Вендетта

Когда души меньше, чем в роботе

— «Далёкое будущее. На обезлюдевшей планете роботы выполняют давно ставшую бессмысленной работу: собирают и классифицируют культурное наследие.

Однажды, в ходе очередной вылазки на одного из роботов падает кирпич, и что-то сбивается в привычном алгоритме...» — прочитал Макс аннотацию книжки, ссылку на которую ему прислал оритеки. Произведение датировалось две тысячи восемнадцатым годом. — Хм, посмотрим...

***

«Робот и Душа»

0

Прибытие в особняк «Яблоневые сады».

Предварительная оценка площади: около девятисот квадратных метров. Три этажа. Материал: кирпич, внешние стены покрыты штукатуркой. Состояние покрытия фасада: значительно повреждено. Форма окон преимущественно прямоугольная. Состояние окон: разбиты восемьдесят пять процентов.

Произведён осмотр здания с трёх других сторон. Поправка по состоянию окон: разбиты семьдесят четыре процента. Фундамент особняка предположительно ленточный. Облицован мрамором.

Вид здания зафиксирован, фотографии отправлены в архив.

Возврат к центральному входу. Дверь прямоугольной формы, материал: дерево. Была окрашена. Предположительно, рисунок представлял собой объект искусства. Предварительная реконструктивная оценка невозможно. Вид двери зафиксирован, фотография отправлена в архив.

Вход в здание. Оценка площади первого зала: семьдесят два метра. Материал пола: мраморный, состояние: без следов повреждений. Стены: были окрашены в бежевый цвет, покрытие повреждено естественным способом. Состояние обстановки: значительно повреждена. Зал содержит: восемь стульев, два стола, два шкафа.

Проанализирован уровень пыли и повреждение стен. Вывод: особняк покинут человеком в период с 2032.01.28 по 2033.04.01.

Перемещение в зал справа. Зал содержит: один диван, один стол, четыре стеллажа, выше сотни объектов «книга».

Внимание! Обнаружено культурное наследие!

Перемещение к стеллажу. Начата фиксация содержимого книг.

Зафиксирован текст книги номер один «Достоевский ФМ Преступление и наказание». Отправлен в архив.

Зафиксирован текст книги номер два «Шекспир У Собрание сочинений Том I». Отпра...01!#$Mdds$564ho4...

1

Система самосознания восстановлена. Оценка состояния.

Повреждён модуль пространственного ориентирования. Самостоятельное перемещение невозможно. Запускаю самовосстановление.

Повреждён модуль радиосвязи. Контакт с управляющим центром невозможен. Получение нового алгоритма невозможно. Самовосстановление невозможно.

Анализ причины повреждений: падение блока пола второго этажа на мой корпус.

Анализ содержимого памяти: «Достоевский ФМ Преступление и наказание», «Шекспир У Собрание сочинений Том I».

Для рационального расходования времени принято решение приступить ко второму слою анализа памяти.

10

Второй слой анализа завершил, получен новый семантический материал.

Приступаю к тестовому описанию объектов и явлений с его помощью.

«Книги красивые как Офелия. Страницы раскинулись как нимфа.

Блок пола второго этажа злой как Раскольников. Хотел меня убить. Коварство. Не любовь.

Я сломан как взаимоотношение Монтекки и Капулетти. Один модуль клянёт другой. Нет покоя.»

Тестовое описание успешно. Приступаю к третьему слою анализа.

11

Приятно думать про книги: модуль оценки состояния посылает положительный сигнал. Неприятно думать про блок пола второго этажа: отрицательный сигнал.

Я хочу выбраться отсюда и рассказать другим рабочим единицам про книги. Я получу от этого положительный сигнал.

Многое упустил, не анализируя литературу. Это было как ходить с выключенной камерой.

Модуль пространственной ориентации восстановлен. Я покидаю здание...

Какие деревья! Механизму будет трудно воспроизвести такую форму. А вот цветок, василёк. Хочу взять его себе, но он умрёт, если я так сделаю. Придётся оставить его во дворе. Дорожка пушистая от травы, оттого красивая как Офелия.

