Вампиррова победа

1

К тому времени, когда они подъехали к Милл-хаус, небо было уже ровно серым. За десять минут езды Дэвид успел пересказать Бернис всю семейную легенду. Девушка слушала с напряженным вниманием, как будто его рассказ имел непосредственное отношение к ее собственной жизни.

Дэвид не знал, чем ее так могла заинтересовать эта история. Божественная кровь? Вампирские воинства? Наказ создать новые империи? Сам Дэвид списал эту историю как диковину, пустую байку.

Выключив мотор, Бернис осталась сидеть в машине. Бледное овальное лицо хранило серьезное выражение, словно она переваривала услышанное. Не в первый раз у Дэвида создалось впечатление, будто, разом перевернув две страницы в книге, он пропустил какой-то существенный элемент сюжета. Он что, слишком туп, чтобы понять, какой именно? Откуда у него ощущение, что все эти события — признание Электры, что она слышит шумы в подвале гостиницы, исчезновение пары из номера 101, контузия дяди — вместе складываются в единую связную картину? Только он почему-то не понимал, что это за картина. Или он смотрит на нее не под тем углом?

Налетевший ветер слегка качнул машину. Деревья, окружающие дом дяди, раскачивались, будто встряхивались огромные лохматые звери. Монстры просыпаются, сказал он самому себе. Чудовища просыпаются.

Какие чудовища? Какие монстры?

Деревья. Потому что так они и выглядят. Огромные деревянные чудовища, просыпающиеся от ночного сна, стряхивающие росу с похожих на скелеты конечностей-суков.

Нет, подумал он. Я чувствую, как просыпается что-то иное.

Чудовища пробуждаются.

Они возвращаются к жизни.

Он стряхнул с себя ощущение гнетущего холода, которое волнами накатывалось на него с того момента, как заговорил на больничной каталке дядя.

— Уже почти утро, — сказал Дэвид, намеренно прерывая ставшее почти осязаемым молчание. — Устала? Со слабой улыбкой Бернис качнула головой:

— Слишком много впечатлений.

Он открыл дверь машины, и в кабину тут же ворвался холодный воздух.

— Не думаю, что на эта уйдет много времени. Идешь со мной?

— Только попробуй меня остановить, — двусмысленно ответила она.

Через ворота в стене, похожей на крепостную, они прошли в сад. Ветер вздыхал, стряхивая с ветвей крупные капли воды. Бернис подняла воротник дубленки.

Дэвиду отдали ключи от дома (их забрала с собой полиция, чтобы затем передать в регистратуру в больнице). Он проверил двери дома. Все было надежно заперто.

— Живописно. — Бернис говорила вполголоса, словно из-за ландшафта чувствовала себя крохотной и незначительной. — Смотри, через сад течет ручей.

— Исток Леппинга, как мне сказали, — отозвался Дэвид. — Подожди здесь, я только запру дверь в мастерскую.

Открытая дверь в мастерскую раскачивалась на ветру.

— Все на месте? — Бернис обхватила себя руками, будто ей было холодно.

— Думаю, да, но не мешает проверить. Последнее, что нужно дяде, это вернуться домой и обнаружить, что взломщики поставили все вверх дном.

— Он здесь живет один?

Дэвид кивнул.

— Его жена умерла лет пятнадцать назад.

— Похоже, ничто не тронуто.

Дэвид быстро оглядел кузню. Бутылка виски по-прежнему стояла на полке, огонь в жаровне погас, но жар, исходящий от камней, чувствовался до сих пор. Меч, над которым трудился дядя, лежал на наковальне.

— Совсем по-артуровски, а? — Он кивнул на меч. — Мой дядя делал реплику магического фамильного меча.

— А, того, что был найден в рыбе?

— Того самого. — Дэвид попытался произнести эти слова беспечно, но сам воздух, казалось, был насыщен чем-то многозначительным и недосказанным, как будто вот-вот случится что-то невероятное. Чудовища просыпаются...

— Я запру, — сказал он, когда оба они вышли на улицу. Он закрыл тяжелую дверь.

— Так зачем твоему дяде понадобился динамит?

— Для того, чтобы взломать стальные прутья, закрывавшие вход в пещеру со стороны холма — вон там.

