Ваше Сиятельство 11

Глава 21 Дым с божественных губ

От места стычки с бандой «Черные Кости» — так со слов Таноса назвали расстрелянные Элиз мерзавцы — мы дошли до перекрестка. Его освещали два фонаря под ржавыми колпаками. Справа виднелся вход в паб с покосившейся вывеской, возле него собралось несколько местных пьяниц. Не доходя до паба, Элизабет остановилась и сказала:

— Чертов Уайтчепеле! Какое же гадкое это место! Думаю, нам туда, — она посмотрела в сторону мелькавших вдалеке огней, где проезжали эрмимобили — поток их не был густым, но все же то место походило на куда более оживленную улицу, чем полутемные переулки вокруг.

— Спросить у местных? — вызвался Бабский. — Или, если угодно, ваша милость, то могу установить на эйхос карту Лондона с указателями. На ваш эйхос — слышал вы им тоже обзавелись, хотя это как бы запрещено.

— Послушай, Сэм, в прежние времена и в несколько ином мире бытовала поговорка: «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку», — сообщил я ему этакое вполне жизненное наблюдение. — Иди, пообщайся с местной босотой. Если будут бить — зови на помощь.

— Экий вы шутник, прямо как я, — поручик осклабился. — И по вашей поговорке, что ж получается: я как бы бык?

— Ага, а я тут просто Юпитер. Иди, узнавай. Будешь хорошо себя вести, быть может Наталья Петровна вернет тебе эйхос, — я достал коробочку «Никольских» и добавил ему: — Заодно вытряхни из них, что известно им о Сладком Харисе: где его можно найти в вечернее время и прочее полезное на этот счет.

Подковырнув меня насчет покупки эйхоса, Бабский тем самым напомнил, ради чего я эту штуку покупал. Ведь покупал лишь для того, чтобы отправить сообщение Ольге! Увы, в силу обстоятельств до сих пор этого не сделал.

— Минутку, — сказал я, отстегнул с ремня эйхос и отошел на несколько шагов от Бондаревой и Элиз.

Нажав боковую пластину, я чуть помедлил: не хотелось наговаривать послание для Ольги в спешке. По-хорошему это следовало сделать в спокойной обстановке со светлой головой, не захламленной кучей проблем. Но разве в моей жизни бывают такие моменты? Увы, я почти всегда придавлен тяжким ворохом важных вопросов; я почти всегда спешу.

— Оль, здравствуй, дорогая! — сказал я в эйхос, вкладывая в слова сейчас не столько смысл, сколько чувства. — Как ты там? Надеюсь, все у тебя хорошо, и ваш семейный отдых удастся так, как ты сама того желала. Знаешь, недавно вспоминал нас с тобой. Вспоминал наши карибские каникулы: как жаль, что этих волшебных дней уединения было мало! А еще, сейчас говорю тебе это и вспоминаю необитаемый остров, где мы могли застрять надолго. Ведь и ты, и я вместе хотели, чтобы так стало. Может быть когда-то у нас появится больше времени друг для друга — буду этого очень ждать! Сейчас у меня все хорошо, и даже имеется очень полезная помощь свыше — сама догадаешься от кого. Возможно, мне удастся закончить здесь наши дела раньше, чем планировал, тогда вернусь еще до твоего возвращения. Кстати, шальная мысль: если так случится, я тоже могу прилететь в Крым. Целую тебя! Оль! — я несколько раз чмокнул воздух поближе к микрофону эйхоса. — С огромным нетерпением жду встречи!

Я нажал кнопку отправки, думая, что это сообщение, скорее всего не останется без внимания британского контроля сети, как и все сообщения исходящие в Россию. Они определят, что направлено оно на номер княгини Ковалевской, и исходит от меня. Однако, это не имеет большого значения. Даже ровным счетом никакого значения. Все равно, здесь, в Лондоне, пошла почти открытая игра. Быстро они нас не выследят: уж об этом должна позаботиться госпожа Бондарева вместе с нашим пуделем — а мои менталисты свою работу знают и смогут держать достаточно надежный щит.

Вот вспомнил о Бондаревой, и она возникла слева от меня, как-то бесшумно и неожиданно, пока я был погружен в свои мысли и лишь поглядывал в сторону Бабского — я приглядывал, не пойдет ли у него беседа с местными не по тому руслу.