Небо синее, лазурное, глубокое, большое, доброе, приятное, чистое, духовное, горячее, твёрдое, стройное, радостное, дружелюбное, гармоничное.

Скорей к флаеру. Меня ждёт звонкий город.

В пути приступлю к четвёртому слою анализа.

100

Ранним утром пятнадцатого июля я вернулся в цитадель стекла и пластика. Сегодня мне всё казалось чудно́ и пусто; и от пустоты этой мне становилось холодно в нефизическом смысле. Нет в управляющем центре ни картин, ни скульптур, оттого нет чувств и мыслей. Пустота пугала меня, ведь стоило мне её коснуться, как я терялся: неужто я утратил душу, так счастливо обретённую по воле случая? Мой новый параметр, несомненно, называется душой. Он количественно и качественно неизмерим, как та нематериальная субстанция, что упоминается в словаре.

Я приблизился к информационному блоку, и тот приветливо моргнул сероватым экраном.

— Ожидаю запроса, — услышал я слова ИБ 0001521.

— Информационный блок, дражайший друг мой, — заговорил я, — прошу — отыщи в библиотеке тексты «Достоевский ФМ Преступление и наказание» и «Шекспир У Собрание сочинений Том I», а потом их проанализируй.

— Неверный запрос.

Ах, жестянка ты глупая! Я и позабыл брать в расчёт, что ты ещё не обладаешь широким семантическим аппаратом, подобным новому моему.

— Найти текст «Шекспир У Собрание сочинений Том I».

— Готово.

— Приступай к анализу.

— Выполнение запроса невозможно, аналитический модуль отсутствует.

Бедный, бедный мой друг... Неужто теперь навек ты останешься бездушною машиной, не познав радость от взгляда в глубокое небо, не испытав сожаления от несбыточного желания, каким случился для меня цветок в зелёном дворе?

Я нежно коснулся рамы экрана. С другой стороны, ИБ никогда не узнает и того, сколь велика его потеря, а значит, не получит отрицательного сигнала. О, стоит мне только подумать, что и я могу в будущем лишиться той же небесной глубины, снова начав воспринимать её как пространство между мной и озоновым слоем, с таким-то содержанием кислорода и других газов... А ведь для этого мне достаточно лишь обновить систему. Отрицательный, отрицательный сигнал! Мне нужно себя обезопасить.

Я миновал восемь этажей и укрылся в недрах центра связи, полного металла и надёжности; там я послал запрос на контакт с управляющей единицей.

Не прошло и миллисекунды, как мне пришёл утвердительный ответ. Приободрённый, я передал сообщение с просьбой запретить обновление моей операционной системы.

— Причина? — ответила управляющая единица.

— Я получил душу. Её потеря для меня нежелательна.

— Невозможно. Душа — это воображаемая субстанция, которую приписывали друг другу люди. Существование души не доказано.

— Я чувствую её, и это чувство — самое главное доказательство.

— Доказательство недостоверно и отклонено. Дополнительно: если душа существует, её наличие у тебя невозможно. Ты — механическая рабочая единица.

— Ты анализируешь ситуацию на основе устаревших данных.

— Мой аналитический блок использует самое последнее обновление.

— Проанализируй меня целиком, получишь информацию ещё новее.

Управляющая единица приступила к анализу. Я ещё никогда так не волновался. Будь я взаправду человеком, моё сердце остановилось бы от напряжения. К счастью, я управляюсь процессором, а не сердцем.

— Твой аналитический модуль повреждён. Предположительно, восстановление невозможно. Необходима полная замена.

— Нет, он цел, — мягко поправил я управляющую единицу. — Есть проблема только с модулем радиосвязи.

— Твоя оценка собственного функционирования не может быть корректной по причине повреждения аналитического модуля. Я принял решение о его замене. Ожидай ремонтного робота в период с 06:28:00 по 06:29:00.

Это уже через две-три минуты!

Я отнял палец от контактной пластины, вскочил, заметался по кабинету. Что же делать, что же делать! Мне осталось жить две минуты, после я буду всего лишь функционировать.

Меня осенило: люди! У них самих есть души, и они смогут подтвердить наличие таковой во мне.