— Но для чего, во имя...

Остановившись, он поглядел на Бернис. Ветер швырял волосы ей в лицо. Глаза девушки были расширены и серьезны.

— Как он сказал, чтобы натравить мертвых на живых, — отозвался Дэвид. — Он спустил на нас армию вампиров.

— Ты в это веришь?

Дэвид рассмеялся, но в этом смехе был привкус печали.

— Нет, конечно. Несчастный старикан, наверное, слишком долго просидел здесь, на продуваемых всеми ветрами холмах. Старые сказки Леппингтонов, без сомнения, стали у него навязчивой идеей. — Он вдруг бросил на нее удивленный взгляд: — А почему ты спрашиваешь? Ты поверила?

Не успела Бернис открыть рот, чтобы ответить, как по заднему двору гулким эхом раскатился грохот. Раздался он со стороны здания, венчающего вход в пещеру. Повернувшись, Дэвид увидел, что тяжелые двери постройки распахнуты и раскачиваются на ветру. Время от времени одна из створок с грохотом ударялась о косяк.

Дэвид вздохнул.

— Надо думать, милый дядюшка оставил после себя в пещере полный кавардак. Динамит? Ну и ну, готов поспорить, у полиции возникнет немало вопросов, где он его раздобыл. — Он зашагал в сторону каменной постройки с парой качающихся на ветру дверных створок.

— Осторожно, — встревожилась Бернис. — Если там был взрыв, в пещере может быть небезопасно.

— Не беспокойся, — улыбнулся он в ответ. — Меня туда на... Клещами не затащишь. Правда, лучше бы закрыть двери на случай, если ребятишкам взбредет в голову исследовать подземелья.

Он подпер дверь, опустил болт в специально выдолбленную в половой доске дыру. Потом он поймал вторую дверь, готовясь закрыть и ее тоже.

Тут он на мгновение помедлил, вглядываясь в темный зев пещеры, лежащей за отделанным деревом входом. На полу виднелись капли крови. Он представил себе, как дядя взрывает стальное заграждение: сила взрыва отбрасывает его на стену, потом он, шатаясь, выбирается за двери, на нетвердых ногах добредает до дому, где еще успевает позвонить в «скорую помощь», по лицу у него течет кровь...

Пасть туннеля завораживала. Он поймал себя на том, что всматривается в кромешную тьму. Тьму, казавшуюся чем-то большим, чем просто отсутствие света. Казалось, протяни руку и сможешь пощупать эту прочерченную пурпурными сполохами тьму. Создавая ощущение чьего-то присутствия, сама тьма как будто стала формой.

Оказывается, Бернис тоже всматривалась во тьму. Будто эта темная дорога к сердцу горы обладала способностью гипнотизировать. И кто знает, что лежит за ней? Пещеры, туннели. Озеро из легенды. Озеро и огромная рыбина с серебряной чешуей, которая плавает и плавает медленными кругами где-то глубоко под землей.

Было во всем этом что-то завораживающее. Хотелось просто шагнуть вперед, пройти в пещеру, позволить бархатистой тьме поглотить тебя.

— Дэвид. — Голос Бернис звучал очень тихо, чуть громче шепота. — Дядя просил тебя вспомнить, что ты видел в пещере.

Дэвид безмолвно кивнул.

— Он сказал, это важно. Что когда ты был маленьким, он брал тебя с собой в пещеру и ударял по прутьям ограды железным прутом.

— Да.

— Зачем он это делал?

— Не знаю.

— Прутья клетки иногда трясут, чтобы привлечь внимание запертого в ней животного, так?

— Да. — Голос Дэвида упал до шепота. Все мускулы словно свело судорогой. Внезапно мир оказался далеко. С тем же успехом голос Бернис мог доноситься со дна глубокого колодца.

Все его внимание было приковано к пещере, уходящей в недра холма, будто артерия, что змеится внутри человека, чтобы войти в его бьющееся сердце.

— Ты помнишь, что видел тогда, Дэвид?

— Нет.

— Ты стоял здесь с дядей. Он потряс прутья клетки... звяк, звяк, звяк... Что ты тогда увидел?

