Зверь лютый Книга 39 Валькирия

Fr 3

Глава 787

Сегодня в утреннем тумане викинги подошли к городу, влезли внутрь и подняли того Олафа с лежанки, где он приходил в себя после бурной ночи с двумя полячками сразу.

Гарнизон и находники договорились:

- Зачем нам проливать благородную кровь настоящих людей в битве между собой? Ради этого польского быдла? Мы чуток пограбим город. Вы подскажите где что плохо лежит, а мы поделимся. И тихо уйдём.

Гудлейк скрипела зубами и хваталась за свою секиру. Ей нужна слава! Потоки крови! Холмы трупов!

Как минимум:

«Воины станом

стали чеканным,

сети из стали

остры вязали.

Гневалось в пене

поле тюленье,

блистали раны,

что стяги бранны».

- Где «блистающие раны»? - гневно вопрошала она.

Однако, попашка еёный Дерьмодавсон чувствовал приближение старости:

«Сколь же постыло

старцу время.

Мне от конунга

нет заступы.

Обе пяты

объяты хладом,

спят что вдовы

долгой ночью».

Ему нужно спасти сыновей-подростков от очередной волны конунговской мобилизации, а не отпеть их, пусть и со славой. Инструкции, данные им советникам, были просты:

- Сыновей вернуть живыми. Иначе - зарежу.

Находники быстренько пробежались по городу, ободрали церквушки и пару-тройку богатых домов, прихватили чуток рабынь и на выход: карви невелик корабль, много не всунуть.

Добычи должно хватить, чтобы откупиться от придурков-конунгов, а бескровный захват города можно сильно «задрапировать», в смысле: насочинять драп для получения славы.

Увы, принесло Ваньку-лысого. С чудовищным самомнением и пулемётом. И вот три десятка славных викингов бесславно кашляют кровью. Не нанеся ни одного могучего удара. Их дорезают, обдирают и стаскивают. Полная объективизация берсерков, ульвхединов и прочих «дубов шеломов».

***

В детстве меня восхищали образцы скальдической поэзии. Яркие выражения храбрости, ярости, бесстрашия… Восторг победителя:

«Мы сражались. Меч мой

красен от крови сына

Эйрика и Гуннхильд.

Гнев их мне не страшен.

Я тринадцать воинов

в битве предал смерти.

Бранный труд был тяжек,

я его исполнил».

Здорово. Так это… по-мужски. Труд - тяжек. Но я - исполнил.

Потом я повзрослел. Дочка родилась. Которая постоянно спрашивала не «почему», а «зачем»? Для чего? For what?

Пример. Вот про эту вису.

Была пьянка, на которой Эгиль демонстративно перепил собутыльников, насмехаясь над хозяевами, что у них не хватит вина. Оскорбил дом, в котором был принят как гость. Оппонент, в таком же состоянии, начал ему угрожать. Эгиль его убил. Убил сына хозяина дома конунга Эйрика. Бросил спящего пьяного друга среди врагов и сбежал. Хитроумно перебил людей, которые были отправлены ловить его… И сочинил этот стишок.

«При алкогольной агрессии негативные эмоциональные всплески провоцируются патологическим процессом в центральной нервной системе...

Интоксикация вызывает сбой в мозге - разрушенные нейрональные цепи не принимают и не передают сигналы адекватно, вследствие чего возникает асоциальное поведение».

Виса - стихотворное выражение патологического процесса в ЦНС?

Стоит чуть подумать и становятся видны мотивы викингов: возвеличивание себя.

Иногда к этому добавляется месть, ссора. Грабёж, разрушение, убийство - вот круг целей «дубов шеломов».

Интересно сравнить с русскими былинами.

Русские богатыри… не подарок. Но у них нет цели разбогатеть грабежом. Даже добившись добычи, как Волхв Всеславич или Илья Муромец, они раздают её. Они могут ссориться, как Дюк Степанович и Чурила Пленкович. Но не режутся меж собой.

«Ай, то стояла-ле русска-ле наша за́става.

