Глава 37 Где рассказывается о доме и не только о нём
Вся деревня жила в постоянном трахе перед чудовищем.
О двусмысленности некоторых опечаток
Дежурный подавил зевок, пытаясь стряхнуть липкую дремоту. День выдался на диво скучным. Видать, от жары, которая накатила на город, даже обычные шизики попритихли, не говоря уже о старухах с их потерявшимися котиками и жалобами на соседей, которые совершенно точно что-то там незаконное творят. Может, самогон варят, а может, облучают мирных граждан микроволновками.
И понять граждан можно.
Вон, кондиционер худо-бедно дребезжит, но всё одно воздух в помещении тягучий, застоявшийся. И жарко. Несмотря ни на что, жарко.
И пот ползёт по спине, щекочется.
Свалить бы домой, да… Тихонин подавил вздох вместе с робким желанием. Начальник в участке был новый. Ладно бы начальник, но и половина состава поменялась.
Сходил, называется, на больничный.
А всё Динка, мол, она уже в этом месяце отпрашивалась, и стало быть, Тихонина очередь с младшенькой сидеть. Нет, так-то он не против был. И даже обрадовался предложению. Тогда он вообще подумывал о смене работы, потому что не дурак и не слепой, и замечал, что вокруг происходит. И понимал, что рано или поздно он в это, происходящее, вляпается. Или вынужден будет пойти к безопасникам. Он бы в принципе давно пошёл, да только к предыдущему начальнику безопасники сами заглядывали, по-дружески.
Вот и…
— Извините, — раздался робкий тихий голос. — Это отделение полиции, верно?
— Верно, — Тихонин встряхнулся и вытянулся, мысленно соглашаясь с тем, что бывшего начальника за дело посадили. И узнав это, он даже обрадовался сперва. А потом подумал, что свято место пусто не бывает, и потому радость слегка попритихла. Изобразив вежливую улыбку — новый на собрании много рассказывал о правилах общения с посетителями и необходимости создания правильного имиджа в глазах оных, Тихонин поинтересовался: — Чем могу вам помочь?
— Помочь?
Парень был… пожалуй, симпатичным. Если так-то, отстранённо. Прям как на картинке, одной из тех, которые старшенькая обожает. Тоже, выросла почти, а когда? Оглянуться не успел, а она из крохи в подростка превратилась.
Вот…
И картинки эти.
Наверное, из-за картинок парень сразу вызвал отторжение. Точно, из-за них. И ещё из-за свежепоявившихся привычек старшенькой, вроде устало-печального взгляда, цыканья сквозь зубы и обиды на весь мир, почему-то выплёскивавшейся исключительно на родителей.
В общем, красивый тип. Но какой-то на диво отвратный.
— Д-да… пожалуй… — он растерянно переминался с ноги на ногу. — Не уверен, что это к вам. Но я хотел бы признаться.
— В чём?
Голос у него тоже нехороший. Главное, не понять чем, но прямо бесит. Но захотелось отвесить этому мямле затрещину.
— В том, что я продавал девушек за границу, — сказал парень, улыбаясь широко и радостно.
— Вы?
— Я. У меня и признание уже с собой есть. Вот, — он положил на стойку телефон. — Там имена, и даты, и много другое. Но мне кажется, что это нужно оформить.
— Нужно, — может, раньше этого типа и сочли бы психом, да только…
Почему-то вспомнилась старшенькая. И тот журнальчик, который она прятала в тайном месте под кроватью. И портрет какого-то смазливого урода, про который жена сказала, что это всё ерунда, взросление и все девочки влюбляются в актёров.
Ну или блогеров.
А ещё вспомнились рассказы о том, что в участке случилось. И слухи.
И та девушка, которая закатывала истерику, требуя принять заявление. Мол, подруга у неё пропала. Сирота. И больше заявление подавать некому, но ведь искать-то надо.
— Пройдёмте, — Тихонин решился. — Я вас проведу и сейчас приглашу следователя. Ему всё обстоятельно и расскажете.
Только звать надо не следователя, сейчас, небось, все или разъехались, или того и гляди отбудут.
Начальника надо звать. Пусть тот мрачен и, кажется, недоволен, то ли назначением, то ли жизнью в целом, но… зато на месте. И трезвый. И в нынешних делах понимает больше Тихонина.
Главное, что и сам Тихонин сдержался, проводил этого укуренного, дверь прикрыл и даже затрещины не отвесил, хотя страсть до чего хотелось.