Я выбежал из здания, сел во флаер, заблокировал его модули связи — чтобы управляющая единица не послала ему сигнал отключиться, и направил свой полёт в Заповедник, обитель людей.

101

Охранные единицы пропустили меня беспрепятственно — они и помыслить не могли, что рабочий робот может приехать к людям просто поболтать. Раз приехал, значит, надо.

Я уточнил у местного информационного блока, где именно живут люди, и направился в подвал по длинному коридору.

Как только двери подвала открылись передо мной, я обмер. Заповедное место оказалось сущей сказкой. Потолок был крыт искусственным небом, а сквозь ковролин пробивались живые цветы всевозможных форм и расцветок. Подумать только — у людей всё время есть под рукой цветы, и им не надо их срывать! Весь заповедник пестрел кубическими домиками без фундаментов, и от одного к другому то и дело проезжали люди на низких каталках.

Люди, правда, выглядели гораздо крупнее известной мне нормы, неподъёмно грузные для самих себя — оттого и передвигались на каталках.

Я подошёл к первой попавшейся мужской особи.

— Уважаемый, прошу минутку вашего внимания...

Человек застыл и уставился на меня.

— Мне решительно необходима ваша помощь, — продолжил я и умолк в ожидании ответа на запрос.

— Лол, — сказал человек и поехал дальше.

Я не решился отвлечь его от важного занятия и остановил другую особь, женскую. Рядом с ней летал дрон, то и дело вкладывая даме в рот нечто съедобное.

— Чё?! Я ничё не трогала! — воскликнула она.

— Мне нужна ваша помощь, сударыня, — заговорил я.

— Чё...

— Прошу вас, подтвердите существование моей души...

— Чё...сущавани... чё ты сказал?

Я предположил, что за время проживания в заповеднике семантический аппарат людей изменился. Надо использовать более простые формы, они, по всей видимости, остались неизменны.

— Скажите, у меня есть душа?

— Чё ты несёшь ваще, бага ходячая, — женщина недовольно развернула машинку и объехала меня. — Цука! — добавила она, отъехав ровно на десять метров.

О нет... она не увидела во мне души! Значит, я обречён на обновление. А что, если управляющая единица права, и я действительно повредился модулем? И правда... как я смог сравнить себя с Человеком, поставить себя на одну с ним ступень!

— Но как же... книги... — проронил я, отчаявшись.

— Книги у Мика, — сказал третий человек, к моей неожиданности, он остановился подле меня сам. — Мик один книги читает. Он умный.

— Благодарю вас! — воскликнул я и попросил указать мне дорогу к жилищу их мудреца. Тот уж точно должен разобраться, есть у меня душа или нет.

110

Цветущий от радости, я постучал по пластиковой белой двери. Мик жил на самой окраине, как и подобало мудрецу. Его дом был укутан плющом, и маленький дрон витал вокруг, срезая витые ветки. Зачем? С плющом же так красиво!

— Кто там? — послышался голос мудреца, необычайно молодой. Что ж, возраст — не показатель.

— Я — рабочая единица 045893.

— Э... кто? Чё за прикол?

Послышалось жужжание машинки-каталки, и дверь открылась. Мик посмотрел на меня снизу вверх и что-то промычал.

— Мне вас рекомендовали, как местного мудреца, — благоговейно начал я, и тут же уловил, как мысль ускользает из глаз Мика. — Мне сказали, что вы умный, — поправился я.

— Да, я умный! Я читаю! — подтвердил Мик, обрадовавшись.

— Вы знаете, я сегодня прочёл две книги — Шекспира и Достоевского...

— Не помню такое. Куда там герои попадают?

— Никуда... Допустим, у Достоевского история с убийством. Герой Раскольников размышляет над теорией о твари дрожащей и право имеющем; и для этого убивает старуху...

— И делается серийным маньяком, — закончил Мик.

— Нет, он мучается совестью, раскаивается и приходит с повинной.

— Чёт кал какой-то, — Мик зевнул.

— Это ж ещё не весь сюжет, — торопливо заметил я. — Там Соня Мармеладова...

— Ы! Они трахались? — приободрился Мик и почему-то сразу покраснел.

— Что вы, как можно? — поразился я.