Ай, во пе́рвых стоял да Илья Муромец,

А во вторых или Добрынюша Мекитин млад,

А во треи́тьх и-то - Оле́шинька-ли Попович млад.

Ай, берегли-стерегли ёни стольний Киев-град,

А стояли за веру ле за крещёную,

А стояли за церкви православные,

Ай, стояли за князя ле за Владимира».

Они - защитники Родины.

У викингов нет Родины.

Они не защитники. Убийцы, грабители, разрушители.

«Разрушенье это страсть

Все равно какая власть».

Эгиль убил сына конунга и нанялся к его врагу, английскому королю Адальстейну (Этельстану). Перебежчик. Проявляет чудеса храбрости в битве, бегая меж рядов воинов без щита и убивая своих соплеменников.

Эгиль не только воин, он скальд.

Сочинить хвалебную песнь о ком-нибудь - сделать его обладателем славы. В языке скальдов слова «поэзия» и «слава» - синонимы. Стихотворная форма обеспечивает действенность восхваления.

«Кто скальда ужинает, тот его и танцует», и Эгиль сочиняет драпу про английского короля:

«Вот владык потомок,

трех князей убивший.

Край ему подвластен.

Не исчислить подвигов

Адальстейна в битвах.

Я клянусь, о щедрый

конунг, - мы не знаем,

кто б с тобой сравнился».

Ну и что - что «за деньги»? - Это не проституция, а скальдическая хвалебная песнь.

Продажность придворных поэтов настолько общее место, что Низами в эту эпоху отказывается переезжать ко дворам приманивающих его владык, дабы не лишиться независимости. Крутой викинг - как пионер, всегда готов.

Так он бесстрашный воин или продажный блюдолиз? - «Два в одном».

Иногда скальда «танцуют» не деньгами, а угрозой.

Есть поджанр восхвалений: «выкуп головы». Типа: ты вор и убийца, но если сумеешь соврать про меня красиво - будешь жить.

«Плаха с топорами» - мощный стимул для скальдического творчества.

Эгиль всё-таки попался конунгу Эйрику Кровавая Секира. А главное - жене его, дроттнинг (королева) Гуннхильд. За убийство их сына его ждёт смерть. Но он же скальд! Он же может «выдавать на гора» хвалебные песни! Что, по мнению туземцев, имеет объективную ценность.

Полночи Эгилю мешает ласточка. Эта злокозненная Гуннхильд обернулась птичкой и выстукивает по подоконнику:

«Тут-тук! Это я, почтальон Гуннхильд, принесла вам повестку на смертную казнь...».

Друг скальда прогоняет птичку, и Эгиль за ночь выдаёт:

«Скальд славить может

и слово сложит

про беды вражьи,

победы княжьи.

Железны враны

врезались в раны,

останки стали

в тарчах торчали.

Серп жатвы сеч

сек вежи с плеч,

а ран рогач

лил красный плач.

И стали рдяны

от стали льдяной

доспехи в пьяной

потехе бранной.

Копья кинжал

клинки сражал.

Эйрик с нивы жал

славу пожал.

Соколу сеч

справил я речь

на славный лад.

На лавках палат

внимало ей

немало мужей,

правых судей

песни моей».

(Чисто заклёпочникам: да, тарчей ещё нет. Не приставайте к переводчику).

Передача товара (исполнение драпы) - только публично, при свидетелях («немало мужей, правых судей...»). А то… Норманнам верить нельзя вообще, а конунгам особенно. Объявит прославление некондицией и отрубит голову.

Мда… пришлось отпустить. С напутствием: чтобы ни конунгу, ни сыновьям его на глаза не попадался.

Сравнивая висы норманнов и былины Руси, я впадаю. Да, коллеги, именно в это - в недоумении.

Оба массива текстов - стихи «про героев». А дальше различия. И дело не в стихотворных размерах, чередовании рифм, аллитерациях и аллегориях. Дело - в деле. В героях, в их ценностях, стереотипах, приоритетах. В ответе на вопрос: «зачем?». Для чего свершены подвиги?

