В лабиринте миров

Глава 29

Лежать было неудобно. Подушка под моей головой приобрела твёрдость камня, и затылок нестерпимо заныл. Собираясь принять более удобную позу, я открыла глаза, и тот час вскочила на ноги. Я вовсе не лежала в постели. Я стояла во дворе дома генерала Зотова. Сосны мелодично шумели над моей головой. Нигде не было и следа от пожара.

Дворник Михалыч отбросил свою метлу и рысью побежал к подъехавшей «Волге».

— Будет тебе, Михалыч, спину гнуть, сейчас не царское время, — от звука знакомого голоса я вздрогнула.

— Не убудет с нас, Яков Петрович, а с порядком-то оно надёжнее.

— Что, Николай? Дома?

— Дома…

Я заткнула уши.

Просидела я под сосной довольно долго, пока из чёрного хода, что был прямо напротив меня не выбежала круглолица девчонка с двумя тонкими косичками. Лицо её было красно, а на шее наливались здоровенные синяки.

— Настя!

Девчонка вздрогнула и остановилась.

— Чего тебе? Кто такая?

Лицо девочки мне показалось знакомым. Не знакомым со вчерашнего дня, а так, будто я знаю её, очень давно.

— Никто. Я к Катерине пришла. Да, говорят, она больна.

— Катька?! — Настя фыркнула. — Да она сумасшедшая. Не ходи ты к ней, греха не оберёшься.

Я дотронулась до её шеи.

— Это она тебя так?

— Она, кто ж ещё, — буркнула Настасья.

— А зачем ты к ней ходишь? Зачем дружишь с ней?

Настасья передёрнула плечами и сурово, совсем по-взрослому проговорила:

— Не дружу я. У нас с ней одна беда.

— Какая?

— А вот это не твоё дело! — отрезала Настя. Она независимо крутанулась на пятке и перемахнула на улицу через забор, игнорируя калитку.

С другого конца двора Михалыч потрясал своей метлой.

— Ишь, сволота! Я тя научу через дверь ходить, так и норовит по забору лазать!

В его голосе не было злости, ворчал он скорее «для порядку».

Я кивнула Михалычу, как старому знакомому.

— Здравствуйте! Дома ли Катерина?

— Дома, где ж ей быть?

— Ну, может к друзьям ушла? Или учиться… Она ведь учится?

Михалыч глянул на меня с подозрением.

— Ты чья будешь-то?

— Я к Катерине пришла. Мы недавно познакомились, и она пригласила меня в гости.

— Где познакомились? — въедливо спросил Михалыч.

— Здесь, — простодушно ответила я. — Меня подруга привела. Маша. Катерина пригласила заходить ещё. Вот я и пришла.

— Пришла, так и ступай, — Михалыч махнул рукой в сторону дома и принялся ожесточённо мести двор.

Я пожала плечами и направилась к двери. Прямо в узком коридоре столкнулась с Софьей.

— Ты кто?

— Медсестра, — правдиво ответила я. — Я к Катерине.

Как я и рассчитывала, Софья не удивилась, только спросила:

— А Олимпиада Игоревна где?

— Заболела, — я пожала плечами. — Я, правда, в гинекологии работаю, с беременными, но укол сделать смогу. Покажете, где комната Катерины?

— С беременными? — не слушая вопроса, переспросила Софья. — Ой, а можно вас ненадолго?

— Конечно, — я улыбнулась так лучезарно, как только могла.

Комната Софьи располагалась на первом этаже, рядом с кухней и столовой. Расположение её было не очень удобным для проживания, но безупречным для наблюдения за домом. Битых три часа я выслушивала жалобы на недомогание и давала многочисленные советы, которые Софья тщательно записывала в тетрадь. Мне отроду не доводилось общаться с беременными, но я не опасалась дать неверный совет. Бедняжке Софье и её, не рождённому малышу, оставалось жить от силы два-три часа, какая уж тут разница, будет она их выполнять или нет?

Софья спохватилась, когда часы пробили пять.

