— Ты слышал, что он сказал⁈ — Синди мгновенно перестала трясти Майкла за рукав. Первый миг мисс Стефанс показалось, что она ослышалась, но, с другой стороны, ослышаться она никак не могла — уж слишком громко, слишком ясно какой-то нервный тип проорал в эйхос имя ацтека.
— Слышал, — отозвался Майкл, держа ладонь на шершавой рукояти «Каракурта» и прижимая пальцем предохранитель. — Он сказал, что здесь Чику и Хорек. Вероятно, этот человек из банды Хариса. Поэтому я тебе еще раз говорю, немедленно вернись! Не надо идти за мной!
— Чтоб ты знал, я много раз ходила на дело с Бомбеем! Сам Бомбей брал меня с собой! — взвизгнула Синди. — И ты должен меня брать! Мне хочется убить тебя, когда ты так поступаешь!
— Синди, я тебе говорил: не надо мне приводить в пример твоего Бомбея⁈ Если ты еще раз!.. — барон Милтон не договорил — раздались выстрелы.
Стреляли в камерах хранения. На эти звуки туи же отреагировали полицейские возле «Fast Horse», стоявшего у начала сквера: один побежал к запасному выходу, трое других быстрым шагом направились через сквер.
— Уходим отсюда, — решил Майк, понимая, что до ячейки сегодня он точно не доберется. И вряд ли когда доберется до нее вообще, ведь он ясно слышал, что незнакомец прокричал в эйхос: «Остальные ломают ячейку». Не надо много фантазии, чтобы понять о какой ячейке речь — люди Сладкого Хариса сломают замок и возьмут свое, и ключи, которые сейчас позвякивали в левом кармане брюк, станут бесполезным сувениром.
— Что ты сказал, Майкл? Если я еще раз упомяну Бомбея, то что? — следуя семенящими шажками за бароном Мильтоном, не отступала Синди. — Бросишь меня, да? Признавайся, это ты хотел сказать?
— Да, Синди. Я уйду от тебя. С тобой мне тяжело. Не хочу слушать твои истерики, не хочу слышать, как ты постоянно сравниваешь меня с Бомбеем. И если ты не замолчишь сейчас же, то наши пути разойдутся в эту же минуту, — сказал Майкл, быстро идя через сквер и оглядываясь на здание с камерами хранения.
Выстрелы стихли, оттуда выскочил какой-то здоровяк с сумкой и побежал в сторону парковки.
— Все обломалось, великий Профессор? — с усмешкой еще издали спросил Хорек. — Я ведь предупреждал: надо поспешить! А ты потратил время, чтобы выбрать шляпу и очки. Теперь ты выглядишь в них совсем по-идиотски.
— Твой сарказм, господин Хорек неуместен. Извини, но сейчас я сильно испорчу тебе настроение, — сказал Майкл, подходя к дожидавшимся его приятелям. Синди наконец замолчала, и стало как-то легче, будто разом исчез невыносимо громкий шум.
— Чем испортишь? — Хорек насторожился.
— Идемте отсюда. Здесь опасно, — барон Милтон направился к переходу через Майл-Энд-роуд. — Здесь люди Хариса. Слышали стрельбу?
— Слышали. С кем они зацепились? — разволновался Чикуту, надвинув капюшон на лоб.
— Понятия не имею. Это сейчас неважно. Когда мы стояли с Синди у фонтана, какой-то незнакомец рядом говорил в эйхос, — Майкл остановился, пропуская огромный грузовой «Steel Bull». Продолжил, когда они перешли на другую сторону дороги: — Говорил громко, почти кричал, поэтому я услышал все.
— Так, что он сказал? — с нетерпением поторопил Хорек, понимая, что речь о чем-то важном, касающемся его.
— Он сказал примерно так: «Здесь Чику. Он вместе Хорьком. Я не знаю, что делать! Я один и с ними не справлюсь. Остальные ломают ячейку», — ответил Майкл, сворачивая в проулок, чтобы не быть на виду на многолюдной Майл-Энд-роуд.
После его слов Хорек остановился и побледнел. Холодок коснулся его сердца. И сейчас осознание в какое дерьмо он влип, заполняло его ум так плотно, что все остальные мысли остановились.
— Ты чего так? Обосрался? — Чику тоже остановился, поглядывая на приятеля из-под опущенного до бровей капюшона. — Видишь как, Хорь. Не только мы теперь на мушке горилл Сладкого. Валить отсюда надо и поскорее. Это понятно было еще вчера. Плохо только, что придется валить пустыми. Он, этот что говорил в эйхос, точно сказал, что кто-то ломает ячейку? — ацтек повернулся к Майклу.