Причина различий? - Слушатели.

В веках сохраняются те худ.тексты, которые нашли своего читателя. «Попали в целевую аудиторию». ЦА у скальдов и у былинников - этически разные.

Разница тем забавнее, что Рюриковичи - сами норманны. Неоднократно «подпитываемые» - в брачной дипломатии, наборами в дружину - такими же «железными клёнами».

Русские князья в былинах никогда не воюют между собой.

Святополк Окаянный - история церковная и летописная. Не фольк.

Забавно, что создатель культа св. Бориса и Глеба, покровителей русских князей, Ярослав Мудрый - из наиболее «викинговских». Связан со Скандинавией браком, окружением, даже одеждой. Но прославляет не воинов, а невинно убиенных.

Русские богатыри не режут друг друга.

Да, Муромец порвал своего сына Подсокольника. Сынок оказался подлецом - клятвопреступник, матереубийца, пытался отца во сне зарезать. Ну и на:

«А скочил старый да скоро-на́скоро,

А схватил Подсокольника за желты́ кудри́,

А вытащил Подсокольника из бела́ шатра́,

А наступил Подсокольничку на резвы́ ног̇и,

А розорвал Подсокольника на три части нонь,

А рассвистал Подсокольника по чисту́ полю́...».

Сравните: «блистание ран» и «розорвал Подсокольника на три части». Хорошо хоть не тапком промеж глаз.

Не «славная битва», а «необходимая дезинфекция».

Фильтр фолька отсекает лишнее, как в анекдотах или народных песнях. Остаётся то, что ожидаемо слушателем. Даже в ущерб фактической точности.

В реале междоусобицы на «Святой Руси» - самый частый вид военного конфликта. Мономах выжигает Минск «в ноль». Русские богатыри-новгородцы продают пленных русских богатырей-суздальцев в рабство «кощей по ногате».

Подобное отсекается «народным характером», «русским духом». И звучит уже в 21 в.:

«А почему ты в сапогах? - Чтоб устоять

А враги тебе зачем? - Чтобы понять

А почему ты против ветра?- Чтоб утих

А воевал зачем? - Чтоб жить среди своих

А почему идешь к вершине? - Чтобы взять

Ну а что когда возьмешь? - Хочу раздать

Почему не лечишь сердце? - Пусть болит

Ну а смерть тебе зачем? - Пускай бодрит

Ну а кто там над тобою? - Воронье

Ну а что если укрыться? - Не мое

Ах зачем тебе все это? - Надо жить

Ну а веришь ты зачем? - Чтобы простить».

Этика другая, не драповая.

Это ощущали славянофилы.

Хомяков:

«норманны, бездомные, бессемейные и бездушные, перед судом людей, беспристрастно оценивающие животное мужество и животную доблесть, норманны разрушили старую Англию и перенесли в нее весь гнусный разврат и весь бесчеловечный быт, которому научились они во Франции и которому франки учили Европу».

У славян все по-другому:

«Святыня семейная и чувства человеческие воспитывались простодушно между могилой отцов и колыбелью детей. Землепашество, трудами своими питающее мир, и торговля, предприимчивостью своей связывающая его концы, процветали в безыскусственных общинах под безыскусственными законами родового устройства. Таков был характер областей от Дона до Эльбы. Успешная борьба с финнами и сарматами не развратила славян, потому что святая война за родину не похожа своими последствиями на неправедную войну завоевателя».

На эту идиллическую почву легло, по А. Хомякову, православие:

«Из стен Византии, из горных монастырей, из малых семей славянских, уже принявших христианство, выступали кроткие завоеватели, вооруженные благовествованием веры. С радостной покорностью были они приняты в вольных общинах славянского мира. Из дома в дом, из области в область, на восток, на запад и дальний север шла проповедь Евангелия, торжествующая в духе любви и говорящая словом народным. Болгары и хорваты, чехи, моравцы и ляхи вступили в одно церковное братство. Беспредельная новорожденная Русь, связанная еще условным союзом единоначалия в дружине, получила в единстве веры семя жизненного единства, выраженного именем Святой Руси».

