Зверь лютый Книга 39 Валькирия

Fr 16

Глава 799

«Туман войны». Хотя правильнее - «сумерки гос.переворота».

Верхушка жрецов погибла в Ромове. Остальные скоро «проморгаются» и выберут нового Криве-Кривайто.

Камбила как с цепи сорвался: режет всех попадающихся вайделотов и кривов, утащил в Тувангсте гигантскую сокровищницу.

И - замер. Конвертировать эти тонны янтаря, серебра, золота и шёлка в воинов - невозможно. Можно удвоить: есть дружина в сотню бойцов - нанять ещё сотню. И всё. Люди не пойдут воевать со «священной силой» за деньги. При столкновении с фанатиками Перуна просто разбегутся.

***

«Если на желание не хватает денег, значит это мечта!»

Здесь хуже: денег - завались. Но мечта стать Великим Князем недостижима.

***

Я уже говорил:

У Криве-Кривайто - слава, вера, деньги, организация.

Слава - от Брутена и Видевута, от многих эпизодов спасения народа от внешних врагов и природных катаклизмов.

Вера - в Священный Дуб и такую же Липу.

Деньги - века пожертвований и «треть от всего», налогов.

Организация - кривы с кривулями.

У Камбилы, как он внезапно осознал, только «деньги». Остального нет и за деньги, «по щелчку» - не купить.

Он покровительствовал Кестуту, поддерживал его. Издалека. Как бестолкового, вздорного, но любимого внука. Скрытно растил «таран» против жрецов. Да хоть бы занозу им в задницу! Если бы осмелился, если бы, как Кестут, пошёл против крестоносцев… То у него тоже была бы слава «спасителя Отечества». Можно было бы, пусть и с огрехами, строить из дружины организацию нац.масштаба. Но веры, иной, чем в «Священный Дуб», у него нет даже намёками. А у Кастуся - есть.

У Кастуся нынче - четыре из четырёх, каре. И есть пятое, чего нет в покере, чего нет у Камбилы - молодость. Если он выживет - может править долго, основать династию, обеспечить стабильность.

Если…

***

У Камбилы - катастрофа. Цель всей жизни, почти достигнутая, в полушаге, уходит из рук. Хуже - от неё надо отказаться, самому отдать другому.

«И свобода вас примет радостно у входа.

И братья меч вам отдадут».

Не-а. Поздно. Другие времена, другие «мечи».

А если нужно самому отдать свой «меч»? Лучше умереть на бегу, в атаке.

«Ты кончил жизни путь, герой!

Теперь твоя начнётся слава,

И в песнях родины святой

Жить будет образ величавый,

Жить будет мужество твоё,

Освободившее её».

Да, жить будет. Но не на первом месте. В общем ряду предтеч, предвестников, сподвижников...

***

Искренне сочувствую Камбиле: всю жизнь мечтал отомстить этим наглым кривам и вайделотам. Работал над этим, рискуя жизнью, ловя себя на каждом шаге, чтобы не дать оснований для подозрений, ковал ковы и плёл козни. Одним из элементов интриг была поддержка вдруг заявившегося, нищего, безземельного внука. Дал сопляку место, поддерживал по чуть-чуть. И вот - удалось. Сбылась многолетняя мечта: не бэры, как было два поколения назад, а кривы валяются холмом тёплого мяса в Ромове.

Священный Дуб - рухнул!

Ура! Победа!

Но воспользоваться её плодами - нет сил. Да, можно утащить сокровища Криве-Кривайто. Но вайделоты снова соберутся, поднимут народ. Будет бойня. Потому, что он, князь Камбила, не в состоянии их всех уничтожить. Потому что для такого нужно самому поднять народ. Для этого, кроме денег, нужны слава. А он испугался, не рискнул пойти громить крестоносцев с Кестутом. Нужна вера. Новая, не Девятибожье. А он, играя в свои интриги, не осмелился открыто поддержать христиан, обзавестись «своими попами». Он, опасаясь вайделотов, старался «не отсвечивать», ничего не менять. А Кестут открыто строил, учил, делал. И вырастил множество людей, которые могут установить новую власть.

- Я сделал почти всё! Я жизнь на это положил!

«Почти» не считается. Нет сил. Чтобы взять уже готовую победу.

Камбила - умный. Он в состоянии осознать свою слабость и «наступить на горло собственной песне».