— Точно. Сказал и побежал в камеры хранения. Потом началась стрельба и побежали полицейские. Разумеется, я туда не полез. И на Чиксан-стрит я уже не вернусь, это опасно и бессмысленно. Хочется пожить где-нибудь в покое. Просто пожить, — сказал барон Милтон. — Пойду сейчас к Гротер-тауэр, сяду на эрмик и поеду куда-нибудь подальше. Так что, распрощаемся.
Чику и Хорек напряженно молчали. Синди тоже молчала, поджав губы и прижимая к себе дорожную сумку.
— У Хариса длинные руки… Блядь! Сука! Блядь! — физиономия Хорька скривилась, казалось он сейчас заплачет.
— Все это очень и очень хреново, но как бы ни было, нам нужно держаться вместе, — мрачно произнес Чикуту. — Есть у меня кое-какие мысли. Думал сегодня все утро…
— Какие? — Хорек с влажной надеждой в глазах уставился на него.
Я снова почувствовал божественное присутствие, где-то рядом, пока еще лишь на границе проявленного. Хотелось, чтобы появилась Артемида, но, скорее всего, это была Гера. Она тихонько приглядывала за нами. Быть может поэтому, при мысли о богах, на вопрос полицейского у меня созрел неожиданный ответ:
— Полагаю, сержант, случилось божественное вмешательство. Иначе как объяснить те разрушения, о которых говорит констебль? Судите сами, разве я мог бы это сделать своими руками? Этими руками я могу набить какому-нибудь негодяю лицо, но ломать двери и мебель — это не мое.
— Сейчас не тот момент, когда уместно шутить, ваша милость, — сержант сердито глянул на меня, отстегнул от ремня служебный эйхос и сказал в него. — Срочно подкрепление и следственную группу на вокзал Майл-Энд! Убийство, есть раненые! Службу Спасения давайте тоже! — потом повернулся ко мне: — Идите впереди нас, туда, к камерам хранения! Вам придется задержаться до приезда инспектора и следственной группы. Дать показания, подписать протокол.
«Гера, дорогая, отмажь, а? Добавишь к моему непомерному долгу», — отчасти в шутку сказал я ментально, все яснее чувствуя присутствие Величайшей.
— Демон, я кладу этих двоих и бежим! — прошептала мне на ухо Элизабет.
Прошептала не так уж тихо, и я побоялся, что сержант услышит. Однако, Элиз была права: нам ничего не оставалось, как прямо сейчас запустить самый неприятный для всех сценарий. Если промедлить еще, то появится полицейский инспектор, и распрощаться с бобиками станет намного сложнее.
— Подожди, — сказал я Стрельцовой, беря ее под руку и прикидывая план экстренных действий: допустим, она убирает сержанта и бобика, идущих у нее за спиной. Я сношу кинетикой констебля. Дальше… Бежим через сквер, возможно под выстрелы двух других стражей порядка, которые пока в камерах хранения. Куда бежим? На вокзал, теряемся там среди пассажиров? Через сквер к Майл-Энд-роуд? Второе предпочтительнее, там рядом Уайтчепеле, где проще затеряться.
«Астерий, когда ты уже поймешь, что выбираешь себе не тех друзей!», — раздался в моем сознании ментальный голос Геры. — «Где твоя Артемида сейчас? Есть только я. И от Посейдона тебя спасла я! Я замолвила слово за тебя перед Громовержцем! А как я возвысила тебя перед императрицей! Вот и сейчас возле тебя снова я, между прочим, пострадавшая, раненая! Мне больно, Астерий!».
Хотел я ей возразить, что заслуг Артемиды никак не меньше, тем более если вспомнить битву при храме Яотла: без помощи Арти и Афины, я бы с Ковалевской не выжил. Да и с Перуном, тут еще вопрос, кто кому больше был полезен. А сейчас разве моя вина, что Гера появилась в очень неподходящий момент и приняла животиком пули? Но спорить об этих вещах в эту минуту было неуместно, и я просто признал:
«Да, Величайшая, ты мне помогаешь не первый раз, и я очень благодарен тебе. Я сожалею, что так неудачно вышло: пули попортили твой наряд и твое божественное тело. Сейчас тот редкий случай, когда мне хочется стать Асклепием. Но увы, мне это не дано и я в эту минуту по уши в неприятностях. Если не сложно, пожалуйста, реши вопрос с полицией. Ведь это такая мелочь для тебя, могущественной и обольстительной, в самом деле величайшей среди небесных!»