— Корнет, а у тебя совесть есть? — спросила штабс-капитан, ставя меня этим вопросом в тупик.

Я понять не мог, чего это на нее нашло, и в чем я провинился, пока баронесса не объяснила:

— Ты сейчас перед Ковалевской так? Весь такой милый, влюбленно-заботливый и тебя ни разу не смущает то, что… — она не договорила, поджав губы и с возмущением глядя на меня, — Наташ, а что меня должно смущать? Я тебя не понимаю. Да, я на самом деле люблю Ольгу Борисовну и все, что я сказал ей сказано от души. В чем проблема? Разве в сказанном мной, в моих чувствах и эмоциях есть что-то ненормальное или предосудительное? — я вернулся взглядом к Бабскому, он закончил разговор и шел к ним. Элиз по-прежнему контролировала его безопасность, держа ладонь на рукояти «Steel Truth».

— У тебя десяток любовниц, вот что! А перед Ольгой ты весь из себя такой нежный котенок! Прямо сама душа! — выдохнула она, подом подошла ко мне вплотную и понизив голос до возмущенного шепота произнесла: — И как насчет императрицы? Это правда? Не могу поверить, но разве богиня станет врать! Хотя, уже верю! В этом весь ты!

— Наталья Петровна, я по-прежнему не понимаю, в чем проблема. Моя невеста знает о моих любовницах. Кстати, их не десяток, а всего лишь три. По заветам Перуна, если угодно, — я позволил себе улыбнуться, с благодарностью думая, что этот мир во многом очень удобен для мужчин. — У меня с Ольгой честные и открытые отношения, — вот здесь я слукавил самую малость: Ольга знала о Глории, но не все — для нее это было слишком больной темой. — А что касается богов, то уж поверь: они врут почти так же, как и люди. Я не стану ни подтверждать, ни опровергать сказанное Герой о Глории. Если тебе это так важно, попросись к ней на аудиенцию и расспроси ее сама.

— Вот как, у нее спросить⁈ Захотел меня унизить, корнет⁈ — она глянула на меня так, что я почувствовал, будто нечто толкнуло меня назад.

— Нет, просто даю понять, что мои отношения с кем бы то ни было — это мое личное дело. И еще, дело моей невесты, которую я люблю еще за то, что она очень понятлива и терпелива, — говоря это, я подумал, насколько непроста эта Наташа и даже где-то посочувствовал ее мужу — Рыкову.

— Все бы так, но я терпеть не могу двуличных людей. Мне за твою очень терпеливую Ольгу обидно! — негромко сказала Бондарева, чтобы наш разговор не слышал Бабский.

— Я не двуличный, ваша милость. Если есть сомнения в правдивости моих слов, то вот эхос, — отстегнул его от ремня. — Здесь номер Ковалевской. Только Ковалевской. Можешь высказать ей все свои подозрения относительно меня. И на этом закончим этот крайне неуместный и никому не нужный разговор.

Признаться, Наташа меня удивила. Удивила еще больше, чем Гера. Не знаю, что сегодня нашло на женщин вокруг меня. Только Элизабет оставалась образцом спокойствия и надежности.

— Они толком ничего не знают о Харисе, господин Макграт, — сообщил Бабский, когда я закончил разговор со штабс-капитаном. — Сказали примерно то же, что и тот, как его там, Танос. Мол, богатый, торгует всяким запрещенным. Кстати, еще контрабандой с нашими российскими логическими модулями. Сладкий Харис, разумеется, его прозвище, на самом деле он — господин Флетчер.

— И если нам на Элисан, то идем туда, — добавила Стрельцова, указав в сторону мелькавших в темноте огней. — Думаю, это недалеко. Пешком минут за тридцать-сорок дойдем.

— На, поставь мне карту Лондона, — я протянул Бабскому свой эйхос, обозначая этим еще большее доверие к поручику.

Мы двинулись в указанном Элизабет направлении. Впереди я с Элиз, следом наш веселый пудель, и за ним с большим отставанием Наталья Петровна. Она явно была чем-то озадачена и настроение у нее испортилось окончательно.

Когда мы прошли два перекрестка, я остановился и сказал ей приказным тоном:

— Не отставать! Следовать рядом с Сэмом!