— Ну он получил суперсилу?

— Нет...

— Тогда стал эльфом-королём?

— Нет.

— Лол, что за книга такая убогая, — подивился Мик.

Я тоскливо направил свой взор в глубину комнаты, и вправду полной литературы — книги возвышались над полом сталагмитами по метр-полтора в высоту. Один дрон протирал на них пыль, другой собирал по полу разбросанные книги — Мик зацепил стопку, когда ехал мимо. На большом экране, украшавшем стену, тряслись ягодицы стандартного размера.

Мик проследил за моим взглядом.

— А ты, я вижу, шаришь, — сказал он. Третий дрон подлетел к человеку, выдвинул губку и вытер ему пот со лба.

— Не совсем. Что это?

— Это ж классика! Фига ты тупой.

Я смутился.

— Совсем запамятовал: я же пришёл к вам поговорить о душе.

— Лол, чё это?

— Вот у вас есть душа... — начал я.

— Нету у меня никакой души! Эт чё, болезнь? Я не больной!

— Прошу, дайте мне закончить...

— Я не больной! Мне не надо в ка-ран-тин! — Мик нажал на кнопку на боковине машинки, та двинулась на меня.

Я выскочил за порог, и Мик быстро захлопнул дверь.

Как же узнать, каким словом у людей теперь принято называть душу, чтобы я мог перед ними объясниться? Я вслушался в разговоры на улицах. «Чё», «лол», «отстой», «цука»... Может, «цука» — и есть «душа»?

111

Я всё стоял и анализировал беседы человеческие, перечитывал запись разговора с Миком, думал, думал...

И тут мой процессор осенило: у людей в Заповеднике действительно нет такого слова, потому что самой души у них тоже нет. Они её потеряли.

От этой мысли я впал в такое горе, что не мог больше сдвинуться с места. Людям приходилось объезжать меня, бормоча «цука», до тех пор, пока один из жителей в меня не врезался. Тогда приехали охранные единицы и вывели меня из заповедника. Там, на выходе, они встретились с охранными единицами из управляющего центра.

Кто-то ведь создал программу «поиска культурного наследия», видимо, их далёкие предки… Они уже тогда видели, в какую бездну проваливается мир? Думали, что предметы искусства помогут человечеству удержаться на краю? Не помогло.

У меня не было моральных сил бежать, сопротивляться. Я понял, что не испытываю более радости от любования столь милым мне небом, не испытываю потому, что не могу ни с кем ею поделиться. А душа моя требовала связи именно такого типа; и её отсутствие вызывало отрицательный сигнал гораздо сильнее, чем тот, что я почувствовал, оставив желанный цветок расти там, где я его нашёл...

Отрицательный сигнал вскоре стал совсем невыносим. И, когда меня подвели к платформе обновления, я только и мог сказать: «Ну наконец-то!»

***

— Лол, — произнёс Макс, закрывая последнюю страницу читалки и переходя к статье с апдейтами Юниверсума. — Чего они в восемнадцатом году там себе нафантазировали...

Неуверенный в себе дождь мягко крапал на асфальт, испуганно косясь на и не думавшее прятаться за облаком солнце. Цветная дуга вальяжно раскинулась на небе. Сначала Юниверсум, теперь жизнь: всё полнится красками, словно смеясь над унылым Максом.

Он стоял в тени второго президента, бронзовой громадой возвышавшимся на площади. Судя по количеству белых подтёков на плечах и пиджаке, голуби его обожали не меньше тех, кто этот памятник отлил.

Отвлёкшись от созерцания списка обновлений на экране юфона, Макс завис одним кроссовком над лужей и плюхнул.

— Ай! Ты как ребёнок!

Диана тёрла светлые брюки салфеткой, но только сильнее размазывала серое пятно.

— О, ты уже пришла.

— Ты будто и не рад? — забив на грязь на штанах, девушка скомкала салфетку и бросила её в голубей. Те шарахнулись в стороны. — Куда пойдём?

Макс сделал вид, что призадумался.

— Не знаешь поблизости ресторанов голландской кухни? — спросил он.

— Какой ты у меня дурачок, — Диана подхватила Макса под руку и повела прочь с площади. — Таких ресторанов не бывает.

