Ветвь оливы

XIII. Козыри в рукаве

Иначе быть не могло. Я же знал, что это произойдет, и почти что сам это подстроил. Иногда то, чего боишься и чего подспудно хочешь, удивительно сходятся. Когда никак не можешь разобраться, чего именно хочешь.

— И что же это значит? — наконец медленно проговорил я. — Ты хочешь, чтобы все решилось здесь и сейчас, между нашими отрядами?..

— Нет, — сказал он. — Ты можешь просто отправиться со мною.

— Зачем? — поинтересовался я.

— За нею, — ответил он, — И потому, что мне так хочется.

— Мало ли, кому и чего хочется? — заметил я. — И что значит какое-то кольцо? — я поднял его со стола и деланно равнодушно повертел его в пальцах. — Она даже не носила его.

— При тебе, — он снисходительно улыбался, ничуть не веря моему равнодушию. — Но она на самом деле тебя любит.

«Раз-два-три-четыре…» — мысленно сосчитал я, отгородившись на время от всего, что он мог мне сказать — потом, все потом… и посмотрев в его нетерпеливые глаза, тоже почти улыбнулся.

— Что же, приятно знать.

На его лице мелькнули разочарование и тревога.

— Если я не вернусь, — проговорил он затаенно нервно, — и она к тебе не вернется. Я не вижу в этом ничего ужасного, но она станет такой же, как все мои люди! А вы почему-то видите в этом что-то ужасное.

— Ты хочешь сказать, что она еще не стала такой?

— Нет. Но только ради тебя. Чтобы ты сам пришел ко мне за ней.

Я понимающе кивнул, с трудом заставив шейные позвонки согнуться.

— И тогда ты сделаешь такими нас обоих?

— Я подумаю, — ответил он уклончиво и будто с попыткой пошутить. — Мы сможем обговорить условия. Но я понимаю, что и тебе надо подумать.

— Какой блеф, — сказал я спокойно.

— Тебе решать, — промурлыкал он вкрадчиво.

— Хорошо… — сказал я, поднимаясь. — Тогда — до следующих встреч.

— Эрвин, — окликнул он немного удивленно. — И это все, что ты хочешь мне сказать?

— Ты ждал чего-то еще?

Он промолчал.

— Полагаю, — заметил я, — тебе будет лучше выйти из домика первым.

Он не шевельнулся.

— Ты не поедешь со мной? — спросил он.

— Зачем? — снова спросил я. — Я не верю ни во что, в чем ты хочешь меня убедить.

Мы довольно долгое время неотрывно смотрели друг другу в глаза. Знал ли он, что я его не видел? Я думал о своем. Но знал, что ни в коем случае нельзя упускать его из виду. По крайней мере, он должен думать, что я не спускаю с него глаз.

— Знаешь, — произнес он наконец странно мягко, почти просительно. — Я бы хотел, чтобы ты присоединился ко мне по доброй воле. Что ты теряешь? В том мире — совсем немногое. А этим миром мы сможем править. Мы сделаем его таким, каким нам хочется его видеть. По-настоящему прекрасным. Разве это не единственное дело на свете, которое стоит того, чтобы ради него жить?

— То же самое ты говорил Нейту?

— Не совсем.

— Значит, ты решил, что тебе не хватает вечного оппонента, а мой отец для тебя теперь слишком стар?

— Ну ты же понимаешь, продолжительность жизни здесь совсем не та… И мы совсем не те. Но ты можешь его заменить. Это будет интересно. Кроме того, я осведомлен о том, что ты натворил в Труа. Чувствовал себя там, будто рыба в воде. Так почему бы и нет? Ты уже знаешь вкус власти! Знаешь, как они податливы. Ты, правда, пытался все испортить, думал, что портишь. Но какая разница? Ты делал то же самое, что я. Да, поначалу я пришел в ярость от того, что произошло, а потом подумал — что это к лучшему. Ты же сам все и исправишь. Мы оба, вместе, можем изменить мир к лучшему. Так мы изменим его быстрее.

Я наконец разглядел, как алчно горят его глаза.

— Ты даже лучше чем твой отец! — воскликнул он. — Ты еще способен научиться чему-то новому! Твое сердце открыто!..

— А вот ты, кажется, уже не способен… — я сделал движение к двери.

— Стой, Эрвин! Ты такой же, как я! Разве ты сам этого еще не почувствовал? Ты знаешь, что я говорю правду. Ты свободен выбирать — играть по старым правилам, или самому устанавливать правила! Ты никому ничего не должен. Абсолютно. Ты можешь делать то, что ты хочешь. Разве возможность изменить мир — не единственная игра, которая еще стоит свеч?