Возможно, моя не слишком милая интонация и эти по-военному холодные слова всерьез задели Бондареву. Она встрепенулась и ускорила шаг. Вскоре нагнала меня, и тихо произнесла:

— Я хочу кое-что сказать. Наедине.

Когда графиня открыла глаза, она не сразу поняла откуда в комнате это странное свечение. Прежде похожее явление она видела несколько раз, и всегда оно было связано с Сашей и появлением Артемиды. Однако память Елецкой сейчас была так скупа, сама графиня настолько расслаблена, даже обессилена, что ей хотелось просто сидеть в полудреме. В этом затянувшемся умиротворении спокойный голос Геры прозвучал громче громового раската:

— Скажи мне, милая, штука, которая в тебе — это Майкл?

Елена Викторовна вздрогнула, резко поворачивая голову, одновременно поправляя юбку. Увидев богиню, она мгновенно поняла, что перед ней сама Гера. От волнения сердце сначала сжалось, а потом будто вспыхнуло и этот обжигающий жар ударил в лицо, делая его необычно красным.

— Прости!.. — едва справляясь с собой, выговорила графиня. Она понимала, что сейчас обязана встать и поклониться богине, выражая положенные почести, но в силу вполне понятных причин, Елецкая не могла встать, так чтобы еще больше не опозориться перед небесной гостьей.

— Не надо извиняться. Дело женское, и я тебя во многом понимаю: женщинам иногда так не хватает чего-нибудь ощутимо-важного внутри, — рассмеялась жена Громовержца и легко, словно невесомая, заняла кресло напротив Елецкой.

— Не знала, что ты… — Елена Викторовна пыталась подобрать слова, пыталась что-то пояснить, но ее мысли лишь метались от жуткого волнения и на ум не приходило ничего такого, чего бы стоило произносить.

— Конечно, ты не знала. Ты не могла ничего знать о моих путях, моих делах и заботах. Это мы, боги знаем многое о людях, которые интересны нам. А еще тех людях, которые нам усердно молятся. Вот, например, я очень многое знаю, о Талии Евстафьевой. Нет на земле женщины, более преданной мне, чем она. И в ответ я во многом помогаю баронессе. Также я очень многое знаю о ее отце, который не так давно покинул тебя. Ведь он неплохой человек. Он тянется к тебе много лет — ты это сама знаешь. Тебе же были приятны его поцелуи сегодня? — богиня отмахнулась от дыма, почти сгоревшей дотла сигареты.

— Прости, Величайшая, я не должна была позволять ему этого. У меня есть Майкл, — произнесла Елена Викторовна сухим, непослушным языком.

Гера хотела было возразить, что у графини Майкла нет, а есть только мысли о нем и некоторые фантазии, которые могут никогда не сбыться. Однако, она не стала слишком уж портить ей настроение и сказала так:

— Не надо извиняться за проявление чувств. Желание между мужчиной и женщиной, страсть между ними — это так естественно и прекрасно. Это угодно богам и самой природе. Я не против, если ты станешь намного теплее с бароном Евстафьевым. Скажу более: это будет полезно для вас двоих. Похоже, тебе самой этого хочется. Разве не его ты представляла в некоторые мгновения, когда ласкала сама себя? Мне показалось, что в твоих мыслях был не только Майкл Милтон. И вытащи наконец из себя эту штучку — она же мешает тебе и нашему разговору, — Гера с насмешкой покосилась на приподнятую юбку, скрывшую дилдо. — Давай, делай! Я отвернусь, чтобы не мучить тебя стыдом.

Супруга Перуна повернула голову в пол-оборота, разглядывая фото Майкла Милтона на экране коммуникатора. В золотистом свете туэрлиновых кристаллов он был в самом деле красив. Красив настолько, что богиня еще раз утвердилась в своем выборе. И все с Майклом было бы очень просто, если бы не Астерий. Вступать с магом в войну, пусть даже очень маленькую, Гере не хотелось, поэтому она думала, как получить свое, при этом ничего не теряя и оставаясь в добрых отношениях с Астерием и, по возможности, с Артемидой.

— Прикури мне сигарету, — сказала богиня, когда Елецкая вернулась к креслу и собиралась на него сесть.