— Да? — начальник глянул исподлобья. И взгляд этот не обещал ничего хорошего.
— Извините, Станислав Ефимович, но там пришёл парень, который желает сделать чистосердечное признание. Говорит, что продавал девушек за границу. Я его во второй допросной запер пока…
Потому что мало ли. Вот он захотел признаться.
А потом передумал вдруг.
Бывает?
Ещё как. А уберется и ищи его… если вообще будут искать. Может, и не будут. И останется он ходить по улицам, смазливою рожей девиц привлекая. А у Тихонина старшенькая. И как знать, не влюбится ли она в этакого. И младшенькая тоже не долго в детском саду останется.
Так что…
— Молодец, — начальник разом подобрался и встал. — Так, отправь кого в приёмное, а сам давай, со мной. Подстрахуешь…
— То есть, она ведьма, — Лёшка указал на Ульяну, которая кивнула и виновато пожала плечами. — А ещё у неё имеется жених-демон, который должен вызвать тебя на бой и вырвать сердце, однако не может, потому что пацифист и вообще жениться не хочет.
— Его интерпретация при совпадении общей фактологии всё-таки звучит странно, — Василий держал в одной руке портфель, а в другой — огромный чупа-чупс, подсунутый Лялей.
— Ещё у вас есть оборотень… котошпиц? Или шпицекот?
— Сам ты шпицекот, — Никитка нежно обнимал огромную плюшевую мышь, приобретенную в магазине игрушек.
Причём держал когтями.
— Русалка и дядя, которого вы позволили похитить…
— Не позволили, — уточнил Данила, — а инициировали это похищение, чтобы внедрить в секретную организацию…
— … занимающуюся продажей девушек за границу, — согласился Лёшка. — И ещё эта организация помогает людям избавиться от богатых родственников. Вы как, за него не боитесь?
— Не-а, — Ляля жмурилась. — Он ведьмак. Пусть они боятся.
— Понятно. Дядя-ведьмак… я никого не забыл?
— Ну… — Данила поглядел виновато. — Есть ещё Игорёк.
— А это кто?
— Упырь, — пояснила Ульяна. — Но он маленький и безобидный. Фактически даже не упырь, а так, упырёк…
— Упырёк Игорёк.
— Бабушка моя, она ведьма, — Ульяна загнула палец и ещё несколько. — И два козла. Один Филин, второй — Фёдор Степанович.
— Круто, — Лёха отвернулся и скрестил руки. — Вот… вот всегда знал, что ты, Данька, живёшь интересной, полноценной, можно сказать, жизнью… а я?
— А у тебя мама-менталист, которая мозги годами промывала и тоже что-то задумала.
— Ну да… наверное. Слушайте, а вам ничего странным не кажется?
— Странным?
— Ну… не то, чтобы я критикую, но… мы вот забрались все в этот автобус и просто сидим. Это штаб? Или как?
— Чтоб! — Ляля хлопнула себя по лбу. — Дядю Женю ведь забрали! Просто он обычно водил. И теперь надо решать, кто…
— У меня лапки, — Никита подгрёб к себе плюшевую зверюгу.
— А у меня опыта нет с автобусами, — вынужден был признать Данила. — Уль?
— У меня в принципе опыта нет. Даже не с автобусами.
— И у меня, — поспешила откреститься Элька.
— Тогда я поведу! — Ляля аж подпрыгнула. — Слушайте, а мы куда поедем, если так-то?
— Домой, — сказал Данила и вдруг понял, что действительно — домой. Что как-то вот раньше он возвращался в дом. Огромный. Роскошный. Удобный и обставленный по моде, не той, что тренды каждый год меняет, но той, которую не каждый способен позволить.
Тихую роскошь.
И как там батя говорил… позвонить всё-таки надо.
— Ну, домой так домой… эти мне всё равно не скоро позвонят, — Ляля перебралась на водительское место. — Я осторожно! Честно!
— Советую пристегнуться, — Никита переполз на свободное сиденье и, сунув игрушку Даниле, сказал: — Держи…
Там был дом.
Большой дом.
Роскошный дом.
И чужой. Может, конечно, это сейчас так казалось, но…
— Вы, главное, не орите, — Ляля склонилась над приборной панелью. — И вообще… всё будет хорошо.
Автобус резко дёрнулся, заставляя думать, что русалки, конечно, всегда говорят правду, но…
— А у неё вообще права есть? — уточнил Лёха и, следуя примеру Ульяны, потянул чёрный ремень.
