом.
Лили обернулась, впервые в её взгляде мелькнуло волнение. Заметив это, Сирин улыбнулась уголком рта и, забрав пистолеты, пошла к выходу из зала.
— Надеюсь, он изменился не настолько сильно, чтобы мне пришлось вмешиваться, — бросила она напоследок. — Я буду следить за вами обоими.
— Скотий бог, убереги агнца твоего Ярослава и верни домой живым…
Прижав к груди его амулет с вырезанными рунами, Поля сидела на коленях у молельного камня с закрытыми глазами. Капище Велеса сегодня было переполнено людьми. Холодный воздух, витавший над лесом, пропитался ароматом благовоний и жертвенных трав из курительниц вокруг алтаря, заваленного подношениями. Но чуткий нос девушки ощущал зловещий запах болотной сырости, подмешавшийся к благовониям.
Люди шли молиться за тех, кто ушел на войну. Голоса и молитвы сотен человек сплетались в сплошной гомон, заглушавший даже хор маленьких служительниц, стоявших позади алтаря.
Наконец, у жертвенного камня показалась невысокая фигура в балахоне. Хор тотчас умолк, как и молящиеся люди.
Убеленный сединами старик в затасканной темно-синей одежде прошел к центральной части капища. Опершись на узловатую трость, увешанную цветными шнурками с вязью ленточек, он взглянул на алтарь — и обвел собравшихся взглядом внимательных серых глаз.
Стоявший рядом с Полиной Лука тронул девушку за плечо.
— Отвлекись ты уже! Пастырь пришел!
Поля открыла глаза, но продолжала беззвучно шевелить губами, повторяя молитву. Пальцы сильнее стиснули амулет, нагретый теплом её рук.
— Дети мои, сыны и дочери Велеса, — глубоким, поставленным голосом заговорил жрец, и слова его с легкостью разнеслись по всей поляне. — Сегодня вас особенно много собралось. Я рад, что вера откликается в ваших сердцах и ведёт в наше скромное капище. Жаль лишь, что по такому поводу.
Он подошел к людям, собравшимся перед алтарем с вырезанными по краям идолами, и коснулся головы маленькой девчушки, стоявшей рядом с матерью.
— Горе войны чёрной тучей нависло над народом нашим. Тысячи мужчин, самых сильных и способных, откликнулись на зов Императора. Все вы слышали известия. Страшную беду удалось отвести, но какой ценой…
Люди одобрительно зашептались, кто-то согласно закивал, иные — сжали кулаки. От слов пастыря кольнуло в груди: её господин… нет, её Ярослав тоже был там. Им, простым слугам, никто не говорил, где сражается юный наследник. Но Поля сердцем чувствовала — он в самом сердце бури.
И оттого тревожнее было следить за каждой новостью, приходившей с войны. Каждый вечер они с Варей сидели у планшетов, слушая вести с фронта, и следили за каждой весточкой о боях, где участвовали маги.
Последние новости лишь усилили тревогу. Альва-прорывы, вражеские кодексы, удар ядерными ракетами… это было уже слишком много для одной маленькой служанки.
— Но что можем сделать мы, простые люди? — жрец поднял руки, оглядывая паству. — Что нам дозволено? Лишь молиться и верить, что мы дождемся наших братьев, сыновей и мужей.
Женщина, стоявшая перед ним, стиснула плечо дочери и прижала ко рту дрожащую ладонь.
— Велес великодушен, и доведёт домой каждого агнца своего стада, все мы — скот его. Я вижу, как сюда каждый день приходят люди, с какой силой они молятся, как крепка их вера. Я верю, он услышит ваши слова.
Он подошел к ним с Лукой и тепло, по-отечески посмотрел на Полю.
— Дитя, ты приходишь сюда каждый день. О ком ты молишься, милая?
Поля инстинктивно попятилась, стискивая амулет, но почувствовала, как крепкая рука Луки придержала её за плечо.
— Не бойся, — шепнул он сзади.
— Я… — она запнулась, косясь на других прихожан. — Я молюсь, чтобы скотий бог вернул домой живым моего господина. Ярослава Вайнера.
