Турист

Глава 17 Интриги, расследования… да к черту все!

Первым, что бросалось в глаза при взгляде с реки, был Свято-Троицкий мужской Макарьевский Желтоводский монастырь, но стоило нам сойти с дебаркадера и, обогнув массивную угловую башню монастыря, подняться на небольшой пригорок, как всё внимание приковал к себе небольшой городок, раскинувшийся под защитой монастырских стен. И это не было село или деревня. Нет, перед нами был именно городок. Маленький, но ухоженный, с мощёными брусчаткой улицами хвастающими чугунным литьём фонарей, оград и лавочек, невысокими, но затейливо украшенными каменными зданиями, выстроенными в популярном в начале прошлого века новорусском стиле, и с многочисленными, разбросанными тут и там ажурными конструкциями летних павильонов, сияющих отражением утреннего солнечного света в огромных окнах. Не город, а картинка.

— Макарьевская ярмарка, — проронил остановившийся рядом с нами Иван Еремеевич, чинно придерживая под руку явно наслаждающуюся тёплым утром жену. — Никогда прежде не видали, а?

— Не доводилось, — пожал я плечами. — Но выглядит приятно. Нам нравится. Как выставочная картинка, честное слово.

— Она и есть, — подхватила разговор Ирина Фёдоровна, — Самый большой выставочно-торговый комплекс России… не говоря уже про Европу. Здесь находятся представительства большинства торговых домов, располагаются основные конторы промышленной и сырьевой бирж, а до середины позапрошлого века тут же располагался и самый большой торговый порт. Но, после гигантского пожара, уничтожившего большую часть лабазов и портовую инфраструктуру, Василий Освободитель повелел перенести порт в Нижний Новгород. Макарьевская ярмарка, было, перебралась следом, но уже в начале прошлого века, с развитием эфирной связи, хозяева торговых домов решили вернуть свои конторы под сень Макарьевского Желтоводского монастыря…

— Ходят слухи, такому их решению весьма поспособствовал тот факт, что лишившиеся присмотра церкви, хлебная и железная биржи стали приходить в упадок, — усмехнувшись, включился в повествование Лебедев. — Иными словами, без жёсткого пригляда биржевики заигрались и начали терять доверие купечества. Так началось возрождение прежде известной на весь мир ярмарки.

— То-то я смотрю, тут частных домовладений не видно, — понимающе протянул я.

— А к чему они здесь? — покачала головой Ирина Фёдоровна. — У местных конторщиков имеются собственные квартиры, часто выстроенные прямо над присутствиями. Для гостей же тут достаточно приличных гостиниц и доходных домов, рассчитанных на разный достаток жильцов. Свежими продуктами Ярмарку обеспечивает монастырь, а всяческие деликатесы поставляются прямиком из Нижнего Новгорода, благо спрос на них здесь не стихает ни зимой, ни летом.

Поток пассажиров нашего ретро-теплохода рассосался по улицам быстро и незаметно. А с четой Лебедевых мы расстались на центральной улице торгового городка, именуемого, как оказалось, просто Ярмаркой. Иван Еремеевич потянул супругу на встречу с друзьями, проживающими здесь постоянно, а мы с Олей, оказавшись наедине, решили начать исследование этого странного места с… монастыря. Правда, для этого нам пришлось вернуться на волжский берег, поскольку именно там находится «парадный» вход на территорию обители: Святые врата с надвратной церковью Святого Михаила. И здесь нас ждала ещё одна встреча, на этот раз совершенно неожиданная. Смутно знакомое лицо я увидал, когда мы поднялись по высокой лестнице ко входу в церковь. Облачённый в простую чёрную рясу, священник? Монах? В общем, весьма молодой человек стремительным шагом вылетел из-за дверей нам навстречу и едва не столкнулся с Ольгой. Впрочем, он бы и врезался в мою жену, если бы та не успела шагнуть мне за спину. А так, он лишь задел её развевающейся полой чёрной накидки. Притормозив на миг, молодой священник пробормотал скороговоркой какие-то невнятные извинения и уже втопил было дальше, но… резко замер перед ступенями высокой лестницы и, столь же стремительно развернувшись на месте, уставился на меня во все глаза. Нахмурился, будто что-то вспоминая, и… вдруг просветлел лицом.