Лажа. В каждой фразе. Начиная с хронологии: викинги сначала грабили Англию, а уж потом взялись за Францию. Но прежде они передрались насмерть в Восточной Балтике и построили крепость Ладогу. Если бедняги и подцепили «гнусный разврат и бесчеловечный быт», то первым был наш, исконно-посконный.

Хорваты, чехи, ляхи вступили в другое «церковное братство» - католическое.

Какому разврату «франки учили Европу» в 8-10 веках? - Каролингское возрождение: расширение грамотности, упорядочивания законов, расцвет литературы, искусств, архитектуры, юриспруденции, теологических изысканий.

«С радостной покорностью были они приняты в вольных общинах славянского мира».

«Добрыня крестил Новгород мечом, а Путята огнём» - «радостная покорность»?

Ошибочность славянофилов не отменяет, однако, наблюдаемого факта: различия в этике, фиксируемые в стихотворной форме.

Викинги - «лакомый кусок» для изучения. Доступен ряд ярких эмоциональных текстов, передающих живую речь, чувства, дух эпохи.

Но выставлять этих людей героями… как воспевать шпану 20-х или бандитов 90-х.

«А на черной скамье, на скамье подсудимых...». Со слезой в голосе и надрывом в душе.

Пройдёт несколько веков и «Мурку», возможно, будут считать вершиной поэтического чувства:

«Речь держала баба

Звали её Муркой».

О! «Баба»! Так экзотично! Ах! «Мурка»! Так поэтично!

«Мурка» (Мария Прокофьевна Климова, родом из Великого Устюга) - агент ВЧК, умерла в 1960-х старшим офицером МВД СССР.

***

«Дембельского деда» перевязали - пригодится толмачить, а я пошёл глянуть на ту… Кадушку Жира.

Кто это выдумал про прекрасных дев Севера? Да, бывают. Редко, как и во всяком народе. Тотальная же привлекательность основывается на гендерном разделении труда. Саги и висы сочиняют почти всегда мужчины. Которые, после месяца плавания в весельной лодке, хоть бы та посудинка драккаром называлась, видя нечто не гребцового пола, просто фонтанируют безостановочно…

Нет, коллеги, не тем, о чём вы подумали, а разными скальдическими стихотворениями.

Кадушка выглядела как большая неопрятная куча тряпок. Лежала в луже крови и пыхтела.

- Hvordan går det? (как поживаешь?)

Свейского наречия я не знаю, но несколько фраз норвежского от Сигурда выучил. Может, поймёт?

Она поняла. И ответила. Неправильно.

Гудлейк лежала на боку, а я как-то призадумался по поводу саг, вис и драп, «воспарил в эмпиреи». Спасло то, что я уже постоял, походил, слушая «деда». Так-то после скачки мышцы зажимает, подвижность падает.

***

Старенький Портос как-то объяснял молодому де Бражелону:

- Если мой друг вызывает кого-нибудь, то я еду с вызовом к мерзавцу, заставляю быстро скакать к месту дуэли. У того мышцы закрепощены, и мой друг легко его закалывает.

Маленький дуэлянтский лайфхак. Чтобы хакнуть чей-нибудь лайф.

***

Громоздко, грязно, мусорно. Она лежала на своём топоре, а я не обратил внимание. После довольно маленьких топоров клюворылов, здоровенная широколезвийная секира не фиксировалась сознанием. Типа: тут палки кусок торчит, там - кусок большой плоской железки…

«Видят, но не понимают». Моя ошибка - призадумался неуместно.

Валькирия отвалилась на спину и, выдернув из-под себя «ран рогач», в смысле: секиру, махнула ею на уровне щиколоток. Моих.

Ё! Бздынь!

А фиг!

Факеншит! Итить, едрить и подпрыгивать!

Спасибо «вляпу», подавившему у меня ген генерации молочной кислоты, отчего у меня скорость втрое выше, чем у местных.

И укоризна ему же. За то, что ума не добавил.