По капищу прокатилась волна шепотков, заскрипели доски настила от десятков ног. Люди уставились на неё. Одни смотрели с неприязнью, другие — с презрением.
— Она молится за иноверца… — послышалось из толпы.
Пальцы, сжимавшие амулет, задрожали. Поля невольно втянула голову в плечи, и только тёплая рука Луки не плече не давала ей сбежать от осуждающих взглядов. А среди голосов послышались обидные «княжеская собачка» и «подстилка».
— Воистину, Велес — бог всех людей, милая, — смиренно улыбнулся жрец, касаясь её руки сухими крючковатыми пальцами. — И услышит молитвы даже о тех, кто верит в других богов. Твоя преданность своему господину достойна похвалы. Но спроси себя — достоин ли Ярослав Вайнер твоих молитв о нём?
Дыхание спёрло в горле, когда жрец произнёс его имя. Она сглотнула комок, вспоминая его лицо.
«Поля, ты всегда будешь частью моей семьи».
Раньше она слышала каждую нотку в его голосе, а теперь он словно тонул в гуле толпы.
— Я знаю его с детства, — сбивчиво возразила она. — Мы росли вместе, играли, учились. Он хороший человек!
— Это Вайнер прикончил ублюдка Балашова, — кивнул Лука, отпуская её плечо. — Может, он и маг, но слуги ему доверяют.
— Пусть так и будет, — кивнул старик, сжимая перевитый ленточками посох. — Я лишь переживаю за тебя, дитя, если вдруг он проявит себя недостойно. Нет ничего более хрупкого, чем людское доверие.
Он посмотрел на неё. и в глубине его серых глаз свернуло пламя, отразившееся от десятков свеч.
В тот же миг раздался гулкий удар, заставивший полю испуганно подпрыгнуть. Она выронила амулет, и тот со звоном упал на доски.
— Беда, люди! — раздался встревоженный крик молодого парня, запыхавшегося от бега. Он стоял у распахнутых настежь ворот, ударившихся о ствол дерева. Один за другим люди оборачивались к нему, встревоженно перешептываясь.
Поля подняла амулет: на камне виднелась неглубокая трещина. Сердце, и без того бешено заколотившееся в груди, пропустило удар.
— Знак, — прошептал жрец, поймав её испуганный взгляд, и шагнул к воротам. — Что случилось, сын мой? Какая беда?
— В городе! Там, дворяне! — сбивчиво начал он, пытаясь перевести дыхание. — Машина в магазин врезалась! Внедорожник, здоровенный, с гербами! Прямо в цветочный! Там загорелось всё, да сами посмотрите!
Люди повернулись в направлении, куда взбудораженный парень указывал рукой — из-за домов, видневшихся вдалеке, показался густой столб черного дыма.
— Чей герб-то? — донеслось из толпы.
— С волком и двумя копьями, — растерянно ответил парень.
— Людниковы! Их дети вконец уже охренели! В прошлый раз они заправку сожгли!..
Толпа возмущенно загалдела, выкрикивая ругательства.
— Погоди, парень! — Лука рванулся вперед, распихивая людей перед собой. — Как магазин назывался, ты видел? Вывеска какая?
— «Пастушник» или как-то так…
— «Подсолнух»? — он подлетел к парню и, взяв его за грудки, встряхнул. — С тремя цветками, он?
— Вроде он…
— Там мои мать с сестрой работают! — он обернулся к Поле. — Чёртовы дворяне… Там моя семья! Бежим, я должен!..
Его голос потонул в полных возмущения криках толпы.
— Опять дворяне! Сколько можно терпеть-то?
— Эти твари моего сына в прошлом году переехали на машине, он остался инвалидом! — крикнула пожилая женщина, стоявшая рядом с Полей, вытирая выступившие слёзы грязным рукавом. — Имперская полиция их даже не оштрафовала, им просто плевать на закон!
— Плевать, конечно! — гаркнул крепкий загорелый работяга. — Они снесли мой дом просто чтобы расширить свой чёртов парк! А о семье моей они подумали, а? Где нам теперь жить?
— А девчонка вон за них ещё молится! — старик с протезом вместо кисти обернулся к Поле, зло скаля пожелтевшие зубы. — От дворян только зло! Пошли они!..