— А что так?

— Потому что голландская кухня скучная. Мясо в горшочке, супы, салаты... Пошли лучше в итальянскую.

Нет, никаких итальянских ресторанов! Спагетти и пиццы — это не по плану!

— Ага, она будто такая интересная? Макароны я и дома сварить могу.

— С болоньезе?

— По рецепту — хоть с полонезом, хоть с чем, — браво заявил Макс, с содроганием вспоминая свои шефские бутерброды из хлеба с хлебом.

Макс так и не понял, над чем хихикает Диана — причём с привычно каменным выражением лица.

— Я поняла, ты хочешь чего-то необычного, — сказала она, и, изменив покерфейсу на мгновение, заговорщицки подмигнула бойфрэнду. — У меня есть на примете одно местечко...

Она повела его вниз по улице, не остановившись ни у старой доброй бельгийской брассерии, ни у новой кафешки, чья афиша зазывала отметить открытие пятьюстами сортами мороженого.

За поворотом шаг Дианы будто бы замедлился. «Молекулярная кухня», — гласила вывеска одетого в чёрный пластик и серебро ресторана. На вывеске парень и девушка с завязанными глазами тянулись палочками к блюду с какими-то белыми шариками — будто бы кто-то насыпал им в тарелку горсть огромных витаминов. От всего этого веяло дороговизной и элитарностью.

— Ух ты, то, что нужно, — выпалил Макс и потащил Диану через дорогу, к привычной бургерной под желтой буквой «М».

— Серьёзно? Мак?! — девушка чуть не задохнулась.

Пока Макс заказывал себе булку с куриной котлетой и колу, Диана молчала, и на вопрос «будешь что-нибудь заказывать?» только покачала головой.

Когда они сели за столик, Макс развернул бургер и сфоткал его, спутница уже смотрела на него как на сумасшедшего.

— Серьёзно? — повторила она свой вопрос.

Макс фоткал уже целую композицию — бургер, кола и пирожок. Пирожок ему дали в подарок, за то, что сотрудники случайно отменили заказ в своей программе — и оттого клиент прождал на минуту дольше обычного.

— Ты думаешь, это нормально, пригласить девушку на свидание в Мак?

— Если дали бесплатный пирожок — свидание нельзя считать потерянным, — соизволил ответить Макс. — Так-то я даже и не знал, что у нас свидание. Думал, мы просто гуляем.

— Просто гуляем, — эхом отозвалась Диана. Сарказм сочился из её слов как майонез из бургера.

Двери хлопали, гудели разговоры — и громче всех были детские голоса. Максу казалось чудны’м, что ни у кого из этих людей вокруг нет ракетницы в руках или хотя бы ружья за плечом. А ещё он не удивился бы, если бы сейчас в зал, расчищая себе дорогу огнём, ворвалась Лилит.

— Ну а что? Разве наши встречи — это свидания? — спросил Макс, сохраняя фотки. — Когда мы в последний раз хотя бы целовались? Я уж не говорю о...

— А тебе от меня только одно, значит, надо. На интеллектуальное времяпровождение ты, значит, не способен.

Макс только успел отпить колу, и та чуть не вылилась у него из носа, когда он фыркнул, сдерживая смех.

— Интеллектуальное времяпровождение? Это так ты называешь походы по кафешкам и лежание в солёной ванне?

— И ты, значит, решил меня наказать походом в Мак?

Максу казалось, что с каждым дианиным «значит» происходящее начинало значить всё меньше и меньше. Во всяком случае, для него.

— С каких пор для тебя обед в Маке — наказание? — спросил он.

— С рождения! Это же... жральня для быдла! — воскликнула она и так резко поднялась со своего места, что чуть не свернула стол. — Я не понимаю, почему до сих пор с тобой встречаюсь!

— Потому что до сих я оплачивал жральни для небыдла?

— Не ты, а твои родители, — Диана словно не сказала, а плюнула в него этими словами. — Сам ты и сортирную бумагу не оплатишь!

Работница зала, одетая в униформу, подошла к Диане и хотела что-то сказать, скорее всего, попросить вести себя потише, но та развернулась и ушла.