— Она ж русалка! — Никита распластался на кресле и, выпустив когти, вцепился в оное. — Кто в здравом уме русалке права даст?
Автобус подпрыгнул.
И загудел.
И как-то сразу даже поверилось, что да, в здравом уме никто русалке права давать не должен.
— Вась, а ты не умеешь? — спросил Никита с надеждой.
— Откуда, — Данила пристегнулся и подёргал ремень, проверяя, крепко ли тот держится. — Его ж рабы носят! А на управление рабами права не нужны…
— Вообще-то нужны, — возразил Василий, который тоже пристегнулся, а потом потянулся к Эльке и помог ей с замком.
Вот что-то подсказывало Даниле, что Элька и сама бы справилась, но она мило порозовела и сказала:
— Спасибо…
— Серьёзно? — треугольные кошачьи уши сошлись над макушкой. — Вась?
— Я же говорил, что в последние годы миры Хаоса претерпели значительные изменения, в частности возросли гуманизм и степень цивилизованности отдельных особей, — Василий сел прямо, со своим портфелем и чупа-чупсом во второй руке. — Вследствие чего на высшем уровне была принята программа, призванная повысить уровень осознанного человековладения. Любой, кто желает стать рабовладельцем, обязан зарегистрироваться в базе, прослушать курс лекций о правильном содержании рабов…
Автобус подпрыгнул, причём, как показалось Даниле, оттолкнувшись от дороги всеми четырьмя колёсами.
— У-а! — взвизгнул Никитка, голова которого дёрнулась.
А мышь едва не выскочила из рук. Данила покрепче сжал её.
— Ляля…
— Это город! — Ляля не обернулась. — В городе у меня не очень выходит! Но сейчас на трассу выйдем и ка-а-ак…
— Может, не надо «как»? — Лёшка вцепился в сиденье.
— Скоренько домчу! Оглянуться не успеете, как…
— Ты глаза закрой, — Никитка сам последовал своему совету. — Тогда не так страшно…
— Хороший совет…
— … завести документы на каждую отдельную особь, включая медицинскую карту, в которой будут проставляться отметки о пройденных осмотрах и особенностях здоровья… — Васин голос, повествующий то ли о хорошей жизни рабов в демонических мирах, то ли о плохой — рабовладельцев, убаюкивал.
И успокаивал.
Точнее до тех пор, пока Данила не открыл глаза.
Чтоб…
Он ведь и сам погонять любил.
Раньше.
Это ж кайф, когда ты за рулём классной тачки, когда дорога и скорость… но автобус трясся и мелко дребезжал, и нёсся куда-то, а куда — не понять, потому что там, за окном, только смазанные пятна мелькают.
И от мелькания их к горлу подступает тошнота.
И вообще…
Это напрочь противоречит законам физики. Это же не гоночный болид, а автобус. Обычный старый автобус…
— Дань, а Дань, — голос Лёхи был напряжённым. — А ты завещание составил?
— Нет.
— И я нет, — сказала Элеонора, вздохнув. — Но мне завещать нечего.
— А на меня даже не смотрите, — Ульяна скрестила руки. — Я вообще оптимистка и верю в лучшее… и вообще, она ведь не в первый раз за рулём, так что как-нибудь доедем…
И ведь доехали.
Главное, что и не врезались никуда, и автобус не развалился. Данила даже не знал, какой из фактов его удивляет больше.
Но вот…
— А вы сомневались, — сказала Ляля, глянув преснисходительно.
— Да мы как-то… не особо… то есть, не то, чтобы сомневались, — Данила осознал, что больше гонки его не привлекают. Может, повзрослел, он ведь слушал как-то одного очень популярного психолога, который сказал, что, мол, дети взрослеют рывками.
Раз и всё.
А может, просто смысл, когда у него так не выйдет?
Или попросить пару уроков у Ляли?
— Не, врезаться она не врежется, — Никитка с хрустом выдрал когти из сиденья и головой потряс. — Просто меня от мутить начинает, когда она через пространство пробивается.
— А она… простите, что?
— Так быстрее просто, — Ляля отбросила волосы. — И меньше шансов в аварию попасть.
Понятно.
Про уроки вождения можно не спрашивать.
— То есть, мой желудок прилип к рёбрам не потому, что я скорости боюсь… — уточнил Лёха и, икнув, зажал рот руками.
— Блюй в кусты слева, — подсказал Никита, спрыгивая на пол, а потом и на улицу.
— П-почему?
— Пахнут приятно. И мягкие.
Уточнять подробности Данила не стал, потому что оно ему надо, знать.