— Я — такой же как ты? Что ж, тогда это будет недолгая игра. Из двух скорпионов в банке — кто останется?

— Почему в банке? — изумился он. — У нас огромное поле для деятельности — целый мир!

— Ничтожный, замкнутый маленький мирок, где все должны быть одинаковы и одинаково мертвы. Потому что другого рецепта счастья у тебя нет.

— А у тебя есть?

— Нет, но я не собираюсь мешать каждому искать его самостоятельно. Я — не такой, как ты.

— Вы все будете такими! Чтобы выжить. Мир изменился. И вы отлично это понимаете. Или вы и впрямь хотели бы продолжать такие же религиозные войны со всеми зверствами, как здесь и сейчас, пока этот мир еще не изменился? — глумливо усмехнулся он. — Может быть, я ошибаюсь, и на самом деле вы не эволюционировали?!

— Просто мы — не деградировали, — ответил я и, развернувшись, вышел из домика — не то чтобы не обращая внимания или забыв о нем, хотя это тоже имело место, но я чувствовал, что слова «не деградировали» уязвят его настолько, что он не сможет шевельнуться и что-либо предпринять, пока я выхожу.

Над поляной всколыхнулся какой-то шум. Я остановился и недоуменно оглянулся. Ряды хранителей зашевелились, по ним катился какой-то ропот, Они волною надвинулись на один шаг, на другой…

— Капитан! — вскрикнул Каррико с тревогой.

— Всем оставаться на месте! — приказал я. И мой отряд, хоть и состоял из живых людей, панике не поддался. — Выходите, маркиз, — позвал я. — Ваши вассалы не знают, что им делать и как жить дальше.

Клинор вышел, выдержав несколько секунд паузы, должно быть, намеренно, чтобы подействовать мне нервы, и посмотрел на меня с ненавистью.

— Я жду тебя, — сказал он строго и холодно, будто вновь став вдвое старше и сочтя, что я не справился с очередным заданием. — Даю тебе один день.

— Буду иметь в виду, — отозвался я сухо. Ему я точно ничего не был должен. А кроме того, если он и оставался тем же человеком, что и в будущем, то я им не был.

— Не тяни с этим. Потом будет поздно. Я знаю, что она тебе не безразлична. И ты это знаешь.

Не прощаясь и не оглядываясь, будто Клинора вообще здесь не было, я подошел к Танкреду и вскочил в седло. Последний раз взглянул на «пространственно-временное недоразумение».

Он чего-то ждал, колеблясь.

— Не бойся, — сказал я. Хотя причины бояться у него, конечно, были. — Пока я уеду спокойно. — И развернув коней, мы отправились туда, откуда пришли, оставляя хранителей с их предводителем за спиной.

Чем ближе мы подъезжали к дому, тем больше ускоряли аллюр, которым шли. К воротам замка мы поднеслись галопом «три креста», вызвав внутри немалый переполох.

— Что случилось? — спросила выбежавшая во двор Диана, не обращая ни малейшего внимания на суету и толкотню вокруг.

— Где Выскочка? — бросил я вместо ответа. — Вы с ним поговорили?

— Да! — ответила Диана не без гордости. — Мы даже набросали карту!..

— Пре-вос-ход-но! — воскликнул я.

— Поль! Что творится?! — она требовательно вцепилась в мою пуговицу. — У тебя глаза горят! Ты уже знаешь?.. Ну наверняка знаешь!..

— От Жанны были какие-то вести?

— Поль! — воскликнула она отчаянно.

Я вздохнул.

— Выходит, знаю. Если ты о том же. Так были какие-то вести или нет? Она с вами связалась?

Диана покачала головой.

— Тогда что, откуда? Может быть, Бертран здесь?

Он еще ничего не знает.

Мои брови сами поползли вверх, хотя, казалось, было совсем не время удивляться.

— Не знает? Но что произошло? Нападение на замок? Проникновение?

— Нет, — ответила Диана. — Ее выманили. Почему ты этого не знаешь? Разве он тебе не рассказал, как это сделал?

Я осознал, что до сих пор держу руку сжатой в кулак. С трудом разогнул пальцы и посмотрел на кольцо, лежавшее у меня на ладони. Диана тихо ахнула.

— Я не собирался говорить с ним об этом, чтобы доставлять ему радость. — Может, он бы и рассказал, если бы я предоставил ему шанс.

Светлые сочувствующие глаза Дианы казались огромными.

— Прости, — мягко произнесла она. — Я знаю, ты хотел, чтобы все было наоборот, чтобы они остались.

