В лабиринте миров

Глава 3

— Пусти, пусти!..

Лохматое существо верещало в крепких руках худощавого, белокурого паренька.

Сначала я приняла его за мальчика-подростка, но, когда он повернул ко мне своё лицо, я поняла, что он гораздо старше.

Пользуясь тем, что паренёк отвлёк на меня своё внимание, лохматое существо вырвалось из его рук и бросилось бежать по изумрудно-зелёной траве, петляя, словно заяц.

Изумрудно-зелёной траве?!

Я протёрла глаза и потрясла головой.

— Очнулась?

Паренёк подошёл ко мне и сочувственно посмотрел в лицо.

— Ты кто?

— Я? — серые глаза моего собеседника сощурились и в уголках глаз собрались забавные морщинки. — А ты сама-то кто? Помнишь?

— Меня Женя зовут, — я огляделась вокруг, недоумевая ещё больше. — Я на горе была. Шёл дождь. И снег. Очень холодно. А сейчас, кажется… лето?!

Паренёк засмеялся.

— Вставай… Женя. Мы с тобой тут гости нежеланные. Нам уходить надо.

— А куда? А мы где? Почему гости? У кого?!

Вопросы сыпались из меня один за другим и поскольку ответов я не получала, они само рождались в моей бедной воспалённой голове. Увезли меня. Умыкнули. В арабские страны. В гарем. Точно. Тот, зеленоглазый. Заманил на гору. Оглушил. И увёз в арабские страны. Иначе — откуда лето?! Сменные туфли на моих ногах и грязная ещё не высохшая одежда, не позволяли усомниться в том, что ещё недавно я сидела в тесной пещере, боясь выйти в холодный ноябрьский дождь. Так что многодневная кома, как в мексиканских сериалах исключается. Вот только местность на арабские страны не похожа. Не было пальм, моря, пустыни. Ничего этого не было. Я кроме своей Грязновки нигде не была, это правда, но телевизор и у нас в Грязновке имеется. Хоть и три канала, но про арабские страны я представление имею. А где кольцо?!

Кольцо тускло сияло на указательном пальце.

Белокурый заметил мой взгляд и одобрительно кинул.

— Кто-то позаботился о тебе. Видно ты имеешь больших покровителей.

Я?!

— Каких покровителей? Откуда? Ничего я не понимаю… куда мы идём? В посольство?

Белокурый уставился на меня странным взглядом.

— Можно и так сказать… ты что, совсем ничего не помнишь?

— Всё я помню, — я сердито огрызнулась. — Меня с работы сегодня выгнали, и во рту маковой росинки не было… вот это я и помню.

Белокурый кивнул головой и зашагал быстрее.

— Если мне память не изменяет, скоро будет Стол. Там мы поедим.

— Что будет?

— Стол. Место, где можно поесть.

— Кафе?

— Можно и так сказать.

Я фыркнула. Если можно, то и говори по-человечески. Если посольство, значит посольство, а если кафе — то кафе, а не какой-то там Стол.

Мой спутник шёл быстро. Я же глазела по сторонам, часто отвлекалась и потому постоянно отставала. На каждом повороте белокурый терпеливо поджидал меня, покусывая зубами травинку и не говорил ни слова.

Узкая тропинка петляла по лесу. Широкие стволы могучих деревьев стояли далеко друг от друга, меж ними зеленела трава, виднелись разноцветные головки разнообразных цветов. В самой этой природе было что-то ненастоящее. Слишком зелёная трава, слишком причудливые цветы и неправдоподобно красивые деревья. Мультяшный мир.

Тропинка вывела нас на небольшую полянку, посредине которой стоял обычный деревянный стол. Мой проводник направился прямо к нему, и я увидела, что на столе, накрытые широкой чистой тряпицей стоят немного старомодные тарелки, а в них лежат куски хлеба и каких-то овощей, похожих на баклажаны.

— Это что?

— Это Стол. Он стоит для путников. Правда, не для нас, но мы поедим.

Мы всё съели. И хлеб и баклажаны. Надо сказать, что это были и не хлеб и не баклажаны, но вкусно. И мой спутник, как и я, был очень голоден.

После еды в голове моей вновь зароились вопросы и сомнения.

— А ты почему здесь? — я недоверчиво уставилась на своего спутника. — Тебя тоже умыкнули?

— Чего?

— Ну, в гарем… или куда там ещё…

Белокурый уставился на меня и неожиданно обидно расхохотался.

— В гарем?! Ты что, решила, что тебя похитил арабский шейх?! Ах-ха-ха!!!