Камбила - смелый. Он может решиться изменить себе. Уступить место, «первородство».

И он едет в Кауп. Сам, на поклон к внуку. Со свитой, обозом, войском.

Едет и никто, кроме него самого, не знает - зачем. Думаю, что он и сам в тот момент… не уверен. Добить изменника Девятибожья? Уничтожить конкурента на место Великого Князя?

При том состоянии дел, которое было в Каупе в тот момент… Полнокровная дружина из Тувангсте могла много чего понаделать.

Последние дни января. Хожу у себя по Всеволжску. В училища заглядываю, мастерские инспектирую, совещания кое-какие провожу… и жду. Вот сейчас прибежит телеграфист с текстом:

- Остался последним. Город в огне. Прощайте...

«Держу морду»: улыбаюсь окружающим, вдумчиво выслушиваю, раздаю награждения и поощрения, счастливые лица… И жду. Я верю в своих связистов. Что они не сбегут и не переметнутся. Что отработают до края, до смерти.

Наконец, сигналка: Камбила с дружиной крестился, принёс клятву верности Кестуту, передал сокровищницу. Они объявили «священную войну» перунистам и прочим язычникам.

Гибель Елицы была… горем. Когда весть дошла до меня, я не стал пугать людей. Приступ тоски «Зверя Лютого»… тревожен для окружающих. Взял Курта и ушёл вёрст за десять от города. Сосны в снеговых шапках, сугробы по пояс. Полянка над речкой, залитая лунным светом. Время колдовства. Как в ту ночь, когда я с князь-волками в Черниговских лесах повстречался.

Осел на колени в снег и завыл. В голос. На луну. Негромко. На пределе сил. До судороги, до боли в горле. На весь этот мир, где мы, едва найдя, теряем. Находим - на время, теряем - навсегда.

«Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем

Как бы так угадать, чтоб не сам - чтобы в спину ножом

Убиенных щадят, отпевают и балуют раем

Не скажу про живых, а покойников мы бережём».

Неправда. Как бы так угадать, чтобы прежде своих. Чтобы не хоронить, не отпевать. Чтобы они оставались. Чтобы не было безысходного стыда от не сделанного, не сказанного, не глянутого… добра дорогому человеку. «Поздно» - страшное слово. Неисправимое.

Посидел у костерка, перебирая шерсть на загривке Курта, перебирая в памяти картинки «про неё».

Картинки - есть, образ - есть. Её - нет.

Навсегда.

Последние годы мы были далеко, заняты каждый своими делами, мало общались. Но было подспудное чувство: есть в мире человек. Которого я люблю, который любит меня. Который… солнечное пятнышко в хмари и мраке мира. А теперь её нет. Мир стал темнее. В моей душе появилась пустота, дырка.

Не самая большая. Во «вляпе» я весь свой прежний мир потерял! Весь!

Но… болючая.

Новые люди приходят. Есть и очень хорошие. Да только я другой. Засох, зачерствел, закостенел. Не могу так, как прежде, вспышкой, мгновенно, принять человека в душу. С каждым новым человеком мой мир растёт. Но прежних дыр они не заполняют.

Что ж, чувства - чувствами, а из случившегося надо извлечь пользу. Чтобы смерть её не была впустую.

Что, брат хвостатый, пошли жить дальше?

Кестут был испуган. До паники. Не гибелью Елицы и других своих, и уж тем более не близостью собственной смерти.

Для любого аборигена, а для воина особенно, собственная смерть - очевидная и постоянная перспектива.

«Пушкина убили, Лермонтова тоже

Теперь настал и мой черёд. Помилуй меня боже».

Паника была вызвана возможной утратой себя. Покорностью, безволием, навязанным подчинением. Тем, что кто-то может захватить власть над его телом. И над его умом. Может приказать ему: не помни. И он не вспомнит.

Человек - это память. Если у тебя отобрать память, то ты уже не тот, кем был. Тебя нет. Умер. Ходишь, дышишь, дерёшься… Другой человек. Не ты.

***

«Смерть - наивысшая форма унижения».

А жизнь? Под чужой, даже не осознаваемой, волей?

***

Этот момент замены личности не фиксируется ни со стороны, ни изнутри. Ты чувствуешь себя собой, но это не ты. Иногда проходят годы, требуется серьёзная фарма. Чтобы осознанно сказать:

- Когда я был нормальным, я так не поступал.