— Сигарету? — графиня с недоумением уставилась на супругу верховного бога: свечение вокруг нее разошлось, и теперь Гера выглядела совсем как земная женщина, если не считать нечеловечески пронзительных глаз и наряда, столь роскошного, что такого, наверное, не имелось даже в гардеробе императрицы.

— Да, сигарету. И подай вино, — богиня кивнула в сторону кофейного столика, где еще стоял кувшин с великолепным красным вином с кипрской винодельни. — Кстати, курить меня научил твой… так сказать, сын. Представь себе, многие тысячи лет я обходилась без этих глупостей, но он у тебя еще тот искуситель. Евклиду Евстафьеву, которого ты обвиняешь в игре в соблазны, до твоего Саши очень далеко. Сколько женщин он обольстил за такое короткое время! Ты, наверное, даже не подозреваешь… — Гера погладила пальцами красивую коробочку «Госпожа Аллои», — не подозреваешь кого ему удалось затянуть в постель! Может быть, я это открою тебе по секрету, — сказала богиня, пока еще не уверенная, что Елецкой стоит сообщать о связи ее сына с императрицей.

— Что я не подозреваю? Саша влез в какие-то неприятности? — Елена Викторовна насторожилась, с волнением глядя на богиню, и думая, что сама супруга Громовержца не станет говорить пустое. Но Гера молчала, и тогда Елецкая спросила: — Мне принести что-нибудь к вину? Фрукты, сладкое или что-то горячее? — она постепенно справилась с волнением, и когда прикуривала сигарету для Геры, то в ее руках уже не было ни капли дрожи. Елена Викторовна даже подумала: если к Саше так часто приходит Артемида, то почему она, как его мать, должна испытывать перед Герой излишнюю робость.

— Нет, налей мне пол бокала вина. Попробую ваше кипрское — знаю, его многие хвалят. А потом скажу тебе кое-что важное. То самое, ради чего ты недавно взывала ко мне. Себе тоже налей, — распорядилась богиня.

Елена Викторовна взяла бокал из буфета, с аккуратностью наполнила его на две третьих, как полагалось по этикету, и поднесла его Величайшей, поставив на письменный стол.

— Скажу тебе насчет Майкла. Твои молитвы тронули меня. Сейчас он в безопасности. Но… — Гера поднесла бокал к губам, сделала маленький глоток и долго молчала, оценивая вкус красного кипрского и одновременно проверяя на прочность нервы Елецкой. Лишь когда та, теряя терпение, потянулась к коробочке с сигаретами, богиня выпустила длинную струйку дыма и произнесла: — Еще недавно, несколько часов назад он был на грани жизни и смерти. Майкла смертельно ранил один негодяй в Лондоне. Скажу прямо, шансов выжить у него не было. Чтобы сохранить барону жизнь, мне пришлось взять его к себе на небеса.

— Как⁈ — глаза Елены Викторины жутко расширились, она даже не заметила, как вино из бокала в ее руке льется на пол.

— Успокойся, милая. Я же сказала, Майкл теперь в безопасности. Им занимается Асклепий. Надеюсь, через несколько дней барон Милтон встанет на ноги. Только ему потребуется некоторое время, чтобы вернуть прежнее здоровье, и самое лучшее для этого место, конечно, мой дворец, сады вокруг, целительные источники. Поэтому за Майкла можешь не волноваться. Кстати, — Гера отпила еще пару глотков вина, стряхнула пепел с кончика сигареты, — о твоих отношениях с Евстафьевым я Майклу говорить не стану. Если ты меня, конечно, не разозлишь слишком, — богиня рассмеялась. — Так что, можешь принимать у себя Евклида Ивановича. Мне он по душе, как и его дочь. Пусть твои отношения с ним будут маленьким секретом для всех.

— Спасибо тебе, Величайшая! Бесконечная благодарность от всего сердца! — произнесла Елена Викторовна и добавила, особо подчеркивая: — За Майкла Милтона! За твою заботу о нем! За то, что ты проявила ее еще прежде, чем услышала мои молитвы! — сказав это, Елецкая подумала, что благодарит богиню, лишь за заботу о Майкле, а вот ее слова насчет Евклида показались графине странными и во многом неприятными. Елена Викторовна пока не могла понять в чем дело, и что ее так беспокоит в рассуждениях самой властной богини. — Скажи, Величайшая, когда я смогу увидеть Майкла? — спросила она. — Без сомнений ты знаешь, как я люблю его и скучаю по нему.