— Ой, к нам гости сейчас прибудут, а я ещё вас и не расспросила, как следует!

— Ничего страшного, я ещё вернусь, — я вежливо поднялась, расценивая слова хозяйки, как намёк на то, что мне пора уходить. — Но если вы мне позволите подождать… У меня, видите ли, ещё один визит назначен на вашей улице, но только через три часа. Я живу далеко и…

— Да, конечно, господи! — Софья не дала мне договорить. — Ждите, сколько угодно! Вот книги, я вам еды принесу!

При слове «еда» мой желудок возмущённо дрогнул. В этом доме все обещают принести еду, но не доносят.

— Было бы очень кстати, я, знаете ли, не обедала сегодня, — очень скромно, но настойчиво я намекнула на то, что еда мне потребуется в первую очередь.

Софья охотно метнулась на кухню и принесла гору всякой снеди: кусок жаренного цыплёнка, четыре пирожка с мясом, стакан молока и два ярко-красных яблока.

— Ешьте на здоровье, а я пока соберусь.

Не стесняясь меня, Софья сбросила платье, понюхала под мышками, поморщилась и щедро увлажнила впадины ядрёно пахнущими духами. В комнате нечем стало дышать. Аппетит у меня пропал.

— Вы извините, что я вас за стол не приглашаю, — щебетала Софья. — Яков Петрович не любит чужих за столом.

— Яков Петрович ваш муж?

— О, нет, что вы! Я невеста его сына Николая, — Софья скромно потупила глаза. Видимо она уже свыклась с новой ролью.

… Ужин проходил в столовой, и я слышала каждое слово. Широкая замочная скважина также позволяла мне не только слышать, но и видеть собравшихся.

За столом сидел Яков Петрович, его супруга Надежда, та самая полная дама, что не так давно рыдала в комнате наверху. Сын Николай, бледный темноволосый юноша с полными, безвольно обвисшими губами. Софья — невеста Николая. Катерина — дочь Якова Петровича. Из приглашённых за столом присутствовали полный мужчина с широкой во всё темечко плешью, закрытой редкими, зачёсанными набок волосами и его дочь, юное пятнадцатилетнее существо с огромными наивными глазами, к которой Яков Петрович проявлял неподдельный интерес.

Перед ужином было объявлено о помолвке Софьи и Николая. Я наблюдала со своего поста, как изумлённо вытянулись лица у людей за столом. Причём менее удивленными были гости. Пятнадцатилетняя дочка партийного работника мило зааплодировала, её плешивый папа поздравил молодых, а домочадцы сидели, как в рот воды набрали, пока Яков Петрович не стукнул кулаком по столу.

— Ну, сын?! Благодари отца. И Сергея Ивановича.

Николай поднял на отца глаза полные скорби.

— На работу ко мне пойдёшь, — благодушно объяснил Сергей Иванович. — Номенклатурный работник с персональным водителем и автомобилем. Оклад солидный. Ведь вы уже пополнения ждёте? Всё-то вам не терпится!

Софья целомудренно зарделась, а Катерина истерично расхохоталась.

— Ай, да папа, ай да молодец!

Пятнадцатилетняя дочка снова захлопала и хрустальным голоском произнесла:

— Какой вы замечательный отец, Яков Петрович! Мне папа много о вас хорошего рассказывал, а теперь я и сама вижу!

Яков Петрович поднёс нежную ладошку ко рту и с благодарностью запечатлел на розовой коже отеческий поцелуй.

Первой оправилась Надежда.

— Давайте выпьем за молодых, — предложила она. — Пожелаем им счастья и здоровья.

Дальше пошёл обычный разговор, какой бывает во всяком застолье, будто ничего и не произошло, пока снаружи не раздался крик дворника Михалыча:

— Пожар! Горим люди!

Мой наблюдательный пункт оказался ближе всего к чёрному ходу. Я выскочила наружу и лицом к лицу столкнулась с Настей. Волосы её были растрёпаны, на щеке сажа, а в руках… в руках её была стеклянная бутыль, в которой плескалась вонючая жидкость. Керосин.