Сглотнув вставший в горле комок, девушка бросилась сквозь беснующуюся толпу к выходу. В ушах бешено стучала кровь, затмевая крики людей.
— Скорее, Полина! — крикнул Лука, вырываясь из капища. — Господи, если что-то случилось с сестрёнкой или матушкой, я!..
Сжав в руках остывший, треснувший амулет, она обернулась. Завывающий над капищем ветер качал ветви деревьев и ленты на посохе жреца, стоявшего возле алтаря. На его лицо падала зловещая тень, но девушка увидела, как он улыбнулся.
— … придётся тащить во дворец прямо так, — донесся сквозь гул в голове незнакомый голос.
Я медленно открыл глаза. Голова болела так, будто ей пробивали ту самую брешь в воротах «Вавилона». В нос ударил запах медпрепаратов с легким оттенком альвитина. Я сморщился от солоноватого привкуса крови во рту и, проморгавшись от слепящего света, осмотрелся.
— Очнулся, — заметил второй мужской голос, низкий и суровый. — Передай Петру, чтобы запускал машину, скоро вылетаем.
— Что происходит? — я оглянулся.
Рядом со мной стояли два рослых мужика в тёмно-серой форме, в черных перчатках и плащах с гербами тайной службы.
Понятно. Опричники. Аями предупреждала, что лучше держаться от них подальше. Что ж, теперь деваться от них уже некуда. Я коснулся рукой гудящей головы и поморщился: за рукой потянулся прозрачный шланг капельницы с желтоватой жидкостью внутри. Позади раздался тревожный писк приборов, а датчик на пальце легонько завибрировал.
— Сколько я провалялся?
— Почти двое суток, сударь, — без тени почтения произнес первый. — Лопатин, позови кого-нибудь, пусть снимут всю эту сбрую, пока я сам этим не занялся.
Я посмотрел в окно: над горами вдали вставало солнце. Значит, двое суток, плюс день на поиски Кирсанова и Аксеньевой. Можно считать, я выиграл Карине три дня. Надеюсь, пигалица не теряла времени даром и успела разработать лекарство для Есени.
— Что с Кирсановым и Аксеньевой? — спросил я, но опричники лишь непонимающе переглянулись. — С теми двумя, которых мы спасли из-под завала.
— А, эти, — хмыкнул второй. — Парень в интенсивной терапии, у него сильное истощение от кровопотери, плюс облучение альвой. Но скоро вернется в строй.
— А девчонка?
— Увезли утром на вертолёте в центральный госпиталь. Запихали в капсулу со раствором стабилизатора, обвешали трубками — и поехали.
Я сипло выдохнул. Софья получила критическую дозу альва-излучения. Еще в вертолёте я заметил, что всё её тело было покрыто линиями зомбификации. Болезнь прогрессировала на глазах.
— Ох, Софья… — прошептал я, как в палату вошла медсестра и принялась снимать с меня многочисленные датчики и трубки.
— Выйдите из палаты, господа, — недовольно буркнула она. — Пациенту надо переодеться.
— Заканчивайте скорее, — опричники вышли за дверь. Я прислушался к их голосам: из-за тонкой перегородки их было отлично слышно.
— Подожди пока здесь, я предупрежу Темникова, что мы вылетаем. Вот же напасть на наши головы, будто не хватало нам волнений среди мещан…
— Третий отдел уже ими занимается, — раздался голос другого опричника. — Там явно кто-то мутит воду, не могли они так организоваться и одновременно взбунтоваться сразу в нескольких городах. Совсем распоясались, чернь… того и гляди, устроят настоящее восстание, и что тогда с ними делать?
— Что, что, подавлять, — хмыкнул первый. — Император разберётся.
— Я закончила, — медсестра кивнула мне и протянула одежду. — Как будете готовы, выходите.
Но я не успел даже надеть рубашку, как опричники снова вошли в комнату. Взволнованные и серьёзные, они обступили меня, как конвоиры.
— Идём, вертолёт ждёт нас.
— Может хоть объясните, куда ведёте?
— В императорский дворец, — мрачно ответил первый, подтолкнув меня к выходу. — Лично государь будет вас допрашивать. Шагайте, сударь.