Сколько ты успеешь наворотить за эти годы, следуя воле своего «погонщика»? Не своей - его. Даже не осознавая чужести совершаемого. Сжечь мосты, наплевать в души, изничтожить самое ценное. Для себя прежнего.

«И всё хорошее в себе поистребили».

А дальше?

«Даже бессмертные боги не могут сделать бывшее не бывшим».

Вот ты осознал. Что был марионеткой, инструментом, «топором Раскольникова». Вот картинки твоих злодейств. Не «твоих» - твоего «погонщика». Но ты в этих картинках - главный актор. Лезть в петлю, «лёг виском на дуло»? От отвращения к самому себе? К своей «объектности», несамостоятельности? Кинешься мстить «погонщику»? - а это твоё решение? Или очередной наведённый им морок? Или морок какого-то другого «погонщика»?

«Глупый сватает - умному дорогу торит» - русская народная мудрость.

К тебе уже «проторили» дорогу - гипнабельность и внушаемость тренируются. Теперь «умный» погонщик твоими руками расправится с конкурентом, а ты так и останешься «под седлом».

- Хороший конёк. Резвый. И узду слушает.

ПГВ не исчезло, не развеялось в пыль, как описывают в сказках о заклятиях после уничтожения заклинателя. Кестут не мог произнести:

- Помолойс - дерьмо.

Или:

- Девять богов - идиотизм и мерзость.

Что-то из внушённого рассыпалось или ослабело от полученной контузии. Что-то осталось. Засело осколками в душе. Стало частью личности. Что-то...

Паника Кестута, неуверенность в себе, в собственной самости дала смертельную ненависть к вайделотам. В каждом криве с кривулей он видел потенциального «погонщика» себя. Этот инстинктивный, даже - мистический ужас требовал тотального уничтожения.

Я, сидючи вдалеке на Стрелке, мог придумывать, в рамках материализма и классовой борьбы, какие-то компромиссные варианты сосуществования бэров и вайделотов. Кестут и Камбила, с их личной памятью, понимали только одно:

- Уничтожить! По четвёртое колено! Чтобы не было!

Кажется, даже Тевтонский орден в РИ не был столь безжалостен к древним суевериям и их носителям. Святилища выжигались, жрецы уничтожались, участники обрядов высылались.

Тотальность жестокости зашкаливала: уничтожались не только служители Перуна, не только носители хоть каких «сакральных знаний», но и их «чады и домочадцы». Для бэров это не «христианизация», «доношение слова божьего», как для тевтонцев. Это борьба за «свободу и равенство», за «землю и волю». За право на достойную жизнь. Месть за столетие унижений, за «холмы трупов» в подавленных жрецами восстаниях.

«Если враг не сдаётся - его уничтожают».

А если сдаётся? - Выпороть, изнасиловать, ограбить… И выслать. К едрене фене, к «Зверю Лютому», за тридевять земель. «Чтобы не было».

Изначально направленный на кривов, жрецов прусского девятибожья, «криво-цид» быстро распространился на вообще всех колдунов любых языческих культов. Включая соседние племена. Туда, к соседям, бежали уцелевшие вайделоты. Следом приходили «охотники». Если какие-то селы, жмудь или ятвяги отказывались выдать беглецов - приходили отряды Кестута. Религиозная война превращалась в племенную, «народ укрывателей богомерзких вайделотов» уничтожался.

Кестут считал выжигание язычества важнейшим делом. Политическим, экономическим… личным.

Попутно пошла «брачная дипломатия»: христианин Кестут может взять в жёны христианку. Например, княжну-рюриковну.

***

В эту эпоху хорошо видна «несимметричность брачной дипломатии». Рюриковичи обмениваются невестами с Пястами, Арпадами, другими христианскими династиями. Часто берут в жёны дочерей половецких ханов. Но не выдают дочерей за поганых. Исключение: хан Башкорд и его Ольга. Я об этой истории - уже…

«Жена следует мужу своему» - принимает его веру. Тогда - обряд, венчание. «Браки свершаются на небесах», но регистрируются в храмах. Иначе не жена, а наложница. Выдать женщину за иноверца - обесчестить её. И лишить спасения христова, обречь душу её на вечные муки.

***

Кажется, Кастусь ожидал увидеть в новобрачной что-то подобное Елице. Увы, тринадцатилетняя девочка не годилась в задушевные друзья. Правда, в её свите в Кауп прибыло немало людей, укрепивших наше влияние и власть Великого Князя Пруссов.