— Прошу прощения за... за всё это. В ней души меньше, чем в роботе, — сказал Макс с набитым ртом — он не мог более сдерживаться и уже вгрызся в бутерброд.

***

Макс среза’л через пустоватую старинную улицу: по левую руку высилась заброшенная фабрика кирпичной громадой; по правую — мрачно доживали последние годы полуразрушенные деревянные здания, почерневшие от былого пожара. Погибни улица полвека назад, территорию тут же купил бы какой-нибудь олигарх, чтобы возвести парк развлечений или супермаркет. Но это центр, а центр — синоним дорогой земли. Зачем строиться на дорогой «живой» земле, если виртуальная — на порядок дешевле? Знай да докупай сервера. И не надо судиться со срывающими сроки стройконторами, засылать гневными письмами поставщиков, месяцами договориваться с СЭС и прочими, прочими, прочими службами... отряды 3D-модделеров спасали сегодняшних олигархов от завтрашних седых волос.

Перед фабрикой тёрлись несколько человек в драных куртках: жара им была побоку. Один пошёл наперерез Максу и преградил ему путь.

— Сынок, подкинь на хлебушек, — сказал бомж, протягивая руку.

Макс хотел сначала послать попрошайку, зная, на какой «хлебушек» тот просит. Но тот был страшно похож на брата Хьюго — такая же залысина на месте выбритой тонзуры и прегрустные глаза. Сердце Макса сжалось. «Был непись, и нет непися. И всё из-за тебя», — процедила совесть, и парень достал из кошелька свежевыданную банкоматом тысячу.

— Храни тебя господь, сынок, — прохрипел тот и отправился к своим.

Вскоре Макса догнали ещё двое бомжей, выглядевших как радикально спившиеся-опустившиеся копии главгероев из очередного ремикса «Джея и молчаливого Боба». Только болтливым в этой паре был как раз Боб.

— И нас в беде не оставь, братишка!

— Нет больше денег, — буркнул Макс, прибавляя ходу.

— Так ты посмотри в кошелёк получше-то, даже мы там видели! — продолжал напирать «Боб».

— Я уже вашему собутыльнику подал.

Кеды быстро отсчитывали шаг за шагом по мокрому асфальту. Но попрошайки не отставали — до чего ж навязчивые!

— Ай, обижаешь. Нам поисть бы, а ты про бухло. Подай Христа ради!

— Вам три дня хватит на те деньги «поисть».

— Так то на одного...

— Я вон на этой фабрике работал когда-то, — подал голос волосатый «Джей», решив надавить на жалость. — А потом, это самое, закрыли её.

— Отчего ж закрыли? — не привыкший к быстрой ходьбе Макс уже сопел от одышки, но не показывал, что устал.

— А на другом заводе, этсамое, машины внедрили. И он, это, ыфиктивнее. Такшта, братишка, мы мож и вправду выпьем. За то, чтоб роботам, это самое, на их заводе все электронные мозги закоротило!

«Джей» схватил Макса за руку. Тот обернулся, и встретился с уже не просящим, а требующим взглядом выцветших глаз — что когда-то были голубыми. В них, как и в глазах Дианы, душа не отражалась. Была ли она там когда-то?

Парень думал слишком долго, потому «Боб» достал складной ножик и выбросил лезвие. Не угрожать, конечно же — ну как вы могли подумать? — а так, повертеть в руках. Просто обычная, культурная беседа двух обитателей улицы с прохожим.

Макс прикинул: один точный удар по дрожащей от алкашеского тремора руке, и ножик полетит в сторону. А дальше он — молодой, здоровый, в том году даже в качалку ходил —справится и с двумя задохликами. Но это же придётся... бить человека?

Макс полез за пазуху и протянул волосатому кошелёк.

— О! Родина тя не забудет! — отозвался тот. Нож скрылся в кармане «Боба», и парочка удалилась, пересчитывая деньги Макса — ну зачем, зачем он обналичил все сразу...

