Вампиррова победа

1

Предвечернее солнце светило на город Леппингтон.

Оно окрасило кирпичные бока скотобоен в цвет апельсиновой корки. Огромный ворон, словно древний предвестник надвигающейся беды, кружил высоко в небе над городом. Он скользил на распахнутых крыльях, казавшихся почему-то изогнутыми, и стоило ему повернуть голову в сторону, он стал похож на зависшую над закатом свастику, уносимую вверх холодными воздушными потоками.

Поезд, на котором Дэвид и Бернис должны были отправиться ужинать в Уитби, отошел or перрона. Гневно клацая колесами по шпалам, отражающими солнечный свет, поезд ушел без них. Он все набирал скорость, будто знал, что город вскоре взорвется событиями столь же ужасными, сколь и необычайными. Поезд как будто стремился покинуть эти места до наступления сумерек.

Даун-Максимилиан, сын Смурного Сэма, того самого, что держал покерные столы у себя дома, медленно брел по Главной улице, помахивая картонной короной «Бургер Кинг». Банда подростков забросала его камнями, когда он проходил парк, чтобы купить пива к вечерней карточной игре. Потом они обжигали его уши зажженными сигаретами. А потом они забрали у него деньга на пиво и ушли, напоследок называя его дурными словами.

Ко всему этому он привык.

В спецшколе дети обычно подходили к перилам и звали его. «Эй, приятель, — кричали они. — Мы хотим с тобой дружить. Иди сюда, у нас есть для тебя шоколадка». А когда он подходил поближе, то получал плевки.

А они потом со смехом убегали.

Когда Максимилиан возвращался в класс, на его лице, в волосах и на одежде блестели шарики слюны, словно запутавшиеся белые жемчужины.

Возле «Городского герба» Максимилиан помедлил. Прямо у него под ногами была тяжелая стандартная решетка водостока. Он поглядел вниз.

Что-то похожее на белые шары покачивалось во тьме у него под ногами. Футбольными мячами плыло от скотобоен в сторону гостиницы. Он недолго понаблюдал за этими белыми шарами, по которым, будто вены, шли пурпурные полосы. Один мяч остановился, потом закрутился волчком.

Максимилиан слабо махнул рукой с картонной короной. У белого футбольного мяча было два глаза — больших и как будто дымных. И тонкий нос, и рот, похожий на рану от случайного удара топором. А зубы во рту были большие.

И острые.

Максимилиан сделал шаг вперед, встав обеими ногами на железную решетку в двух метрах от качающихся голов. Лицо под ногами исчезло. Теперь он видел только макушку, заколыхавшуюся в уходящей веренице.

Подул ветер. По улице понеслись бумажки и картонки от поп-корна. Мимо проехала пивная машина, напомнив Максимилиану, что надо идти домой, где на него неминуемо обрушится гнев отца.

Ты потерял деньги? Ты потерял деньги! Поверить не могу, что можно быть таким небрежным, ты, кровосос негодный...

Для Максимилиана Харта жизнь была беспрестанным водопадом загадок. Он мало что понимал из того, что делали или говорили вокруг него: почему поезда с клацанием и грохотом выезжают из вокзала, или почему они снова туда въезжают, или почему люди приходят и уходят, и плюют в него, и крадут его деньги. Он понятия не имел о хитрости тех, у кого на одну из этих сверхважных хромосом меньше.

Эта отсутствующая хромосома, на его взгляд, наделила всех остальных лицами, как у собак — с выступающими носами и тонкими веками.

Через несколько кратких часов, в темнейшие часы бессонной ночи Максимилиан Харт столкнется с величайшим испытанием в своей недолгой жизни. И перед лицом этой надвигающейся опасности единственным оружием, которое окажется в его распоряжении, станет тот самый кропотливый стоицизм, с каким он встречал прошлые загадки и претерпевал прошлые невзгоды.

С безвольно свисающей картонной короной в руке он побрел по улице.

Ранний воскресный вечер. Время — начало шестого.