Прошло полтора века, но навыков организации тайных убийств, явленных в истории первых русских князей в Полоцке в самом начале тысячелетия, кривы не утратили: её отравили. Бешенство овдовевшего Кестута имело основания и не имело границ. Сотни людей, подозреваемых в связях с кривами, были уничтожены, тысячи высланы ко мне для расселения на новых землях.

Через год он женился второй раз.

Вторая жена тоже умерла - родить не смогла. Начали поговаривать о проклятии Криве. Но третья жена, тоже рюриковна, оказалась удачной. Выжила, нарожала детей. Ситуация в крае постепенно стабилизировалась. Наконец, по завещанию Кестута Пруссия была передана в управление Государю Руси, как опекуну малолетних «кестутчей».

Впрочем, это я сильно вперёд забежал.

Героизм Елицы, её способность пожертвовать собой ради отмщения врагам её мужчины, заставил вернуться к концепции «живой бомбы».

Что в тот момент в том месте нашлись заряды ТНТ и люди с навыком их использования - случайность. То, что она захотела и пошла на это - закономерность. Система её этических ценностей.

«Не житьё теперь без милой». Без «милого».

«Расступись, земля сырая,

Молодице дай покой,

Приюти меня, родная,

В тесной келье гробовой.

Мне постыла жизнь такая,

Съела грусть меня, тоска…

Скоро ль, скоро ль, гробовая

Скроет грудь мою доска?».

Человек проникает в окружение враждебного предводителя. И уничтожает его. Возможно, ценой собственной жизни.

Очень не ново. Так, например, работают ассасины «Старца Горы». Сходно описывает Милоша Обелича сербский эпос.

Мы уже использовали подобное. Я явился на сборище предводителей вождей и жрецов эрзя в Каловой заводи, где и поубивал их, поливая синильной кислотой. Выбрался. Хотя вполне мог и остаться там навсегда. Сходно ликвидировали Рязанского князя Глеба Калауза. Там исполнительница погибла.

У синильной кислоты есть ряд ограничений в области применения. Если не брызгать в лицо, как Бандере, то необходимо закрытое небольшое сухое помещение. Такое вообще не часто. А уж в «Святой Руси»… Сыро здесь.

Повторю для «молодых и рьяных»: убийство врага - глупость.

Меня все услышали? - Глупость. Бессмысленная растрата ценного ресурса.

Если вы что-то из себя представляете, то и ваши противники… люди выдающиеся. Не использовать их к своей пользе, превратить в гниющую падаль - подрезать крылья собственной мечте.

«Служил ты недолго, но честно

Для блага родимой земли...

И мы, твои братья по делу,

Тебя на кладбище снесли».

Все хотят хорошего. Только понимают это «хорошо» по-разному. Основной путь превращения противника в союзника - изменение его системы приоритетов. Объясните, что делать «по-вашему» - его личная цель.

Это работает для личности. Для «демократического» предводителя важнее сумма этических ценностей «народа». Таких чаще приходится... иллюминировать.

Появление ВВ, использование их Елицей, показало новые возможности в этой части. Уже следующим летом мы смогли применить подобный подход для спасения «Святой Руси» от нашествия. Об этом - позже...

Я как-то рассказывал об образе, о «лезвии с верёвочкой», проникающем сквозь «кокон», окружающий каждого правителя, втягивающем «свою команду», превращаясь в часть «кокона», влияющего на «ключевое лицо».

Теперь пошло уточнение «схемы влияния».

Самое простое, то, что я имел ввиду изначально: убеждение. Дай объекту новую информацию. Или обрати его внимание на известную, но считающуюся незначимой. Или покажи связи. Достоверное знание плюс очевидная логика.

Мощнейшее средство:

«Сила дьявола не во лжи, а в правде. Дьяволы не лгут. И в этом суть не их слабость, а их сила. Ничто так не может смутить разум, как клинок правды, который нанес свой удар. Но, называя слугу тьмы - отцом лжи, вы будете правы. Ибо правда, высказанная в нужный момент, как бы истинна она ни была, способна привести того, кто слушает тьму, к ложным выводам и погубить вашу душу».

У вас для «правды» есть «нужные» и «ненужные» моменты? «Здесь играть, здесь не играть, здесь рыбу заворачивали»?

Можно ли погубить душу истиной? - Да. Если душа пропитана ложью.