— Без сомнений знаю, — отозвалась Гера, вдыхая ароматный дым «Госпожа Аллои». — Сейчас не время говорить о времени. Правда интересный каламбур? Не время, потому что Майкл находится на исцелении. И если ты хочешь, чтобы он был полностью здоров, то не следует торопить события. Мне кажется, ты еще хотела о чем-то спросить? Говори, я не могу здесь задерживаться надолго, хотя мне по вкусу твое вино и эти сигареты.

— Я взывала к тебе и просила еще об одном, самом близком для меня человеке — моем сыне. Хотела бы знать, все ли у него хорошо? — Елецкая с волнением ждала от нее ответа.

— Он у тебя еще тот хитрец. Я же говорила: ему нет равных, особенно в таланте обольщения. Как бы не обжегся он на этом однажды, — Величайшая отпила глоток вина, с хитрым прищуром поглядывая на графиню. — А в остальном у молодого графа все очень хорошо. Я помогаю ему, когда есть такая возможность. Помогаю, гораздо больше, чем Артемида. И мне не нравится, что он выделяет ее из всех богинь, при этом как-то забывает обо мне. Ты знаешь, что именно я спасла ему жизнь. Ему и Ольге Ковалевской в их Атлантических приключениях. Я оградила его от гнева Громовержца. Нет, ты этого, конечно, не знаешь — он тебе такие вещи не говорит. Вот и сегодня, вовсе не Артемида, а я заступилась за него, иначе сидел бы уже в полицейском участке или месте куда более скверном. Но пока Саша под моей защитой, о нем можешь не беспокоиться.

— Спасибо тебе! — Елецкая отвесила богине поклон. — Позволь спросить… Недавно ты говорила, будто откроешь какой-то секрет о моем сыне. Его связи с кем? Что это за связь и чем она опасна?

— Наверное, мне не следовало бы это говорить, но скажу. Все-таки ты его мать, и в какой-то мере ответственна за поступки молодого графа, ведь в его голове сейчас столько юного ветра. Сразу, милая, предупреждаю: тебя это очень удивит. Не только удивит, но и напугает, — Гера втянула в себя табачный дым и, прищурив один глаз, посмотрела на побледневшую от волнения графиню. Она сделала еще одну затяжку, лишь потом сообщила: — Теперь у него в любовницах Глория! Да, да, императрица Глория! Ты не ослышалась! Мне не хотелось этого говорить, но будет лучше, если ты будешь об этом знать. Скажу более: Филофей его почти застукал в ее спальне. Твой хитрец чудом успел спрятаться за кроватью.

— Но, Величайшая!.. Глория, она же… Она враждебно относилась к нам! И особенно к Саше! Она вызывала его во дворец… Она старше меня! — Елена Викторовна в самом деле не могла поверить в сказанное, хотя эти слова были произнесены богиней. Снова мысли графини спутались и понеслись опасным хороводом.

— Верно, Глории уже сорок один. Тем не менее твой ловелас забрался под юбку женщине, которая старше тебя. Очень, очень непростой женщине! Понимаешь, чем это опасно? Ведь если это дойдет до Ковалевских, то свадьбе не быть, а в самых верхах возможны очень неприятные потрясения. Особо это может не понравиться цесаревичу. Я предупредила тебя, потому что забочусь о нем и о тебе, не в пример Артемиде, — Гера затушила сигарету и встала. — На этом распрощаемся. Молись мне у домашнего алтаря и ходи в мой храм. Делай это чаще. Тогда и ты, и твой сын будете под моей защитой. Слышала меня, милая? Молись мне, а не Артемиде! — Гера отошла к центру комнаты, чтобы открыть портал. — И еще… — богиня обернулась: — Хочешь отблагодарить меня? За Майкла, за сына.

— Я очень обязана тебе, Величайшая! — Елецкая склонилась в поклоне.

— Хорошо. Позже я скажу как. А пока ни о чем особо не беспокойся, но помни, что ты мне должна, — богиня рассмеялась и взмахнула рукой — жемчужный свет рассек пространство у дальнего простенка.