Я насупилась. Действительно. Я же рылом не вышла! Хотя на органы, кажется, гожусь… для трансплантации. Точно, значит на органы!

— Ничего я не думала, — огрызнулась я. — Просто хочу понять, как я из ноябрьского города оказалась в летнем лесу! Вот и всё!

Мой собеседник посерьёзнел и протянул мне руку.

— Пошли. По дороге расскажу.

— В каждом мире существует определённый порядок вещей. Но люди не всегда и не везде его соблюдают. Это понятно?

— Понятно.

— Для того, чтобы порядок соблюдался — необходим закон и власть, которая за исполнением закона следит. Человек, нарушивший закон — преступник. Это понятно?

— Ну, понятно.

— Стало быть, власть пресекает преступления и…

— Сажает человека в тюрьму, — торжествующе закончила я. — А я-то здесь при чём? Я законов не нарушала.

Мой спутник посмотрел на меня с необъяснимым чувством: жалость пополам с недоверием и злостью.

— В тюрьму? Можно и так сказать…

Я начала злиться.

— Ты обещал объяснить! А сам только и делаешь, что говоришь загадками!

— Да как тебе объяснить, если ты ни черта не помнишь! Ты ходила в школу?

— А как же! У нас в Грязновке… девять лет отучилась, а потом хотела в училище поступать на швею, но у мамки денег не было, чтоб меня в городе содержать и я в сельпо работала, пока в город не уехала.

— А друзья у тебя в школе были?

— Ну, да… Светка, как её… Колпакова! И Ленка… не помню фамилии.

— Ты как давно школу закончила?

— Четыре года назад.

— И не помнишь фамилии подруги, с которой девять лет проучилась?

— И не помню! — злость моя нарастала. — У меня память плохая! Мне и учителя так говорили!

— Да? Кто?! Как их звали?

Я остановилась на дороге и судорожно старалась припомнить имена наших учителей. Мария Ивановна? Ильинична? Где же она жила? Не помню…

— А маме твоей сколько лет?

— Сорок два, — с сомнением произнесла я. — Или сорок три?

— А братьям? Ведь у тебя есть братья?

— Есть. Они… мы почти не виделись. Они старше и с нами не живут.

Неожиданно я поняла, что очень смутно помню своё детство: школу, друзей… совсем не помню учителей, не знаю, как выглядел наш класс, не помню никаких детских игр.

Белокурый, кажется, угадал мои мысли.

— С какого времени ты помнишь себя хорошо, вот так, как сейчас?

— С того времени, как мама вышла замуж. И я уехала в город.

Мне живо припомнились красные, распаренные самогоном и духотой лица: мама, её жених Василий, мамина сестра Рита. Они сидят во главе стола и преувеличенно громко разговаривают. Мне душно и хочется выйти, но наша соседка бабка Настасья хватает меня за плечи и пригвождает к стулу.

— Сиди!

Мать смотрит на меня и мучительно морщит брови. Мне кажется, она с трудом вспоминает, кто я такая.

— Ничо, Клавдя, ничо, — гудит бабка Настасья, — ты ещё молодая, живите с Василием, не тужите! А Женьку мы в город отправим, чего ей тут сидеть? У меня родня в городе — сестра Вера, она ищет девчонку на постой и возьмёт недорого. Пусть едет.

— Пусть едет, — пьяно лепечет мать и игриво смотрит на новоиспечённого супруга. — А мы тут… хозяйствовать. Правда, Вася? Пусть едет… Женя. Дочка…

Она опять недоумённо смотрит на меня и нелепо хихикает.

На следующий день я уехала в город к бабке Вере. Вот и всё.

— Ну и что? — сердито вопрошаю я у белокурого. — Ну, и не помню я ничего! А ты знаешь, какая жизнь в Грязновке? Может, я и помнить ничего не хочу. Организм блокирует негативные воспоминания, во! — выдала я на-гора замысловатую фразу.

— Блокирует, — серьёзно кивнул мой спутник, торопливо продолжая шагать. — Только в твоём случае заблокированы воспоминания о тебе самой, о той, кто ты есть в твоей, настоящей жизни. Ведь ты не Женя… и родилась ты не в Грязновке у пьяницы-матери, а… где ты родилась? Кто ты? Не помнишь? Не знаешь? Тебе внушили, что ты нищая, нелепая девочка из деревни, одинокая, никому не нужная, без надежды на лучшее будущее. Это твоё наказание, Женя. Серьёзное наказание, для нарушивших закон.

— Я всё равно не понимаю, — закричала я и затопала ногами. — Что ты говоришь? О чём?!