Не надо слушать «тьму», слушайте «клинок правды». А к выводам вы придёте сами. Если ваше «ходило» исправно.

Часто мы обращали «клинок правды» не на «первое лицо», а на приближённых.

Визирь. Идёт к султану, даёт полезный совет, тот принимает нужное нам решение. Потому что на визиря подействовали убеждением. Информацией о возможном факте. О ноже ассасина или о мешке золота.

Кроме «убеждения» использовали «внушение».

Самое простое: эмоциональные оценки.

Две базовые сущности - информация и логика - выдавливаются, искажаются введением третьей - эмоциональности.

Эмоции - неотъемлемая часть человека. О «двух лошадях» Аристотеля - я уже… Модель древнего грека неверна, без эмоций человек жить не может. Просто по структуре мозга.

Эмоциональность обычно сильнее рациональности. «Уж сколько раз твердили миру...». Человек чувствуют: вот так - хорошо. Неважно о чём, неважны аргументы. Вредные привычки, многие пристрастия, предрассудки, суеверия - отсюда. От эмоций. А уж потом под них подгоняются доказательства и объяснения.

Обычно лидер находится под влиянием разнонаправленных «внушений». Местные «ловцы душ человеческих» в разных вариантах смешивают «убеждение», «эмоциональность» и «внушение».

- Построить ли новый храм?

Один:

- Да! Это богоугодное дело.

Другой:

- Нет. Придётся поднять налоги. А это плохо для подданных, чья судьба вручена Провидением в руки сюзерена.

Оба совета основываются на одном внушении: на вере в бога. Но делают из него разные выводы.

«Внушение» в состояния бодрствования требуют длительного времени.

Лидер окружён людьми. Слуги, придворные, охрана. Их присутствие, реакцию на появившегося «внушателя», традиционно негативную - требуется учитывать. Поэтому важно минимизировать время контакта, особенно первого. Несколько минут «с глазу на глаз» для первичного «впрыска» гипносуггестии. Дальше лидер уже сам, под воздействием постгипнотического внушения, будет создавать подходящие условия для следующих сеансов.

Отмечу: гипноз - не таблетки, которые «принимают». О нём «договариваются». Конкретные формы договора - разнообразны.

- Вы хотите быть богатым и здоровым? Вот и договорились.

Напомню: вогнать человека в транс можно за минуты. А вот вылечить гипнозом конкретную болезнь пациента - могут потребоваться годы. Впрочем, для нас лечебные задачи на этом направлении - вторичны.

Индивидуально, сложно, дорого. Но, в условиях феодальных монархий, при несменяемости правителей… «накинуть поводок» - эффективно.

Ну конечно. Мы тут сразу вырастили толпу гипно-диверсантов и дружно гипно-пнули всех соседей.

Перестань, красавица. Такое не только дорого и рискованно, но и малоинтересно. Главное - внутри, на Руси.

Одно - сама психотерапия. Если кто-то думает, что на Святой Руси нет психов, то вы неправы. Полно. Неврозы, например, постоянно. Обычно такими болячками занимаются попы. Проповедуют очищение и умиротворение, лечат не умиротворившихся.

Бесов, факеншит, изгоняют не толпами - легионами! Я уже говорил, что, по общему мнению, чертей на Святой Руси больше, чем жителей.

Пришлось свести вместе Марану, которая считает себя языческой «богиней смерти» и Иону Муромского, который «главный научатель доносителей слова божьего». Это было… изнурительно. Но новый раздел в «курс подготовки молодого попа» был добавлен.

Попы и соц.работники в фильтрационных лагерях - «двусторонние». Они и внушают «что такое хорошо», и выявляют тех, для кого такое - «плохо». Развитие техник гипноза позволило чётче «отделять избоину»: раньше распознавать тех, кто склонен к асоциальному поведению.

Проблемы, с которыми я столкнулся внутри своей гос.машины, заставили создать команды «мозголомов», которые рутинно проверяли чиновников. Изредка это позволяло найти преступников, но более действовало профилактически: «пациенты» воздерживались от наказуемых деяний. Дополнение к общей уверенности:

- Колдун Полуночный головы злодеям машиной рубит, а после те мёртвые головы спрашивает. И про все-все дела их злодейские узнаёт.

Вернёмся к моим тогдашним приключениям.