Кто, черт возьми, знает, чего я хотел?.. Уж не хотел ли я на самом деле сделать из нее приманку? О боже…

— Что случилось, случилось. Я один в этом виноват. А как Огюст? Где он?

— Он наверху, вместе с Готье. Они не рискуют выходить на шум, но с ним все хорошо. — На глазах Дианы вдруг появились слезы. Она сердито засопела. — Он почти такой как всегда, только очень тихий и осторожный, боится сделать неверный шаг. Будто балансирует над пропастью. И знает об этом. Как хорошо, что он знает об этом!

Я почти рассеянно кинул.

— Третий лишний. Неучтенный фактор. Они так на нас похожи, и в то же время — вовсе нет. Клинор не обмолвился ни словом, что знает, как мы сюда попали. Должно быть, все еще думает, что самым обычным образом.

— А как же Рауль? Ты думаешь, он не спросил его, как нам это удалось?

— Или он не знает подробностей, или их не понял. Не обо всем он мог догадаться спросить.

— Как и ты не спросил, как ее выманили.

— Верно. Не спросил…

— Мы сами не знаем точно, как. Но д’Авер тебе расскажет все, что знает.

— Д’Авер?

— Д’Авер здесь. Я отведу тебя к нему, его привезли и бросили у ворот замка вскоре после того как ты уехал. Он сопровождал ее. Они торопились, выехали только вдвоем.

— Вдвоем? — я впился подозрительно-отрешенным взглядом Диане в переносицу. — Что с самим д’Авером? Он нормален?

— Да, — кивнула Диана. — Он ранен, и у него несколько переломов. С ним не церемонились. Но он нормален.

— Хорошо. Отведи меня к нему.

— И у него было еще одно письмо для тебя, словно через силу произнесла Диана, не спеша исполнять мою просьбу.

— Понятно, — я непроизвольно напрягся. — И вы его уже проверили и прочли…

— Да. — Диана достала смятый клочок бумаги из рукава, как стилет. Бумага уже была кем-то скомкана, будто в гневе, потом снова разглажена и сложена более-менее аккуратно. В записке было всего несколько строк, на обычном французском. На этот раз, без какого бы то ни было обращения. Он не знал в точности в тот момент, кто я. Но допускал, что его догадка может быть неверна.

Я смял клочок бумаги в руке так, что заболели пальцы. Клочку было не впервой. Руки у меня тряслись. При встрече он обошелся без таких намеков. Подозревал, что я попытаюсь свернуть ему шею и это «не дай бог» у меня получится. Но если я все-таки вернусь назад, это должно было меня добить.

— Поль, — тихо позвала Диана.

— В порядке, — глухо выдохнул я сквозь зубы. — Так что там насчет д’Авера?

Бедный д’Авер выглядел весьма жалко. Бледный, трясущийся, весь в слезах, он воззрился на меня с настороженным ужасом, с трудом сдерживая всхлипы. Может быть, он боялся, что я буду винить его. А может, просто хотел поделиться тем ужасом, который пережил.

Едва встретившись с ним взглядом, я предостерегающе приложил палец к губам и повернулся к Мишелю.

— Ему можно разговаривать?

— Немного, ваша милость, — Мишель озабоченно поджал губы. — Голова и легкие у него в порядке, но сил совсем мало. Я бы хотел дать ему успокоительного, чтобы он заснул.

— Через несколько минут, — сказал я. — Как только мы поговорим.

Мишель понимающе кивнул и вышел из комнаты, унося с собой таз с окровавленной водой.

Я придвинул ближе к кровати стул, на котором только что стоял таз, и сел на него верхом, опершись руками на спинку, надеясь, что не выгляжу зловеще. Д’Авер тихо нервно кашлянул и отвел взгляд.

— Мне ужасно жаль, — пробормотал он сдавленно.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил я мягко, но, боюсь, без искреннего сочувствия — я больше думал о другом, не о том, что должен чувствовать д’Авер. — Вы ни в чем не виноваты. Если кто-то виноват, то это я. Я ее во все это впутал. Расскажите мне, как это случилось. Может быть, это поможет нам ее выручить.

Со сдавленным вздохом он поднял глаза, разноцветные, блестящие на мокром месте и полные отчаяния.

— Я ведь тоже люблю ее, — тихо проговорил он. Что ж, это не открытие. — Как родную сестру, а не только сестру моего друга. Я отговаривал ее ехать, говорил, что сейчас особенно опасно на дорогах, но она меня не послушала! Твердила, что вы в смертельной опасности, беспокоилась, места себе не находила! Наконец, не выдержав, она решилась ехать сюда.