— Понимаешь, не можешь не понять. Часть твоего сознания остаётся открытой, чтобы сильнее была боль утраты, иначе наказание не принесёт такой боли. А ты испытываешь сильную боль. Каждое утро ты просыпаешься с мыслью, что это не твой мир, не твоя жизнь. Каждое утро, ты говоришь себе: за что?! Я прав?

Я молчала. Не верила, но…

— Женя, миров много и ты жила в другом мире. Миры, как слоёное желе медленно перемещаются, текут во времени и пространстве: высшие с совершенными формами жизни и низшие — малоразвитые, грязные и необустроенные, такие, откуда мы с тобой выбрались. Ты, Женя, когда-то жила в высшем мире, но и жители высших миров совершают проступки…

— И кто же я? Кем я была в высшем мире? Дочерью олигарха?

Мой спутник рассмеялся.

— Вряд ли такое понятие есть в высшем мире! Там всё не так… Я… не знаю, кем ты была. Не знаю, что ты совершила. Но я помню тебя в суде. Ты стояла в белом платье, очень бледная и спокойная, только руки у тебя дрожали. Меня осудили сразу после тебя, и так случилось, что нас отправили вместе.

Он усмехнулся.

— Деревня Грязновка! Чудесное место для отбывания наказания: свежий воздух, простые неизбалованные люди, занятые честным крестьянским трудом.

— Я не помню тебя, — угрюмо отозвалась я. — Тебя в Грязновке не было. Я бы запомнила. И почему, интересно, тебе не отшибло память?

— Вещей не лишают памяти, — горько отозвался мой спутник. — Каждый день осознавать, что ты только вещь, без права на настоящую жизнь… хуже этого может быть только полное забвение!

— Вещь?! Ты был вещью?!

Мой спутник рассмеялся.

— Да. И ты неоднократно ругалась на меня, и пыталась выкинуть вон, но я терпел и если ты будешь справедливой, то вспомнишь, что неоднократно помогал тебе!

— Ты…

— Зонт, — белокурый кивнул и снова расхохотался. — Право наши судьи обладают неистощимым запасом искромётного юмора. Преобразовать меня в женский зонт. Ха-ха!!!

— Подожди, — я силилась собрать мысли в кучу и при этом не отстать от своего спутника. — Если ты снова человек, то… мы вернулись в наш мир? Наказание закончено?

— Не совсем так. Мой срок должен истечь только через десять лет. Твой — не знаю. Но, судя по тому, что к тебе не вернулась память… Кто дал тебе кольцо?

Я сжала руку в кулак, кольцо больно врезалось в пальцы.

— Грузчик.

Белокурый посмотрел на меня с откровенной жалостью.

— Понятно. Он сказал при этом что-то?

— Да.

Я наморщила лоб, припоминая его слова.

— Он сказал, чтобы я шла на Кудыкину гору. Он сказал: «Не бойся, там не так плохо».

— А дальше?

— А дальше я пошла.

— Куда?

— Так, на Кудыкину гору, — я пожала плечами. — На холм за городом.

— А ты уверена, что это и есть то самое место?

Теперь я уже ни в чём не была уверена, о чём и сообщила своему спутнику.

— Кстати, как тебя зовут?

— Я пока не готов озвучить своё появление в этом мире, — уклончиво ответил мой спутник. — Зови меня… Ре Тук.

— Ре Тук?

— Да, Ре Тук. Обычное имя в этой стране.

— Хорошо. А что ты думаешь об этом кольце? Зачем мне его дали? И кто?

Ре повернул ко мне лицо, белокурые волосы его взметнулись светлым облаком и упали на лоб.

— Я же сказал, ты не простая девочка, Женя. У тебя важные покровители, кто-то сильно жаждет твоего возвращения. Вот только зачем?..

Мой спутник задумался. А я ещё сильнее запуталась.

— А кольцо-то тут при чём?!

Ре очнулся от задумчивости и рассмеялся.

— А, извини! Всё время забываю, что ты ни черта не помнишь. — Он вдруг внимательно оглядел меня с ног до головы и что-то в его взгляде мне не понравилось.

— С тобой теперь даже можно… ну, это потом!

— Что можно?

— Ничего. Так вот кольцо. Кольцо Возврата означает конец наказания. Торжественное возвращение твоей памяти, твоего тела (или что от него осталось) в наш совершенный мир. Звенят фанфары, друзья и родственники встречают заблудшую овечку и утирают слёзы прощения и умиления. И ты, счастливая, вернувшая память, титул, положение, продолжаешь жить, неся в себе всю горечь прожитых лет. Вот это — из твоей памяти не сотрут. Ты всегда будешь помнить, что была девочкой из Грязновки.