Начало августа 1171 г. Надавав ценных указаний, повелев строить порт в Каупе и всякого разного по мелочам, я быстренько погрузился на «шилохвост» и продолжил своя вояж. «Быстренько» - потому, что корабли набиты пленными ляхами, к которым мы ещё сотни четыре добавили. А они все непрерывно жрут и гадят.

На редкость мирное плавание.

«Ветер на море гуляет

И кораблик подгоняет;

Он бежит себе в волнах

На раздутых парусах».

Дорога капитанам знакомая, ориентиры знают, без приключений проходим Ирбенским проливом в Рижский залив. Хотя названий ещё нет.

Что порадовало - пустота морских просторов. Местные пираты не вылезают из своих берлог.

Тут на юге - куршы. В эту эпоху их считают самыми страшными балтийскими пиратами. На севере - эсты Моонзунда. Которые, как говорят, воруют церковные колокола аж из Норвегии.

Наконец, Двина. Которая Даугава.

Маяков нет, лоцманского поста нет.

Был. Недавно. На мысу у моря сожжённые постройки. Характерное размещение: у меня так погосты ставят. Стены были из мощных горизонтальных брёвен. Скандинавы ставят стены из вертикальных, местные - из тонких. А тут уцелевшие нижние венцы явно наши плотники рубили, и печная труба торчит.

Топаем тихонько вверх по реке, благо ветер позволяет. Не так и близко, вёрст 15. Наконец, на правом берегу горка.

Рига.

***

Есть несколько гипотез о происхождении названия.

Типа: Ригу так назвали из-за извилистой речки Ридзене, которая протекала через весь город и впадала в Даугаву. Увы, сама речка стала так называться лишь в XVI в., так что не Рига от Ридзене, а Ридзене от Риги.

С названием всё просто.

6 июля 1164 г в битве при Ферхене сложил голову Адольф II Голштинский, а Гунцелин фон Хаген собрал разбегающихся саксонцев и разгромил ободритов. Когда на поле боя прибыли основные силы во главе с герцогом Генрихом Львом - битва была уже закончена, 2500 славян-мятежников перебито. Я про это - уже...

А остальные? - Побежали. Бежать пришлось далеко.

Редкий случай для средневековья: полный захват земель. Саксонцы установили в землях ободритов новый порядок: человека с ножом, встреченного на дороге - вешали на месте.

Уцелевшие мятежники бежали морем на восток и попали в устье большой реки, уже известной купцам с Готланда. Оседлать саму Двину, «большую дорогу» - сил не хватило. Приземлились у протоки на правом берегу.

«Riika» на финно-угорских языках - рига в русском, амбар для хлеба. Бет-Лехем - «дом хлеба», Вифлеем в нашей транскрипции. У ливов «ригс», «риг» - рожь.

Мигранты, вынужденные жить одной общиной, построили большой амбар. «Дом хлеба» - самое большое строение в здешних краях - произвёл впечатление на аборигенов. Вскоре и речку, над которой был построен амбар, стали называть так же. Название распространилось на всю местность. В «Хронике Ливонии» XIII в.: ad locum Rige («у места Риги»). В смысле: «у амбара».

Новосёлам пришлось туго: местные их обижали, о чём ободриты позже жаловались немцам, просились в христиане, чтоб защитили.

От саксонцев бежали мятежники. Т.е. мужчины. Они хорошо пахали землю, ловили рыбу, били птицу. Но им был нужен скот и женщины - на кораблях много не привезёшь.

«Ход часов - неумолим»: за прошедшие 15 лет славные витязи старели, дряхлели, ветшали, погибали в стычках с соседями. В РИ ободриты доживут до появления Мейнардта. Но уже к моменту основания немецкой Риги (1201 г.) следы общности теряются.

Закономерно: с момента исхода после битвы при Ферхене прошло 37 лет. Мужчины, в молодости дравшиеся с саксонцами, умерли. Захватить достаточно женщин, наделать детей, сформировать растущую общину - не смогли.

***

В АИ положение «даугавских ободритов» резко изменилось с появлением в этих краях русских.

Два года назад здесь прошёл Михалко. Очень аккуратно прошёл. Было ожидание конфликта, но Михалко сумел объяснить, что он, конечно, христианин, но другой, православный. Славянин, как ободриты, а не немец и не балт. Все прежде виденные мигрантами христиане были немцами и католиками. Местные балты - язычники, но другие. А тут что-то родное.