— Решилась? — повторил я. Просто «решилась»? — Но что-то ведь ее к этому подтолкнуло? Это же не могло быть случайностью?

— Она могла просто что-то почувствовать, — неуверенно поерзав на месте, пробормотал д’Авер, не поднимая глаз. Его здоровая левая рука нервно комкала одеяло. Нервничал он так, будто ждал, что все заподозрят, что они пытались сбежать. Но «просто что-то почувствовать» Жанна действительно могла. Вот только Клинор не мог почувствовать этого заранее, выслать засаду и заранее написать письмо. — Не знаю точно, но я обратил внимание, что, когда она в возбуждении пыталась одна выехать за ворота, из-за выреза перчатки у нее высовывался кончик какой-то бумаги. Я едва уговорил ее подождать меня. Она очень торопилась, говоря, что иначе вы угодите в какую-то ужасную ловушку, и что смерть так и носится в воздухе…

Д’Авер поведал, как в первой же рощице шестеро громил, четверо из которых делали до того вид, что чинят карету с соскочившим колесом, напали на них и утащили в эту самую карету. Жанна не колеблясь вступила в бой, пустив в ход кинжал. Для нападающих это оказалось неожиданностью, и потому схватка вышла ожесточенней, чем можно было предполагать. Следствие я видел — д’Авер не пребывал бы теперь в столь плачевном состоянии, если бы обезвредить их обоих было проще простого.

С Жанной, по его словам, обращались бережнее, и именно потому, что ей старались причинить как можно меньше вреда, все шишки достались д’Аверу. Кроме того, этим нападавшие убивали сразу двух зайцев — он уже был не способен к сопротивлению, а Жанна пыталась ему помочь и облегчить его страдания. Значит, неожиданностей с их стороны можно было уже не опасаться.

В карете они пробыли долго, хотя, проехав немного, она просто остановилась и их окружил довольно большой, поджидавший там, отряд. Затем после томительного ожидания к ним подъехала еще полусотня вооруженных людей под предводительством Клинора, выглядевшего весьма довольным происходящим. По его приказу несколько хранителей выволокли из кареты и доставили поближе к нашим воротам ненужного им д’Авера с запиской, в качестве посланника, и удалились, а сам Клинор отправился куда-то еще, карета же, с другим отрядом, возглавляемым отсутствующим на встрече в Лесном домике д’Эмико-Левером направилась в другую сторону… От еще одного упоминания Рауля тоже легче не становилось.

И все же нелепая история. Почему Жанна решилась ехать к нам, какое бы письмо она ни получила? Почему она не почувствовала подвох? Почему, по словам, Дианы, не пыталась связаться с нами? Да, девушки не сидели целыми днями возле радиоприемника, но любая попытка связи оставила бы след, ведь Изабелла подсоединила к нему самодельный фонограф. Я невольно вскочил со стула и прошелся по комнате, чувствуя, что угадал, как все произошло. Радиоприемник, а не письмо. Так же как вчера с нами очень буднично связался Огюст. Вот почему д’Авер выглядел так неуверенно, строя предположение о письме, так что казалось, будто он чего-то недоговаривает, и его самого можно было в чем-то заподозрить. Он понятия не имел, как письмо (а что же еще это могло быть?) попало в замок.

— Д’Авер, как по-вашему? Что это было за письмо? Как оно к ней попало?

— Не знаю, — ответил он тихо. — Я… я спрашивал. Но она не ответила. Ничего не сказала. Только… — он запнулся и замолчал.

Я резко повернулся к нему на каблуке.

— Что — «только»?

Послышался странный звук. Д’Авер скрипнул зубами. И за секунду до того, как он ответил, я понял, что зря это спросил. Он пытался щадить меня.

— Она плакала… — сказал он обреченно.

Мое сердце сдавило тисками. Я бросился к двери. Она расплывалась у меня перед глазами. Чуть не воткнувшись в нее носом, я застыл на самом пороге и набрал в грудь побольше воздуха.

— Спасибо, д’Авер, — с трудом выговорил я, как мог, спокойно, и рывком открыл дверь. Махнул рукой ждавшему там Мишелю и быстро прошел мимо него, не останавливаясь и не отвечая на какой-то его вопрос. Это само по себе уже было ответом. Дать другой я был не способен.

Мишель проявил здравомыслие и не стал меня догонять. Он понимал, что я выживу, особенно, если меня не ловить — тогда я обычно проявлял здравомыслие сам. Но ждавшая рядом с ним Диана тут же последовала за мной. Не знаю, что она говорила, но когда я распахнул дверь комнаты, в которой нас ждали Готье и Огюст, она шла за мной по пятам.