— Я и так девочка из Грязновки, — буркнула я. — Что-то ничего другого в своей жизни не вспоминается. Ты ничего не напутал про кольцо?

— Ничего. Правда, кольцо твоё… немного странное. И попало к тебе преждевременно. Так кольцо не вручают. Вот когда я первый раз от… ну, неважно. Одним словом, твой срок, да и мой тоже — не истёк. Кто-то дал тебе кольцо, собираясь вернуть домой. Ты держала меня в руках, когда надела кольцо — и вот я здесь! Мы с тобой совершили побег, девочка! Признаюсь, для меня это лучший выход. Десять лет в качестве зонта я бы точно не выдержал. Признайся, сколько раз ты собиралась отправить меня на помойку, а?

Ре беззаботно смеялся и молол всякую чепуху, а я старалась хоть как-то переварить информацию. Получалось не очень. Выходит — я преступница. Меня отправили отбывать наказание. А какое преступление я совершила? А куда направили? На Землю? А сейчас мы где? А Земля это что — всеобщая тюрьма?

Новые вопросы посыпались из меня один за другим, но Ре с притворным ужасом замахал руками.

— Не так много слов, девочка! Откуда я знаю, за что тебя наказали? Мы не были знакомы…

При этих словах Ре усмехнулся и снова посмотрел на меня странным взглядом, от которого я поёжилась.

— А что касается того, где мы… я не знаю, что ты подразумеваешь под словом «земля». Название планеты? Почву под ногами? Вы, девочки из Грязновки мыслите упрощёнными категориями. Попробуй объяснить дикарю, что мир стоит не на трёх китах? Боюсь, он тебя не поймёт. Так что, считай, что мы на Земле. Только немного другая обстановка. Не та, к которой ты привыкла.

За стволами деревьев одна за другой мелькнули серые тени.

Ре ухватил меня за руку.

— А вот это, девочка, то к чему нам следует привыкнуть в первую очередь… опасность.

Лицо его стало встревоженным, и я испуганно прижалась к Ре, инстинктивно ища у него защиты.

— Кто это?

— Лохмы. Здешние жители. Помнишь, я упустил одного, когда ты очнулась?

— Да. И что теперь?

— Пойдём, — голос Ре стал приглушённым. — Здесь есть одно местечко… нам надо переждать, когда они уйдут.

Я вцепилась ему в руку, и мы побежали по лесу, пригибаясь и прячась за стволами деревьев.

Ре привёл меня под своды огромного старого дерева. Между его могучих, коряво вздыбленных над поверхностью земли корней, располагалась едва заметная дверка. Ре осмотрел её, осмотром остался доволен, воровато огляделся вокруг и втолкнул меня внутрь.

— Заходи. Сейчас будет ночь. Лохмы начнут шнырять повсюду. Мы пересидим здесь. Сюда они не войдут.

Я безропотно вошла внутрь, всецело доверяясь бывалому Ре, и дверь за нами захлопнулась.

— Здесь темно, — заметила я.

— Да, — отозвался Ре. — Здесь есть окошко. Я отворю его, и станет светлее.

Он действительно нашёл маленькое отверстие под потолком, прикрытое небольшими ставенками. Ставни открылись, и неяркий свет озарил наше убежище.

Посередине стоял стол, такой же, как мы видели в лесу, и на столешнице лежало угощение — аппетитно выглядевшие ломти какого-то мяса, а может и не мясо? Но что-то точно съедобное. В углу стояла внушительных размеров кровать, накрытая тёплым лоскутным пледом, из стены, коей служили переплетенные корни, бежал, скрываясь в полу тонкий, прозрачный ручей.

— Здесь целую осаду выдержать можно, — удовлетворённо заметил Ре. — И вода есть и еда.

— Интересно, кто оставляет здесь еду и для кого? — задумалась я.

Ре сконфуженно заёрзал и неожиданно прикрыл мне сухой горячей ладонью рот.

— Тише!

Сердце моё ухнуло и упало вниз.

— Что? — губы мои едва шевельнулись.

— Нас могут услышать, — прошептал в ответ Ре.

Он отпустил меня и направился к окну, внимательно вглядываясь сквозь прозрачное, лёгкое стекло.

За те несколько минут, что мы провели под землёй, наверху стало заметно темнее.

— Отчего так темно? — испугалась я.