У Михалко свой интерес: ему нужны люди, бывавшие на Руяне и в окрестностях, представляющие тамошнюю географию и персоналии. Поэтому он был особенно дружествен.

Когда этой весной сюда скатился мой караван из Полоцка, включая два «шилохвоста», ободриты тепло приняли пришедших.

Огромные, по здешним меркам, корабли, множество удивительных вещей - произвели впечатление. Мигранты первой волны (ободриты) и второй (зверятичи) решили жить дружно.

Мои люди сразу же начали стройку. Кое-что сделали. Тот же лоцманский пост на море. Ливы, следуя традиции враждебности, напали и сожгли.

«Друг моего врага - мой враг». Ну и дураки. Надобно приумножать друзей, а не врагов.

Ободриты, естественно, потребовали мести:

- Пойдём! Сожжём! Всех! Или вы не мужчины?

Смысл понятен: пусть русские побьют ливов. Мы сбережём своих, а потом… то ли поможем русским, то ли наоборот. То ли «два в одном»: сперва поможем, потом наоборот. Во всех вариантах получим от обеих враждующих сторон разные «плюшки». От русских - товары, от ливов - женщин и скот.

Племена очень прагматичны: выживать надо. Да и какое благородство может быть в отношение инородцев и иноверцев, которые просто дикие двуногие звери? Люди - только мы.

Против примерно двух сотен ободритов, состоявших наполовину из боеспособных мужчин, выступали ливы, курши, земгалы. Каждое из племён - 20-40 тыс. душ. Само существование ободритской общины основывалось на пограничном положении: нападение любого из соседних племён вызывало реакцию остальных, что притормаживало всех.

Не ново для меня: выживание Всеволжска - от его «пограничности» между Волжской Булгарией и Русским Залесьем.

Главный среди «зверятичей» - своеобразный парень, продукт моей «исправительно-трудовой системы» - Горюн Ждиборович. Есть у него и христианское имя, под которым в документах записан. Но себя он называет так.

Горюн - не «рыцарь на белом коне», не «юноша бледный со взором горящим». Хотя и молод. Профессиональный вертухай с большой выслугой.

Я рассказывал как-то об эпизоде в Пердуновке, когда мне пришлось упокоить вредного попа Геннадия. Потом я несколько «пошалил» и привёз к себе, «принудил к сожительству», его дочь Трифену.

Э-эх, Трифа. И нафига тебе был тот хмырь с позументом? Или в чём он тогда…

После ряда тамошних событий, ко мне привели трёх его маленьких сыновей:

- Вот тебе сироты. Призревай.

Старший из мальчишек, Христодул, разозлил меня отношением к своей сестре и моей любовнице и попал на «принудительный труд» - болото копать. Но не работником, а начальником. Парень меня ненавидел, справедливо считал убийцей отца и причиной погибели семейства. Прямо гадить не решался, всю свою невысказанную злобу обрушил на присылаемых ему горемык-трудников.

Злоба выражалась не в форме садизма, а в том, что местных жителей приводит в панику: точное следование правилам. Довольно быстро он превратился в самый страшный вид тюремщика: дисциплинированно-бездушный.

«Что положено - отдай и не греши» - от него выходили либо «безгрешные», либо «в землю положенные».

Тогда же попал к нему Горюн.

Нормальный парень из крестьян-«пауков», его «сдали в каторгу» взамен старшего брата, который чего-то там отчебучил. Горюн посчитал такое смертельной обидой и страшной несправедливостью. Типичный «путь изверга»: род, как каракатица задницей, отстрелился парнем на съедение властям.

Иногда такие обиженные вырастают в бунтарей, озлобленных не только на родное семейство, но и на весь мир. Другие замыкаются в себе, уходят во «внутреннюю эмиграцию», в мизантропы и отшельники.

Оба были в те поры мальчишками. Христодул учуял «родственную душу» и по завершению срока предложил остаться в надзирателях.

Вскоре возникли народные мудрости типа:

«Попадёшь к Горюну - хлебанёшь горюшка», «под Горюном жить - горя не избыть».

Прошло десять лет, парень сделал карьеру: вырос в глав.менеджера по спец.контингенту.

Горюн и стал старшим начальником в устье Двины. Три десятка драгун, три - стражников, пяток морячков береговых, десятка полтора мастеров-строителей. Две здоровенные плоскодонки-учаны с инвентарём и припасами для работников.

А работников - нету.