Внезапно он изо всех сил вцепился в дверь, зубы у него щелкнули — это резко дернулись мускулы, заставив сомкнуться челюсти. Ощущение чего-то, налетающего из глубин памяти. Рухнула стена — и все, что лежало за ней, хлынуло наружу.

— Дэвид. Что ты видел?

— Я видел их... — Он повернулся к Бернис. В душе у него было холодно, очень холодно. — Я видел их... они вышли из темноты.

— Их, Дэвид? Кто это был?

— Люди. — Горло у него перехватило, это тело предприняло последнюю отчаянную попытку не дать вернуться воспоминаниям. Он конвульсивно содрогнулся. — В пещере. Там были люди. Десятки людей. Я помню лица... они были белые. Белые, как кусок кости. — Он встретился взглядом с глазами Бернис — широко открытыми испуганными глазами. — И это были чудовищные монстры.

2

Леппингтон, город, а не человек, претерпевал трансформацию от ночи к дню. Уже открылись газетные киоски. Мальчишки катили по городу на велосипедах с сумками, тяжелыми от воскресных газет, в свою очередь, распухших от воскресных приложений, которые так никто и не прочтет до конца.

Бескрайние скотобойни светились над городом, их кирпичные бока еще сияли после грозы. Огромные помещения для забоя хранили безмолвие. Полы чисты, воздух тих и тяжел после дезинфекции.

Река Леппинг, вздувшаяся после дождя, шумно перекатывалась по валунам, вокруг которых вода белела от пены.

В большинстве домов шторы еще задернуты, их обитатели спят допоздна.

В доме семьи Моббери, стоящем на муниципальном участке на окраине, ненадолго проснулся отец Дианы. С мгновение он смотрит в затененный потолок, слушая, как по долине шумит легкий ветер. Диана вчера не вернулась домой. Новый дружок, думает он. Она, вероятно, сейчас опять где-то веселится — в Уитби, или в заливе Робин Гуда, или где там еще. Хороший отец этого бы не одобрил, думается ему.

Большинство родителей строгих правил сказали бы своей взбалмошной дочери двадцати с лишним лет: мол, успокойся, выйди замуж, заведи детей. Но жизнь в Леппингтоне, как ядро, влачит за собой монотонность. Большинство молодоженов живут здесь же, в муниципальных домах, и на муниципальное же пособие по безработице. Он видел, как матери-подростки катят коляски с детьми. Эти матери выглядели так, словно из них высосали все соки; на их лицах уже отштампованы унылые мины затюканных домохозяек, которым предстоит еще один день механического отправления все тех же обязанностей: стирка, уборка с пылесосом, глажка, смена подгузников, и так далее, и до бесконечности. Эти люди обескровлены; давая волю воображению, он представлял себе их живыми мертвецами нашего времени. Всем им решительно нечего ждать, не на что надеяться.

Во всяком случае, у Дианы жизнь иная. Где бы, с кем бы она ни была, он молился, чтобы ей было весело.

На том мистер Моббери повернулся на другой бок и снова заснул.

3

Возвращение в гостиницу было заполнено молчанием, прерываемым автоматными очередями вопросом и ответов. Окружающий мир — для Дэвида Леппингтона — все еще оставался похожим на сон, даже в этом безжалостном железно-сером предутреннем свете.

Бернис Мочарди говорила быстро, как детектив, подошедший к самой разгадке какого-нибудь особенно запутанного и загадочного убийства.

— Ты что-нибудь еще помнишь?

— Нет... ничего.

— Ты сказал, что вспомнил, как видел людей в пещере, когда был маленьким?

— Да.

— Как будто они были там заперты в клетку? Узники?

— Думаю, да. — Ощущение нереальности происходящего не исчезало. Дэвид прикусил губу. Он чувствовал себя так... как будто слегка свихнулся... другого слова и не подобрать.

Просигналив правый поворот, Бернис свернула на Главную улицу.

— Ты сказал, что думал, это чудовища.

— Чудовища? Да, ну, это была интерпретация шестилетнего ребенка.

— Но что это были за чудовища? Откуда они взялись?

— Послушай, Бернис. Я даже не знаю, было ли то, что я видел столько лет назад, на самом деле.

— Что ты имеешь в виду?