2

Пока Электра запирала вращающуюся дверь парадного входа, Бернис развешивала объявления на боковые двери, ведущие в общий бар. Написанные черным фломастером на бланках «Городского герба», эти объявления просто говорили: «ВОСКРЕСЕНЬЕ. К СОЖАЛЕНИЮ, ГОСТИНИЦА И БАР СЕГОДНЯ ЗАКРЫТЫ ПО ТЕХНИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ».

Технические причины? Отговорка на все случаи жизни.

Дальняя родственница извинениям пьяницы, который объясняет свои действия тем, что был усталый и вспылил.

Налетевший порыв ветра шлепнул Бернис по руке объявлением, которое она как раз приклеивала скотчем на дверь. Руки у нее дрожали. И скотч предпочитал клеиться к пальцам, а не к бумаге.

Черт.

У Бернис не шла из головы тварь, лежащая в подвале: выглядит как труп, и это мертвецки белое лицо, и, о господи боже, соски у нее оторваны. Сам вид мертвой девушки пугал ее больше, чем она могла бы внятно описать.

А потом еще Бернис услышала эти громовые удары в дверь.

Что-то было там по ту сторону двери. Одна из этих вампироподобных тварей.

И тварь желала, чтобы ее впустили, еще как желала.

Она желала тебя, Бернис, сказала она самой себе. И что теперь? Предполагается, я спокойно вернусь в эту гостиницу, да?

Все тело у нее будто покрылось пленкой страха, точно потом; холодного страха, который запачкал ей ужасом саму душу.

Прижимая кусочки скотча к углам объявления, она выглянула на улицу. На тротуаре стоял мужчина с явным синдромом Дауна и глядел себе под ноги в водосток. В его расслабленной руке свисало что-то вроде картонной короны.

Она знала его в лицо. Если он поднимет на нее взгляд, она кивнет и улыбнется.

Господи боже мой, мы все еще тянем за собой все эти соци.альные условности, нам всем вчистую промыли мозги воспитанием... На самом деле ей больше всего хотелось заорать в голос и забиться головой вон об ту кирпичную стену.

Так и не поглядев в ее сторону, мужчина медленно пошел прочь от гостиницы.

Счастливчик, подумала она. Может, и мне стоит сделать то же самое. Просто уйти от всего этого. Это не моя битва.

Но в глубине души она знала, что это не так. Невидимые нити привязывали ее к этому городу, к этому зданию, к этим людям. Разорвать их можно будет, лишь когда...

Она поежилась, по рукам пробежали мурашки.

Эти нити будут оборваны лишь тогда, когда свершится все то, что должно свершиться, и безумие пойдет своим чередом.

Поскольку объявление уже было приклеено, она быстро прошла на задний двор гостиницы. Над головой по небу неслись гонимые ветром облака, время от времени в прореху между ними прорывался солнечный луч. Дело шло к вечеру, и редкие солнечные лучи падали так косо, что ложились почти горизонтально и походили на золотые тропинки в небесах.

Ей нравились яркость света и свежесть воздуха.

По сравнению с ними гостиница казалась тюрьмой, державшей в заточении воздух до тех пор, пока он не стал затхлым и в последнее время почти невыносимым.

Проходя задним двором, она увидела ворота, ведущие на берег реки. Звук воды, несущейся по камням, успокаивающе ласкал слух.

Бернис пересекла двор и вышла на мягкую землю насыпи. Тропинка вела вниз к кромке воды в каких-то десятке шагов. Над водой, вспенивающейся белым у камней, к реке клонились несколько плакучих ив.

Просто посидеть немного под ними было так заманчиво. Она ведь может провести здесь пару минут, просто чтобы успокоить истерзанные нервы, правда? Господь знает. Она это заслужила.

3

Бернис шагнула за ворота. Спускавшаяся с насыпи к кромке воды тропинка оказалась песчаной. Река от дождя вздулась и теперь неслась по руслу, будто живое существо.