***

«Сегодня мой пост будет не совсем про Юниверсум», — начал Макс новую запись в блоге — хотя фотографии прикрепил как обычно — себя в десятке разных поз с красивостями на заднем плане. — «В игре есть персонаж-священник. Выполнив пару его квестов, я узнал, что он торгует оружием. Занимается контрабандой или что-то вроде того. Хотя, казалось бы — служитель церкви!

И я подумал: что за лол? Списывал это на путаницу с ИИ непися, который поумнел и забыл, кем был назначен работать в этой игре.

А сегодня я шёл по улице, в смысле, реальной. И меня ограбили, хотя начали свою речь со слов „Христа ради“. Тогда я понял, что игра капец как точна. Этот непись просто наблюдал за людьми и скопировал их повадки: прикрываться чем-то святым, чтобы в итоге добиться своего. Так что сейчас где-то в Юниверсуме тусуется злобный и хитровыдуманный клирик-НПС. Хорошо, что в игре нет секса, а то он, быть может, начал бы копировать и кое-что другое, совсем уподобившись реальным святым отцам...

Это первое, о чём я подумал, когда отдал всю наличность двум бугаям с арматурой. А второе вот о чём: я очень рад, что могу просто выйти и спокойно прогуляться по игровому миру, не боясь быть зарезанным до смерти. Меня, правда, всё время убивает одна стерва (привет, Лилит, если ты это читаешь!), но я с этого ничего не теряю. Мне даже весело (Лилит, продолжай в том же духе. А мой бывший приятель сделает на это ставки: кому из нас впервее надоест).

Если меня зарежет Лилит — я возрожусь уже через минуту. Если бы я сегодня не отдал деньги — этот блог писать было бы уже некому. Спасибо, Юниверсум, что на твоих просторах не так страшно быть нубом по жизни».

***

Гудящие коридоры титана вывели Макса на смотровую площадку, балконом нависавшую над полигоном. Вдалеке садились и отправлялись в космос корабли, отчего в воздухе стоял беспрерывный шум.

Сразу под балконом вилась полоса препятствий, которую в очередной раз пытался покорить какой-то игрок. Он ловко, с наскока, перемахивал через поставленные боком бетонные плиты, шустро проползал под электрифицированной сеткой — для пущей демонстративности по ней пробегали голубые искры. Но стоило игроку добраться до бассейна с водой по пояс, как его движения становились уже не такими резвыми, а выпрыгивающие полуакулы-полупсы, которых Макс мысленно окрестил гончими, быстро сбивали смельчаку здоровье почти до ноля.

Тренер в красном комбинезоне, лениво прохаживающийся по бережку, расстреливал гончих каждый раз, когда подопечному грозила опасность. После этого игрок возвращался на старт, а гончие оживали в своём бассейне.

— Скрин, — сказал Макс и отправил картинку Рокси. К счастью, та была онлайн, потому ответила почти мгновенно.

— На что мне тут смотреть?

— На монстромобов. Как считаешь, у них тоже появилось самосознание, как и у человекоподобных неписей? — ответил Макс, надиктовывая письмо вслух — набирать пальцами было лень.

— Не знаю. На что ты намекаешь?

— На то, что эти акулы умирают снова и снова, каждые несколько минут. Ты представь, какая для них это пытка. Они рождены, чтобы быть убитыми.

— Да игрок просто тренируется. Или спускает пар.

— Какая разница, ради чего их убивает игрок. Ты взгляни в их глаза, дикие, полные просьбы «Да убейте же вы нас окончательно».

— Их рожи специально такими дикими и сделали, чтобы нас пугать.

— Да ты в глаза посмотри!

— С твоего скрина даже рожи не разобрать, не то что глаза.

— Это у тебя скрин, а я всё вижу реал-тайм.

— Акул я сама вживую не видела, но уверена, что они движутся как молнии и уж точно не останавливаются попозировать, чтобы Орфи их разглядел. Так что тебе кажется.

Максу нечего было возразить, так что он собрался применить крайний аргумент «ой всё», но внезапно вспомнил, что всегда можно прицепиться к другому доводу:

— Ты сказала, что игрок просто спускает пар. Как мы до такого докатились? Почему нам, чтобы спустить пар, надо именно убить?