— Я мог вообразить себе все это — или я мог вспоминать детский кошмарный сон.

— Дэвид! Это — подавленное воспоминание. Теперь ты выпустил его. Я однажды читала, как люди...

— Под гипнозом вспоминают о том, как их украли инопланетяне или как их изнасиловал начальник бойскаутов. — Он улыбнулся — во всяком случае попытался, но даже ему самому улыбка показалась жидкой. — Да, в университете мы проходили синдром подавления воспоминаний.

— Итак, у тебя было подавленное воспоминание о людях, посаженных там, внизу, за решетку. Теперь оно вышло на поверхность. Ты ведь помнишь, как дядя вызвал их, стуча по прутьям?

— Не обязательно.

— Но ты же вспомнил это в подробностях: то, как твой дядя ударял по прутьям, то, как выглядели эти узники, даже то, во что ты был тогда одет. Не собираешься же ты утверждать, что это просто старый кошмарный сон, который привиделся тебе, когда тебе было шесть лет?

Вздохнув, он вместо ответа только поглядел на девушку. В лице Бернис была какая-то нервическая хрупкость. Как будто она сохраняла спокойствие лишь силой воли. И почему она с такой готовностью и так твердо уверовала в историю о людях под землей? Словно хваталась за нее, как хватается за соломинку утопающий. Ни с того ни с сего он вдруг понял, что его подавленное воспоминание почему-то очень важно — во всяком случае для нее. Оно было чем-то, за что она цеплялась, чтобы не утонуть.

Когда Бернис завернула «вольво» на стоянку «Городского герба», он мягко сказал:

— Бернис, существует нечто, называемое синдромом ложной памяти. Есть научные данные, подтверждающие, что многое из так называемых подавленных воспоминаний, которые были извлечены из подсознания под гипнозом или в результате терапии, ложны.

— Но ты вспомнил все так подробно, не так ли?

— Это и есть неотъемлемая часть ложной памяти. Но правда в том, Бернис, что большая часть таких воспоминаний — просто фантомы, продукты воображения. В свете синдрома ложной памяти многие из печально известных случаев дурного обращения с детьми будут опровергнуты.

Бернис припарковала машину. Один взгляд на выражение ее лица сказал Дэвиду, что она отказывается подвергать сомнению то, что он вспомнил — как бы вспомнил, поправил он самого себя, — у входа в пещеру.

— Ну, — начал он, умышленно пытаясь придать своему голосу приземленность, — думаю, мы заслужили хороший день сна после всех этих событий.

Бернис кивнула, но лицо ее оставалось напряженным.

Он улыбнулся:

— Посмотрим, удастся ли мне разыскать Электру, чтобы рассказать, что произошло. Она, наверное, удивляется, что с нами случилось.

— Дэвид?

— Да.

— Та книга, которую ты упоминал, — история твоей семьи. Могу я взять ее ненадолго?

— Да, конечно.

— Сейчас?

— Разумеется, — улыбнулся он. — Я подсуну ее под дверь твоего номера. Не такой уж это толстый том.

Она не улыбнулась в ответ. Напротив, лицо ее стало еще более серьезным. Как будто ей предложили разрешить головоломную задачу. И как будто от правильного ответа зависит ее жизнь. Что, черт возьми, происходит в этом городке, подумал он, выбираясь из машины. Как будто эксцентричность внезапно стала заразной; все здесь, похоже, решили относиться к какому-то обрывку семейного фольклора со смертельной серьезностью.

В сером утреннем свете ночные события и поток воспоминаний — ложных воспоминаний, поправил он себя, — казались всего лишь бессвязным и странным сном.

Так оно и есть, принялся урезонивать себя Дэвид. Синдром ложной памяти — аккуратное всеохватывающее объяснение. Обвяжи это все разумными ленточками современной науки с ровненьким двойным бантиком сверху: синдром ложной памяти. Чистой воды воображение. Какой-то вылезший не к месту детский кошмарный сон. Ничего более.

И тем не менее, когда он следом за Бернис шел по двору к заднему входу в гостиницу, в его голове продолжали вертеться слова: чудовища пробуждаются.