«Ах ты льстец! Скажешь то же самое при Артемиде?» — она расхохоталась, ментально, но звонко. — «Если не скажешь, я сама передам ей твои слова! Мне будет приятно при этом заглянуть в ее глаза!».
Тем временем мы уже подошли к дверям в залы с камерами хранения.
— Проходите, виконт. Подождем инспектора в зале, заодно на месте расскажите, как все происходило, — сказал сержант у меня за спиной.
— Демон… — с раздражением прошипела Элизабет. — Не тяни! Я готова!
Констебль хотел было открыть перед нами дверь… Но она не открылась.
— Элиз! Наберись терпения! — тихо сказал я, чувствуя нарастающее влияние Геры.
Констебль нажал ручку двери вниз и потянул на себе. Еще раз и еще, теперь уже с явным выражением злости.
— Заперли что ли⁈ В чем дело, Стив? — обойдя меня, сержант сам попытался открыть дверь, но и ему она не поддалась, даже когда он приложил заметные усилия. Наивный, думал посостязаться силой с богиней.
— Господин Хардман! Смотрите что сзади! — воскликнул констебль, обращая внимание сержанта на жемчужное свечение, вспыхнувшее метрах в тридцати от нас.
— Расслабься, Элиз. Наш вопрос решается. Обойдемся без лишней крови, — я взял Стрельцову под руку.
— Я тебя люблю! — выдохнула она, глядя на божественное явление, которое видела прежде не раз. — Люблю, — повторила моя чеширская кошечка и поцеловала меня в щеку.
Свечение тут же рассекла трещина, превратившаяся в темно-синий овал — он уходил куда-то в трансцендентную глубину. Видимо Гера решила предстать куда более эффектно, чем при нашей встрече во время разборки с грабителями. Из темной синевы появилась ее фигура, огромная, метров пять ростом. И голос богини, звучный, отдающий несколько эхом, заставил напуганного констебля содрогнуться.
— Остановитесь! Вы, должные соблюдать Закон и Порядок, сейчас творите беззаконие! — вещала супруга Громовержца, зависнув в метре над землей и сияя почти как солнце. — Ты, Грейвс, всегда ли все делаешь по закону? — вытянув палец, она указала на констебля. — Когда ты брал последний раз взятку с торговцев на Хай-сирит? Разве не вчера? А ты, Хардман, сколько взял с Гуарчи, чтобы не передавать в канцелярию протокол? Кстати, как у тебя отношения с женой инспектора Гилсона? Ты еще не знаешь, что она беременна от тебя?
— Величайшая! Величайшая! Прости! — сержант опустился на колени, вскинул свой массивный подбородок и молитвенно сложил руки на груди.
— Юнона! Помилуй! — следом за ним согнулся тот молчаливый полицейский, который прежде стоял в сторонке.
Последним преклонил колени констебль.
— Пощадить вас, ничтожных, алчных червяков⁈ Вот и сейчас, вместо того чтобы задержать преступников, забравших вещи этих уважаемых людей, вы услужили преступникам! Вы позволили уйти одному из них, остановив баронессу Элизабет Барнс!
— Черт! — Элиз закусила губу, потом добавила полушепотом. — Я вообще-то Стрельцова! Вернее, виконтесса Макграт!
— Баронессу Барнс? — сержант, стоя на одном колени, покосился на Элизабет.
И у меня возникла не очень приятная мысль: Элиз, конечно, была в розыске именно как баронесса Элизабет Барнс еще с прошлого визита в Лондон… Вряд ли этот бобик держал в голове всех, объявленных в розыск за последнее время, но имя моей чеширской кошечки вполне могло отпечататься в его памяти. После этих слов Геры ее помощь вполне могла обернуться против нас.
— Немедленно верните ей и этому уважаемому господину их вещи и принесите извинения! — приблизившись, потребовала Величайшая.
— Да, Величайшая! Мы, каемся! Вышло возмутительное недоразумение! Я буду по утрам молиться тебе, пожалуйста прости! — севшим голосом произнес сержант Хардман, прижимая к груди руки.
— Исполняй! — повелела Гера.
Хардман вскочил на ноги, забрал остробой у своего молчаливого помощника и протянул Элизабет со словами:
— Мои извинения, ваша милость! Мы были не правы. Сразу не разобрались в ситуации. Ведь понимаете, услышали выстрелы там, а потом увидели вас, бегущей с оружием и…
— Скоро увидимся, Астерий! Нужно тебе кое-что сказать! — Гера улыбнулась и начала растворятся в воздухе, оставив полицейских в глубоком недоумении последними словами.