«Секира мимо пронеслась,

Она меня не дождалась

Её прощаю, её прощаю.

Но руку, что её несла,

Пообрываю, пообломаю».

Попытка одновременно подпрыгнуть и выдернуть палаш привела к тому, что я приземлился на задницу.

Гудлейк попыталась снова рубануть своим «рогачом». Очень... неприятный момент. Но секач у неё тяжеловат, на поворотах заносит. Это ж не минойский лабрис, который двухсторонний - тут надо сперва перевернуть и уж потом... Лёжа на спине у неё сразу не получилось.

- Стоять! Руку!

Подскочивший копейщик замахнулся приколоть валькирию копьём, но я успел остановить. Руку пришпилили к земле, секиру вывернули…

А я сразу запереживал. Стыдно-то как...

Коллеги, вы когда-нибудь видели одноногого попаданца? А безногого? Вот безмозглых - полно, а с «ограниченными возможностями»… какие вы не политкорректные! А я мог стать! Первым! Непарноногим попандопулой. Так бы и вошёл в историю. На костылях.

Близость увечья и, вероятно, смерти сильно встряхнула. Испуг мгновенно трансформировался в злость. В желание отомстить за свой страх. Как-то особенно… изуверски.

- Ободрать и подвесить.

Двое парней навалились на Кадушку, потом поняли, что не справятся и позвали ещё пару. Даму побили, раздели и подвесили за ноги рядом с потрошённой полячкой.

Отзеркалить? Типа: ты к полячке по-норманнски, и я к тебе тако же.

Мда… зрелище. Очень большое, более двух метров длиной, тело. Очень белокожее. Висящие жирные груди, здоровенный колышущийся живот, толстые, как ноги, руки, ноги… как у лошади. «Сорок пятого размера покупала сапоги». Хотя, вероятнее, заказывала: в феодальной усадьбе обычно есть сапожник. Ягодицы… на два стула каждая. Стулья - не по эпохе, а на лавке можно.

В русских былинах есть подобное:

«Едет поляничища удалая,

А й удала поляничища великая,

Конь под нею - как сильня гора,

Поляница на коне - будто сенна копна».

Едет и приговаривает:

«А я чернедь-мужичков тых всех повырублю,

А Божьи церкви я все на дым спущу,

Самому князю Владимиру я голову срублю

Со Опраксией да с королевичной!»

Эта - не на большом коне, «как сильна гора», а на небольшом корабле - мини длинный змей. А так-то… типаж тот же: «все на дым пущу».

Мои современники, изображая средневековых героев, рисуют им кубики пресса. Эта эстетическая традиция, восходящая к 8-6 в до н.э. Древней Греции, выраженная множеством скульптурных и прочих изображений, не реализуема в средневековой Северной Европе.

Ахиллес в Трое может пойти в бой в шлеме и гульфике, Эрик Святой - нет.

Цена кубиков - отсутствие жирного, сладкого, мучного. В средневековье еда - признак статуса. Если аристократ не есть «сладко», то он не аристократ, а подделка.

Для «кубиков» есть нужно часто, небольшими порциями. В мире, где «дикий зверь ест раз, человек - дважды, и лишь ангелы небесные вкушают трижды в день»? И ни в коем случае не голодать. Что здесь невозможно. Не только из-за климата, но и от регулярных церковных постов.

Пресс с кубиками - мужская история. Женщинам не только сложно, но и опасно стремиться к такой картине. Нарушение жирового баланса, сбой в обменных процессах, угроза репродуктивной системе…

Впрочем, Гудлейк эти и многие другие проблемы уже получила. Под чутким воспитанием любящей бабушки.

Никакого «рельефа». Всё залито толстым-толстым слоем… нет, коллеги, не шоколада - жира. Её готовили к строевому бою, а в нём масса - козырь. К плаваньям в холодных морях, где жировая прослойка - плюс.

«Где толстый ссохнет - худой сдохнет» - народная мудрость.

Старая ведьма точно угадала: «Кадушка жира».

***

«На экзамене по литературе:

- Что вы можете сказать о героине?