— Игорёк! — донёсся вопль Никиты. — Ты не спишь! Игорёк, тут такое…
— Это… тот самый? — Лёха икнул и зажал рот руками. — С-сейчас пройдёт. У-успокоится… так… дышим глубже. И…
Зазвонил телефон.
Просто как в детском стишке.
У меня зазвонил… и у Данилы вот. И определился, потому что логично. Хотя даже если бы не определился, Данила бы узнал номер. Как не узнать, хотя раньше, конечно, отец редко звонил.
Даже когда Данила ждал, что позвонит, он вот…
А теперь?
Данила смотрел и надо было ответить. Предупредить хотя бы. Ладно, остальное. С остальным он тоже разберется, но потом. Позже. А сейчас.
— Алло, — собственный голос показался чужим.
— Дань?
И кажется, что не одному Даниле.
— Да, пап. Это я.
— У тебя всё в порядке?
— У меня? Да. У меня всё отлично.
— А я мотоцикл оставил, — произнёс Лёшка растерянно.
— Как? — удивилась Элька.
— Так… просто… вы сказали лезть в автобус, я и полез. А он там. А я тут… и что будет?
— Ничего, — Ляля откинула волосы. — Могу назад отвезти.
— Не-не… я потом… сам… такси возьму. Без обид, зачем тебя отвлекать. У тебя, наверное, своих дел полно. А тут ещё мотоцикл… и вообще… что ему сделается? Постоит себе и только. Центр хороший. Видеонаблюдение опять же. Там и защита от угона.
— У меня всё просто замечательно, — сказал Данила.
— Эй вы! — Никиткина речь из-за клыков была слегка невнятной, но громкой. — Ба ругается, что обед стынет…
— Ты… всё там же? — отец спросил первым. — У Таракановой своей?
— Да. У моей, — ответил Данила. — А ты… вы… как?
— Твоя мать сказала, что со мной разведётся, — а это прозвучало обиженно.
— И правильно.
— Вот… ты всегда её больше любил.
— Наверное, потому что я был для неё любимым сыном, а не неудачным проектом.
Вздох. И отец, кажется, не злится. И надо бы другое сказать. Может, встречу назначить? Нет, встречаться Данила пока не готов.
— Пап… там… Лёшка тебе коньяк подарил.
— Редкостная бурда.
— Вот. Не пей его, ладно? Лучше вылей. Или отдай на анализ. Но только не пей.
— Лёшка из дому сбежал. Милочка места себе не находит…
— Пап…
— Что?
— Лёшка тут.
Блевать тот не стал, но с интересом разглядывал дом.
— Мы встретились. В общем, всё сложно, но он вполне доволен жизнью. Только к Милочке он пока не вернётся. Ты знал, что она менталист?
— Да нет, она…
— Слабый, но вполне умелый. Во всяком случае, в моей голове она покопалась. Да и в Лёшкиной. Ему даже больше доставалось, если так-то… вот…
Данила замолчал.
— Да пошли, — Ляля дёрнула братца за руку. — Я тебе дом покажу. И с Игорьком познакомлю… и ещё вон Фёдор Степанович тоже пришёл. Слушай, а ты в шахматы играешь?
— Спрашиваешь! У меня разряд, между прочем.
— Вот, класс, а то Фёдору Степановичу играть не с кем. Он всех притомил с этими шахматами. По мне так тоска полная…
— Ты что! На самом деле шахматы — это очень и очень интересно! Главное — определиться со стратегией…
Василий глядел выжидающе, и Данила покачал головой, махнул на дом. Не хватало, чтобы всякие там демоны разговоры подслушивали. Пусть, конечно, и свои демоны, близкие, можно сказать, но всё равно. И Элька, коснувшись Василия, тихо сказала что-то. А потом они пошли вдвоём. Рядом. Но за руки не держатся. Зря, конечно.
— Дань? — спросила Ульяна тихо.
— Всё хорошо, — Данила улыбнулся. — Ты иди. Я тут поговорю и тоже подойду. Ладно?
Она помедлила, но всё-таки ушла.
— Данила, ты меня слушаешь?
— Нет, — честно сказал Данила. — Извини, но… пап, я тут выяснил кое-что. Правда, что Лёшка — мой брат?
И тишина стала ответом.
И наверное, такие вопросы задают при личной встрече, но у Данилы не хватило бы духу. И сейчас вот едва-едва хватило. А сказал, как нырнул. И ведь где-то надеялся, что отец возмутится. Или удивится. Или разозлится. Ведь раньше же он злился на глупые вопросы.