Готье почти подпрыгнул на месте, когда я резко толкнул створку. Огюст пережил какую-то непонятную и невыразимую эмоцию.

— Будут еще проблемы? — вопросил Готье сварливо-грозно, как будто бессознательно загораживая от меня Огюста.

— Нет, — опроверг я. — Огюст, когда ты был у Клинора, вы сделали там какую-то запись на что-нибудь вроде фонографа или что-то еще, верно?..

— Да, — тут же ответил Огюст спокойно, разве что с небольшим удивлением. — Это он тебе сказал? Но ведь ее не использовали. Вы же уже знаете, что посланиям от меня нельзя верить…

Мы все уставились на него, будто окаменев. Готье и Диана тоже сразу поняли, о чем я говорю.

— Ее использовали. Уж поверь.

— О, — скромно вымолвил Огюст. — Очень жаль…

Возможно. Все его нынешние эмоции были искаженными тенями прежних. А оттого, что он всеми силами их сдерживал, тем более.

Я только кивнул, спустя мгновение.

— Мне нужно было только подтверждение.

Конечно, это мог быть только Огюст. Кому еще она могла поверить? Рауль пропал уже давно, и насчет него у всех уже было множество сомнений. Еще до того, как мы тронулись в путь из Парижа.

— Ну что же, пора нам кое-что обсудить, — решил Готье, вставая и, хоть все мы были совершенно спокойны, ненавязчиво выталкивая нас из комнаты. — Огюст, я скоро вернусь. Только введу кое-кого в курс дела…

Полностью я пришел в себя чуть позже, мы стояли над разложенной на столе картой. В четких линиях топографических знаков я узнавал руку Дианы. Нас тут было четверо. Двери были закрыты.

— Я тоже получила письмо, — с перекошенным от негодования лицом говорила Изабелла. — Понятия не имею, чего он хочет добиться подобными маневрами! Не полагает же всерьез, что мы можем принять его предложения?

— Кое-кто сегодня уже принял, — с горькой иронией сказала Диана у меня за спиной.

Верно. Лучше бы я сразу отправился к Ранталям, как собирался, и уговорил их вернуться. Так или иначе. Хотя бы они уже узнали, что посланиям от Огюста верить нельзя, как только что сказал он сам. Но от соблазна войти в какой-то контакт было не удержаться…

— Но ведь не такое! — воскликнула Изабелла, и в воздухе резко зашуршала бумага, которой она гневно взмахнула.

Я невольно взял лист, который она буквально сунула мне под нос и посмотрел на еще одни ровные, тонкие, изукрашенные завитушками строчки.

— Очень мило, — сказал я.

— Мило?! — вскипела Изабелла. — Может, кто-нибудь получил такое же? С него бы сталось послать это каждому!

— На словах он сказал мне почти то же самое… со своими индивидуальными особенностями.

— А нам вот не прислал! — проворчал Готье. — Даже почти обидно. Правда, Диана?!

— Наверное, всего лишь хочет внести смятение и раскол. Раз посылает это не всем.

— Твоими бы устами, — раздраженно фыркнул Готье.

— Выводит из себя и провоцирует на ошибки.

— Да уж…

Мы все дружно посмотрели на карту.

— Но как бы то ни было, мы все равно хотим прекратить это как можно скорее, — вздохнула Диана. — Боимся мы наделать ошибок или нет.

— Может, еще и это? — заметила Изабелла, немного успокаиваясь. — Он хочет, чтобы мы считали, что он нас провоцирует, чтобы вынудить нас осторожничать и затаиться, и именно это и будет ошибкой, если мы упустим какой-то очень важный момент!

— Вполне… — согласился я. — Или, на худой конец, мы действительно поторопимся и наделаем ошибок.

— Что рискованней? — спросила Диана. — Поддаваться на провокацию или упускать время?

— Время… — пробормотал Готье. — Всегда и везде имеет значение именно оно, ведь правда?

— Значит, рискнем сделать ошибку… — решили мы чуть не хором и снова вернулись к карте.

— Мы знаем кое-что и о внутренней планировке замка, — сообщил Готье. — Об этом нам рассказал Огюст. Он был там совсем недолго, видел не все и не все помнит четко, но в общих чертах мы хотя бы примерно знаем, как там ориентироваться.

— Да-да… Кстати, кого вы планировали задействовать в вылазке?

— Максимальные силы, я полагаю, — подозрительно приподнял брови Готье. — А ты как думаешь?