- Героин - мощная вещь. А почему вы спрашиваете?».

Здесь «мощной вещью» была сама героиня.

***

Срезали ремень шлема, и я понял почему такой высокий: под сводом накручена толстая рыжая коса. Она раскрутилась и упала на землю, как странная змея.

Где-то я подобное видел…

В Пердуновке. Когда мы тамошнюю ведьму-цаплю утопили в бочажке. Только там коса была чёрная, как гадюка.

Рыжая валькирия… Рыжих женщин часто считают ведьмами - цвет редок. Их боятся, придумывают про них всякие гадости, жгут на кострах… Но мне-то… как тому кирпичу: главное, чтобы человек был хороший. А она - плохой человек. Вспарывать женщинам животы - можно. Но исключительно по медицинским показаниям.

Нет, коллеги, я знаю, про что вы подумали, но я про аппендицит.

У Гудлейк было прострелено бедро. Из-за перевёрнуто положения кровь текла всё слабее, зато приливала к голове. Кроме неё, из викингов в живых оставался только «дед». Чего делать дальше - непонятно.

- Слышь, дед. Поори на стену, чтобы выпустили местных, покойниц забрать.

Ворота приоткрыли и оттуда, опасливо пригибаясь, потянулась тонкая струйка туземцев. Начался обычный женский вой над убитыми полячками. Парочка уже не дышала, остальные… пулемёт не различает нонкомбатантов.

Кадлубек подвёл ко мне местного ксендза:

- Синьоре, отец Кристиан просит отдать церковное имущество, которое безбожные норманны украли в здешнем храме.

Нормально потребовать выкуп. За людей, за мир. За церковные ценности. Бандиты что-то украли - имущество стало их. Я бандитов перебил - имущество моё. Хочу - продам, хочу - увезу.

***

«Меня деньги не волнуют! Они меня успокаивают».

Именно так. А вот когда «успокоительное» приходится отдавать...

***

Город - Сигурда. Забрав майно или вернув за выкуп, я делаю Сигурда беднее. Так он оценит. Мне это надо?

Кстати…

- А не знаешь ли ты, Кристиан, где нынче находится князь Сигурд?

- Знаю, княже. Пять дней назад он ушёл к Накло над Нотецью. Это миль двадцать.

Ксендз собрался с духом, явно сомневаясь в пользе сообщения мне дополнительной информации. Оглянулся на «брата во Христе» Кадлубека и решился:

- Ещё на рассвете, когда разбойники вошли в город, я послал племянника через стену. Он должен был взять коня у одного доброго прихожанина в подгродье и скакать к князю.

Сигурд - молодец, времени не теряет. Его тут считают спасителем от злобных пруссов. Успешно формирует «группу поддержки» из аборигенов.

- Ладно, забирай награбленное. Под запись. Припасы не трогать.

Похоже, что дальше мне идти на этой лайбе. Ничего более приличного водоплавающего вокруг не наблюдается.

***

«Само плывёт в руки только то, что не тонет».

Нет, коллеги, ваши ассоциации… неуместны. Назовём это вежливо: «обладает положительной плавучестью».

***

- Пошли копачей на кладбище мусор закопать. Пришли десяток плотников. Плот строить.

Это не попа дело. Должен быть «гродский пан». Но местный начальник спрятался в крепости и ко мне не выходит.

- Охрим, всех дорезали?

- Ага. Двое осталось. Эта (он кивнул на багровую уже от прилива крови к голове Гудлейк). И - говорун («преддембельный дед» нервно вздохнул).

- Хорошо. Всем покойникам отрубить головы.

Попы содрогнулись.

«Зверь Лютый» являет свои зверство и лютость. Зачем мёртвым головы рубить?! Какой-то диавольский ритуал?

- К каждой - заострённый кол в аршин. Вон те два амбара разобрать, из брёвен сделать плот. Ты помнишь, как мы у Всеволжска муромских «конюхов солнечного коня» принимали-привечали, в путь отправляли?

- Ага. А… На кол сажать будем?