Луч солнца, упавший на реку, прошелся по воде и заиграл у ее ног.

— Бернис, почему тебе понадобилось столько времени, чтобы меня найти?

Охнув от удивления, она подняла глаза.

Еще прежде, чем ее взгляд впился в фигуру перед ней, она знала, кто это.

— Ты Майк, — прошептала Бернис.

— Я знал, что ты меня вспомнишь. — Голос был чарующим. И еще была в нем какая-то интимность, от которой кожу на животе начало волнующе покалывать.

Потому что там, в глубокой тени, где гуще всего свисали ветви ив, стоял мужчина, одетый в белое. Он сам казался едва ли плотнее тени. Все, что ей удалось разглядеть, — это бледную волну светлых волос и серебристое мерцание пары глаз, сияющих из мрака.

Их разделяло не более десятка шагов. Бернис отступила назад.

— Думаю, настало время нам с тобой поговорить, Бернис, — снова зазвучал голос с мягким американским акцентом. Голос был таким мягким, почти шепчущим, что она чувствовала себя так, как будто ей хочется упасть в роскошно мягкую постель. — Ты ведь посидишь здесь и поговоришь со мной, Бернис?

— Да.

— Послушай, я приготовил тебе местечко на ветке рядом со мной. Мы можем посидеть здесь, болтая ногами и болтая о том о сем, ведь можем? — Голос звучал добродушно, словно его обладатель стремился подружиться с ней. — Садись, Бернис, так, чтобы мне было лучше тебя видно.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

— А, Бернис Мочарди, номер 406.

— Откуда ты это знаешь?

В руке незнакомца что-то серебристо блеснуло.

— Даже я не научился проходить сквозь стены. У меня есть ключ от гостиницы. Поздно ночью, когда все крепко-крепко спят, я на цыпочках пробираюсь внутрь. Иногда я заглядываю в регистрационную книгу. Иногда поднимаюсь потихоньку наверх. Хочешь, скажу тебе кое-что, Бернис?

— Что? — Она чувствовала странную легкость в голове, а еще ей было дремно и так восхитительно тепло.

— Ты живешь в номере, где когда-то останавливался я. Когда-то я спал в твоей постели Думаю, это создает между нами связь, а, Бернис?

— Наверное.

— А знаешь еще что?

— Нет. Что?

— Мне бы очень хотелось тебя поцеловать, Бернис. Правда.

В кухне гостиницы Дэвид разговаривал с Электрой. Опрокинув в кастрюлю с кипящей водой миску макарон-ракушек, хозяйка гостиницы продолжала:

— Армию движет желудок, даже если это нервозная армия на четверых, вроде нашей. — Она помешала в кастрюле. — Ты не передашь мне соль, Дэвид?

В этот момент из вестибюля отеля в кухню вошел Джек Блэк. Кулаки его были сжаты. Вены вздулись на шее и на голой голове. Глаза его были прикованы к задней двери.

Внезапно он метнулся к двери, рванул ее, распахнув с грохотом, и, тяжело топая, выскочил во двор.

— Проклятие, что он там увидел? — вопросил Дэвид. — Ты видела, какое у него было лицо?

— Что-то случилось. — Электра побледнела. — Где Бернис?

Дэвид тоже бросился к дверям. Через пять секунд он уже несся по двору вслед за Блэком. На город опустилась туча, погрузив дома и улицы в преждевременные сумерки.

Дэвид увидел, как Блэк бежит по тропинке к реке. Почти у самой воды стояла Бернис, будто в трансе уставившись на что-то, скрытое в тени дерева.

Дэвид приземлился на берег реки, его ноги с тяжелым звуком врезались в землю. Сбегая по крутой тропинке, Дэвид увидел, что Блэк бросился в тень, отбрасываемую плакучими ивами.

На какое-то мгновение Дэвид решил, что Блэк поймал огромного дикого кота.

Существо издало разъяренный шипящий рык. Двигаясь, будто намасленная молния, оно в мгновение ока облепило конечностями плечи Блэка.