Я понимал, насколько они сейчас сбиты с толку: ведь в этот миг я как бы перестал быть для них виконтом Джеймсом Макгратом, а становился неким Астерием с которым вскоре собирается увидеться сама Гера. И Элизабет для них вдруг перестала быть виконтессой Макграт. В человеческом уме, тем более уме только что переживший глубокое потрясение от божественного явления, всю эту информацию сложно уложить без болезненных противоречий. Я подумал, что нам следует как можно скорее исчезнуть отсюда, пока растерявшиеся полицейские не справились с потрясением.
— Мои глубочайшие извинения, ваша милость! Глубочайшие! — подчеркнул сержант Хардман, отвешивая мне низкий поклон.
— Да ладно вам, — я небрежно махнул рукой. — Будем считать, что разногласия сняты. Мы с Элиз пройдем в камеры, возможно там остались наши вещи, — я взялся за дверную ручку и дверь беспрепятственно открылась.
Когда мы с Элизабет вошли в зал, на нас с изумлением смотрело этак десятка полтора пар глаз. Два полицейских, охранник, пассажиры с вокзала без сомнений видели все происходящее, и только что отошли от окон. И на площади между сквером и вокзалом уже собралась приличная толпа любопытных. Без сомнений завтра лондонская пресса будет пестреть заголовками о случае на Майл-Энд, и велика вероятность, что там всплывет имя баронессы Элизабет Барнс. Журналисты дотошны, они будут тянуть информацию с каждого, кто был свидетелем произошедшего. В беспощадных статьях всплывет и то, что жена некого инспектора Гилсона беременна от сержанта Хардман, и то, что некий констебль Грейвс крышует торговцев на Хай-стрит. Да, чей-то божественный язычок для кого-то может стать причиной серьезных человеческих проблем. Меня мало интересовала судьба этих бобиков, гораздо больше беспокоило то, что снова всплыло имя Элизабет Барнс. Это означало, что очень неглупые люди в окружении герцога Уэйна получат сигнал, что мы уже здесь, и один из районов, где нас следует искать — это Майл-Энд.
А на данную минуту меня интересовал вопрос не осталось ли чего-то этакого в ячейке, вскрытой грабителями. В первую очередь эйхосов или конверта и информацией для меня.
— Сюда нельзя, господин! — мне преградил путь молоденький полицейский, мечась взглядом между мной и появившимся рядом сержантом Хардманом.
— Пропусти господина Макграта. Там могут быть его вещи, — хрипло распорядился сержант.
Тот отступил, и мы с Элизабет, минуя разбитую в щепки дверь, вошли во второй зал. Я сразу поспешил в третий ряд, где на полу все еще лежал обезглавленный труп. Мне следовало очень поторопиться: успеть исчезнуть отсюда до появления инспектора и следственной группы.
— Стой здесь, — сказал я Стрельцовой.
Сам быстро прошел по проходу, разглядывая предметы на полу: номерок, отлетевший от стальной дверцы, сама искореженная дверца, инструменты взломщика и саквояж — он стоял в луже густой крови рядом с трупом. Дальше осколки черепа и розово-красное месиво — мозги. Старясь не наступить в кровь, я заглянул в ячейку. Там было пусто, если не считать пистолетной гильзы и чьего-то окурка. Сержант Хардман, стоявший у начала прохода вместе с Элизабет, с нескрываемым напряжением смотрел на меня.
Я его понимал: сейчас он серьезно преступал закон и все должностные инструкции, позволяя мне столь вольно расхаживать по месту преступления, в то время как я должен быть в числе главных подозреваемых. Ну, что поделаешь, такова сила божественного вмешательства. Спасибо тебе, Гера. Что же ты потребуешь от меня за эту услугу?
— Пусто. Все, сволочи, забрали, — сказал я Элизабет, вернувшись. — Идем дорогая. Придется пока смириться с этим.
Я взял ее под руку и повел к выходу.
— Выходим и нам нужно поскорее исчезнуть отсюда, — я обернулся на констебля, прожигавшего меня взглядом. Не знаю, кого он сейчас видел во мне: крайне странного господина, за которого заступается одна из самых почитаемых богинь, имеющая здесь имя Юнона, или все же преступника, неведомо как снесшего голову человеку и устроившего небольшой погром в камерах хранения.
— Подумай, куда лучше направиться, — продолжил я. — Если не уберемся до приезда инспектора, то могут возникнуть проблемы.
— Сейчас через вокзал, там дальше посмотрим, — тихо ответила Элизабет.
В этот момент, дверь распахнулась и на пороге появился полицейский инспектор в сопровождении сержанта и двух констеблей.