- Обязательно. Её (я кивнул в сторону Гудлейк).

- Э… Херр ярл. Это страшная и позорная смерть. Гудлейк… она… не заслужила такого («дед» прорезался).

- Аз - воздам. Упырям осиновый кол вбивают в грудь или в живот. Валькирии… пойдёт в задницу. Или ты считаешь, что лучше в передницу?

Как-то прежний гонор у «деда» исчез. И вовсе он не дед, а просто серо-блондино-бородый мужик. С таким же цветом лица, постепенно уходящим в зелёный. Вы зеленомордых викингов видели? Во, и глаза закатились. Первый раз вижу викинга в обмороке.

Как известно, викинги абсолютно не брезгливы и способны на любую гадость. Поэтому его обморок не результат моего вопроса, а следствие потери крови. Кажется.

Молодёжь из моей обслуги оттаскивала покойников, укладывая шеями на бревно и рубила головы.

Уже традиционный ритуал «стрелецкой казни». Обычно используют живых пленников, тут поторопились. Подошедшие пулемётчики подобрали фирменный «ран рогач» Гудлейк и принялись доказывать свою боеспособность.

Они перестреляли почти сотню шляхтичей в Сероцке, тут - десятка три викингов. Но полноценными воинами, в рамках уже сложившихся во Всеволжске обычаев, ещё не стали. Нужно самому, своей рукой, убить врага, пролить кровь.

Крови из покойников… хоть залейся.

В домиках за рекой разместили моих гражданских. Оттуда прибежали княжна Марийка и князь-волк.

- Э-э-э… Машенька. Детям тут делать нечего.

- Я не дитя, а княжна. Выросту. Буду казнить. Надо выучиться.

Уелбантуриться.

Серьёзно так говорит, убеждённо. Будто первоклашка-отличница выученный урок отвечает.

Довольно точно воспроизводит норму Боголюбского: «Дело государя - суды да казни». Где она такое подцепила? - Здесь, в Польше. В этом мире не один Боголюбский такой умный. А дети слышат много больше, чем думают взрослые.

Что ж из неё вырастет? - Правительница. С опытом проведения обязательных для средневековых владык мероприятий - показательных казней.

***

Кто-нибудь из коллег-попандопул исследовал особенности психики ребёнка, убийцы по происхождению?

Да, дети сами не убивают. Сил не хватает. Но постоянно возникают ситуации с малолетним правителем. А подмахнуть смертный приговор - силушки не надо.

- Почему ты написал «казнить»?

- В «помиловать» букв больше, писать дольше.

Потом надлежит присутствовать. Выражать своё согласие, подтверждать законность. Платочком махнуть, типа: отрубите ему голову, или, там, начинайте. Четвертование с потрошением...

Каждый аристократёныш - потомственный убийца. Средневековый аристократ идёт в бой убивать. Кого-то, кого в этот раз назвали противником. А ещё у него есть слуги, крепостные, «подлые люди». Которых нужно регулярно наказывать.

- Слуга чашку дорогую разбил. Папенька велел его обезглавить. И голова… р-раз - и смешно так... отскочила.

Что происходит с детской психикой? Травма? - Нет. Воспитание.

«вранье вече жрало» - образ детской мечты. Вырасту - стану таким же.

Интересно: где в этой фразе надо «ставить запятую»? «Вече» - то, что ело, или то, кого ели?

***

Чудовищная башка Курта опустилась к залитой крови земле. Пока не лижет. Но как принюхивается! И - хвост.

Я уже говорил, что хвостатые звери не лгут - за них хвост правду говорит.

Хвост хлещет по бокам. Вкус крови, боя, победы, добычи. Здесь он единственный «истинный». Истинный «волчьешкурый», ульвхедин. Остальные - подражатели и имитаторы.

Счастье, радость, удовольствие убийства… для прирождённого убийцы много поколений…

***

«Мы любим кровь.

И вкус её и цвет.

И сладкий, острый крови запах...».

А ещё этот запах очень любят мухи. «Такие же, как мы»?