Татуированный гигант извернулся, сбросив существо так, что оно приземлилось у ног Дэвида.

Дэвиду же хватило одного лишь взгляда на белое бескровное лицо, чтобы понять, что перед ним.

Шипя и огрызаясь, существо без усилий вскочило на ноги.

Дэвид было подумал, что еще мгновение — и длинные ногти располосуют ему лицо.

Однако существо повернулось вокруг себя и бросилось на Бернис, которая выглядела так, будто только очнулась ото сна. Существо вот-вот вырвет ей горло.

Дэвид нырнул вперед, вытянув перед собой руки, словно пловец, бросающийся с вышки в бассейн.

Надеясь отвлечь существо, он ударил его в спину. Инерция его тела бросила тварь вперед, лишив равновесия.

Секунду спустя Дэвид уже распластался на камнях у кромки воды. А существо — сплошные руки и шипение — двигалось настолько быстро, что Дэвид практически не мог различить движения.

А теперь оно было прямо на нем, его лицо — в каких-то сантиметрах от его собственного. Изо рта твари вырывалось шипение, глаза горели смесью ярости и ликования.

— Леппингтон... ЛЕППИНГТОН! — Шипение превратилось в рев.

Рот монстра широко раскрылся, открывая крепкие белые зубы.

На какую-то секунду Дэвиду показалось, что он видит мир глазами твари. Он увидел толстую артерию, пульсирующую кровью на своем собственном горле.

Последовавший толчок выбил воздух из его легких.

Он поднял глаза, чтобы увидеть, как Блэк с размаху наступает на спину твари. Лицо Блэка было мрачно. Он вновь поднял тяжелый ботинок, а потом опустил его, будто пытался раздавить гигантского таракана.

Существо взвыло; спина его выгнулась, голова поднялась, Дэвид ощутил на своем лице жаркое дыхание твари, почувствовал запах — грязную вонь, наводящую на мысли о забытой летом помойке.

Наклонившись, Блэк схватил тварь и рывком стащил ее с Дэвида. Существо взмахнуло рукой, ударив Блэка по лицу, отчего гигант пошатнулся от удара, но устоял на ногах.

Огромным усилием Блэк толкнул плюющуюся и шипящую тварь.

А потом, скрипнув зубами и зажмурив от напряжения глаза, зашвырнул монстра спиной вперед в реку. Вода поглотила тварь почти без всплеска.

Тяжело дыша, Дэвид поднялся на колени. Глядя в пенящуюся по порогам воду, он все ждал, что из нее вот-вот возникнет пара белых рук, за которыми последует бескровная голова.

Ничего.

Только стремительный поток воды, несущейся к морю.

— Слава Богу, — все еще с трудом выдохнул Дэвид. — Ты его прикончил.

— Если бы, — буркнул Блэк. — Отведи Мочарди назад в гостиницу. — С этими краткими инструкциями он развернулся и тяжело затопал вверх по насыпи, откуда за ними наблюдала Электра; темные волосы хозяйки гостиницы развевались на ветру.

С мгновение Дэвид просто стоял, чувствуя слабость в коленях и дрожь в желудке. И понимал, что шок от столкновения с этим вампиром, или монстром, или что это там было, только начинает до него доходить.

Он помог подняться на ноги Бернис; ее лицо тоже застыло от шока.

Подняв случайно взгляд вверх, Дэвид увидел огромного черного ворона, зависшего над верхушками деревьев. Он нутром чувствовал, что птица наблюдала за всем происходящим, — и не случайно. Секунду спустя птица издала хриплый крик, эхом разнесшийся по городу. А потом ворон совершил гладкий поворот в вышине и медленно, взмахивая крыльями, исчез в облаках.

Птица следит для кого-то, сказал самому себе Дэвид и смутно удивился этому внезапному озарению.

А теперь ворон собирается доложить своему хозяину о событиях, разыгравшихся на берегу реки.

Но какую историю он расскажет?

И кому?