— Я же говорю, ночь, — не оборачиваясь, ответил Ре. — Здесь очень быстро темнеет. Вечера нет. День сразу переходит в ночь.

Стемнело и правда быстро, но тьма не была непроглядной. На небе загорелись звёзды, и яркая луна освещала лес, рождая причудливые тени на стенах нашего убежища.

— Ты голодна? — шёпотом спросил Ре.

— Нет. Я лягу.

Только сейчас я поняла насколько устала.

Всё тело моё гудело от быстрой и долгой ходьбы. Натёртые ноги ныли, перед закрытыми глазами калейдоскопом мелькали дома и улицы города, лица знакомых людей: бабка Вера, Василий, Алия, зеленоглазый грузчик…

Я со стоном поднялась на кровати.

Ре тут же оказался рядом.

— Женя? Что?

— Не знаю… ноги болят. Натёрла…

Ре молча метнулся в угол и вернулся ко мне с глубокой чашей, доверху наполненной водой.

— Ложись.

Я послушно улеглась, свесив усталые ноги, а Ре бережно, стараясь не коснуться больных мест, омывал мои стопы прохладной водой, массировал горячими, очень ласковыми руками. Я зажмурилась.

— Ре?

— Что?

— Спасибо… не надо больше.

Чаша с водой тут же исчезла, и Ре накрыл меня лёгким покрывалом.

— Спи… я буду рядом.

Ре тихонько засмеялся в темноте.

— Видно мне на роду суждено служить тебе защитой. То от дождя, то от злых Лохмов.

— Не очень-то ты мне помогал, будучи зонтом, — сонно пробормотала я. — Толку от тебя было немного.

— Да? — Ре оказался так близко, что его горячее дыхание щекотало мне ухо. — Зато я всегда был рядом. И я знаю, о чём ты мечтала, девочка… и чего хотела.

Руки Ре скользнули под покрывало и чуткие пальцы коснулись открытой шеи. Мурашки поползли по моей коже, сбегая вниз и собираясь в тугой комок сладкой истомы, и я замерла, боясь вздохнуть и пошевелиться.

— Каждую ночь, я смотрел на тебя, слушал… я так ждал…

Горячие ладони скользнули по моей груди, и я сжала пальцы, задыхаясь от нахлынувшей нежности. Кольцо грубо впилось в кожу гранёной поверхностью, причиняя боль. Я отшатнулась.

— Ре?!

— Что? — голос моего спутника стал хриплым, и он откашлялся.

— Не нужно!

— Что? — повторил Ре, и сердце моё упало.

— Ничего. Ничего не нужно.

Ре спрыгнул с кровати и, не говоря ни слова, вышел наружу, стукнув дверью.

Я осталась одна.

Первое время я лежала, разглядывая замысловатые узоры теней, а потом забеспокоилась. Где же Ре? Он вышел из укрытия и это небезопасно. Снаружи бродят свирепые и дикие Лохмы.

Ре лежал на траве под раскидистыми ветвями деревьев и, беззаботно посвистывая, смотрел на звёздное небо. Его поведение показалось мне безрассудным.

— Ре, — сдавленным шёпотом позвала я. — Ре! Пст…

Ре лениво повернул ко мне голову.

— Что Женя, передумала?

Он и не думал понижать голос.

— Ты чего?! — сердито зашипела я. — Лохмы кругом!

— Ах, Лохмы! — Ре звонко расхохотался. — Лохмы давно спят, девочка. Они после захода солнца и носа на улицу не покажут. Видят плохо. К тому же неповоротливы, ленивы, — Ре громко зевнул и отвернулся от меня, продолжая бормотать. — Да и вообще ни на что не способны, кроме как убирать школьный лес и готовить для учеников еду. Ну, или для случайных путников.

— Каких учеников?

— Мы находимся на территории школы. Они довольно обширны, а в это время года пустуют. Каникулы.

Ре снова зевнул и потянулся.

— Иди, Женя спать. Поздно уже.

— Погоди-ка, — я не верила своим ушам. — Но, ты же сказал… а для чего ты?… ты… да ты наврал мне, чтобы воспользоваться, ты… ну, и гад же ты!..

Ре смеялся, уткнувшись в траву. Отсмеявшись, он повернул ко мне довольное лицо.

— Только глупец может поверить в свирепость Лохмов! Они же кроткие, как овечки. Женя, извини, я подумал, что ты решила мне подыграть!

— Дурак, — резюмировала я. — Делать мне нечего, как в овечек с тобой играть. Спокойной ночи!

Я со злостью хлопнула дверью.

— И мне никогда не нравились блондины!