***

Тяжёлый запах десятков литров только что пролитой, ещё проливаемой, текущий из обезглавленных тел крови медленными волнами колышется в жарком летнем полдне. Как пьянящий наркотик. Волнующий, зовущий. Сводящий с ума. Вот сейчас у Курта «снесёт крышу» и...

- Курт! Сторожить! Марийка, отведи волка к своей няньке и там останься. Скажи старшему, чтобы выставил сторожей.

Главное - уверенность командира в безусловном исполнении команды.

А вот если они не исполнят… то придётся настоять.

Девочка подозрительно меня рассматривает: опять на самом интересном спать отсылают.

Потом подходит к Курту, хватает его за холку и тянет на мост.

Факеншит! Оторвать хищника от вкуса крови… Я знаю только одного человека, который осмеливается так делать. Я. Да и то только потому, что я волчонка ещё слепым выкармливал и после… много чего было.

Сейчас он башкой ка-ак…

«У детей и пьяных свой бог» - проверив взглядом моё подтверждение команды, смешно морщась и чихая, освобождаясь от морока пролитой крови, от манящего запаха свежей смерти, смущённое силой собственных чувств серое лесное чудовище с уцепившейся за шерсть маленькой девочкой удаляются к каравану.

***

«Господь сказал: любите людей. Но его услышали только собаки».

***

Уф. Фу. На ровном месте. Можно выдохнуть.

Моя ошибка. Я только что неверно оценил «безбашенность» семилетнего ребёнка. И самоконтроль моего волка.

Она должна была испугаться! Я бы начал уговаривать. В таком... покровительственном тоне. Типа: ты трусиха, ребёнок, слушайся старших. Вызвал бы с этого… «лужка окровавленного» Курта. Успокоил бы его. Добавил бы к ним Сухана - он часто за Куртом ухаживает… Между делом, не напрягая, показал бы им всем, что они без меня - никак.

- Слушайся дядю Ваню, он могучий и к тебе добрый.

Они сумели сами… Это хорошо или плохо? - Хорошо. В долгосрочной перспективе когда меня не будет. А пока… обидно. А я? А как же без меня?

Ревнив ты, Ваня, ревнив неумеренно, во всякую бочку норовишь затычкой влезть.

Приведённые ксендзом туземцы набили телеги у пристани безголовыми голыми трупами и отправили вокруг города на кладбище. Там команда радостных, весёлых от истребления находников быгдощан копала большую могилу.

Ксендз подошёл со списком имущества:

- Пан кнес. Вот то, что мы нашли в корабле. Но здесь только половина украденного.

- Я не брал.

Он ошарашенно посмотрел на меня. Потом понял, что это, вроде бы, шутка. Неуверенно улыбнулся.

- Не дай боже! У меня даже в мыслях! Чтобы подумать на ясновельможного пана кнеса! Но… а нельзя ли… ну… поспособствовать…

И он мотнул головой в сторону крепости.

- Нет. Это дело князя Сигурда. Вот он вернётся и разберётся. А пока - плот.

Плотники вязали плот, благо брёвна уже готовы. Между брёвен вбили колышки, на них насадили отрубленные головы. В середине - дырку под двухстолбовую конструкцию полуростового кола с полуприседом. Т.е. с поперечной перекладиной под ляжки, так, чтобы в позиции «сидя», жертва опиралась пальчиками ног.

Гудлейк отвязали, она упала на землю, долгое висение вниз головой и удар притормозили её реакцию. Положили спиной на длинный столб, связали руки, раздвинули ноги. Приставили заострённый кол к заднему отверстию и дёрнули лошадьми.

Как она заорала!

Сочувствую. Тёмное средневековье! Колоноскопия в 12 в. совершенно неразвита! Березовый кол в качестве эндоскопа - абсолютно не подходит!

***

Коллеги, вы как, проходить не доводилось? Обязательно попробуйте. Удаление полипов в толстой кишке - полезно для вашего здоровья. И обогащает эмоционально. Будете лучше понимать казнимых средневековых туземцев. И беременных женщин на поздних сроках во все эпохи.

***