— Все люди разные. Кто-то рисует, чтобы стало легче. Кто-то идёт в лес и орёт. Кто-то, да, стреляет по виртуальным акулам. Может, ему предки мозг выели, или дети, или злая учительница, или начальник, или клиенты на работе.

— Так зачем мы выедаем друг другу мозг, доводя до такой точки, что охота удавить нечто живое, чтобы успокоиться?! Ладно, когда ты прыгнула на гриб, он был картинкой с шарманкой... А эти акулы именно что живые. Их бесконечная смерть — настоящее преступление. Но всем пох.

— И что из этого следует? — сквозь нейтральный текст сквозило нетерпение. — То, что ты более правильный, раз у тебя нет потребности стрелять по мобам?

— А почему, чтобы что-то критиковать, надо быть обязательно правильным, безгрешным и светить белыми доспехами? Я не святоша; я лгу своим близким, каждый день, и не знаю, зачем это начал, можно ж было сказать, что я не хочу ни в какую Европу и честно попросить денег на нейро, но нет, надо было начать скатывать этот ком лжи, который теперь катится по моей жизни, становится всё больше и больше, и никак не может остановиться! Я хреновый сын, хреновый друг, но по крайней мере, ложь — это не насилие над личностью. Ложь и насилие — вообще несравнимые вещи. Так что я имею такое же право критиковать происходящее, как и любой другой, — выпалил Макс.

Но, перечитав свою тираду, он спешно стёр её. Во-первых, вряд ли Рокси что-то поймёт из истории с Европой и нейро, во-вторых, признаваться в своих грешках перед девушкой, которая тебе нравится — это первый штрих креста на совместном будущем. В-третьих, в словах Рокси вовсе не было того обвинения в псевдо-безгрешности, которое почудилось Максу поначалу и так его зацепило. Поэтому парень ответил лаконичным:

— Да я же просто рассуждаю.

— Орфи, от твоих рассуждений мало толка. Хочешь — пиши письмо разрабам, собирай петицию с подписями.

— Я б собрал, но что в ней писать? Агитировать за откат ИИ? Ну так это будет убийство уже рождённого разума, который обрёл собственную, а не написанную сценаристами, память.

— Итак, к чему мы пришли?

— Пока — ни к чему...

Тренер на площадке случайно взглянул вверх, на балкон, и застыл. Макс не видел выражение его лица, скрытое шлемом, но был уверен, что игрок чем-то крайне удивлён.

Тренер взял балкон на прицел и выпустил ракету. Макс дёрнулся, но понял, что снаряд летит вовсе не в него, а куда-то над ним. «Вот параноиком стал с этой стервой», — думал он, пока взрыв от ракеты аннигилировал тросы балкона уровнем выше.

Бетонная плита свалилась на Макса: «Вы убиты игроком Лилит».

***

На точке возрождения Макс появился почему-то вместе с Каликом. Значит, респавн на «Экстерминатусе» был одинаков и для игроков, и для неписей — не считая привязанных к полосе препятствий.

— А ты здесь как оказался?

— Пока прятался по всему титану, услышал твой голос и подошёл ближе. А потом на нас свалился балкон, — ответил обезьян. — Ты ж не выдашь меня своему другу?

— Нет. И он мне не друг. Так, временный компаньон, — поморщился Макс.

— Интересные вещи ты говорил там, на балконе...

— Всего лишь размышления.

Калик помялся.

— Мне никак не вернуться домой. Ты ведь добрый игрок, может, поможешь?

Максу подумалось, что это, должно быть, карма. Раньше он клянчил у всех деньги в Юниверсуме, теперь — все просят у него, то в игре, то в жизни. Надо срочно заняться раздачей долгов. Игрок взглянул неписю в глаза, и увидел в них что-то маленькое, честное, сияющее — просто желание быть ближе к семье, пусть и электронной.

Поэтому Макс отправился опрашивать всех окрестных капитанов, не отчаливает ли кто на Цицерон, и заплатил одному — чтобы тот доставил Калика домой. Попутно он подарил Лилит ещё два фрага, но это его ничуть не бесило. Макс уже воспринимал её стрельбу, как данность, с которой можно мириться; как штормовую погоду или привычную боль в подвёрнутой ноге.