— Всех использовать неразумно. Мы не сможем их контролировать. Одно дело еще в чистом поле среди бела дня. Но ситуация может оказаться слишком необычной. Вспомните катакомбы. Если начнется паника, мы ничего не сможем сделать с толпой перепуганных людей.

— Предполагается, что хороший военачальник должен уметь справляться с такими проблемами, — недовольно съязвил Готье. — Какой другой козырь ты можешь противопоставить Клинору, кроме внезапности и напора?

— Хороший точечный удар. Быстрый и эффективный.

— Зубочистка в вязкое тесто, — скептически сказал Готье. — Там она и застряла…

— Булавку легче воткнуть острым концом, а не тупым.

— Мда… — усмехнулась Изабелла.

— И куда меньше людей столкнется с тем необычным, с чем им еще рано сталкиваться.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но по-моему, это ты у всех на виду размахивал излучателем.

— Еще до меня они видели его у Рауля. В наших руках они теперь опасаются их меньше и нам это может пригодиться. Но все же они понимают, что это странные вещи, которых стоит избегать. И сколько еще таких вещей может находиться в замке? Сколько проводов с электричеством? Прожекторов, бьющих в глаза, странных звуков и видений? Мы можем легко обращаться с анахронизмами, но все остальные? От нас четверых там будет больше проку, чем если мы возьмем с собой оба отряда в полном составе, с которыми нам же придется воевать, чтобы привести их в чувство.

— Это правда, — подтвердила Изабелла.

Зрачки Готье слегка поплыли, стремясь стукнуться где-то на переносице.

— Вы что, хотите отправиться туда вчетвером??? — возопил он придушенно и почти беззвучно.

— Заманчивая идея, — признал я. — Но боюсь, этого будет все-таки мало.

Диана понимающе кивнула.

— Мы должны быть уверены в каждом человеке, которого возьмем с собой. Нам нужно какое-то разумное количество. Не много, но и не слишком мало.

— Человек двадцать, — предположила Изабелла.

— Что-то в этом роде, — согласился я. — В чьих нервах и здравом рассудке мы уверены? Предлагаю взять Фонтажа, Каррико и Таннеберга, да и для троицы поэтов это может быть настоящим походом в сказочную пещеру, они это оценят. Помимо нас, уже шестеро, это десять.

— И Выскочка, конечно же, — добавила Изабелла меланхолично. — Куда мы без него? Хоть и жаль ребенка.

— Зато у него самая гибкая психика, — мрачно заметила Диана.

— «Лучшие солдаты — это дети, — уныло процитировал Готье, — они еще не задумываются и не знают, что такое смерть…»

— Не в этом случае, — возразил я. Уж этот мальчишка мог повидать на своем веку больше нашего. — И он знает дорогу.

Готье счел нужным архаически выразить свои чувства, перекрестившись.

— Гады вы… Кто дальше?

— Я бы поставила на твоего Мишеля, — сказала Диана. — На редкость выдержанный парень, мы отлично знаем, чего от него можно ждать, к тому же он врач — это может нам там здорово пригодиться.

— Принято.

— И Оливье, — вставила Изабелла. — Он вызвался сам.

— Он же божий одуванчик… — проговорил я с сомнением, автоматически, но уже понимая, что она права. И в конце фразы я со вздохом кивнул. — Но очень опасный, умный, полезный и хладнокровный божий одуванчик. Может и нам дать фору.

— Тринадцать, — подытожил Готье. — Чертова дюжина.

— Выходит, мы обязаны взять еще одного человека. Это должен быть Огюст.

В комнате на мгновение воцарилась тишина. Затем Готье заржал. Невесело, но тем не менее, никак иначе нельзя было назвать этот печальный звук, изданный им намеренно.

— Ну-ка еще раз напомни мне, на чьей ты стороне?!

— Он знает внутреннее расположение замка.

— Он джокер, — серьезно, внушающе, сказал Готье. — Никто не знает, что он может выкинуть.

— Он джокер в нашей колоде, — поправил я. — Никто из нас, в случае удачи, не сыграет такой роли как он.

— Ну а в случае неудачи?..

— Нас четверо. И мы знаем, что он непредсказуем. Мы сумеем свети риск к минимуму. А если у нас все получится, успех закрепится, он будет свободен. И не только. Какая-то часть хранителей была в его непосредственном подчинении. Если она продолжит ему подчиняться теперь, когда он на нашей стороне, это будет большим преимуществом.

Готье прищурился.

— Может, захватить тогда и всех остальных хранителей, которых ты сюда притащил, и которые пока верят тебе?

— А вот это нет — слишком рискованно.

— Ха! А куда более опасного Огюста брать с собой не рискованно?