— Кирилл и Ольга Обуховы, верно? — невежливо ткнув пальцем в нашу сторону, провозгласил он довольно высоким требовательным тоном, и… я вспомнил, где и когда встречался с этим господином. Вот именно по этому приказному тону и вспомнил. Государева эфирная школа в Трёхпрудном переулке, мои экзамены на мастера Эфира и не в меру наглый, приставучий старшина четвёртого курса… М-да, всего-то три года с небольшим с тех пор прошло, а ощущение, будто лет десять минуло, не меньше.

— Тормашев Пётр Алексеевич, полагаю? — вскинув бровь, протянул я в ответ. Оля прыснула, узнав перефраз цитаты. Ну да, мы не в Африке, конечно, ну так и бывший старшина курса эфирной школы далеко не доктор Ливингстон… — Какая… неожиданная встреча.

— Не скажите, Кирилл Николаевич, — совсем не по-священнически смиренно вскинул подбородок тот, печатая каждое слово. — У меня имеется указание наставника встретиться с вами. Правда, я рассчитывал разыскать вас, обратившись за помощью к капитану теплохода, но… так вышло даже удачнее. Впрочем, здесь не место для обсуждений. Следуйте за мной.

— А волшебное слово? — прищурился я. Ну не нравится мне этот Тормашев. И тогда, в первую нашу встречу, не понравился, и сейчас не нравится. Напыщенный индюк, кайфующий от собственной мнимой значимости.

— Это приказ, — набычился он.

— Ой, дубинушка-а… — тихо, почти шёпотом протянула Оля, взирая на нашего собеседника с изрядной долей сочувствия. Недолгого.

— Чей? — удивился я, демонстративно оглядываясь по сторонам. Пётр дёрнулся и только что не вскипел чайничком. Аж покраснел от натуги, бедолага. Впрочем, уже спустя секунду эфирник справился с собой и, глубоко вдохнув, заговорил, явно сдерживая эмоции.

— Отца Иллариона, Кирилл Николаевич. Имею от него задание передать вам некоторые указания.

— Ах, отца Иллариона, — я покивал. — Знаю такого, как же… Вот только один маленький нюанс, господин Тормашев. Отец Илларион мне не начальство. Коллега? Возможно. Но и только. Я, знаете ли, частное лицо, к православной церкви и… вашему томному клубу отношения не имею. Так что советую сбавить тон, пока я не проредил вам зубы за наглость и не засунул указания преподобного туда, где темно и не светит солнце. Компренде, господин Тормашев?

Эфирник в рясе священника прикрыл глаза, помассировал переносицу и, сделав очередной глубокий и тяжёлый вздох, кивнул.

— Я вас понял, господин Обухов, — медленно, цедя слово за словом, произнёс он. — О вашем поведении я обязательно доложу отцу Иллариону, а пока прошу вас всё же проследовать за мной. Даже если вы не считаете себя обязанным исполнять приказы вышестоящих, я такого поведения себе позволить не могу. У меня есть чёткие указания от начальства, и я им следую.

— Следуйте на здоровье, — безразлично пожав плечами, отозвался я. — Но, я так и не услышал волшебного слова… а без него, боюсь, вам придётся доложить преподобному не только о моём поведении, но и о неисполнении отданного вам приказа. Итак?

Тормашев скривился, словно лимон сожрал. Засопел, засверкал глазами, но…

— Кирилл, ну давай посмотрим-послушаем, а? — подала голос Оля. — Интересно же, чего ещё от нас хочет этот самый отец Илларион. В конце концов, никто не заставляет нас брать под козырёк и прыгать по его указке, но любопытно же, что он там ещё придумал!

— Ла-адно, — протянул я, изображая недовольство. — Крутишь ты мной, как хочешь, милая… Но, пусть будет по-твоему.

— Вот и славно, — улыбнулась Оля и, мгновенно преобразившись в ледяную королеву, повернулась к насупленному, пребывающему в возмущении эфирнику. — Ведите, господин Тормашев, и молите бога, чтобы причина, по который вы посмели нарушить наш отдых, оказалась достаточно важна. В противном случае и вас, и ваше начальство будут ждать большие неприятности. Это я вам гарантирую.