А теперь молчит.
— Маме… говорил?
— Нет пока.
— Но скажешь?
— Не знаю. Я не хочу, но, если промолчу, а потом выяснится, что я знал… это ваши с ней дела. Вам и разбираться.
— Разберемся, — прозвучало ворчливо.
— Она хочет меня убрать.
— Кто?
— Милочка.
— Даня…
— Нет, пап. Послушай. Там схема давно работает. И я не знаю, она в ней заказчиком или большее что-то… скорее всего, второй вариант. Слишком уж круто на меня одного. Но, в общем, Стаса упрятали не случайно. И я был бы на очереди. В эту «Синюю птицу». Я бы попал в неё, но не вышел. А ты бы… у тебя бы остался один сын и наследник. Так она думала. Лёшка вон сказал, что у неё план целый, как ввести его в правление.
— Хрена с два. Не доросли вы…
— Погоди, пап. Мы-то не доросли. Мы так-то вообще не стремимся туда. Но у неё другие планы. И ты с такими взглядами лишний. Так что… сходи к врачу.
— Ты серьёзно?
— Более чем. Я тут многое узнал… в том числе о вреде алкоголя.
— Надо же…
— Пап, на самом деле не смешно, — Данила присел на лавку и столкнулся взглядом с жёлтыми выпуклыми глазами козла. Не Фёдора Степановича, но второго. Тот осторожно приблизился и качнул ушами.
И вот как быть? Прогонять?
Не хватало, чтобы Данилу всякие козлы подслушивали, но и гнать вроде не за что.
— Помнишь, я доставку текилы организовал?
— Золотой?
— Ну да… так вот, в ней дрянь была. Некромантическая.
Которая до сих пор где-то в доме, на попечении Антонины Васильевны.
— И человека она вполне бы убила да так, что он бы и не заметил.
— Данила, это, конечно, интересно…
Не верит.
Наверное, сложно вот так поверить, когда тебе говорят подобное. Особенно, когда говорит сын, который всегда-то оболтусом был.
Неудачником.
Что он может знать? В том-то и дело. И Данила понял это ясно.
Вздохнул.
— Тогда просто не пей, ладно? Устрой себе неделю детокса? И к врачу сходи. Это же несложно, верно? Взять и сходить к врачу.
— Хорошо, — помолчав, произнёс отец. — Схожу. Давно уж пора было, а тут и повод…
— Мама как?
— Воюет.
— В смысле?
— Агентство открыла. По этим… сетевой рекламе, аналитике и прочему, — Данила почти увидел, как папенька морщится. — Налаживает контакты с блогерами и другими странными людьми. Пытается доказать, что наши центры не выкачивают из людей жизненные силы, а наоборот даже. Хотя параллельно прикупила какую-то там фирму. Шапочки будет продавать.
— Какие?
— С подкладкой из фольги. Фольга по космическим нанотехнологиям, особо прочным и сильноэкранирующим…
Данила хмыкнул.
И хохотнул.
— Зря смеёшься. Она только запустила рекламу, а уже заказов… в особой серии, говорит, будет вшивать под подкладку рунные заговоры. Уже договорилась с каким-то шаманом и не только с ним, он на своём канале прорекламирует…
Отец замолчал и резко.
А потом признался:
— Я чувствую себя старым.
— Ты не старый.
— Знаю, но… как-то вдруг я всегда был… знал… или казалось, что знаю… а она вот дома. И большего не надо. А оказалось, что надо. Давно надо было. И мне, и ей… и как вот это всё исправить? А теперь она с утра до вечера прямо вся в ноуте своём и ни минуты свободной.
Зато понятно, почему мама не пыталась позвонить. Нет, договорённость — это одно, она её соблюдала, но ведь условия-то другие… а теперь ясно.
Занята.
— Дань, возвращайся домой, — это отец произнёс очень тихо. — Как-то я… погорячился тогда. Извини.
— Я не в обиде. Заслужил, честно говоря.
Козёл махнул ушами.
— Не вернёшься?
— Нет.
— Почему?
Сложно сказать. Может… потому что вечер?
Или вот луна прорезалась.
И пахнет хорошо от того самого куста, ныне чудом уцелевшего. И комарьё не раздражает, а наоборот, впервые за долгое время на душе спокойно.
— Извини пап, но… — Даня сорвал травинку и протянул козлу, который принял её крайне аккуратно. — Я уже дома.
Конец второй части