— Огюст, в отличие от остальных, верит не мне, а себе. Он способен как-то собой управлять. У него есть собственный шанс вернуться, без посторонней помощи. И я хочу, чтобы он им воспользовался! Того, что он будет с нами, Клинор никак не может ожидать.

— Так вот куда ты метишь! Опасный ты тип, братец, ты игрок!

— Иногда мир только и ждет предлога, чтобы подыграть нам.

Готье просто онемел. Диана сдержанно кашлянула. Ее глаза смеялись.

— Все куда хуже, Готье. Он иногда еще и «поэт». Но тут я согласна. Я тоже хочу, чтобы Огюст был с нами.

— И я, — тихо поддержала Изабелла. — Он один из нас.

— Но он может погибнуть, — трезво заметил Готье. — В том числе, от наших собственных рук. — Он секунду помолчал. — Впрочем, я тоже хочу, чтобы он был с нами. Черт побери, все мы смертны!

Мы обсуждали план вылазки уже со всей командой, с которой собирались ее совершать, расширившейся еще на несколько человек из моего отряда и из отряда Таннеберга (исключая пока Огюста — его мы договорились позвать в последний момент, но уже поговорили с ним отдельно), когда в дверь постучался корнет Жерне, следивший за порядком, пока все мы были заняты.

— В чем дело? — спросил я. Беспокоить нас сейчас следовало только в самом чрезвычайном случае. Но и таковые ведь вполне могли иметь место.

— Прошу прощенья, капитан, — довольно растерянно пролепетал Жерне. — Прибыли господа Ранталь и Лигоньяж и настоятельно требуют встречи с вами.

Я несколько секунд взирал на вконец стушевавшегося корнета.

— Насколько настоятельно? — спросил я.

— Весьма настоятельно, — мрачно отвечал корнет.

— Ну что ж. Возьмите их под стражу, — велел я, снова поворачиваясь к карте.

Диана издала изумленное восклицание.

— Но так же нельзя!.. — тихо возмутилась она.

— Почему? — возразил я. — Я велел нам не мешать. А они нам мешают.

— Но ты с ними даже не заговорил…

— Мы все равно не можем взять их с собой. Они будут ненадежны. А что я могу сказать им до того, как мы вернемся? Мне нечем их успокоить…

— Не надежны? Но…

— Ранталь примет ситуацию слишком близко к сердцу…

— Слишком близко к сердцу?.. А ты?..

А я уже принял. И ничего в этом не было хорошего.

— Я — совсем другое дело. А если они еще и не в себе… нам вообще некогда с ними разбираться! Господин корнет, исполняйте!

— Да, господин капитан! — Жерне с ошарашенным видом наконец захлопнул дверь.

«Наверное, все-таки, так и правда нельзя…» — подумал я обреченно, невольно прислушиваясь к тому, что происходит за дверью. Так я и думал… За дверью послышались громкие голоса, крики и звон.

С тяжелым вздохом, я выскочил за дверь. Кажется, Ранталь и Лигоньяж действительно были очень настойчивы в своем желании переговорить со мной.

— Корнет! В чем дело?!

Кто-то дышал мне в затылок. Кто-то выскочивший вслед за мной. Оглянувшись, я убедился, что это Таннеберг.

— Это произвол! Предательство! Измена! — оглушительно голосил Лигоньяж. Нет, вот только его тут точно не хватало…

— Измена кому, пожвольте спросить? — дружелюбно и как-то академически поинтересовался Таннеберг. Лигоньяж, задыхаясь, продолжал устрашающе выпучивать глаза, но перестал размахивать впустую шпагой, поражая воздух в коридоре и уставился на него с изумлением. Присутствие знакомого единоверца его немного успокоило. Ранталь, сильно побледневший, скромно стоял у стены.

— Всем подряд! — провозгласил Лигоньяж. — Это бесчестное похищение дамы!..

— Вы совершенно правы, Лигоньяж! — воскликнул я громко. — Только у меня нет времени с вами препираться! Я должен ее вернуть как можно скорее! Не путайтесь у меня под ногами! Ради всего святого!

— Э… — протянул Лигоньяж озадаченно.

Злясь, я махнул рукой.

— Бог с вами! Вложите шпагу в ножны и проходите! — Жерне и несколько шеволежеров по углам коридора явно с облегчением перевели дух.

— Где моя сестра? — наконец подал голос Ранталь, оторвавшись от стенки.

— Ее здесь нет.

— Но вы написали…

— Чтобы вы меньше беспокоились. — Диана написала им письмо, в котором говорилось, что Жанна и д’Авер гостят у нас и вернутся завтра днем. — Мы намерены предпринять вылазку и отбить ее, пока ее еще можно спасти.