— А меня-то за что? — буркнул себе под нос Пётр, спускаясь по лестнице. Но Оля услышала. Не могла не услышать.

— За наглость, милейший. Запредельную и ничем не подкреплённую наглость, — промурлыкала она.

Следуя за Тормашевым, мы миновали южные кельи и вышли к юго-западному корпусу. Его нам пришлось обойти и спуститься по вытертым ступеням ко входу в подклеть. Сводчатые потолки, белёные стены… несколько минут хода по каменным плитам пола, и, миновав просторный зал, потолок которого был подпёрт полудюжиной массивных колонн, мы оказались в небольшом помещении с одиноким, забранном кованной решёткой окошком-бойницей. У стен притулились несколько старых, украшенных потёртой резьбой шкафов с многочисленными квадратными ящичками, а под единственным окном расположился широкий, слегка обшарпанный письменный стол, столешница которого была покрыта зелёным сукном, явно выцветшим от старости. Четыре неудобных жёстких стула завершали этот ансамбль.

Оглядевшись по сторонам, я подвинул поближе к столу выбранный Олей стул и, дождавшись, пока жена, сохраняя вид воплощённой неприступности, разместится на нём, присел рядом и уставился на уже оказавшегося по другую сторону стола, хозяина кабинета. Опустившись на жёсткую сидушку, Тормашев вытянул из-под столешницы пенал вычислителя и, развернув экран, тут же поднялся на ноги.

— А теперь я вас оставлю, поскольку отец Илларион настаивал на конфиденциальности, — Пётр попытался выйти, но не преуспел.

— Стоп-стоп-стоп, господин Тормашев, — я погрозил ему пальцем. — Останьтесь в помещении, будьте так любезны. Поверьте, я в состоянии обеспечить конфиденциальность без таких подвигов с вашей стороны.

Тот пожал плечами и… плеснул удивлением, когда эфирная волна заполнила кабинет, отрезав Петра от всего происходящего в метре от него. Заодно я и комнатку проверил на наличие фиксаторов и иных следящих устройств. Чисто. Вот теперь можно и посмотреть, что такого важного прислал преподобный, для чего понадобилось разводить все эти турусы на колёсах.

Пароль в виде моего наёмничьего прозвища в качестве первичной проверки — это нормально. Но использовать имя моего знакомца-эфирника Перглера в качестве второй ступени идентификации — уже перебор, на мой взгляд. С другой стороны, если у вас паранойя, это ещё не значит, что за вами никто не следит, верно?

«Во первых строках письма» отец Илларион витиевато извинялся за столь странный способ доставки своего послания, оправдываясь тем, что не имеет номера моего нового коммуникатора. Что, в принципе, и понятно. Я этот номер оставил только Гдовицкому, ученицам да тестю, на всякий пожарный, чтоб никто другой не мешал нам с Олей отдыхать, да и она сама поступила также, не оставив своего номера даже Капе Рюминой. И тем неприятнее было получить такое вот послание от отца Иллариона. Это ж надо было додуматься напрячь своих людей, работающих на местах, находящихся в пределах нашего предположительного маршрута путешествия, только для того, чтобы… А для чего, собственно?

Впрочем, стоит признать, в этот раз мои пессимистичные ожидания не оправдались. Эфирник не стал напрягать нас с женой какими-то своими проблемами или грузить задачами. Не дурак оказался, понимает, что пошлём куда подальше. Как выяснилось, дедов наследничек, почти случайно узнав от тестя о нашем желании поохотиться на аномалии за Уралом, решил «посодействовать столь благому начинанию» и в качестве жеста доброй воли передать нам контакты своих людей, обосновавшихся за Камнем и потому сведущих в местных раскладах. Но зная ушлого святого отца, полагаю, одним таким «добрым делом» он не ограничится. Точнее, принимать его действия за бескорыстную помощь нам не стоит. Помня чёртов клуб эфирников, ни секунды не сомневаюсь, что за эту подмогу они не постесняются выставить свой счёт. А потому…

— Мягко стелет, да жёстко спать. Обратимся за помощью к его людям только в случае крайней необходимости, — озвучила мою собственную мысль Ольга, задумчиво глядя на опустевший экран вычислителя.

— Согласен, — кивнул я. — Долги клубу эфирников — совсем не то, что нам нужно. Особенно сейчас. Нет уж, сами справимся. В конце концов, у нас ведь есть рекомендательные письма к Юсуповым и Демидовым.

