Глава 38

Эрлик.

Госпожа отправила меня спать к себе. Не разрешила остаться с нею на всю эту ночь, сославшись на то, что завтра нам предстоит непростая поездка.

Схожу с ума от ревности и тревоги. Что ждёт нас завтра? Как сберечь госпожу? Везде ли с ней допустят раба? А самая страшная мысль, что она может предпочесть мне другого. Аристократ, красавец эльф, ещё недавно свободный. И я, жалкий, побитый жизнью варвар. Сколько лет я в рабстве? Да, силу духа мне удалось сохранить. Но в глазах ведьмы я всё равно лишь невольник. Пусть и любимчик, но раб. А там — неизведанный ею плод. Горячий, непокорный, как молодой, непосёдланный никем ещё, конь. О каких своих выходках она меня предупреждает заранее? Марцелла способна на многое. Полностью непредсказуемая бесовка. Чего от неё ждать? Одно радует бесспорно. Она умна и хорошо умеет плести свои интриги. Перед тем, как я ушёл в наши покои, ко мне подошёл Эрхан. Вот уж удивил. Благодарил за своё чудесное спасение, за спасение парнишек и обещал завтра позаботиться о моём ушастом друге. Чтобы я о нём не переживал в дороге. Не обидят, развлекут и обезопасят. Хоть тут гора с плеч.

— Эрлик?

— Что, Мирэль?

— Ты о чём думаешь?

— О завтрашней поездке.

— Тебе хорошо с госпожой? Я очень рад, что она выбрала не меня. Не терплю близости людских женщин. Тебе с ней нормально?

— Мне с ней прекрасно. Хорошо бы, чтобы она и дальше не обращала внимания на тебя. Я был бы счастлив.

— Надеюсь, так и будет. Айна куда красивее и нежнее. Вот бы именно она стала моей госпожой.

— Айна? Да ну. В ней нет ни капли обаяния ведьмы. И вообще. Спи. Завтра у меня будет, чую, очень непростая поездка.

— Спокойно ночи.

Мирэль.

Ещё недавно я боялся, что моё мнимое хрупкое рабское счастье осыплется стылым пеплом. Не мог поверить в свершившееся. Даже самые слабые надежды моей трясущейся рабской души на прощение от госпожи Марцеллы просто никак не могли сбыться. На её дом напали, а я был, хоть и невольной, но причиной свершившегося. И полностью оправдан!

Целую ночь она провела в заботах о рабе, обеспечила всеми мыслимыми и немыслимыми благами. Именно тогда я смог поверить в исходящую от ведьмы доброту, и ко мне медленно стало возвращаться некое, давно уже потерянное, чувство спокойствия.

Казалось, сейчас я действительно достиг пика рабского счастья. Сыт, впервые за столько лет. Теперь я постоянно ем хорошую и чистую еду, от вида и запаха которой не испытываю омерзения. Ношу прекрасную одежду. У меня удобная обувь. Ни разу не был подвергнут наказанию, несмотря ни на какие проступки.

Вот уже три дня, как я молюсь великим богам за свою госпожу. Дикость. Я раб, и я молюсь о благе своей госпожи во искупление своих же недавних молитв о её смерти.

Первые дни под сенью этого дома я даже не помню. Лишь только некие смутные отголоски понимания, что я очутился во власти чёрной ведьмы. Ужас, противный и липкий, тогда полностью пропитал всю мою рабскую суть. Короткие мгновения счастья от еды, тепла, чистоты. Затем воспоминания будто выстраиваются в ряд коротких эпизодов, почти картинок.

Кошмар первой минуты, после того, как Эрлик был уведён в пыточную на наказание, заслуженное по моей вине. Полное неверие словам Марцеллы, вошедшей в покои почти следом, пообещавшей сохранить строптивому варвару и жизнь, и здоровье. Молоко в двух бокалах, оставленное госпожой на кухне как знак того, что Эрлика я скоро увижу снова. Не верил тогда я ей. Ох, не верил. Молил богов о жуткой смерти для своей госпожи ведьмы.

А потом я увидел Айну. Нежную, прекрасную кошку. Такое же дитя леса, как и я сам.

И пропал. Мечтал лишь о случайной встрече, робком взгляде, что бросал на неё незаметно из-под ресниц, боясь быть обнаруженным. Мечтал хотя бы помогать ей в мелочах.

Первая наша прогулка в столицу так и осталась бы самым счастливым моим воспоминанием за последние девять человеческих лет. Так бы я и наслаждался возможностью только видеть любимую. Но всё изменило её робкое прикосновение там, в лесу. Внезапный поцелуй, исполненный подлинного наслаждения, восхищения ею, этим взаимным чувством. И ужасная вспышка! Что ушат ледяной воды, которым окатывал меня Орфеус в пыточной, надеясь привести в сознание.

Будто бы лопнула невидимая глазу тяжёлая нерушимая рабская цепь. Я очнулся. Я снова кем-то желанен, я снова могу желать сам. Осознавать себя личностью, совсем как в далёком детстве, совсем как в первые месяцы рабской своей жизни.

Я снова способен испытывать стыд. А ведь в жизни раба места стыду нет. Это чувство положено только свободным. А я стыжусь. Ведь теперь я не только раб, но ещё и вор. Трижды вор. Вор, предавший тех, кто возвернул его к жизни.

Я предал свою чёрную госпожу. Украл у неё возможность сорвать с моих губ первый поцелуй. Её законное право.

Я предал милую сердцу Айну, дав ей надежду прикосновениями к её губам и руке, на наше совместное счастье. Украл поцелуй её восхитительных губ. Вероятно, самый первый её поцелуй, самый чистый, сокровенный... Предназначенный самой судьбой для другого, свободного и достойного счастья быть с нею.

Я предал Эрхана. Украв кристальную честь оборотницы.

Я вор. Предатель. И я не смогу отступиться от Айны. Даже под угрозой двух жутких смертей, что подарят мне сразу, как только прознают про нагло украденное рабом немыслимое блаженство, и Марцелла, и Эрхан. И они будут в своём полном праве. Хоть бы продлить моё нежное счастье ещё на миг. Когда станет известно о моем страшном проступке, об украденном поцелуе, всю вину возьму на себя. Лишь бы не досталось Айне. Но всё же оборотница дружна с госпожой. Может, это её убережет.

Загрузка...