— Вылазку?! Еще можно спасти?.. — повторил Ранталь потрясенно, оглядываясь совершенно круглыми глазами. — Что случилось? И где д’Авер?

— Д’Авер здесь, в замке. Он ранен, но если желаете, можете с ним переговорить. Его к нам доставили в качестве гонца, чтобы он передал дурную весть. Жанна у Клинора.

— У Клинора?! Но как? Почему?!

Вот именно от этих вопросов, я и предполагал, что полезу на стенку…

— Диана! — попросил я, еле сдерживаясь. — Пожалуйста, расскажи Бертрану, что произошло!.. — Но увидев затравленный взгляд Дианы, я взял себя в руки. Это ведь она отправила письмо Ранталю о том, что «все в порядке», нельзя сваливать на нее еще и это. — Нет. Не нужно… Послушайте меня внимательно, Бертран. У нас нет времени на долгие объяснения. Жанна в опасности и мы должны ее спасти, а не рассуждать, как такое могло произойти.

— Но она отправилась к вам! — обвиняюще воскликнул ее брат.

— А вы за ней не уследили! Не время сейчас это обсуждать.

— И она сейчас у Клинора?

— Да.

— Среди хранителей?

— Да.

— И значит, ее душа погублена? Навечно? — напрямик спросил Бертран.

— Я предпочел бы обойтись без допущений. Сперва мы ее найдем и заберем с собой…

— Шарди! — он нетерпеливо дернул меня за рукав, будто считал, что я только и жду случая отвернуться и забыть о нем. — Вы должны пообещать мне одну вещь!

— Какую?.. — спросил я, начиная чувствовать, что сохранять терпение все же не так трудно, как я того ожидал. Я воспринимал Бертрана лишь какой-то частью своего сознания, другие были заняты.

— Пообещайте!.. — повторил он упрямо.

— Бертран! Не время играть в игры. Чего вы хотите? — Я все же был не настолько отвлечен, чтобы не почувствовать странную интонацию в его голосе.

— Бертран, — неожиданно трезво заговорил Лигоньяж, подозрительно буравя друга взглядом — ему тоже что-то в нем не нравилось. — Либо говори, либо давай уж потом.

— Если вы найдете ее и поймете, что душа ее погублена, освободите ее! — торжественно произнес Бертран.

— Да как вы могли подумать что-то другое?! — изумился я. — Мы заберем ее оттуда, что бы ни было!..

— Вы меня не поняли, — проговорил Бертран. Взгляд у него был какой-то остановившийся и ужасающе «просветленный». — Вы должны освободить ее душу, избавить ее от всего этого, от этой жизни…

Я остолбенел, уставившись на него, на несколько мгновений потеряв дар речи. Диана пораженно охнула.

— Зря ты так… — тихо и потерянно проворчал Лигоньяж. — Это грех. За душу надо бороться. — И я почувствовал к нему неконтролируемую горячую симпатию, несмотря на все прошлые недоразумения.

— Я пойду с вами, — продолжал Ранталь. — Если нужно, я сделаю это сам, но если я буду не в состоянии…

— Не смейте даже думать об этом! — проговорил я раздельно и глухо, яростно глядя ему в глаза. Бертран тоже не отрываясь смотрел на меня, будто отчаянно о чем-то молил — но не об этом же!.. Затем взгляд его погас, он тихо всхлипнул, прислонился к стене и, бессильно осев по ней на пол, безутешно заплакал.

— Ох, дьявол… — устало пробормотал я, и сел рядом с ним. К нам присоединился Лигоньяж, присевший на корточки и внимательно и озабоченно вглядывающийся в друга.

— Поклянитесь лучше оба, — попросил я, — что поможете нам ее спасти. Что полностью нам доверитесь. Что не испугаетесь, что бы ни случилось, а случиться может всякое, и пойдете с нами до конца. Это единственный шанс. Никаких споров. Никаких возражений. Вы будете слушать все, что мы вам говорим. Вы поклянетесь?

— Клятвы… — плечи Бертрана вздрагивали. — Клятвы губят души… Я клянусь!.. Клянусь! Пусть так!..

— Клянусь, — тихо и серьезно повторил Лигоньяж. И пристально посмотрел на меня. — Но гореть вам в аду, Шарди, если вы нас обманете, если мы ее не спасем.

— Пусть так, — согласился я, выдержав его взгляд.

Лигоньяж кивнул: «Мы с вами», и помог Бертрану подняться, почти силком поставив его на ноги.