— Не только, дорогой, — Оля улыбнулась. — Батюшка списался с Ермаковыми и Дежнёвыми, так что в Яицком и Восточном казачестве, при необходимости, нас примут с гостеприимством, как протеже Бестужевых.

— Значит, к чёрту эфирников, — подвёл черту я.

— К чёрту, — согласно кивнула Оля, развеивая мои щиты от прослушки. — Пётр Алексеевич, можете передать вашему начальству, что свою задачу вы выполнили и информацию до нашего сведения довели. Желательно, в нашем присутствии. Не то что бы я вам не доверяла… но, мне хотелось бы быть уверенной, что впредь наше путешествие не будут омрачать рожи ваших коллег, стремящихся выполнить то же поручение, что и вы.

— Ну, а я не буду врать о доверии и скажу проще, — ощерился я. — Связывайтесь с отцом Илларионом, сейчас же.

— Эй! — изобразив возмущение, Оля ткнула меня кулачком в бок. — Я не врала!

— Как скажешь, дорогая, — улыбнулся я в ответ и вновь перевёл взгляд на хмурого Тормашева. — Я жду, Пётр Алексеевич.

— Секунду, — буркнул освобождённый из эфирного «плена» хозяин кабинета и, заняв своё место за столом, вновь активировал вычислитель. И вновь пароли и идентификация…

— Спасибо за своевременный доклад, Пётр, — выслушав Тормашева, проговорил не видящий нас, но вполне видимый нами на экране вычислителя, отец Илларион. — Надеюсь, ты был вежлив с господами Обуховыми?

— М-м… — под нашими насмешливыми взглядами молодой эфирник явно стушевался, но уже через секунду взял себя в руки и, вздёрнув подбородок, отчеканил: — Я исполнил ваш приказ в точности.

— Да? — отец Илларион склонил голову к плечу, с холодным интересом рассматривая подчинённого, и медленно договорил: — Что ж, пусть так. Надеюсь, я не получу от них жалоб, поскольку в этом случае, дражайший, поверьте, я без сомнений законопачу вас за Полярный круг, считать белых медведей, если только это поможет загладить вашу вину перед Обуховыми.

— Я…

— Конец связи, Тормашев, — резко кивнув, произнёс отец Илларион и отрубил связь. Пётр поднял на нас злой непонимающий взгляд.

— Жалобы, да? — я повернулся к Оле. — Милая, как думаешь, стоит оно того?

— Вот уж вряд ли, — фыркнула она в ответ. — Мне ещё не хватало портить себе медовый месяц такой ерундой!

— Что ж, счастье ваше, господин Тормашев, — развёл я руками. — Скажите спасибо снисходительности моей жены и моей лени. Вы только что просквозили мимо увлекательной и, полагаю, весьма продолжительной экскурсии на остров Врангеля.

— Спасибо, — выдавил из себя Пётр, сжимая зубы так, что их скрип, пожалуй, и за дверью был слышен.

— Пожалуйста, — мило улыбнулась Оля, поднимаясь со стула. — Идём, дорогой. Нас ждёт интересная прогулка по Ярмарке. Всего вам доброго, Пётр Алексеевич. Пусть этот инцидент станет вам уроком о том, как слишком высоко задранный нос не даёт увидеть препятствий под ногами. Нет-нет, сидите, провожать нас не надо. Мы найдём выход.

Стоило двери закрыться за нашими спинами, как я открыл небольшое «окно» аккурат за стулом Тормашева. Интуиция? Хрен там плавал. Стопроцентная уверенность. Ну уж больно натянуто выглядела вся эта встреча, да и это пустое послание эфирника… м-да.

— Что ж, Пётр, будем считать, первый блин не вышел комом, — рядом раздался голос всё того же отца Иллариона. — Знакомство состоялось, профили Обуховых у тебя на руках. Буду ждать докладов от твоей агентуры по всему пути их следования. В зоне твоей ответственности, разумеется. С кем дело имеешь, ты понял, и об аккуратности агентов больше напоминать не нужно… Верно?

— Так точно. Сегодня же передам их по цепочке, — с готовностью ответил Тормашев. — А… он действительно гранд?