— Ты! — руки мои потянулись к бутыли, но Настасья оказалась проворнее и толкнула меня в грудь. Я потеряла равновесие и упала и тот час горящая балка рухнула мне на голову. Мир погрузился во тьму.

Я очнулась от визга тормозов.

Подняла голову и огляделась. Привычный вид. Осень. Сосны. Знакомые голоса.

— Будет тебе, Михалыч, спину гнуть, сейчас не царское время.

— Не убудет с нас, Яков Петрович, а с порядком-то оно надёжнее.

— Что, Николай? Дома?

— Дома, где ж ему быть. Вторые сутки сидит взаперти.

Голова гудела, видимо удар горящей балкой не прошёл даром. Я вошла в парадную дверь, не обращая никакого внимания на оторопевшего Михалыча, и по ступенькам поднялась на второй этаж.

Обстановка здесь была куда богаче, чем на третьем этаже или во флигеле Катерины. Открыла наугад первую попавшуюся дверь и попала в кабинет.

Большой письменный стол, покрытый зелёным сукном, кожаное кресло. Полки с книгами. Книг было множество, они стояли за стеклянными дверцами, и видно было, что доставали их не часто. Интересовавшая меня книга бросилась в глаза, сверкая дорогой инкрустацией и вкраплениями дорогих камней. Правда, видно это было не каждому. Обычный зритель видел в ней только скучный трактат некоего И.Е. Тер-Огибяна «О юных и зрелых годах Карла V Великолепного».

Чем был знаменит великолепный Карл, узнать мне не удалось. В углу раздались возня и сопение, и на свет появился собакоголовый домовой. Точная копия моего друга Вениамина.

— Август?

Домовой подпрыгнул, как ужаленный.

— Кто вы? Как сюда проникли?

— Меня прислал твой брат Вениамин.

— Не может быть! Зачем?!

— Ну… он беспокоится о тебе, хочет чтобы ты вернулся.

— Вениамин?! — Август широко открыл рот и вывалил язык, прямо, как собака. Видимо это выражало крайнюю степень удивления. — Странно, мы никогда не были дружны. Да и столько лет прошло… — Август принялся загибать пальцы.

— Лет? — Я присела на корточки, держа книгу в руках. — С течением времени у вас прямо скажем, беда.

Август грустно развёл ладони.

— Да. Уже много лет мы переживаем один и тот же день. Увы, теперь ты тоже в западне.

Мурашки пробежали по моей спине, но я храбрилась. Ни за что не останусь в этом доме, с его безумными жителями.

— Кто-нибудь это понимает кроме тебя?

Август заколебался.

— Н-нет. Они замкнуты во временном пространстве.

— Но ты тоже замкнут.

— Да. Но они все погибли. А я жив.

— Погибли?!

— Да. Они живут один день. Свой последний день. Умирают страшной смертью и снова воскресают, чтобы умереть опять. Такое страшное проклятье.

— Почему оно коснулось тебя?

— Проклятье коснулось всех обитателей дома. И меня в том числе.

— Но ты не погиб.

— Я думал об этом. Видно тот, кто наслал проклятье, обо мне просто не знал.

— Я знаю ещё одного человека, который выжил.

— Этого не может быть!

— Может. И не только выжил, но сумел покинуть это проклятое место.

Август взволнованно задёргал собачьим носом.

— Значит, ты думаешь, что и мы сможем?

— Сможем. Я пришла за тобой, по просьбе Вениамина и я тебя вытащу.

Сказать это было проще, чем сделать и для начала мне нужно было всё обдумать.

— Ты можешь расположиться здесь, — предложил Август. — До пожара ещё шесть часов и сюда никто не войдёт, а затем мы можем просто выйти во двор и посмотреть, как всё горит.

— А потом?

— Потом всё начнётся сначала.

Я села в кресло, взяла листок бумаги, древнее перо: металлический наконечник, насаженный на деревянную палочку. Перо необходимо было макать в чернильницу, но писать при этом было страшно неудобно. Бумага рвалась, с пера капали кляксы, словом мучение, а не письмо.