4

Дэвиду хватило десяти минут, чтобы передать Бернис книгу «Род Леппингтонов: легенды и факты» у двери ее комнаты, потом он удалился в постель. Плотные шторы почти не пропускали дневной свет. Черт, немало времени прошло с тех пор, как он в последний раз не ложился всю ночь. Он все еще чувствовал себя... странно; только так и можно это назвать.

Чудовища просыпаются...

Электра оставила на кухонном столе записку, в которой просила не беспокоиться о паре из 101-го. Но Дэвид почему-то сомневался, что парочка, сконфуженно улыбаясь, объявилась у стойки портье; скорее это походило на мастерски выполненный маневр замалчивания происшедшего. Постскриптум в конце записки добавлял, что Электра легла спать.

И что это Бернис так заинтересовалась историей моей семьи? В какой-то момент Дэвид заколебался, стоит ли давать ей книгу — ее напряженное поведение наводило на мысль о том, что девушка на ранней стадии развития самого настоящего синдрома навязчивой идеи.

Он повыше натянул простыню. Быть может, после нескольких часов сна после этой бурной — нет, поправил он себя, самой что ни на есть идиотской, ночи все, что случилось с ним, перестанет казаться столь странным. Он зевнул. Дорожный будильник у кровати показывал семь семнадцать утра.

В семь восемнадцать Дэвид Леппингтон погрузился в глубокий без сновидений сон.

5

Семь девятнадцать утра. В своей квартире на первом этаже спит Электра. В своей постели, одна. Обнаженная, лежит лицом в подушку. Ворочается в тенетах сна, одеяло частично сползло, заманчиво открывая стройную спину. Иссиня-черные волосы темной волной разметались по подушке.

Напольные часы в гостиной, подарок к свадьбе ее родителям, решительно отсчитывают секунды. Если бы Электра знала, что проседание грунта разломало гроб ее матери и что теперь в черепе и в сохранившейся по большей части грудной клетке резвятся крольчата, она, вероятно, хмыкнула бы и ничего больше. Электра знала, что настоящая жизнь пронизана, прошита нитями жутковатого. Посреди жизни мы подвластны смерти, говорила она себе по дюжине раз на дню. Смерть и все ее атрибуты представлялись ей увлекательными. Зал египетских мумий в Британском музее был одним из ее любимых мест во всем мире. Она часами могла стоять и зачарованно смотреть на мертвецов, возрастом более трех тысяч лет: женщины, замотанные в бинты со всеми своими драгоценностями, кости их мертворожденных детей у них между колен.

Сейчас ей снилась темная фигура с огромными кожистыми крыльями, которая вырывалась из могилы на городском кладбище. Во сне она не могла определить, мужчина это или женщина. Только то, что лицо ее было прекрасно. А кожа гладкая, как пластик.

И вот во сне фигура гладко скользнула, как змея, в окно ее спальни и заползла рядом с ней на кровать, чтобы обнять своими бескрайними, похожими на нетопырьи, крыльями ее тело, так крепко, что она не могла двинуться. Глаза горели ярко, как электрические лампочки.

С лица, застывшего на грани между мужским и женским, оно дохнуло шелково ей в ухо:

«Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя...»

6

Семь двадцать утра. Бернис Мочарди лежит в постели. Но не спит.

Она сжимает книгу, которую дал ей Дэвид, так крепко, что время от времени ей приходится делать сознательное усилие, чтобы положить ее и размять ноющие пальцы Она чувствует, что близка к важному открытию.

Неделями она как одержимая смотрела видеопленку, найденную в Гробике. Она думала, ей приснился Майк Страуд, светловолосый рассказчик с видео. Он так неотступно преследовал ее, что она боялась, что сходит с ума. Теперь все эти события: видео, воображаемый некто, бродящий по коридору по ночам, то, что случилось с парой из номера 101, — все это представлялось фрагментами головоломки, которые вихрем кружились перед ее внутренним взором. Она знала, что рано или поздно они сложатся в единую связную картину, надо только найти еще несколько подсказок. Она должна разгадать головоломку. Ради своего душевного равновесия. Теперь она решительно настроилась трудиться над ней, пока не найдет ответа.

И может быть, ответ таится на этих страницах.

Серое небо за окотом начало светлеть, а Бернис устроилась поудобнее и принялась за чтение.