— Чем ты занимался здесь все эти годы?

— Читал. У хозяина хорошая библиотека.

— И эту книгу читал? — я показала трактат о Карле Великолепном.

— Книгу Звездочётов? Я не Звездочёт, к сожалению, и книга мне не подвластна, но о Карле Великолепном я теперь знаю всё. — Август грустно улыбнулся.

— Ты много знаешь?

— Домовые вообще много знают. Мы живём по человеческим меркам очень долго. Поколения людей сменяют одно за другим, а мы всё живём. К тому же нам известно многое. Иные миры для нас не пустые слова и не тайна за семью печатями.

— А что ты знаешь о Переходах? — повинуясь внезапному вдохновению, спросила я.

— О переходах? Ты имеешь ввиду искусственно созданные тоннели, ведущие в иные миры?

— Да. Именно это я и имею ввиду.

— Впервые, такой Переход был создан много веков назад. Высший суд решил сделать Нижний слой тюрьмой для преступников Высшего мира.

— И что?

— И сделал, — Август невозмутимо пожал плечами. — Идея, на мой взгляд, не совсем здравая. Нижний слой и без того напичкан многогранными реальностями, отравлен влиянием Бездны, а тут ещё преступники из Высших, имеющие неограниченные возможности, — при этих словах глаз Августа, повёрнутый в мою сторону, ярко блеснул и тут же потух, прикрытый короткими ресницами.

— А если я хочу найти только один Переход? Который нужен мне, но я не знаю, как его отыскать.

— В какой мир он ведёт?

— Я не знаю.

— Когда был создан?

— Я не знаю.

— Кто приходил сюда по этому Переходу?

— Я не знаю.

— Тогда я, пожалуй, смогу тебе помочь.

Я не верила своим ушам.

— Ты можешь? Это действительно так?!

— Да, надеюсь. Не так давно, примерно, с месяц назад, я нашёл в этом кабинете письмо. В нём говорилось о Переходе и указания были очень чёткие.

— Письмо? О Переходе? Здесь? Этого не может быть!

— Я тоже так думаю. Но здесь лежит книга Звездочётов, а её тоже не должно здесь быть и сюда явилась ты и расспрашиваешь о Переходе… Знаешь, я прожил долгую жизнь, чтобы понять, что таких совпадений не бывает.

— Где это письмо? И что за указания?

Август покрутил собачьей головой, припоминая, и безошибочно ткнул пальцем вверх.

— Собрание сочинений Ленина. Третий том. Их никто никогда не читал, и я счёл эту книгу надёжным местом для хранения важного документа.

Я потянулась вверх, отсчитала нужный том и нетерпеливо зашелестела страницами. Мне под ноги вылетел мятый клочок бумаги с оторванным краем.

— Это оно?

— Оно, — с удовлетворением подтвердил Август. — Читай, а я пока принесу еды.

Я уже не рассчитывала когда-нибудь поесть в этом доме и потому углубилась в чтение.

Это не было письмом в полном смысле этого слова, скорее черновик, с перечёркнутыми строчками, забрызганный чернилами. Один угол черновика был оторван, но текст легко поддавался прочтению и смысл его был понятен.

«Людвиг! Дорогой Людвиг! Настала пора действовать, и я рассчитываю в этом деле только на тебя, поскольку ты мой единственный и верный друг. Помнишь ли ты И я не забуду оказанной мне услуги, ты будешь щедро вознаграждён.

Время пришло, и кольцо Возврата следует передать той, что так жаждет получить его. Трепещу от мысли, что ожидания её не Ты знаешь, что делать, но помни, ты должен главное не упустить срок и…»

Дальше следовал оторванный угол, и среди клякс и зачёркиваний я нетерпеливо отыскала продолжение.

«…обязательно, поскольку Переход создан специально для неё. На фасаде приметная вывеска «ЛОМБАРД». Хозяин предупреждён и будет ждать каждый последний четверг месяца. Постарайся Ей надо только войти туда, и он всё сделает, как надо.

С надеждой на успех,

…»